Предгоризонтье

      

         
                «Если боль других твоей не стала  – прожита напрасно жизнь
                твоя»  – надпись под репродукцией, выведенная моей детской
                рукой   в  старом  альбоме.  Идейно-трогательно… пафосно-
                наивно… Репродукция-картинка, вырезанная из какого-то
                журнала  советской эпохи: тело человека предано земле  – он
                с ней соединён…  Имя художника  потерялось во времени.
                Графика. Чёрно-белое.  Вспомнилось…
 
                Детство… юность… и… ощущения… Но ведь тогда я не могла
                знать,  что вокруг много боли…  Вокруг много боли, которую
                люди  упаковывают-прячут очень далеко. Показывать боль  –
                неуместно  и почему-то стыдно… Но сегодня я знаю: мы
                рождаемся из боли…  в боль идём…  и… большая  удача!,
                если получается из неё выйти,  а это значит   –  освободиться...



                Вечереет… В прощании с морозным  зимним днём у природы
        очень много красок: блёстки серебристых искринок  – по сугробам,
        розоватая сиреневость  –  по запорошенным взгоркам, лёгкая
        фиолетовость  – фоном, для отгорающего диска солнца, уже почти
        спрятавшегося за чернеющим лесом  – лесом-горизонтом… Тишину
        и покой не нарушает скрип полозьев санной упряжки. Наша
        Стрелка неспешно тянет возок  – мама провожает меня домой,
        в город, – три километра пути  – успеваем на последний рейс
        автобуса…  Скрип полозьев… предвечерний покой…  и… слова
        моей мамы, похоронившей сына: «Как  хорошо жить!»
 

                Как
   
                хорошо
 
                жить…


                А ночью меня будил её стон: мама, сидящая на диване,
        с растрёпанными волосами, раскачивающаяся взад-вперёд,
        периодично  постанывающая и безостановочно воющая,
        как волчица… Она выстанывала и извывала печаль о таком
        молодом сыне… То ли во сне, то ли в полупробуждении, то ли
        явственно.  Не смелось к ней прикасаться… а по спине полз
        холодок леденящего страха: что будет утром?  – она «вернётся»
        живой?..  с неповреждённым восприятием жизни?..


                На пятнадцать лет

                пережила
               
                потерю…


               Единственный сын моей матери, мой младший брат, был
        зверски убит.   Его тело нашли в чужом и холодном подъезде
        многоэтажного дома, возле мусоропровода…  Чем и как? выживали
        родители, смыслом жизни которых стали регулярные походы
        на кладбище, чтобы «поговорить» с сыном… с прахом, с землёй…
        И в магазин, чтобы «забыться»… Чтобы поговорить, как с живым,
        а потом забыться…


                Как живёт человек, у которого эта реальность  – единственная?
        Что держит его «на плаву», когда невыносимо? Что заставляет его
        садиться за стол, нарезать хлеб, поднимать ложку, когда горло
        перехвачено болью? Что заставляет его совершать ежедневную
        заботу-труд о тех, кто ещё рядом? Что помогает человеку выстоять,
        когда нет уже смысла жить,  и эта реальность  – единственная?            
        Что? заставляет чистить картошку, нарезать хлеб, садиться за стол,
        подносить ко рту ложку, когда в горле  – застывший «спрут» боли,
        перехвативший… Когда одна реальность и  – обречённость перед
        ней… Когда уже нет смысла, а человек продолжает дышать,
        чистить  картошку, нарезать хлеб, подносить ложку…




                Можно что-то

                противопоставить

                Вечности?..

 

                В неё можно только шагнуть…