Глава 1. Долгожданный праздник

Когда господин Бильбо Бэггинс из Бэг-Энда объявил, что вскорости собирается праздновать свой 111-й день рождения, и праздновать с особым размахом, в Хоббитоне начались разговоры и пересуды.


Бильбо был весьма богатым и очень своеобразным хоббитом. В Шире о нем судачили вот уж шестьдесят лет - с тех самых пор, как он таинственно исчез, а потом вдруг вернулся. Богатства, которые он привез из своих странствий, в этих краях уже стали легендой. Все были уверены (кроме разве что стариков, но их никто не слушал), что весь Холм изрыт туннелями, а в них – сокровища. Да еще, как будто всего этого было недостаточно, чтобы прославиться, всех изумляла необычно долгая бодрость Бильбо. Время шло, но как будто не оказывало никакого влияния на мистера Бэггинса. В девяносто он выглядел на пятьдесят; в девяносто девять про него стали говорить, что он хорошо сохранился, хотя точнее было бы сказать, что он не изменился вовсе. Некоторые качали головой и думали, что это уж слишком: им казалось несправедливым, что кому-то, кроме неисчерпаемого (как все считали) богатства, досталась, видно, еще и вечная молодость.


– Ему это даром не пройдёт. Так не бывает, - говорили они. - Жди беды!


Но беда так и не пришла, и, поскольку мистер Бэггинс тратил деньги щедро, многие были готовы простить ему его странности и счастливую судьбу. Он остался в хороших отношениях со своей родней (кроме Саквилль-Бэггинсов, конечно), и им восхищались многие хоббиты из бедных и простых семейств. Но близких друзей у него не было, пока не подросли его племянники.


Старшим из них, любимцем Бильбо, был молодой Фродо Бэггинс. Когда Бильбо стукнуло девяносто девять, он объявил Фродо своим наследником, предложил ему переселиться в Бэг-Энд, и все надежды Саквилль-Бэггинсов окончательно рухнули. Так совпало, что Бильбо и Фродо родились в один и тот же день – 22 сентября.


– Лучше тебе переехать ко мне, мой мальчик, – сказал Бильбо однажды, – и мы сможем праздновать наши дни рождения вместе.


В то время Фродо еще был в незрелых летах – так хоббиты называют легкомысленные двадцать лет между детством и достижением 33-летнего возраста.


Прошло еще двенадцать лет. Каждый год Бэггинсы устраивали в Бэг-Энде весёлые совместные дни рождения. Но сейчас все понимали, что осенью планируется нечто совершенно исключительное. Бильбо собирался отмечать 111-летие – довольно необычное число и весьма почтенный возраст для хоббита (сам Старый Тук дожил только до 130), а Фродо должно было стукнуть 33 – тоже знаменательная дата, дата «вхождения в возраст».


В Хоббитоне и Заречье пошли сплетни, и скоро слух о предстоящем событии облетел весь Шир. История и образ мистера Бильбо Бэггинса снова стали главной темой для разговоров, а старожилы внезапно обнаружили, что их воспоминания снова в большой цене.


Ни у кого не было публики внимательнее, чем у старого Хэма Гэмджи, которого все обычно звали Старина Хэм. Он любил посидеть-поразглагольствовать в «Ивовом кусте», маленьком постоялом дворе по дороге в Заречье. К старику прислушивались, поскольку он вот уж сорок лет ухаживал за садом в Бэг-Энде и еще до того помогал старому Норкману. Теперь он и сам состарился и стал тяжек на подъем, и вся работа легла на плечи его младшего сына, Сэма Гэмджи. Они жили на самом Холме, ниже Бэг-Энда, в доме номер 3 по Бэгшот Роу, и оба были в очень хороших, дружеских отношениях с Бильбо и Фродо.


– Очень приятный и вежливый хоббит мистер Бильбо - я всегда это говорил, - объявил Старина Хэм и нимало не соврал, поскольку Бильбо всегда был с ним очень вежлив, называл Мастером Хэмфастом и постоянно советовался по поводу выращивания овощей - в вопросах «корешков», особенно картошки, Старина Хэм был признанным авторитетом всей округи (и сам был с этим совершенно согласен).


- А кто этот Фродо, который живет с ним? - спросил старый Ноакс из Заречья. - Хоть его фамилия и Бэггинс, но, говорят, он больше чем наполовину Брендибак. И чего только хоббитонские Бэггинсы ходят искать себе жен в этот Бакленд? Народ там со странностями.


- Ещё бы не со странностями, - вмешался Папаша Двулап, ближайший сосед Старины Хэма, - они же живут по ту сторону Брендивайна, прямо у Старого Леса. Темное это место, плохое, если хоть половина сказок правду говорит.


- Так оно и есть! - согласился Старина Хэм. - Не то чтобы баклендские Брендибаки жили прямо в Старом Лесу, но они чудные какие-то. И глупые: плавают на лодках по большой реке - какой хоббит станет так делать? Я ж говорю - нечего и удивляться, что ничем хорошим это не кончается. Но, что бы там ни было, мистер Фродо - самый приятный молодой хоббит, какого только можно встретить. Очень похож на мистера Бильбо, и не только внешне. Все-таки отец у него был Бэггинс, Дрого его звали, порядочный, уважаемый хоббит был. О нем почти и не говорили, пока он не утоп.


- Утоп? - раздалось сразу несколько голосов. Все, конечно, уже слышали и этот, и другие, более темные слухи, но хоббиты - большие любители семейных историй и готовы слушать их снова и снова.


- Ну, так говорят, - ответил Хэм. - Вот смотрите: мистер Дрого женился на бедной мисс Примуле Брендибак. Она приходилась нашему мистеру Бильбо двоюродной сестрой с материнской стороны - ее мать была младшей дочкой старого Тука. А мистер Дрого ему был троюродный брат. Так что мистер Фродо - сразу и двоюродный, и троюродный племянник, как говорится, куда ни посмотри, если вы меня понимаете. Так мистер Дрого остался в Бренди Холле у тестя, старого мастера Горбадока, он там часто бывал после женитьбы - любил поесть, а старый Горбадок хорошо угощал. А возвращался на лодке по Брендивайну, и утонул вместе с женой, и бедный мистер Фродо совсем ребенком один остался.


- А я вот слышал, что они плыли после ужина, под луной, - заметил старый Ноакс, - и что лодка затонула, потому что Дрого был больно тяжёл.


- А я - что жена его толкнула, и он ее утащил за собой, - влез Песошкинс, мельник из Хоббитона.


Лодки - довольно коварная штука для тех, кто сидит спокойно, не предвидя беды. Так или иначе, мистер Фродо остался сиротой без средств, так сказать, и воспитывался в Бренди Холле среди этих чудных баклендцев. Настоящий муравейник, как говорят.


- А для этих Саквилль-Бэггинсов, сдается мне, это был настоящий удар. В прошлый раз, когда Бильбо ушел, и все считали его мертвым, они-то уж думали, что Бэг-Энд у них в руках. А потом он вернулся, да и выгнал их, и теперь всё живет да живет, и ни на день не постарел, слава богу! Да еще вдруг обзавелся наследником, и все бумаги сделаны как полагается. Саквилль-Бэггинсам, пожалуй, теперь в жизни не видать, каков Бэг-Энд изнутри, - по крайней мере, хотелось бы на это надеяться.


- Там, говорят, уйма денег спрятана, - сказал незнакомый хоббит, приехавший по делам из Больших Нор, что в Западной Чети. - Я слыхал, вся верхушка вашего Холма изрыта туннелями, а в них полным-полно сундуков с золотом, серебром да самоцветами.


- Тогда ты больше слыхал, чем я знаю, - ответил Старина Хэм. - Не знаю я ни о каких самоцветах. Мистер Бильбо в деньгах не стеснен, но ни про какое рытье туннелей я не слыхал. Я видел мистера Бильбо, когда тот вернулся – тому вот уж шестьдесят лет минуло. Я тогда еще мальчишкой был и как раз попал в подмастерья к старому Норкинсу (он моему отцу приходился кузеном), а он взял меня с собой в Бэг-Энд - присматривать, чтоб народ не расхаживал по саду и не топтал там, пока идет распродажа. А в самый разгар распродажи явился мистер Бильбо - на пони, с несколькими огромными мешками и парой сундуков. Уж конечно, там были сокровища, которые он добыл в чужих краях, где, говорят, целые горы золота, - но туннелей этим не наполнишь. Мой парнишка, Сэм, больше про это знает. Он в Бэг-Энде все ходы и выходы знает. Помешался на историях о старых временах и слушает все сказки мистера Бильбо. Тот его и грамоте обучил - надеюсь, вреда не будет.


- Эльфы и драконы! - я ему говорю. - Нам с тобой о капусте и картошке лучше думать! Не лезь в дела тех, кто тебе не ровня, а то такую кашу заваришь, что не расхлебать потом будет, говорю. И остальным могу то же самое сказать, - добавил он, поглядывая на незнакомца и на мельника.

 
Но убедить народ ему не удалось. Легенда о богатстве Бильбо слишком крепко засела в умах юного поколения хоббитов.


- Ну, он наверняка хорошенько приумножил то, что тогда привез, - заспорил мельник, выражая общее мнение. - Дома его частенько не бывает. И что за чудной народ к нему ходит: то гномы по ночам приходят, то этот старый бродячий колдун, Гэндальф, и вообще. Говори, что хочешь, Старина, но Бэг-Энд - место странное, а народ в нем - и того хуже.


- Ты тоже говори, что хочешь, только вот знаешь ты про это не больше, чем про лодки, господин Песошкинс, - парировал Хэм, чувствуя, что мельник сегодня ему не нравится еще больше, чем обычно. - Если даже и странное, нам бы тут не помешало немножко таких странностей. А то тут некоторые в норе с золотыми стенами живут, а другу пинты пива жалеют - не то что в Бэг-Энде. Сэм мой говорит, на празднество всех пригласят, и подарки будут, заметьте - каждому подарок, и уж в этом самом месяце!


"Этот самый месяц" был сентябрь, и такой чудный, какого давно уже не было. Через день-другой пошли слухи (без всезнающего Сэма дело, верно, не обошлось) о том, что будут фейерверки - да такие, каких в Шире не видывали почитай что целый век – с тех самых пор, как умер старый Тук.


Шли дни; день празднества все приближался. Однажды вечером в Хоббитоне появилась необычного вида тележка, груженная странными свертками, и с трудом поехала вверх по Холму, к Бэг-Энду. Изумленные хоббиты пораскрывали двери, чтобы поглазеть на это зрелище. Тележкой правил чудной народ - длиннобородые гномы в глубоких капюшонах, распевавшие необыкновенные песни. Кое-кто из них остался в Бэг-Энде. В конце второй недели сентября со стороны Брендивайнского моста через Заречье средь бела дня проехала повозка. Ею в полном одиночестве правил старик в высокой остроконечной голубой шляпе, длинном сером плаще и серебристом шарфе. У него была длинная седая борода и мохнатые брови, касавшиеся полей низко надвинутой на лоб шляпы. Маленькие хоббитята сразу догадались, что в повозке были фейерверки, и бежали следом за ней через весь Хоббитон, до самого Холма. Перед дверью Бильбо старик остановился и начал разгружать повозку. В ней были большие связки фейерверков всех сортов и форм, и каждый был помечен большой красной литерой "Г" и эльфийской руной с тем же значением.


Это, без сомнений, была метка Гэндальфа, а старик, разгружавший повозку, как раз и был Гэндальф Волшебник, известный в Шире своим искусством по части огня, дыма и света. Его настоящее занятие было куда труднее и опаснее, но жители Шира ничего о нем не знали. Для них он был просто еще одним "развлечением" на Праздник - потому-то хоббитята так и радовались. 'Г - значит Грандиозный!' - кричали они, и старик улыбался. Они знали его в лицо, хотя он появлялся в Хоббитоне лишь изредка и никогда не задерживался надолго; а вот фейерверков не то что хоббитята не видали - самые старые жители Хоббитона только слыхали о них; это было легендарное прошлое.


Когда старик при помощи Бильбо и нескольких гномов закончил разгрузку, Бильбо раздал хоббитятам по монетке, но, к их разочарованию, ни одной шутихи или хлопушки увидеть им так и не удалось.


- А теперь бегите! Увидите всё в свое время, - сказал им Гэндальф и исчез в доме вместе с Бильбо, захлопнув за собой дверь. Хоббитята еще постояли, в напрасном ожидании глядя на дверь, а потом разошлись, и им казалось, что день праздника никогда не наступит.


А тем временем в Бэг-Энде Бильбо с Гэндальфом сидели в маленькой комнате у открытого окна, выходившего на запад, в сад. День, клонившийся к вечеру, был светлым и спокойным. В саду красным и золотым пылали цветы - львиный зев, подсолнухи, настурции захватили все клумбы и заглядывали в круглые окна.


- До чего же хорош твой сад! - заметил Гэндальф.


- Да, - согласился Бильбо. - Я очень его люблю, и весь дорогой старый Шир тоже. Но, наверно, пора мне отдохнуть.


- Значит, сделаешь так, как решил?


- Да. Я все обдумал еще несколько месяцев назад и до сих пор не передумал.


- Ну и хорошо. Теперь уж и говорить нечего. Делай, как считаешь нужным, и, надеюсь, все изменится к лучшему и для тебя, и для всех нас.


- Хорошо бы. Но уж зато в четверг я повеселюсь - устрою маленькую шутку.


- А кто смеяться будет, хотел бы я знать? - спросил Гэндальф, качая головой.


- Увидим, - ответил Бильбо.


На следующий день на Холм поднялось еще несколько повозок, а за ними - еще несколько. Народ ворчал по поводу 'местных дел', но на этой же неделе из Бэг-Энда рекой полились заказы на провизию, на всё ценное и роскошное, что только можно было найти в Хоббитоне, Заречье и по всей округе. Люди воодушевились, начали зачеркивать дни в календаре и с нетерпением высматривали почтальона в ожидании приглашения.


А вскоре начали приходить и приглашения, да так много, что работа почты и в Хоббитоне, и в Заречье была парализована и почтальонам пришлось звать на помощь добровольцев. На Холм непрерывным потоком шли сотни ответов с разными вариантами вежливого "Благодарю, буду обязательно".


На воротах Бэг-Энда появилась надпись: "Беспокоить только по вопросам праздника". Однако как тех, у кого эти вопросы были, так и тех, кто только притворялся, внутрь впускали редко. Бильбо был занят: надписывал приглашения, отмечал галочкой полученные ответы, упаковывал подарки, делал кое-какие личные приготовления и не показывался никому на глаза с тех пор, как приехал Гэндальф.


Однажды утром хоббиты увидели, что большое поле перед домом Бильбо огорожено веревками и утыкано шестами для палаток и шатров. На склоне холма появились широкие ступени, ведущие к дороге, и большие белые ворота. Три хоббитских семейства с Бэгшот-Роу, примыкавшего к полю, изнывали от зависти и любопытства; даже старый Хэм Гэмджи посматривал в ту сторону, делая вид, что работает в саду.

 
Начали подниматься палатки. Особенно выделялся один шатер, такой большой, что росшее на поле дерево поместилось в него целиком и гордо возвышалось во главе именинного стола. На ветках дерева были развешаны фонари. Однако хоббитов пока что больше интересовала огромная кухня под открытым небом, которую соорудили в северной части поля. Туда прибыл отряд поваров со всех постоялых дворов и харчевен на мили вокруг - и это не считая гномов и прочего чудного народа, расположившегося в Бэг-Энде. Возбуждение все росло.


В среду, в канун Праздника, небо затянули облака, и все забеспокоились. Однако в четверг, 22 сентября, небо прояснилось, и с восходом солнца облака рассеялись. Над полем поднялись флаги, и веселье началось.


Бильбо называл это праздником, однако на самом деле это был целый букет всевозможных развлечений. Приглашения получили практически все соседи. По чистой случайности забыли лишь про некоторых, но, поскольку они все равно пришли, это было и не важно. Было приглашено много народу из других частей Шира и даже из-за его границ. Бильбо самолично встречал гостей и сопровождающих у новых белых ворот и раздавал подарки всем без исключения - даже тем, кто потихоньку выходил через заднюю дверь и снова входил в ворота. Хоббиты на свой день рождения всегда дарят всем подарки - как правило, не очень дорогие и не так щедро, как в этот раз, но обычай приятный; тем более что в Хоббитоне и Заречье на всякий день приходится чей-нибудь день рождения, и по крайней мере раз в неделю каждому хоббиту выпадает шанс получить подарок. И им это никогда не надоедает.


На этот раз подарки были необычайно хороши. Хоббитята были до того взволнованы, что даже почти забыли про еду. Таких игрушек, как эти, они никогда раньше не видели – все были красивые, а некоторые, видно, и волшебные. Многие из них в самом деле были заказаны год назад, проделали долгий путь от Горы, из Дейла, и были настоящей гномьей работы.


Как только в ворота вошел последний гость, начались песни, танцы, музыка и игры и, конечно, пир. Перемен блюд было три: второй завтрак, чай и обед (или ужин). Завтрак и чай были отмечены особо, потому что в это время все ели вместе, тогда как в остальное время было просто много людей, которые ели и пили без перерыва с одиннадцати до половины седьмого – до начала фейерверков.


Фейерверки были работой Гэндальфа. Он их и придумывал, и изготовлял; все детали, полет каждой ракеты принадлежали ему, и он щедро раздавал свои шутихи, хлопушки, бенгальские огни, факелы, гномьи свечи, эльфийские фонтаны, гром-хлопушки и громы. Все они были превосходны. С годами искусство Гэндальфа росло.
Здесь были ракеты, чей полет был как стая искрящихся, мелодично поющих птиц. Вырастали зеленые деревья со стволами из темного дыма. На деревьях стремительно распускались листья; с сияющих ветвей на изумленных хоббитов опускались яркие цветы и исчезали, когда касались запрокинутых к небу лиц, оставляя после себя только сладкий запах. Среди деревьев летали целые стаи сверкающих бабочек, а колонны разноцветного огня превращались то в орлов, то в плывущие корабли, то в стаи летящих лебедей. Из красной грозовой тучи шел золотой ливень. Вдруг целый лес серебристых копий с боевым кличем вонзился в небо и с змеиным шипением снова погрузился в Реку.


Последний сюрприз в честь Бильбо, как Гэндальф и ожидал, чрезвычайно напугал хоббитов. Огни погасли. Над полем поднялся огромный клуб дыма и принял очертания далекой горы со светящейся вершиной. Из горы хлынули потоки зеленого и алого пламени, а следом взлетел красно-золотой дракон - меньше обычного, но как живой и от этого особенно страшный. Из пасти его вырывалось пламя, а глаза пристально смотрели вниз. Раздался рев, и дракон трижды со свистом промчался над головами толпы. Все разом пригнулись; многие попадали лицом вниз. Дракон пронесся над палатками, перекувырнулся и с оглушительным шумом взорвался над Заречьем.
- Пора ужинать! - воскликнул Бильбо. Тревога и испуг тотчас исчезли, и упавшие хоббиты вскочили на ноги. Начался грандиозный ужин - для всех, кроме тех, кто был приглашен в самый большой шатер с деревом на особое, семейное, торжество. Таких было всего двенадцать дюжин (это число хоббиты еще называют гросс, но это слово не очень подходит для того, чтобы считать людей). То были гости из семейств, с которыми Бильбо и Фродо состояли в родстве, да еще несколько близких друзей (Гэндальф, к примеру). Приглашены были многие молодые хоббиты, пришедшие с разрешения родителей. Хоббиты не ругают своих детей, если те засиживаются допоздна, особенно если есть шанс поесть как следует. На воспитание молодого поколения требуется очень много еды.


В числе особо приглашенных были Бэггинсы и Умниксы, Туки и Брендибаки, многие из Ряшлов (родня Бильбо по бабушке) и Неряшлов (родня по дедушке Туку), Рытвинсы, Пузиксы, Перестегинсы, Барсучинсы, Пухлинги, Дудлинги и Большестопы. Некоторые приходились Бильбо седьмой водой на киселе, а кое-кто и в Хоббитоне до этого не бывал, поскольку все они жили в дальних уголках Шира. Не забыли и про Саквилль-Бэггинсов: Отто и его жена, Лобелия, тоже получили подарок. Они недолюбливали Бильбо и терпеть не могли Фродо, но открытка с приглашением, написанным золотыми чернилами, была так красива, а стол их кузена так знаменит, что они не нашли в себе сил отказаться.


Все двенадцать дюжин ожидали славного пира, хотя и побаивались речи хозяина, которая обязательно должна была последовать после него. Бильбо частенько увлекался, читая стихи, а иногда, пропустив стаканчик-другой, мог помянуть какой-нибудь забавный случай из своего таинственного путешествия. Гости не расстраивались: к их услугам были прекрасный стол и увлекательные развлечения – богатые, обильные, разнообразные и длительные. Еды было столько, что во всей округе почти ничего не осталось; но, поскольку содержимое всех магазинов, погребов и кладовых на мили вокруг стояло на столе у Бильбо, это было не так уж и важно.


Когда пир почти закончился, пришло время Речи. Многие к тому времени уже размякли, придя в приятное состояние, которое еще называют "заполнением уголков". Все потягивали свои любимые напитки, грызли любимые лакомства и уже ничего не страшились, готовые выслушать что угодно и аплодировать до самого конца.


- Дорогие мои гости, - начал Бильбо, поднимаясь с места.


- Слушайте! слушайте! - закричали гости и продолжали повторять это хором, сами себе противореча. Бильбо вышел из-за стола и влез на стул, стоявший под освещенным деревом. Его сияющее лицо озарилось светом фонариков. На расшитом шелковом жилете блеснули золотые пуговицы. Всем было хорошо его видно: одной рукой он помахивал в воздухе, а другую держал в кармане брюк.


- Дорогие мои Бэггинсы и Умниксы, - начал он снова, - Туки и Брендибаки, Ряшлы, Неряшлы, Рытвинсы, Дудлинги и Пузиксы, Перестегинсы, Пухлинги, Барсучинсы и Большеступы...


- Большестопы! - крикнул пожилой хоббит, сидевший в дальней части шатра. Это, конечно, и был Большестоп, и воистину достойный своей фамилии: на столе покоились его огромные, покрытые чрезвычайно густым мехом ступни.


- Большеступы, - повторил Бильбо. - И, конечно, мои дорогие Саквилль-Бэггинсы, которых я наконец-то снова приветствую в Бэг-Энде. Сегодня мой сто одиннадцатый день рождения: мне стукнуло сто одиннадцать!

 
- Ура! Ура! Долгих лет! - вскричали все и радостно забарабанили по столам. Речь была хороша: коротко и ясно - именно так, как любят хоббиты.


- Надеюсь, что вам так же весело, как и мне. Ответом были оглушительные аплодисменты и крики "Да!" (или "Нет!"), звуки труб и рожков, дудочек, флейт и других инструментов. Это, как мы уже говорили, были подарки для юных хоббитов. В ход пошли сотни музыкальных хлопушек. На многих стояло клеймо Дейла. Хоббитам оно почти ни о чем не говорило, но все сошлись на том, что хлопушки были дивные. Внутри были инструменты, маленькие, но превосходно сделанные и очаровательно звучащие. К тому же юные Туки и Брендибаки решили, что дядюшка Бильбо уже закончил с Речью (ведь он ясно сказал все необходимое), организовали в одном из углов шатра оркестр и заиграли веселую танцевальную песенку. Мастер Эверард Тук и мисс Мелилот Брендибак взобрались на стол с колокольчиками в руках и пустились было в Кольцепрыг - танец милый, но, пожалуй, чересчур энергичный.


Однако Бильбо еще не закончил. Выхватив у ближайшего хоббитенка рожок, он трижды громко подул в него. Шум утих.


- Я вас долго не задержу, - воскликнул он, и гости откликнулись аплодисментами. - Я собрал всех вас для одного Дела.


Было в этих словах, в том, как это было сказано, что-то, что произвело впечатление. Воцарилась почти полная тишина. Кое-кто из Туков навострил уши.


- Вообще-то даже для Трех Дел! Во-первых, сказать вам, что я очень люблю вас всех, и что прожить среди таких достойных и славных хоббитов сто одиннадцать лет - это слишком мало.


По шатру прокатилась волна бурного одобрения.


- Половину из вас я не знаю и вполовину так хорошо, как хотел бы, а другую половину люблю вдвое меньше, чем они того заслуживают.


Это было неожиданно и, пожалуй, трудновато. Раздалось несколько неуверенных хлопков, но большинство пыталось разобраться и понять, комплимент это был или нет.


- Во-вторых, отпраздновать мой день рождения. - Хоббиты снова зааплодировали. - Вернее, наш день рождения - ведь в этот день родился еще и мой племянник и наследник, Фродо. Сегодня он вступает в возраст и в права наследования.


Некоторые старики для вида хлопнули пару раз в ладоши; кто-то из молодых громко крикнул: "Фродо! Фродо! Старина Фродо!". Саквилль-Бэггинсы нахмурились и гадали, что Бильбо подразумевал под "вступает в права наследования".

 
- На двоих нам получается сто сорок четыре - и вас здесь как раз столько и есть. Целый гросс, если можно так сказать.


На этот раз аплодисментов не последовало: говорить этого, пожалуй, не стоило. Многие гости, в особенности Саквилль-Бэггинсы, оскорбились, поняв, что их позвали только для ровного счета, точно они бутылки в ящике: "Гросс! Что за грубость!"


- К тому же сегодня, если позволите вспомнить старые времена, годовщина моего прибытия на бочке в Эсгарот на Долгом Озере. Я тогда совсем забыл про свой день рождения. Мне всего-то было пятьдесят один, а в этом возрасте за днями рождения не следишь. Пир был превосходен, только вот я, помнится, подхватил противную простуду и мог отвечать только "збасибо, очень бдиядно". А сейчас я здоров и могу сказать: "Спасибо, мне очень приятно, что вы пришли на мой маленький праздник".

 
Повисло тяжелое молчание. Все испугались, что теперь уж точно будет песня или стих, и затосковали. Почему бы Бильбо не закончить со своей речью и не дать им выпить за его здоровье? Но Бильбо не стал ни петь, ни декламировать. Он остановился только на минутку и продолжил:


- В-третьих, и в-последних, - сказал он, - я хочу сделать Заявление. - Последнее слово он произнес так громко и внезапно, что хоббиты даже выпрямились (кто еще мог). - Мне горько это говорить, - все-таки, как я уже сказал, сто одиннадцать лет, проведенных с вами, - это такая малость, - но это Конец. Я ухожу. Я покидаю вас! Прощайте!


Он спрыгнул вниз и с ослепительной вспышкой исчез. Гости зажмурились, а когда открыли глаза, Бильбо нигде не было видно. Сто сорок четыре пораженных и онемевших хоббита уселись обратно. Старый Одо Большестоп, убрав ноги со стола, притопнул. Воцарилась мертвая тишина - каждый несколько раз глубоко вдохнул, а затем все Бэггинсы, Умниксы, Туки, Брендибаки, Ряшлы, Неряшлы, Рытвинсы, Пузиксы, Перестегинсы, Барсучинсы, Пухлинги, Дудлинги и Большестопы вдруг заговорили все разом.


Все были, в общем-то, согласны, что шутка получилась очень дурного вкуса и что для излечения гостей от шока и досады понадобится много, много еды и напитков. Почти каждый повторял: "Он из ума выжил. Я всегда это говорил". Даже Туки (за редким исключением) посчитали поведение Бильбо нелепым. Большинство решило, что его исчезновение - не более чем глупая шалость.


Но старый Рори Брендибак не был так уверен. Его ум не омрачили ни возраст, ни грандиозный обед, и он сказал своей невестке Эсмеральде:


- Что-то тут не так, дорогая моя! Этот ненормальный Бэггинс, наверно, опять ушел. Вот старый дурень! Но чего нам беспокоиться? Еду он ведь с собой не забрал! - и он громко окликнул Фродо, прося принести еще вина.


Фродо единственный не произнес ни слова. Какое-то время он молча сидел около пустого стула Бильбо и никак не реагировал на замечания и вопросы. Ему шутка, конечно, понравилась, хоть он и знал про нее. Он с трудом удерживался от смеха, что возмущало и удивляло гостей, но в то же время ему было грустно: он вдруг понял, как сильно любит старого хоббита.


Большинство гостей снова принялось за еду, питье и сплетни о прошлых и нынешних чудачествах Бильбо, а разгневанные Саквилль-Бэггинсы предпочли удалиться. Фродо не хотелось больше оставаться на празднике, и он, распорядившись подать еще вина, поднялся, молча осушил свой бокал за здоровье Бильбо и выскользнул из шатра.


Но вернемся к Бильбо. Он, произнося свою речь, теребил в кармане золотое колечко – волшебное колечко, которое он прятал ото всех уже много лет. Когда Бильбо спрыгнул вниз, он незаметно надел кольцо на палец, и больше никто в Хоббитоне никогда его не видел.


Он быстро вернулся к своей норе, постоял пару минут, с улыбкой прислушиваясь к шуму в шатре и звукам празднества на лугу, и вошел внутрь. Быстро снял праздничный наряд, сложил его, завернул свой вышитый шелковый жилет в тонкую бумагу и убрал на место. Затем он быстро натянул старую одежду и подпоясался потертым кожаным ремнем, на который пристегнул не менее потертые черные кожаные ножны с коротким мечом. Отпер ящик, пахнувший нафталином, и достал оттуда старый плащ с капюшоном.


Несмотря на бережное хранение, плащ был до того поношенный и выцветший, что трудно было определить, какого он был цвета - скорее всего, темно-зеленого. Бильбо он был немного великоват.


Бильбо прошел в свой кабинет и достал из большого сундука сверток старой одежды, переплетенную в кожу рукопись и большой конверт. Книгу и сверток он положил в большую, почти наполненную сумку, стоявшую тут же, а в конверт аккуратно опустил свое золотое колечко вместе с изящной цепочкой, на которой оно висело. Потом запечатал конверт и надписал на нем имя Фродо. Поначалу Бильбо решил оставить его на каминной полке, но вдруг передумал и убрал к себе в карман. Тут дверь открылась, и на пороге возник Гэндальф.


- А, привет! - поздоровался Бильбо. - А я все гадал, захочешь ли ты вернуться.

 
- Рад, что нашел тебя видимым, - ответил маг, опускаясь на стул, - я хотел застать тебя и сказать напоследок пару слов. Полагаю, ты считаешь, что все удалось как нельзя лучше и именно так, как ты и задумал?


- Ну да, - не стал спорить Бильбо. - Хотя вспышки я тоже не ожидал и тоже испугался - что уж говорить об остальных! Твоя работа, как я понимаю?


- Моя. Все эти годы ты разумно держал кольцо в тайне, и мне показалось, что необходимо дать твоим гостям хоть какую-то возможность объяснить твое внезапное исчезновение.


- ... и подпортить мне шутку. Все-то тебя тянет в чужие дела нос сунуть, - рассмеялся Бильбо, - но, думаю, ты лучше знаешь, что делать - как всегда.

 
- Так и есть - когда я знаю хоть что-нибудь. Однако, сдается мне, об этом деле я знаю далеко не все. А оно идет к концу. Ты сыграл свою шутку, напугал и обидел большинство своих родственников и обеспечил весь Шир темой для разговоров на девять дней вперед (точнее, даже на девяносто девять). А что дальше будешь делать?


- Мне нужен отдых, очень долгий отдых - я ведь тебе уже говорил. Может, даже постоянный... не думаю, что вернусь. Вообще-то я и не собирался, и уже приготовил все, что было нужно.


– Я стар, Гэндальф. Я знаю, что по мне этого не видно, но начинаю это чувствовать где-то в глубине души. Хорошо сохранился, да уж! - фыркнул он. - Я будто истончаюсь, растягиваюсь, если ты понимаешь, о чем я: как масло, которое размазывают по слишком большому куску хлеба. Это неправильно. Мне нужно хоть что-нибудь изменить.


Гэндальф пристально всмотрелся в него.


- Нет, - задумчиво проговорил он, - это неправильно. Сейчас мне кажется, что твой план – лучшее из того, что ты мог придумать.


- Ну, как бы там ни было, я решился. Я хочу снова увидеть горы, Гэндальф, горы, и найти место, где смогу отдохнуть в тишине и покое, без толпы любопытных родственников вокруг и надоедливых гостей, звонящих в дверь. Место, где смогу закончить мою книгу. Я уже придумал для нее хороший конец: "...и с тех пор он жил счастливо до конца своих дней".


Гэндальф рассмеялся.


- Надеюсь, что так и будет. Но ведь никто не прочтет ее, когда она будет закончена.


- Ну, вот пройдет время - может, и прочтут. Фродо вот уже читал. Ты посматривай за ним хоть одним глазком, ладно?


- Конечно, могу даже и двумя - как только смогу.


- Если бы я его попросил, он бы, конечно, пошел со мной. Он сам предлагал однажды, как раз перед праздником, но это только для виду. Мне хочется еще раз увидеть дикие края и Горы перед концом, а он влюблен в Шир, в его леса, поля, маленькие речушки. Ему тут хорошо. Я, конечно, оставлю все ему, кроме нескольких вещичек. Надеюсь, он будет счастлив, когда получит все в свое распоряжение. Пора ему уже стать самому себе хозяином.


- Всё? - уточнил Гэндальф. - И кольцо тоже? Ты ведь согласился это сделать, помнишь?


- Ну... э-э... да, наверное, - запнулся Бильбо.


- Где же оно?


- В конверте, если тебе так хочется это знать, - нетерпеливо ответил Бильбо. - Там, на каминной полке. Хотя нет! оно здесь, у меня в кармане! - он заколебался.
- Ну разве не странно? - тихо спросил он сам себя. - А вообще-то, почему бы и нет? Почему бы ему там и не остаться?


Гэндальф посмотрел на Бильбо еще внимательнее, и глаза его сверкнули.


- Думаю, Бильбо, - произнес он спокойно, - пришла пора оставить его. Разве ты передумал?


- Ну, да… и нет. Все к этому и идет, а я вовсе не хочу с ним расставаться. Да и надо ли расставаться? Зачем тебе это нужно от меня? - воскликнул он, и голос его странным образом изменился, став резким, с нотками подозрения и досады. – Вечно ты изводишь меня этим кольцом и вовсе не тревожишься о других вещах, которые я привез!


- О других - нет, но об этом я просто не могу не тревожиться, - ответил Гэндальф. - Мне нужна правда, и это очень важно. Волшебные кольца, они... В них магия, они редко встречаются и очень интересны. У меня, если можно так сказать, был профессиональный интерес к твоему кольцу, и сейчас есть. Мне нужно знать, где оно, раз ты снова собираешься странствовать. А еще мне кажется, что оно уж слишком задержалось у тебя. Оно больше не нужно тебе, Бильбо, если только я не ошибся кругом.


Щеки Бильбо покрылись румянцем, а в глазах зажегся злой огонек. Его добродушное лицо застыло.


- Почему? - крикнул он. - Какое тебе дело до моих вещей? Оно моё. Я его нашел. Оно само пришло ко мне.


- Да, да, - кивнул Гэндальф. - Но зачем же сердиться?


- Если я и сержусь, то ты сам виноват, - пробурчал Бильбо. - Мое оно, говорят тебе. Моя собственность. Моя прелесть. Да, моя прелесть.


Лицо мага оставалось серьезным и внимательным, только мерцание в глубоко посаженных глазах выдавало удивление и даже тревогу.


- Оно уже носило это имя прежде, - проговорил он, - но дал его не ты.


- А теперь даю я. А почему бы и нет? Ну и что, что Голлум так его назвал однажды? Оно теперь не его, а моё. И останется моим!


Гэндальф поднялся на ноги, и его голос зазвучал сурово.


- Не будь глупцом, Бильбо. Каждое твое слово выдает тебя. Кольцо пробыло у тебя слишком долго. Позволь ему уйти! Тогда сможешь уйти и сам, и будешь свободен.
Бильбо упрямо заявил:


- Я сделаю так, как решил, и пойду туда, куда захочу.


- Ну-ну, мой дорогой хоббит! - сказал Гэндальф. - Мы с тобой были друзьями всю твою долгую жизнь, и ты мне кое-чем обязан. Оставь же своё упрямство и сделай то, что обещал!


- Ну, если ты хочешь забрать кольцо себе, то так и скажи! - вскричал Бильбо. - Только ты его не получишь. Я со своей прелестью не расстанусь, говорят тебе! – рука хоббита легла на рукоять короткого меча.


Глаза Гэндальфа сверкнули.


- А если придет мой черед гневаться? - спросил он. - Скажешь такое еще раз - придется тебе увидеть подлинного Гэндальфа Серого!


Он шагнул к хоббиту и как будто вырос; его грозная тень заполнила всю комнатку.
Бильбо попятился к стене, тяжело дыша и вцепившись в карман. Они стояли лицом к лицу в звенящей тишине. Гэндальф не сводил с хоббита глаз. Постепенно руки Бильбо разжались, и он проговорил, дрожа:


- Не знаю, что на тебя нашло, Гэндальф. Я тебя никогда таким не видел. Что с тобой? Разве колечко не мое? Я ведь его нашел, а Голлум мог меня убить, если бы я его не сохранил. Я же не вор, что бы он там ни говорил.


- Я тебя никогда так и не называл, - ответил Гэндальф, - и сам никогда им не был. Я не ограбить тебя хочу, а помочь. Хочу, чтобы ты мне доверял, как и всегда.

 
Он отвернулся, и грозная тень исчезла. Перед Бильбо снова стоял сутулый и встревоженный старик в сером одеянии.


Бильбо закрыл глаза рукой.

 
- Прости меня, - попросил он. - Я так странно себя почувствовал. Не беспокоиться о нем больше - вот, наверно, было бы облегчение. В последние дни я только о нем и думаю. Иногда мне даже чудится, что это не кольцо, а око, которое смотрит на меня. И мне все время хочется надеть его и исчезнуть. Или гадаю, не опасно ли оно, и достаю его, чтобы убедиться. Я его даже запирал, а потом обнаруживал, что не могу успокоиться, пока снова не положу его в карман. Не знаю, почему так. И не могу ни на что решиться.


- Тогда доверься мне, - сказал Гэндальф. - Хватит сомневаться. Иди же и оставь его здесь. Перестань им владеть. Отдай его Фродо, а я за ним пригляжу.
Несколько минут Бильбо мучительно колебался. Потом вздохнул:


- Хорошо, - с усилием выговорил он. - Так я и сделаю, - он пожал плечами и невесело улыбнулся. - В конце концов, я ведь для того и затеял весь праздник - думал, раздам побольше подарков, и с ним легче будет расстаться. А оказалось, вовсе не легче. Жалко будет, если все мои приготовления пропадут. Так шутку можно и вовсе испортить. 


- Ради кольца все и затевалось, - заметил Гэндальф.


- Ну и ладно, - сказал Бильбо, - оно останется у Фродо вместе с остальными вещами. - Он глубоко вздохнул. - А теперь мне пора, а то меня опять кто-нибудь перехватит. Я уже со всеми попрощался и не хочу начинать все сначала.


Он подхватил свою сумку и двинулся к двери.


- А ведь кольцо все еще у тебя в кармане, - произнес маг.

 
- И правда! - изумился Бильбо. - И мое завещание, и все остальные документы тоже. Возьми лучше ты его, избавь меня от него. Так будет безопаснее.


- Нет, не давай мне кольцо, - отказался Гэндальф. - Положи его на каминную полку. Пусть полежит здесь до прихода Фродо. Я его дождусь.


Бильбо достал конверт, но, как только он собрался положить его рядом с часами, его рука дернулась, и конверт упал на пол. Прежде чем он успел поднять его, волшебник наклонился, схватил конверт и положил на место. По лицу хоббита снова было мелькнула гримаса злости, но вдруг уступила место облегчению и радости.


- Ну, вот и все, - сказал он. - Я ухожу!


Они вышли в холл. Бильбо выбрал свой любимый дорожный посох и свистнул. Трое гномов, прервав работу, вышли из трех разных комнат.


- Все ли готово? - спросил Бильбо. - Все ли уложено и надписано?


- Всё, - ответили они.


- Ну, тогда - пора! - и он шагнул за дверь.

 
Стояла прекрасная ночь, и черное небо было усеяно звездами. Бильбо посмотрел на небо, втянув носом воздух.


- Как хорошо! Как хорошо снова уйти, выйти на Дорогу вместе с гномами! Я так долго этого ждал! Прощай! - сказал он, глядя на свой старый дом и кланяясь ему. - Прощай, Гэндальф!


- До свиданья, Бильбо. Береги себя! Ты пожил достаточно и, пожалуй, знаешь тоже достаточно.


- Береги! Как бы не так! Не беспокойся обо мне. Я теперь счастлив, как никогда, а это о многом говорит. Но мне пора. Я наконец-то отправляюсь в путь, - добавил он и мягко, негромко, как бы себе самому, запел в темноту:


Бежит Тропинка всё вперёд,
Вниз от моих дверей,
Всё вдаль и вдаль меня ведёт,
Куда приду по ней?
Всё шире шаг, всё дальше дом,
И вот уж виден Путь,
Идём, идём! А что потом,
Узнаем как-нибудь.


Бильбо прервал песню, помолчал с минуту и, не говоря больше ничего, отвернулся от огней и шума на лугу и в компании троих спутников, обойдя свой сад, заспешил по тропинке вниз. Внизу он перепрыгнул через низкую изгородь и вышел на луга, затерявшись в ночи, как шелест ветра в траве.


Гэндальф, оставшись один, долго вглядывался в темноту.


- До свиданья, мой дорогой Бильбо, - до скорой встречи! - мягко произнес он и вернулся в дом.


Вскоре пришел Фродо и нашел мага сидящим в темноте и глубоко задумавшимся. Фродо спросил:


- Он ушел?


- Да, - ответил Гэндальф, - все-таки ушел.


- Я хотел... то есть я до этого самого вечера надеялся, что это всё только шутка, - сказал Фродо. - Хотя в душе знал, что он и правда собирается уйти. Он всегда шутил серьезными вещами. Я хотел пораньше вернуться, увидеть его еще разок напоследок.


- По-моему, он сам хотел ускользнуть потихоньку, - заметил Гэндальф. - Не тревожься. С ним теперь всё будет хорошо. Он оставил для тебя пакет – вон там.

 
Фродо взял конверт с каминной полки и разгладил его, но открывать не стал.


- Думаю, там его завещание и прочие документы, - сказал маг. – Теперь ты – хозяин Бэг-Энда. А еще, сдается мне, ты найдешь там золотое колечко.


- Кольцо! - воскликнул Фродо. - Он оставил его мне? Вот странно, зачем бы? Впрочем, оно может пригодиться.


- Может... а может, и нет, - сказал Гэндальф. - Я бы на твоем месте не стал им пользоваться. Никому о нем не говори и храни его в надежном месте! А сейчас пойду-ка я спать.


На Фродо как на хозяине Бэг-Энда лежала неприятная обязанность - попрощаться с гостями. Слухи о странных событиях теперь уже гуляли по всему полю, однако Фродо мог сказать только "не сомневаюсь, что наутро все станет ясно". Около полуночи за гостями прибыли кареты. Одна за другой они увозили сытых, но крайне раздраженных хоббитов. Пришли садовники, чтобы убрать поле, и на тачках развозили тех, кто по случайности остался там.


Медленно прошла ночь, и наступило утро. Хоббиты встали позже обычного. Утро шло своим чередом. На поле, как и было условлено, начали убирать шатры, столы и стулья, ложки, ножи, тарелки и бутылки, и фонарики, и цветущие кустики в коробках, и крошки, и бумагу от хлопушек, и забытые сумки, перчатки и носовые платки, и несъеденную еду (которой, впрочем, было очень мало). Затем, уже по собственной воле, пришли Бэггинсы, Умниксы, Пузиксы и Туки, и другие гости, которые жили или остановились неподалеку. К обеду, когда в форму пришли даже самые упитанные, у Бэг-Энда собралась большая толпа. Никто их не приглашал, но их прихода там ожидали.


Фродо ждал на пороге. На лице его была улыбка, но выглядел он уставшим и обеспокоенным. Он поприветствовал всех визитёров, но добавить к сказанному накануне почти ничего не смог. На все вопросы он отвечал только "Мистер Бильбо Бэггинс ушел; насколько мне известно, навсегда". Кое-кого из посетителей Фродо пригласил в дом, поскольку Бильбо оставил им "послания".

 
В холле была сложена целая гора из самых разных свертков, пакетов и небольших предметов мебели. На каждом предмете висел ярлычок с примерно следующими надписями:


"Аделарду Туку в личное пользование от Бильбо" - на зонтике. Аделард похитил уже много чужих зонтиков.


"Доре Бэггинс на память о долгой переписке, с любовью от Бильбо" - на большой корзине для бумаг. Дора приходилась сестрой Дрого и была старейшей из родственниц Бильбо и Фродо. Ей было 99, и вот уже больше пятидесяти лет она пачками писала добрые советы.


"Мило Пузиксу, в надежде, что он будет ими пользоваться, от Б.Б." - на золотой ручке и пузырьке с чернилами. Мило никогда не отвечал на письма.


"Ангелике на пользу от дядюшки Бильбо" - на круглом складном зеркальце. Ангелика была из молодых Бэггинсов и могла подолгу разглядывать свое милое личико.


"Хьюго Перестегинсу в коллекцию от помощника" - на пустой книжной полке. Хьюго обожал одалживать книги и ненавидел их возвращать.


"Лобелии Саквилль-Бэггинс, в подарок" - на коробочке серебряных ложек. Бильбо подозревал, что многие из его серебряных ложек переселились к ней во время его первого путешествия. Лобелия хорошо знала об его подозрениях. Приехав чуть позже в тот день, она сразу поняла намек, однако ложки взяла.


И это была только малая часть собранных подарков. В усадьбе Бильбо было полным-полно вещей, накопленных за его долгую жизнь. Норы хоббитов вообще быстро захламляются - благодаря обычаю дарить на дни рождения множество подарков. Нет, конечно, такие подарки были не всегда новые, бывало, что один или два старых маттома, которыми никто не умел пользоваться, обходили всю округу. Однако Бильбо обычно дарил новые подарки, а полученные хранил. Старая усадьба теперь была хоть немного чище.


На всех прощальных подарках были ярлычки, которые Бильбо подписал лично. Некоторые подарки были с намеком, некоторые - с подковыркой, но, конечно, большая часть разошлась по домам, где их ждали. Самые бедные хоббиты, особенно с Бэгшот Роу, получили больше всех. Старине Гэмджи достались два мешка картошки, новая лопата, шерстяной жилет и бутылка мази от скрипа в суставах. Старый Рори Брендибак за своё гостеприимство получил дюжину бутылок "Старой Винодельни", крепкого красного вина отличной выдержки из Южной Чети. Его изготовил еще отец Бильбо. Рори тут же простил Бильбо и после первой же бутылки признал его славным малым.


Множество вещей было оставлено Фродо - все имущество, не считая книг, картин и мебели, было в его распоряжении. Однако нигде не было ни следа денег или драгоценностей - ни монетки, ни бусинки.


В тот день Фродо пришлось нелегко: по Хоббитону со скоростью лесного пожара разошелся слух, что всю усадьбу раздают даром, и вскоре в Бэг-Энде толпился народ, которому в общем-то нечего было там делать, но и остаться в стороне было невозможно. Все ярлычки были сорваны и перепутаны, и хоббиты начали ссориться. Кое-кто начал меняться и торговаться прямо в холле; другие пытались удрать с разной мелочью, предназначавшейся вовсе не им, или с чем-нибудь вроде бы ненужным, или с тем, что никто не заметил. Дорога перед воротами была забита тачками и ручными тележками.


В разгар суматохи прибыли Саквилль-Бэггинсы. Фродо к тому времени решил немного отдохнуть, оставив своего друга Мерри Брендибака присматривать за вещами. Отто громко объявил, что желает видеть Фродо. Мерри вежливо поклонился и объяснил:


- Ему нездоровится, и он пошел отдохнуть.


- Прячется, то есть, - сказала Лобелия. - Мы хотим его видеть и все равно его увидим. Так что иди и так ему и скажи!


Мерри надолго оставил их в холле, и они успели найти свой подарок - ложки, однако это ничуть их не успокоило. Наконец их проводили в кабинет Бильбо. Фродо сидел за заваленным бумагами столом. Выглядел он не особо расположенным - по крайней мере, видеть Саквилль-Бэггинсов. Однако он поднялся, беспокойно теребя что-то у себя в кармане, и заговорил вполне вежливо.


Саквилль-Бэггинсы же, напротив, пошли в наступление и начали с того, что предложили ему продать разные ценности и вещи без ярлычков за смехотворные («по-дружески») деньги. Когда же Фродо ответил, что отдает только те вещи, насчет которых Бильбо распорядился особо, они сказали, что все это очень подозрительно.


- Мне только одно ясно, - заявил Отто, - уж тебя-то Бильбо не обидел. А ну-ка, показывай завещание!


Отто и сам мог стать наследником Бильбо, если бы тот не усыновил Фродо.


Внимательно прочитав завещание, Отто фыркнул. Оно, к великому его сожалению, было составлено очень ясно. Придраться было не к чему - все было сделано по хоббитским законам, которые, среди всего прочего, требовали, чтобы документ красными чернилами подписали семеро свидетелей.


- Опять мы в дураках! - сказал он жене. - Шестьдесят лет ждали - и чего дождались? Ложек? Тьфу!


Он щелкнул пальцами у Фродо перед носом и, тяжело ступая, ушел. Однако избавиться от Лобелии оказалось не так просто. Когда Фродо немного позже вышел из кабинета посмотреть, как идут дела, он обнаружил, что она все еще здесь – изучает все укромные уголки и закоулки и как раз начала простукивать полы. Фродо решительно выпроводил ее из усадьбы, предварительно достав из ее зонтика несколько «случайно туда упавших» маленьких, но ценных вещичек. На лице Лобелии читались мучительные раздумья, какую бы гадость сказать Фродо на прощание, но единственным, что ей пришло в голову, было:


- Вы еще пожалеете об этом, юноша! Вы-то зачем остались? Вам здесь не место! Вы даже не Бэггинс, вы... вы - Брендибак!


- Ты слышал, Мерри? Вот так оскорбление, ничего не скажешь, - заметил Фродо, закрывая за ней дверь.


- Да это же был комплимент, - возразил Мерри Брендибак, - хотя, конечно, незаслуженный.


Они обошли дом и выгнали троих молодых хоббитов (двоих Умниксов и Пузикса), которые простукивали стены в одном из погребов. Фродо даже сцепился с молодым Санчо Большестопом, внуком старого Одо, обнаружившим в большой кладовой эхо и вовсю там копавшим. Легенды о сокровищах Бильбо будили любопытство и надежду - ведь, как известно, легендарное золото, особенно неизвестно откуда взявшееся и уж точно не честным путем добытое, принадлежит тому, кто его найдет - если только никто не помешает.


Одолев Санчо и вытолкав его из дому, Фродо без сил упал на стул в холле, проговорил:


- Пора закрывать лавочку, Мерри. Запри дверь и не открывай сегодня больше никому – пускай хоть с тараном идут, - и пошел взбодриться поздней чашечкой чая.


Едва он сел, как в дверь снова тихонько постучали.


- Наверняка опять Лобелия, - подумал Фродо. - Придумала какую-то пакость и вернулась ее сообщить. Ничего, подождет.


Фродо вернулся к своему чаю, не обращая внимания на стук, ставший тем временем громче. Вдруг в окно просунулась голова мага и пригрозила:


- Если ты меня не впустишь, Фродо, я так постучу, что дверь вылетит с той стороны холма!


- Гэндальф, дорогой мой! Сейчас! - воскликнул Фродо и метнулся к двери. - Входи, входи! Я же думал, это Лобелия!


- А, тогда прощаю. Видел ее недавно - ехала в Заречье с таким видом, что в округе, должно быть, всё молоко скисло.


- Я и сам от нее чуть не скис. Если честно, я уж хотел кольцо Бильбо надеть, чтоб только от нее спрятаться.


- А вот этого не надо! - сказал Гэндальф, садясь. - Будь осторожен с кольцом, Фродо! Отчасти из-за него я и вернулся - сказать кое-что напоследок.


- А что с ним такое?


- Что тебе про него известно?


- Только то, что Бильбо рассказывал: как он его нашел, как пользовался им - пока путешествовал, то есть.


- Что за история? - поинтересовался Гэндальф.


- Ну, это не та, что он рассказывал гномам и вписал в свою книгу, - ответил Фродо. - Мне он рассказал подлинную историю – вскоре после того, как я сюда переехал. Говорил, ты его допекал, пока он тебе все не рассказал, так лучше будет и мне тоже знать. "У меня от тебя секретов нет, Фродо", - говорил он, - "только ты больше никому об этом не рассказывай. Все равно оно теперь мое".


- Интересно, - заметил Гэндальф. - А ты что обо всем этом думал?


- Если ты про сказку о "подарочке"... ну, я думал, что настоящая история куда больше на правду походит, и, главное, зачем в ней вообще что-то менять? Очень непохоже на Бильбо, я, помнится, сильно удивился.

 
- Вот и я тоже. Вот только это частенько случается с теми, кто владеет сокровищем вроде этого кольца и пользуется им. Будет тебе урок - с кольцом надо быть поосторожнее. Вполне возможно, что оно не только невидимым может тебя сделать, но и еще много чего.


- Не понимаю, - проговорил Фродо.


- Я тоже, - ответил маг. - Я про это кольцо всерьез начал думать только с прошлой ночи. Но не беспокойся. Только послушай моего совета: пользуйся им только в самом крайнем случае, а лучше - вовсе не пользуйся. Во всяком случае, прошу тебя, не пользуйся им, если есть хоть малейший риск вызвать подозрения или пересуды. Еще раз говорю, держи его в безопасном месте и не говори о нем никому!


- Ты говоришь загадками! Чего ты боишься?


- Я пока не уверен и поэтому не скажу. Но, может быть, смогу рассказать, когда вернусь. А сейчас мне пора, так что прощай, - и маг поднялся на ноги.


- Уже? - вскричал Фродо. - Куда? Я думал, ты хотя бы на неделю останешься, надеялся, что поможешь!


- Я так и хотел, но не получается. Может быть, меня долго не будет, но я приду тебя повидать, как только смогу. Жди меня! Я приду потихоньку - не нужно мне снова приходить в Шир так открыто. Здесь меня теперь недолюбливают, говорят, что я всем мешаю, спокойствие нарушаю. Кое-кто и прямо меня обвинял, что я Бильбо сманиваю или еще хуже. Если хочешь знать, мы с тобой сговорились завладеть его богатством.


- Кое-кто! - воскликнул Фродо. - Наверняка Отто с Лобелией! Вот гадость! Я бы даже Бэг-Энд им отдал – что угодно, только бы Бильбо вернуть и побродить с ним где-нибудь. Я люблю Шир, но почему-то мне теперь тоже хочется уйти. Гадаю вот, увижу ли Бильбо еще когда-нибудь.

 
- Я тоже, - сказал Гэндальф. - И еще о многих вещах. А сейчас прощай! Береги себя! И жди меня - особенно тогда, когда надежды мало! Прощай!


Фродо проводил его до двери. Гэндальф помахал рукой на прощание и неожиданно быстро исчез; однако Фродо подумал, что старый маг выглядит необычно усталым, словно его гнетет какая-то тяжкая ноша. Вечерело, и фигура, закутанная в плащ, быстро растворилась в сумерках. Фродо не виделся с ним еще очень долго.