Кожаный пиджак

                "Для разного времени нужны разные ощущения..." (БГ)

Когда-то я мечтал о кожаном пиджаке. И не столько потому, что в лайке ходил весь "солидняк", сколько потому, что я был совершенно влюблен в Римму. В сырую погоду, под моросящим дождем и мокрым снегом, мягкая темно-коричневая кожа на ее приталенном пальто и енотовой шапке источала неповторимый, едва заметный амбре, от которого кружилась голова.
      От цен галёрного "покроя" головокружение становилось еще сильнее. За такую вещь можно было легко отдать целую зарплату, а то и больше. Заказывать что-либо у тетушек в Швеции тоже как-то не хотелось. Они уже давно не приезжали, а только иногда передавали что-нибудь с оказией. Впервые, после войны, им разрешили приехать в Ленинград по туристической визе только в конце 50-х. Говорить же с коллегами о "прикиде" было, прямо скажем, неосмотрительно.
      В ЛО ВАО "Интурист" всем гидам-переводчикам предписывалось носить строгий бежевый костюм. Я же приходил на работу зимой в "танкере" и "луноходах", а летом – в джинсах Lee Cooper от бедра и шузах Playboy. Мне это почему-то сходило с рук: все думали, что я "непростой", что у меня "кто-то есть".    
      В "Канатнике" у Лёхи тусовались одни "центровые", но туда приносили на "сдачу" только "свинуху", что меня совсем не устраивало. "Кронверк", где барменом теперь работал Генка из Дома журналиста, был немного на отшибе. В "Бомбее" собиралась одна наркота. Оставались "Рим", "Сайгон", "Баку" и "Шайба". Ближе к дому была "Шайба".
      Как-то поздним осенним вечером, посадив своих австралийцев на поезд № 649, я приехал к "разводу" в "Шайбу", где все еще назойливо звучал Nightflight to Venus. У входа уже стояла Санина "Нива", которую он купил после Афгана. Заказав себе у стойки "Фрукты в шампанском", я сел за столик и положил на парапет фирменный пакет с только что купленным батоном за двадцать две копейки. Народ еще вовсю танцевал.
      – О, какие люди, и без охраны! – кто-то произнес за моей спиной. 
      Ко мне подошли мои старые друзья – Серж и Лара – и мы спустились на танцпол. Вдоволь подвигавшись под Bad Girls, ребята пересели за мой столик, еще не оккупированный "арабщицами". Лара немного располнела, но от этого казалась еще более привлекательной. На ней было фирменное темно-синее платье в белый горошек. Я ее давно не видел и поэтому был искренне рад нашей неожиданной встрече. Она отмечала свой день рождения и пригласила меня поехать с ней после "Шайбы" в "Прибалтийскую".
      – Ну что ж, oбъезд так объезд, – сказал я без особого энтузиазма.
      – Закажем что-нибудь легкое, а потом посидим в валютнике, у меня есть "морковка", – уговаривала она.
      – А спецслужба не прихватит?
      – Не боись, всё схвачено.
      – Ну если только совсем ненадолго, а то мне завтра на работу, – ответил я, сдаваясь. 
      Серж выглядел, как всегда, довольным и счастливым, только немного сосредоточенным. Я поинтересовался, в чем дело, и он посетовал на то, что ему пришла повестка в военкомат. Я стал его утешать, говоря, что, может быть, его и не заберут в армию из-за матери – она же останется совсем одна.   
      – Они на это не посмотрят, – промычал он исподлобья.
      – Ничего, там тоже жить можно. По ночам будешь слушать «Радио Люксембург», – продолжал я.
      – В береговой охране на Амуре будет не до музыки, – ответил он с легкой иронией. 
      – Ты что, в натуре, это же андроповские войска, – не унимался я. 
      – Ну и что, какая разница, – продолжал он.
      – Но ведь я же выжил на Ямале, – не без гордости заметил я.
      – Ты – это ты, а я – это я, – пессимистично ответил он.   
      – А отмазаться на пробовал? – заладил я.
      – За бабки не отмазаться. Триста рублей стоит стройбат. Что же мне теперь остается – косить на голову, чтобы потом всю жизнь с желтым билетом ходить? А у этого марамоя я ни о чем просить не стану, тоже мне "золотая молодежь", от "срочки" его спасла только "военка" МГИМО, да и то с батиной подачи, – саркастически процедил он.
      – "Золотая молодежь" – это мы, потому что всего добились сами, – с апломбом заявил я.
      Я эффектно предложил всем красный Dunhill из "Березки" и закурил сам. 
      – И в универ мы поступали сами, а не в обход общего конкурса – по путевкам с заводов или по льготам для срочников, как некоторые. И в приемных комиссиях у нас свои люди не сидели, – я все никак не мог угомониться.      
      Я только теперь заметил, что мой французский батон валяется на полу, а фирменного пакета и след простыл.
      – Да-а, ну и народ пошел – кругом одни "крестьяне", из-за какого-то пакета свежевыпеченный батон выбрасывать! Ну ничего, зато хорошо потанцевали, – старался я не расстраиваться.   
      Тем временем музыка смолкла, и все стали расходиться.   
      – Послушай, Энди, ты мне все равно что брат! На, возьми на память, деды все равно отберут, – явно смущаясь, произнес Серж, протягивая мне свой новый кожаный пиджак.             
      Я был в диком восторге и не знал, что сказать.
      – Не отберут, губа завернется!   
      Мы подошли к стоянке такси. У меня еще оставались после работы талоны на такси, так что я мог произвести впечатление на Лару.
      – Шеф, в "Прибалтийскую", – вальяжно бросил я таксисту.
      Я повернулся к Сержу, чтобы попрощаться.      
      – Старик, держи краба, с меня приходится. После дембеля отдохнем по полной! За маму не переживай, все будет путем. На отвальную-то позовешь?
      – Спрашиваешь! – ответил он, улыбаясь.       
               
© Андрей Тарзалайнен, 2017