Стая Белого Волка. Горные духи и дети луны. 10

.  Глава 10. Вечер в гасиенде.

   Компания друзей так хорошо развеселила Кауа, что я предложила им переночевать в гасиенде, и они расположились в апартаментах Кауа, служившей ранее детской для всех двойняшек. Рядом с Ханом и Педро Кауа становился обычным мальчишкой, печаль уходила из его глаз, и я долго не решалась разогнать их по спальням. Я весь вечер просидела на большом кольцевом балконе, беседуя с Клаусом о поездке, которая предстоит моей дочери и Пабло. Мы пили чай и слушали звуки фортепиано, которые доносились из гостиной на первом этаже. Совсем стемнело, когда к нам вышел старый барон.

  Как я поняла, этот вечер Генрих провел в компании Адама. Старик еще за ужином, последовавшим за нашей горной прогулкой, почувствовал, что его воспитанник не в своей тарелке, и, видимо, попытался понять - почему. Выглядел старый барон, как всегда безукоризненно, хоть на прием к королеве, но на его породистом лице, сквозь обычную сдержанность, сегодня проступало явное беспокойство.
- Что такого в ваших новых исследованиях, что Адам себе места не находит? И та девушка тоже была почти не в себе, когда сестра уводила ее домой? – спросил он, присаживаясь к нашему столику и наливая себе чашку чая. – Ты уверена, что они безопасны для Кауа?
  Старый Генрих, как обычно, защищал интересы самого младшего и уязвимого члена семьи.

- Я постоянно слежу, чтобы ему, даже случайно, не причинили вреда! – заверила его я. – А эти исследования важны как для нас, так и для него, самого. И Адам как раз тот, кто не будет относиться к моему сыну, просто, как к объекту изучения.
- Ты полностью ему доверяешь? Последнее время мне кажется, что одержимостью  идеей, он всё больше становится похож на своего отца, – спросил Генрих, заглянув мне в глаза.
- Я сумею почувствовать, если он надумает меня обмануть, - уверенно ответила я. – И потом, я сумела дать ему дополнительный стимул.
- Надеюсь, ты не решила открыть для него разработки Бруно? – встревожено спросил старый барон.
- Я думаю, что в этом уже нет особой нужды. О проблеме своего происхождения Адам осведомлен не меньше, чем его отец, а возможно и больше. Он очень далеко продвинулся в исследованиях на Кубе, и пока не применял их во вред людям. Насколько мне это известно. Но в бункер его никто пускать не собирается, - успокоила я Генриха.

  Еще некоторое время мы обсуждали насущные проблемы долины, и перешли к вопросам финансового обеспечения последних проектов.
- Странная вещь – наследственность, - вздохнул старый барон. – Я так радовался, когда удалось устроить брак Греты и Вольфа, и, особенно, когда появился на свет Генрих-младший. Вольф был отражением меня в молодости: те же настойчивость и целеустремленность, в Грете тоже была изрядная часть моей крови. А теперь вижу, что их сын совершенно не годится на роль главы семейного бизнеса! Все, эти годы Вольф тащил семейное дело на себе, и я представляю, насколько тяжелее для него стало, когда я совсем отошел от дел. Он тоже уже не молод, а работа руководителем, такого уровня, не дает возможности расслабиться. Да, и работать в последние годы стало сложнее, мне это видно даже отсюда.
- Я очень хорошо понимаю Ваше беспокойство, Генрих! И его постоянное нервное напряжение я тоже чувствую! Но Вольф не пускает меня внутрь своих проблем, и я не очень понимаю – почему? Возможно – оберегая от лишней нервотрепки, а, возможно, подсознательно, желая остаться лидером в своей области. Он гораздо больше посвящает в свои дела Лизу, чем меня, Лизе это нравится, и у нее неплохо получается ориентироваться в мире бизнеса. Я искренне надеюсь, что именно она станет, со временем, его помощницей!
- Хватило бы только времени! – тяжело вздохнул старый барон.
  Я со вздохом кивнула головой, осознав, что время, как-то разом, начало поджимать нас в разных видах деятельности. Затем я допила чай и отправилась укладывать ребят, оставив стариков рассуждать о том, зачем же молодость тела уходит раньше, чем стареет душа.

   Восстанавливая старое испанское поместье, я настояла на том, чтобы полы в доме сделали из массивных деревянных досок, которые, всего лишь, отшлифовали и не красили или лакировали. Мне всегда нравилось смотреть на натуральное дерево, прослеживая годовые кольца и всевозможные естественные несовершенства. А еще я, с детских лет, любила ходить босиком по деревянным полам. Вольф истратил целое состояние, чтобы купить, а потом доставить их сюда. Мне было приятно чувствовать подошвами живую структуру, а также иметь возможность передвигаться бесшумно. Но судя по тому, что «Времена года» Вивальди сменились на «Лунный свет» Дебюсси еще до того, как я подошла к дверям в гостиную, преподнести сюрприз, кому либо, в нашем странном семействе, становится всё труднее.

   В том, что Адам умеет играть на пианино, не было ничего удивительного: как-никак, он тоже воспитанник старого барона. Вот только, я никогда не слышала его игры ранее, а играл он не просто хорошо, здесь присутствовало не только изрядное мастерство, но и глубокое понимание темы, и искреннее сопереживание. И выбор тематики говорил о многом. Я застыла в дверях, Адам не поворачивался, и я решила дослушать пьесу до конца. На мой взгляд, мастерством исполнения Адам почти не уступал Вольфу, и значительно превосходил Генриха-старшего. Хотя, сложно было сказать, что Адам делал недостаточно совершенно, меня постоянно удивляла разносторонность его дарований. А многих она, просто, пугала.

  Когда последние звуки угасли где-то в глубине гостиной, я подошла к Адаму, который,  все еще, сидел возле пианино, положив руки на клавиши.
- Я хочу извиниться за свои слова, но не за намерения, - тихо сказала я.
- А я хочу вернуть тебе твое обещание, - ответил Адам, не поворачиваясь, и голос его прозвучал бесстрастно, почти безжизненно.
- Зря! Хотя, отрадно, что ты, в кои-то веки, действуешь под влиянием чувств, а не точного расчета. Те резкие слова вырвались потому, что мне, на самом деле, страшно принимать такое решение, хотя, я и осознаю его полезность и необходимость. И дело касается не только твоего душевного равновесия, хотя то, что я слышу твою боль, ранит меня, и я сознаю, что, отчасти, являюсь ее причиной. Китайцы говорят, что, если ты спас человеку жизнь, то взял на себя ответственность за его будущее. Возможно, я совершила ошибку в те, давние, годы, вмешавшись в ход судьбы, а теперь она заставляет меня пожинать плоды.
- Ты говоришь о том случае, когда не смогла выстрелить в меня, в то время как Бруно приказал мне убить тебя? – Адам обернулся и внимательно посмотрел на меня. – Сейчас я думаю, что тогда впервые слышал тебя. В тот момент я ясно осознал, что ты знаешь мои намерения, но не собираешься убивать меня, несмотря на то, что только что ты ранила моего отца и пристрелила охранника, и у тебя  было достаточно времени и возможностей, чтобы разделаться и со мной.
- Да, это так, - согласилась я. – А потом я не отпустила тебя в вертолет вместе с Бруно, потому, что поняла, чем все закончится. При желании это можно трактовать и так, что я участвовала в убийстве твоего отца.

- Создателя! – поправил меня Адам. – Он-то не побоялся воспользоваться мной, в целях своей защиты! Получается, что ты отнеслась к чужому мальчишке, который только что пытался тебя убить лучше, чем Бруно к своему собственному сыну.
- Но я изменила твою судьбу и теперь чувствую за тебя ответственность не меньше, чем за своих собственных детей. Как и барон Генрих. Он тоже постарался дать тебе возможности не меньшие, чем дал бы твой отец. И уберечь от тех, кто пытался, вновь, сделать тебя объектом исследования. А также от того, чтобы ты, раньше времени, занялся исследованиями своего отца в области генетики. Теперь ты, по себе, знаешь, что тот путь вел в тупик и ставил больше проблем, чем предлагал решений. Поверь, я утверждаю не голословно. Я прочла те записи, которые Бруно счел необходимым прихватить с собой из бункера, - сказала я, внимательно следя за его реакцией.
- Я предположил что-то подобное еще тогда, в Лиме, когда вы с Рамиресом искали пути помочь мне и тебе, - спокойно ответил Адам.
- Если хочешь, я отдам тебе его дневник, - предложила я.
- Ты все, эти годы хранила его здесь? – спросил он, нахмурившись.
- Сначала он был у Генриха, а с того времени, как барон перебрался в долину – у меня, в сейфе, - подтвердила я.
- А с чего, вдруг, такая щедрость? Или ты перестала считать его записи опасными? – подозрительно прищурился Адам.
- Попытка извиниться. И опасным, для долины, я перестала считать тебя, когда поняла, что ты правильно осознал своё в ней место. Ты очень умен и сумел понять, что в твоих интересах защищать и изучать народ долины. Это полезно для твоего выживания. Да, и, на мой взгляд, ты уже сам дошел до всего, что описано в дневнике. Так,что это, скорее всего, окажется для тебя лишь сентиментальными воспоминаниями, - объяснила я.
- Возможно, - согласился Адам. – Но, все же, я хотел бы их увидеть.
- Тогда пойдем! – пригласила я, поворачиваясь к выходу.

   Дневник уже лежал у меня в тумбочке, возле кровати, я отдала его Адаму, затем отошла к бару и налила коньяк в два широких бокала.
- Так ты больше не будешь на меня злиться? – спросила я, протягивая ему бокал.
  Адам оторвал глаза от тетради, которую рассеянно листал:
- А за что? Не стоит спорить о форме, ведь, ты предложила мне сделать то, о чем мой отец всегда мечтал. Имея мое семя и твои яйцеклетки, вполне возможно произвести жизнеспособное потомство с нашими фамильными способностями, и ты сумеешь подобрать, здесь же, подходящую суррогатную мать, способную вынашивать таких детей, не задавая лишних вопросов. Более чем щедрое предложение, хотя, я и понимаю, что ты действуешь, прежде всего, в интересах Кауа.
   С этими словами Адам небрежно бросил тетрадь на кровать и взял из моих рук бокал с коньяком.
- Всё ты правильно понял, - вздохнула я, пригубив свой бокал – Почти! Я, ведь, сказала, что для меня это - непростое решение, и все потому, что я чувствую ответственность за всех своих детей, за их здоровье и благополучие. Если бы я, хоть на минуту, могла предположить, как тяжело будет жить Кауа, я бы не решилась на тот шаг, несмотря на то, что он был ребенком, зачатым в любви, плодом страсти и предопределения. А здесь речь идет о сознательном рождении детей, чья жизнь будет весьма непростой.
- Ты заставляешь меня чувствовать себя монстром, - смущенно побормотал Адам. – А я, всего лишь, хочу избавиться от одиночества!
- Нет, я хочу заставить тебя осознать ответственность! А с одиночеством можно бороться и по-другому, - уверенно возразила я.
- А если я пообещаю тебе любую помощь, которую ты захочешь, то ты поможешь отогнать его, хотя бы, сегодня ночью? – подойдя поближе, спросил Адам.
- Мне тоже одиноко и страшно, - ответила я, допив коньяк, - так что, это – взаимовыгодное предложение.