461 Андрей Вознесенский 16 05 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 461. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Андрей Вознесенский. 16.05.1974.

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: В таком образе и так характерно образно выступал поэт Андрей Вознесенский в матросском клубе военно-морской базы Балтийск в Дни советской литературы в Калининградской области 16.05.1974. 19:20.


В предыдущем:

Увидеть и услышать Андрея Вознесенского «живьём» хотели буквально все, потому что он имел скандальную славу, так что – Ещё не вечер, ребята, ещё не вечер!..

Так я говорил самому себе, собираясь в клуб ВМБ Балтийск. Сначала свободный от вахт и нарядов экипаж БПК «Свирепый» собрался на пирсе возле корабля как обычно, строем.

Потом, когда наши командиры посмотрели на свои наручные часы, была дана команда: «Вольно! Бегом, марш!» и мы все побежали скорой походкой к клубу, куда также спешили команды других кораблей – всем хотелось занять места поближе к сцене перед широким киноэкраном.

Однако встреча всё не начиналась…

За столом президиума сидели наши гости, поэты и писатели, только что бывшие на нашем корабле, БПК «Свирепый», а теперь все чего-то или кого-то ждали.

Я не стал пихаться в поисках свободного места, а подошёл к московской женщине-кинорежиссёру и «примостился» рядом с ней на правах её «знакомого». Она милостиво разрешила мне быть возле неё только при условии, что я не буду мешать оператору и звукооператору.

Видимо, эта женщина тоже нуждалась в творческом своём отчёте, потому что она вдруг начала язвительно и насмешливо отзываться о наших гостях, поэтах и писателях, в том числе и о «шишке» Андрее Вознесенском, который «сейчас в компании с вашими высшими командирами сидит где-нибудь и пьёт коньяк».

Не знаю, так это было или не так. Только, когда по залу прошла волна возбуждения, и в центральном проходе появилась процессия командиров-офицеров во главе с низеньким чудно одетым лысоватым человеком, я по их поведению и манерам понял, что женщина-москвичка могла говорить правду.

Андрей Вознесенский сразу же «взял быка за рога». Все гости и командиры-начальники что-то говорили, что-то читали, о чём-то рассказывали, но в памяти, увы, от этого ничего не осталось…

Все ждали выступления Андрея Вознесенского, и он выступил…

Магия его выступления была поистине гипнотической, потому что он не читал стихи монтонно, как предыдущие поэты и не так проникновенно и душевно, как Роберт Рождественский, он читал свои стихи оригинально, неподражаемо, очень эмоционально, чувственно, протсетно, необычно, вызывающе, громогласно, с подвыванием и надрывом.

Из всех его стихов, которые Андрей Вознесенский читал в этот вечер, я запомнил только два…

Первое стихотворение – это «Реквием оптимистический 1970-го года», о клинической смерти Владимира Высоцкого…

За упокой Высоцкого Владимира
коленопреклонённая Москва,
разгладивши битловки, заводила
его потусторонние слова.

Владимир умер в 2 часа.
И бездыханно
стояли серые глаза,
как два стакана.

А над губой росли усы
пустой утехой,
резинкой врезались трусы,
разит аптекой.

Спи, шансонье Всея Руси,
отпетый...
Ушёл твой ангел в небеси
обедать.

Володька,
если горлом кровь,
Володька,
когда от умных докторов
воротит,
а баба, русый журавель,
в отлёте,
кричит за тридевять земель:
«Володя!»

Ты шёл закатною Москвой,
как богомаз мастеровой,
чуть выпив,
шёл популярней, чем Пеле,
с беспечной чёлкой на челе,
носил гитару на плече,
как пару нимбов.

(Один для матери - большой,
золотенький,
под ним для мальчика - меньшой...)
Володя!..

За этот голос с хрипотцой,
дрожь сводит,
отравленная хлеб-соль
мелодий,
купил в валютке шарф цветной,
да не походишь.
Отныне вечный выходной.
Спи, русской песни крепостной -
свободен.

О златоустом блатаре
рыдай, Россия!
Какое время на дворе -
таков мессия.

А в Склифосовке филиал
Евангелья.
И Воскрешающий сказал:
«Закрыть едальники!»

Твоею песенкой ревя
под маскою,
врачи произвели реа-
нимацию.

Ввернули серые твои,
как в новоселье.
Сказали: «Топай. Чти ГАИ.
Пой веселее».

Вернулась снова жизнь в тебя.
И ты, отудобев,
нам говоришь: «Вы все - туда.
А я - оттуда!..»

Гремите, оркестры.
Козыри - крести.
Высоцкий воскресе.
Воистину воскресе!

(Андрей Вознесенский, Москва, 1971).

Когда стих несмолкаемый гром аплодисментов, кто-то подарил Андрею Вознесенскому небольшой шлюпочный военно-морской флаг.

Мне невольно «резануло» по душе и по сердцу то, как обошёлся Андрей Вознесенский с подаренным ему в порыве признания и благодарности военно-морским флагом – он его повязал вокруг своей шеи, как шарф или платок…

Андрей Вознесенский обратился к залу с предложением – прочитать, что либо «из его стихов, которые нравятся морякам-балтийцам»…

Зал молчал, потому что и в зале, и в проходах, и на первых рядах, и в президиуме были офицеры-командиры, а «поперёд батьки», то есть старших по должности и по званию на флоте не принято «высовываться».

Когда Андрей Вознесенский обратился к собравшимся: «Может быть у вас есть какие-либо вопросы ко мне?», я неожиданно развеселился не хуже женщины-кинорежиссёра. Она ревниво, сердито и даже зло смотрела в зал на моряков и шипела вполголоса о том, что какие они «некультурные, неграмотные, недоразвитые»…

- Это не так, - сказал я ей вполголоса. – Просто у матросов нет вопросов. Это надо знать заранее, когда ты приезжаешь к ним в гости.

Чтобы как-то разрядить обстановку и помочь своему кумиру, московская женщина-кинорежиссёр громко обратилась к Андрею Вознесенскому…

- Прочитайте, пожалуйста, «Оду о замочной скважине»!

- Оду сплетникам, - поправил её Андрей Вознесенский и начал читать…

Ода сплетникам

Я славлю скважины замочные
Клевещущему  —
Исполать.
Все репутации подмочены.
Трещи,
Трёхспальная кровать!

У, сплетники! У, их рассказы!
Люблю их царственные рты,
Их уши,
       точно унитазы,
Непогрешимы и чисты.

И версии урчат отчаянно
В лабораториях ушей,
Что кот на даче у писателя
Сожрал соседских голубей,
Что гражданина А. в редиске
Накрыли с балериной Б...

Я жил тогда в Новосибирске
В блистанье сплетен о тебе.

Как пулемёты, телефоны
Меня косили наповал.
И, точно тенор — анемоны,
Я анонимки получал.

Междугородние звонили.
И голос, пахнущий ванилью,
Шептал, что ты опять дуришь,
Что твой поклонник толст и рыж.
Что таешь, таешь льдышкой тонкой
В пожатье пышущих ручищ...

Я возвращался,
На Волхонке
Лежали чёрные ручьи.

И все оказывалось шуткой,
Насквозь придуманной виной,
И ты запахивала шубку
И пахла снегом и весной.

Любимая, Наташа, чудо,
Чистейшая среди клевет,
Чем траурнее пересуды,
Тем чище
         твой высокий
                свет!
Та ложь становится гарантией
Твоей любви, твоей тоски...

Орите, милые, горланьте!..
Да здравствуют клеветники!
Смакуйте! Дёргайтесь от тика!

Но почему так страшно тихо?

Тебя не судят, не винят,
И телефоны не звонят...

Андрей Вознесенский. Не отрекусь. Избранная лирика. Минск, «БелАДИ», 1996.

Не знаю, как Вам, а наша встреча на БПК «Свирепый» с Робертом Рождественским, с Людмилой Татьяничевой, с Иваном Арсентьевым, с Валерием Ганичевым и другими писателями и поэтами была лучше…