Скажу честно – в детстве я не читал предисловия к книгам, начинал сразу с первой главы, и моё воображение само дорисовывало то, что могло бы содержаться в предисловии. Но сейчас, впервые выступая в роли писателя, я понял, что без него иногда не обойтись.
Это подлинная история, записанная мной со слов друга. С ним, Николаем, мы когда-то давно работали в одном отделе НИИ, он такой же инженер IT, как и я. Потом нас разбросала жизнь, но однажды сучилось так, что мы провели неделю в одном гостиничном номере, обучаясь на курсах повышения квалификации в Москве. Вечерами делать было особо нечего и он поделился со мной историей своей любви. А я записал её и публикую с его согласия, изменив, конечно, имена.
*
Они познакомились, когда скорость интернета была совсем маленькой и у каждого продвинутого пользователя кроме сетевой карты имелся модем на всякий пожарный.
Однажды она постучалась к нему в личку с просьбой поговорить. Для него это было необычно – привык, что в знакомствах мужчина должен проявлять инициативу. Но так как уже несколько недель жил один, отбившись от жены и сына, в маминой квартире, пока мама была в отъезде, и допоздна засиживался на интернет-форумах, с удовольствием откликнулся на просьбу. Её звали Ирина, разведена, с двумя детьми – двойня, мальчик и девочка, уже взрослые, окончившие школу. Общаться в интернете с незнакомыми людьми гораздо проще – можно обсуждать всё без последствий. С ней было легко, и через недельку-другую он уже ждал её появления с «Привет! Что нового?». Обменялись телефонами и иногда болтали понемногу, чаще по делу – какие-нибудь компьютерные вопросы. А спустя полгода они договорились встретиться и посидеть в кафе. Ирина работала в большом торговом центре «Квант» в маленькой рекламной фирме дизайнером. В общем, он должен был дождаться её на крыльце у главного входа в «Квант» в восемь вечера. Середина ноября – снега почти нет, а морозец уже приличный. Он не стал покупать цветы, а нашёл симпатичный сувенирчик – фигурку спаниеля со смешной физиономией, такие мордочки у них бывают, когда ждут чего-то вкусного от хозяина за выполнение команды. У него в детстве был спаниель, так что всё точно. На пост на крыльце явился минут за двадцать – не любил опаздывать. В восемь часов из «Кванта» повалил народ, причём 99 процентов – девушки и женщины. Их оказалось так много! Он вглядывался каждой в глаза и пытался угадать Ирину. Она так и не отправила ему свою фотографию, хотя он настойчиво просил и свою ей отправил, (в конце концов он решил – может, стесняется чего-то в своей внешности – фигура, лицо, ну, мало ли…). Минут через десять у него заболели глаза от бессмысленного напряжения, да и девушки от него немного шарахаться стали, встречаясь с ним взглядом. Её звонок раздался как раз вовремя: «Мужчина, я Вас долго ждать буду? Я уже спустилась с крыльца и машу рукой!»
Да, внизу стояла одетая в чёрную кожаную куртку и в белой вязаной шапочке девушка и смотрела на него. В сумрачном ноябре в восемь вечера на улице уже темно, поэтому разглядеть её в подробностях там не было возможности. Он спустился, и они пошли в ближайшее кафе, по дороге обмениваясь короткими репликами, немного смущаясь. В кафе он наконец разглядел её, когда они сняли куртки – стройная русоволосая женщина от тридцати пяти, примерно, в свитере и джинсах, с небольшой грудью и тонкой талией, ростом чуть выше него, но скорее из-за каблуков, не мелкие кудри волос над высоким лбом, и удивительные синие глаза. Без макияжа, только чуть тонковатые губы в неяркой помаде – скорее гигиенической. Большие серёжки в цвет глаз отвлекали внимание от мелкой сеточки морщинок у губ. Не подиумная красавица, конечно, но в ней было некое естественное обаяние. И эти серёжки. Она архитектор по специальности – и, явно, во вкусе и умении нести себя ей нельзя было отказать. Вообще архитекторы выглядят как-то особенно. Умеют они внести в наряд какую-нибудь изюминку – у Ирины в тот момент изюминкой были серёжки. А ещё у неё был специфический приятный запах парфюмерии и свежеклеенного макета с оттенком масляных красок – работа дизайнера накладывает свой отпечаток. Она заказала полноценный ужин, а он только кофе и десерт. Смущение ушло как-то само собой, видимо повлияло то, с каким удовольствием она уплетала солянку, а затем и котлету, и они разболтались. Ему нравился её голос и шуточно-язвительная манера общения. Он, обычно молчаливый, вдруг разговорился совершенно свободно. Рассказал о семье, об отношениях с женой и тринадцатилетним сыном, о работе и увлечениях. Ну, и сам спрашивал, конечно. Муж Ирины ушёл из семьи несколько лет назад к более молодой, но отношения с детьми поддерживает и насколько может – помогает. Дочь работает у него в фирме, что является большим подспорьем, сын пытается как-то устроиться, пробует работать то там, то сям, но пока не очень получается. А ещё у них есть собака и кошка. В общем - живут впятером в полуторке.
Так незаметно пролетела пара часов и уже пора было по домам. Он, естественно, помог ей одеться, заметив, что она не избалована мужским вниманием – не привыкла к тому, что ей подают куртку, как это полагается. Когда к остановке подъезжал её автобус, она неожиданно чмокнула его в щёку и сказала:
- Спасибо за приятный вечер!
Он успел ей вручить статуэтку спаниеля со словами:
- Поставишь возле монитора и, глядя на неё, будешь вспоминать, что у тебя есть преданный друг, готовый выполнить любую твою команду. Ну…за что-нибудь сладенькое!
Она упорхнула в автобус со смехом. А он, через некоторое время, сел в свой, и по дороге домой – мама уже вернулась и он жил в семье – думал о том, что скажет жене. Хотя с этим особых проблем не было – у него очень много знакомых, к которым он после работы ходил, оказывая ту или иную помощь – где с компьютером и другой электроникой, где просто полочку с помощью перфоратора повесить, да и электророзетку подгоревшую починить, благо руки росли откуда надо. Врать не любил, но не говорить же жене, что сидел с женщиной в кафе – бессонная ночь была бы гарантирована. У супруги был свой, не очень доходный бизнес, поэтому она сама частенько допоздна задерживалась, и он вполне мог вернуться домой раньше неё.
Странная штука – семейная жизнь. Казалось бы – что мужику надо? Квартира, жена, сын, хорошая работа. До рождения сына они любили друг друга, бывало – ревновали и ругались в пух и прах, но мирились – оба были отходчивыми. До исполнения года ребёнку всё было замечательно, пока она его кормила грудью и не могла долго отсутствовать. А потом что-то пошло не так – она явно не торопилась домой, оставляя ребёнка родителям, а вечерами с сыном сидел он. Когда сыну исполнилось два – он поехал с ним в отпуск на море к родственникам, жена осталась дома – не могла оставить свой бизнес. Месяц с сыном, которого он боготворил, у моря был шикарным – двухлетний ребёнок каждую минуту дарит какое-нибудь чудо, вызывая умиление любящего родителя. Загоревшие, поправившиеся, набрав южных фруктов, они удачно вернулись домой на день раньше, успев сесть на более ранний самолёт при пересадке. Женщина в кассе аэропорта, видя мужчину с маленьким ребёнком, перебронировала билет на удобный рейс. И вот они стояли у квартиры и звонили – дверь была закрыта изнутри на щеколду, а когда им открыли с небольшой задержкой – в квартире, кроме супруги, был мужчина, её знакомый. Да, они были одеты и на столе лежали рабочие документы, но жена, всегда носившая бюстгальтер, была на этот раз без него. В общем – ему было очень больно, безумно больно, хотя он их не застал в постели, но ей так и не поверил, что это была чисто деловая встреча. Всё же он её любил. И сына. Боль пришлось проглотить, но она разъедала его изнутри, каждый раз, когда об этом думал, а не думать об этом он не мог – у него просто всё замирало, фантазия рисовала обнажённое тело любимой в объятиях другого… И он нашёл единственный выход, чтобы не свихнуться – стал смотреть на других женщин. С тех пор семья для него держалась только на любви к сыну. Хотя жену он всё ещё любил, но уже не дорожил ею так, как в первые годы. Свои измены тщательно скрывал, крутил романы только с замужними женщинами – оба были заинтересованы в сохранении тайны, но в маленьком городе нет-нет, да просочится информация. Тогда, конечно – скандал и слёзы жены, а этого он не выносил, отпирался даже при всей очевидности, и жена его прощала. Часто посещала мысль о разводе – может так было бы лучше, но не мог оставить сына.
К моменту встречи с Ириной у него уже несколько лет была женщина, с которой он встречался раза три-четыре в месяц. Её муж, которого она в принципе очень любила, часто отсутствовал подолгу.
И всё же ему чего-то не хватало. Возможно, той, настоящей, взаимной и яркой любви, которая ушла из отношений с женой.
Через несколько дней он опять встретился с Ириной, и опять они сидели в кафе пару часов. На этот раз он принёс всё же розу – нашёл недалеко от «Кванта» ларёк, в котором цветы были довольно свежими, и продавщица была ненавязчивой, но мило улыбалась, делая прозрачную упаковку цветку.
Ему было приятно наблюдать, как засветились глаза Ирины, теперь уже Иришки (так нежно называли её родители в детстве, и так разрешено было ему к ней обращаться) при виде этой тёмно-красной розы. Болтали обо всём и ни о чём. Когда вышли из кафе, он умудрился подскользнуться, и, с криком «Ма!..» невероятно балансируя, приземлиться на четвереньки. Сумка, которую он всегда носил на наплечном ремне – джентельменский набор электронщика с основными инструментами и коробочкой деталей, описала дугу за спиной и упала точно на затылок, сбив шапку формовку, которая в результате откатилась метра на три. Поднимаясь и отряхивая перчатки, он уже спокойно договорил:
- Ма-мия!
Иришка расхохоталась. Он тоже со смехом поднял шапку, и, не надевая, держа её, как бродячий артист, подошёл к Иришке:
- Барышня, гоните рубль за представление!
Барышня, сделала вид, что достаёт из кармана монеты:
- За такое представление я пятак отдам с радостью!
- За пятак я ещё раз повторю! - он надел шапку, и они, смеясь, пошли на остановку.
Через недельку она позвонила, сказала, что сбежит с работы пораньше и будет ждать его в кафе, но не одна, а с подругой. Он выяснил: подругу тоже зовут Ирина, но когда они рядом, что бы не путать, её называют Ириха, так как она покрупнее Иришки. Он пришёл с двумя розами, Ирихе – чайную, а Иришке нежно-розовую. Ириха действительно была крупнее Иришки и чуть постарше выглядела. Вечер прошёл в разговорах двух Ирин, которые давно не виделись (пару недель, кажется), периодически они интересовались – почему он больше молчит, а он удивлённо отговаривался – в ваш разговор просто не успеешь слово вставить! После кафе они решили прогуляться пару остановок – взяли его под руки и посоветовали загадать желание. Он загадал, Ирины же решили угадать, что за желание, и всю дорогу фантазировали на эту тему – ох уж эти женские фантазии – начиналось всё с кучи денег, и кукла Барби была далеко не последней в списке! Видимо на них влияло морозное полнолуние и предновогоднее настроение. Он чуть не забыл отдать им розы перед посадкой в автобус, которые от мороза прятал за пазухой под курткой, придерживая снаружи рукой, иначе они вывалились бы под ноги. А его желание, куда более простое и, одновременно, более сложное, впоследствии сбылось.
В конце концов перед Новым годом он попал к Иришке домой. У неё заглючил домашний компьютер, а это самое что ни на есть его дело – устранять компьютерные глюки. Встретились в этот вечер, как обычно, но вместо кафе пошли сразу на остановку.
Её квартира была на верхнем, пятом этаже панельной хрущёвки. Первой, кто их встретил за дверью, была боксёрша Рона, обрубок хвоста которой бешено вилял вместе со всей задней половиной туловища. Иришка бросила громко в квартиру:
- Люди, вы Рону выгуляли?
- Нет, мам, выведи пожалуйста! – донёсся девичий голос из глубины квартиры.
- Звери вы, издеваетесь над собакой. – проворчала Иришка, снимая с вешалки поводок.
Рона так бурно выражала свою радость при виде поводка, что Иришке пришлось её приструнить, иначе поводок было просто не пристегнуть к ошейнику. Иришка дала ему в руки поводок со словами:
- Беги подальше от подъезда, а я сейчас тоже выйду!
Рона сначала удивлённо посмотрела на хозяйку, но получив приказ гулять, понесла его вниз так, что ему пришлось прыгать через две ступеньки, а выскочив на улицу, она пробежала ещё метров двадцать и наконец присела. Видно было, что давно терпела. Ещё минут десять они погуляли со спустившейся Иришкой, а потом замёрзшая собака сама потащила их в подъезд.
Настал черёд знакомиться с детьми. Он немного смущённо улыбался.
- Дядя Коля, - представила его Иришка.
- Здравствуйте, дядя Коля! – как отрепетировано, хором ответили дети, оба широко улыбаясь.
Лера, Леруська или Валерия (в официальных случаях), была худенькой, угловатой девицей, похожей на маму, только волосы были собраны сзади в хвостик, не очень длинный, что открывало её слегка оттопыренные ушки. В широкой футболке лимонного цвета и шортах по колено она невольно вызывала улыбку. А ещё на голове был какой-то ободок, а-ля бабушка, сильно контрастировавший с её юным блеском зеленовато-синих глаз.
Артём, Артёмка, в крайнем случае – Артемий, наоборот – выглядел солидно, короткая стрижка открывала приличные залысины у лба, что сразу делало его значительно старше своих лет, крепкая фигура дополняла это впечатление. Они были совершенно разные, хотя родились с разницей в несколько минут.
Артём, как главное заинтересованное лицо, сразу повёл Ника через проходной зал в маленькую «детскую», где стоял компьютер, по пути обозначая проблему. Проблема не стоила выеденного яйца – достаточно было поковыряться в настройках системы, что и было сделано за пару минут. Радостный парнишка, бросив спасибо Нику, побежал за Лерой, которая помогала Иришке на кухне. Ник тоже прошёл на кухню и остался с Иришкой наедине – дети побежали за компьютер, видимо, навёрстывать упущенное время. Он сел за стол, и смотрел, как переодевшаяся Иришка спиной к нему что-то колдовала у плиты. Домашние джинсы, кое-где уже протёртые до дыр, и бирюзовый топ служили мощным катализатором его фантазий. Ну, и то, что было заключено в джинсах и топе, а особенно белая полоса спины межу ними с красивыми линиями талии и бугорками позвоночника в ямке, просто приковали к себе его взгляд. Он и сам не очень-то понял, как оказался за её спиной, обнимая за талию. Не поворачивая головы, Иришка сказала:
- Кто-то сейчас получит черпаком в лоб!
- За что, - деланно удивившись, спросил он, на всякий случай убрав руки и отступая на шаг, - я же нежненько и по-дружески?!
- Чтобы больше не подкрадывался и не пугал меня неожиданными нежностями! – развернулась она, помахивая с улыбкой увесистой поварёшкой, - зови тех двоих кушать, всё готово. И руки можешь помыть в ванной, только особо не пугайся там.
Видимо на слово «кушать» тут же прибежала Рона с радостной мордой, но Иришка её расстроила:
- Рона, «кушать» тебя не касалось, так что топай на место. И не надо тут обиженные глазки строить – сначала мы, потом ты.
Расстроенная собака на всякий случай далеко уходить не стала – устроилась под столом, разбросав все четыре лапы в разных направлениях.
Ник помыл в ванной руки, но самое главное сделать не смог – унитаз был расколот так, что при смыве из бачка большая часть воды текла бы на пол. Ведром бы получилось смыть, но ведра поблизости не было. Поэтому Ник попросил свой пузырь, который уже потихоньку намекал, потерпеть.
Ужин был простой, но вкусный – суп, похожий на борщ, пюре и куриные крылышки. Дети за столом задерживаться не стали – прикончив еду, бросились опять за компьютер, а Ник засобирался домой, хотя мог ещё посидеть часок, но суп дал все козыри в руки пузырю… Наверно, быстрый его уход несколько обескуражил Иришку, но виду, прощаясь с ним, она не подала. Он же, выйдя из подъезда, начал сканировать взглядом местность по пути на остановку, и увидел тёмные кусты под берёзой в стороне от дороги и фонарей. Простив себя, пользуясь поговоркой – пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь – он отвёл душу в этих кустах, заодно сравнив себя с Роной. Правда, зимой часть этого удовольствия портит холод, но облегчение всё же великое.
В следующий раз в кафе, когда им оставалось только допить кофе, он спросил у Иришки, что случилось с унитазом. Она пожаловалась на Артёма, который имел привычку курить в вентиляционное отверстие, вставая на унитаз, и однажды так неудачно встал.
- Так вот почему ты так быстро сбежал - хотел в туалет?
- Ну, да, было, - сознался он.
- А я мучилась – невкусно сготовила или ляпнула что-нибудь!
- Ириш, а почему это мои розы висят вниз головой у тебя в ванной на бельевой верёвке? – спросил он, вспомнив это печальное зрелище.
- Ну, не все же, а те, которые отстояли своё в вазе – я их засушу и поставлю все вместе в большой напольный вазон – сухая икебана будет. А вниз головой – чтобы головки не сгибались. Поэтому ты свою привычку приходить в кафе с розочкой не бросай!
- Обещаю – не брошу, мне нравится выражение твоих глаз, когда ты берёшь в руки очередной цветок,- сказал он с улыбкой и продолжил, - Давай, унитаз поменяем?
- Сложно, там он заделан под кафель с цементом – пол в ванной хрущёвский, с подушкой из песка. Да, и новый надо купить, привезти. Хотя я с Ирихой уже договорилась съездить в магазин, выбрать подходящий в эту субботу, у неё есть машина. Сантехника ещё найти надо.
- Да я справлюсь, думаю – за день. Так что в воскресенье жди в гости, но учти – им нельзя будет пользоваться по полной, пока раствор не застынет. И ещё – купите смесь цементную, килограммов пять хватит.
В воскресенье, с инструментом и хорошим настроением он явился к ним с утра пораньше. Ник вообще любил что-то делать руками, а тут такая возможность! Ему доводилось пару раз менять унитаз дома, один раз просто современную модель с бачком внизу ставил, а второй раз по необходимости. Однажды ему на работу позвонил десятилетний сын:
- Па, как перекрыть воду, а то в туалете лужа?
Он объяснил пацану, какой кран и куда повернуть, не стал вдаваться в детали появления лужи, потому, что когда течёт вода, лучше сначала перекрыть воду, а потом выяснять подробности. После работы поторопился домой, где обнаружился расколотый пополам вертикально унитаз. Пятиминутный допрос выявил проблемы воспитания ребёнка – ибо нефиг смотреть с ним всякую ерунду по видео, типа «Трудный ребёнок», где маленький хулиган в школе бросает в унитаз петарду и смывает её, а она взрывается на другом этаже под учителем. Должен был сразу объяснить, что петарда, смытая, погаснет без доступа кислорода и не взорвётся в канализации. Вот – этот малолетний незнайка решил самостоятельно провести эксперимент, но петарда смываться не стала, а благополучно бахнула в центре унитаза на поверхности воды. Где он взял петарду было и так понятно – в шкафу, папа на новогоднюю ночь приготовил.
Короче – за пару часов Ник успел и в магазин смотаться за унитазом, и установить его, благо купил точно такой же, а сын был отлучён от телевизора на месяц.
У Иришки пришлось повозиться дольше. Пока он демонтировал старый, а потом устанавливал и подключал новый, Иришка несколько раз заглядывала в ванную комнату и задавала с улыбкой каверзные вопросы типа:
- А течь не будет?
- Хорошо закрепил?
- Раствор не жидковат?
- Соседей не затопим?
И ещё кучу подобных. В очередной раз, услышав её шаги в сторону ванной, он встал у двери подбоченившись и состроил зверское выражение. Она, открыв дверь и сразу уткнувшись в изваяние немого зверства, от неожиданности ойкнула и сказала:
- Всё-всё…я пошла готовить!
Вскоре он закончил, и, настроив поплавок, несколько раз опробовал систему – нигде ничего не капало и не сочилось. Сам полюбовался своей работой и позвал Иришку. Она тоже опробовала, как всё работает.
- Ты такое великое дело для нас сделал, - сказала она, чмокнув его в щёчку.
Он хотел, но не мог её обнять – руки по локти были грязные.
- Мой руки и за стол – всё уже готово! – она показала, каким полотенцем вытереться, а сама ушла на кухню.
Пока он отмывался, вернулись дети. Они, оказывается, ездили на утренний сеанс в Луч, смотрели «Форсаж». Дом наполнился шумом – дети делились впечатлениями от фильма, Рона металась от одного к другому, выпрашивая внимания или еду, а может и то и другое. Откуда-то вылезла персидская голубая кошка Сильва, которую Ник раньше не видел, устроилась у него на коленях и периодически запускала свои когти в его ногу сквозь джинсы, чему хозяева несказанно удивились – обычно она дичилась гостей.
Остаток дня прошёл под знаком его геройства – дети тоже радовались новому унитазу и возможности нормально посещать туалет, и ему было просто приятно поглощать эту атмосферу радости. Он откланялся, когда стемнело.
На следующей неделе они опять сидели в очередном кафе (раньше решили ходить в разные, пока не обойдут все в районе Кванта), Ник прикинулся хиромантом и взял её правую руку погадать. «Нагадал» ей счастливую и долгую жизнь, лет до ста, второй прочный брак, мелкие проблемы со здоровьем после семидесяти для правдоподобности, и ещё немного приятных мелочей. Она, улыбаясь, спросила:
- Что бы ты делал, если бы знал, что тебе осталось жить года четыре, примерно?
Он пожал плечами и задумался. А правда – что бы он делал? Плюнул на всё и жил бы в своё удовольствие? Наверно да, если бы имел на это средства. Поехал бы путешествовать по миру – Франция, Испания, Германия, Индия, Египет, обязательно – Италия, в Австралию съездил бы. Куба, Мексика, возможно – США. А умереть постарался бы в тёплой стране – могилку копать легче… Если бы были средства. А так, когда живёшь от зарплаты до зарплаты – привёл бы в порядок все дела и жил бы, как и сейчас – дом, работа, работа, дом. Только с осознанием того, что скоро этого всего не будет. Но ведь никто не знает, когда суждено умереть.
- А ты? – спросил он Иришку.
- Не знаю, - ответила она, - интересно, есть ли там что-то, дальше…
- Лично я закоренелый атеист и не верю в Ад и Рай.
- Знаешь,- задумчиво сказала она, - люди по-разному приходят к Богу. Иногда им просто больше не к кому идти – от безысходности. Я тоже всегда была атеисткой, но вдруг Он всё же есть, и мы зря не ходим в церковь?
- Ну, уж нет – только не церковь! – заулыбался Ник, - если Бог есть, то зачем нужны посредники для общения с ним? Мне кажется, что у каждого должен быть свой Бог в голове, и каждый человек – сам себе Бог. Подозреваю, что Бога придумали для управления людьми. Хотя польза от веры есть – заповеди, которые регулируют взаимоотношения людей, если бы их не привили человечеству, вряд ли бы сейчас существовала наша цивилизация.
Он попросил её левую руку – посмотреть, а что у неё в жизни было, но вместо «гадания» сделал ей сороку-ворону, которая деток кормила… Иришка рассмеялась и шутливо дала ему подзатыльник:
- Вот какой ты хиромант, оказывается!
Поговорили о том, как будут встречать уже совсем близкий Новый год. Иришку пригласила Ириха – будет хорошая компания, Лера и Артём тоже разбегутся к своим друзьям. Ник с сожалением сказал, что придётся в кругу семьи отмечать. Договорились на каникулах сходить в кино и ещё куда-нибудь экспромтом.
Возвращаясь домой в автобусе с напрочь замёрзшими окнами, он вытопил пальцами на стекле букву «м» и задумался – ему было как-то не по себе, из-за того, что Иришка не пригласила его встречать Новый год вместе. Он вдруг представил хорошую Ирихину компанию и какого-нибудь упыря, который будет глазеть на Иришку, а там и до дальнейшего недалеко… И понял, что ревнует, причём так по супружески, переживая, злясь и обижаясь одновременно. Эй-эй, ты что – влюбился? – осадил он мысленно себя. Влюбился-влюбился…, а что это – Любовь? Безумное желание секса? Вряд ли – была у него одна знакомая, один голос которой вызывал у него эрекцию – она была чертовски сексуальна, но о любви и мысли не было. «Как много тех, с кем можно лечь в постель, как мало тех, с кем хочется проснуться». Великий поэт… Ревность? Он и сейчас ужасно ревновал жену, хотя… может он до сих пор её любит? Тогда почему он совсем не стремится домой и только мысль о сыне заставляет его там находиться? Но спит же он с ней. И просыпается. И не дай бог с ней что-нибудь случится. Родная? Может быть. А Иришка? Как же она хороша! Чем хороша? Да ничем особенным. Но так хочется, чтобы её голова лежала у него на плече, и чувствовать тепло, лежащего рядом её обнажённого тела. И сам секс при этом, в общем-то, не нужен, главное – возможность нежно провести рукой по её коже… И видеть, как она спит. И просыпается, а потом, потягиваясь, встаёт…
А в букве «м» на стекле мелькали заснеженные улицы со светофорами и огнями ночных фонарей.
Сибирская зима всё же кончилась. В середине апреля. Ник часто бывал у Иришки в гостях – всё-таки любому дому нужна мужская рука, а Артём, хоть и мужик, в хозяйственных вопросах – ботаник. Начитанный парнишка, но перфоратор от дрели отличить не мог. Поэтому в квартире фактически уже не было ничего, к чему не приложил бы руку Ник. Говорят, что мужчина, вкладывающий средства и силы в дом, привязывается к этому дому. Нет, по крайней мере к Нику это не относилось, скорее наоборот – он готов был в лепёшку расшибиться, лишь бы что-нибудь делать в доме потому, что это дом Иришки. Он просто по уши влюбился. Его тянула туда магия этого удивительного чувства, он сам находил какие-то мелочи, которые можно отремонтировать, переделать или улучшить, лишь бы получить очередное приглашение в гости. И стал в этом доме своим – с ним уже не церемонились и принимали, как члена семьи, дети радовались его приходу, Лера советовалась и спрашивала его мнение по поводу нарядов, Артём откровенничал, как с другом, обо всём, а самой счастливой, пожалуй, была Рона – он, приходя, обязательно выходил с ней погулять минут на пятнадцать. Даже Сильва, царственная особа, кидалась ему под ноги, если он шёл на кухню, выпрашивая что-нибудь поесть. А вот с Иришкой они даже ни разу не поцеловались. С одной стороны Ник боялся обидеть её своими приставаниями, с другой стороны он не чувствовал даже намёка от Иришки на желание каких-то иных отношений, кроме дружеских.
В очередной раз он был приглашён на ремонт телефона – Сильва перегрызла провод от розетки до базы. Когда он пришёл, детей не было, они ушли на чей-то день рождения, но в гостях была Ириха. Две Ирины готовили ужин, а Ник, меняя провод, - минутное дело, обратил внимание на напольные весы под диваном. Ириха, бывая в гостях, каждый раз доставала эти старые механические весы после ужина и проверяла свой вес. Она вечно сидела на всяких диетах, что не мешало ей быть раза в полтора шире Иришки. И каждый раз, глядя на показания, она ругала Иришку, что та слишком вкусно готовит, сетовала на плохую наследственность и на несправедливость этого мира – всё самое вкусное обязательно откладывается на бёдрах. У Ника созрел коварный план – он подкрутил на весах корректировку нуля в большую сторону. Через пару минут его позвали ужинать. Ириха, как всегда, без умолку болтала – она просто патологически всегда заполняла все паузы и любое пространство разговорами. Проехалась по поводу вечной зависти к Иришке, которая за столом лупит всё подряд в немереных количествах – и хоть бы что, только живот немного увеличивается, но к следующей трапезе опять такой же. Пожаловалась на своего бывшего, после расставания с которым подсела на сладкое и никак не может избавиться от этой пагубной зависимости. Предложила бегать по утрам, отчего Ник с Иришкой дружно отказались, несмотря на то, что она – лучшая подруга и ждёт от них поддержки. Так, в болтовне, незаметно пролетел ужин. Ник ушёл в зал и устроился на диване, так как Ирины не дали ему возможности помочь с посудой, мотивируя это плохой приметой – если гость мужчина моет посуду, то хозяйка не выйдет замуж. Через какое-то время из кухни пришла Ириха и со словами «скоро лето, а кость всё ещё широкая» достала весы и встала на них, сбросив тапочки. Наступила тишина, стало слышно, как Иришка возится с посудой на кухне, и шаги Роны, которая там ожидала остатков со стола. Ник, видя всю гамму чувств на лице Ирихи, с трудом сдерживаясь, участливо спросил:
- Что там с «костью»?
Но когда Ириха, оторвав взгляд от стрелки, совершенно растерянно посмотрела на него, он не выдержал и расхохотался, расхохотался до слёз. Ириха спустилась с весов, и скрестив руки на груди, обиженным голосом произнесла:
- Друг называется! У человека горе…
На смех из кухни с полотенцем для посуды пришла Иришка и недоумённо, сравнивая выражения лиц, спросила:
- Что случилось, а?
Ник с трудом, вытерев слёзы, но продолжая смеяться, на четвереньках сполз с дивана до весов и подкрутил установку нуля на место. Тут всё поняла Ириха:
- Вот паразит! Садист! Я чуть не умерла тут с горя – за два дня лишних три кило! А он весы оказывается подкручивает! Иришка, дай что-нибудь тяжёлое, я его бить буду!
Тут наступила Иришкина очередь смеяться:
- А я думаю, что это ты вдруг притихла! – она, сотрясаясь от смеха, протянула Ирихе сырое полотенце, - На, не жалей, у меня полотенце ещё есть!
- Сдаюсь, сдаюсь! – жалобно запричитал Ник, прикрывая, как боксёр в глухой обороне, голову руками, - мы же друзья! Я больше не буду!
Ирины навалились на него и принялись щекотать, а он пытался увернуться от них. После нескольких минут борьбы они запыхались и оставили побеждённого врага в покое. Весы засунули на место и устроились на диване, периодически посмеиваясь над ситуацией. Только Рона, высунув морду из кухни, смотрела на них с укоризной – тут собака голодная, а они на диване прохлаждаются…
Через некоторое время Ирихе кто-то позвонил, и она засобиралась домой со словами:
- Злые вы – одна перекармливает, про другого вообще молчу – изверг! Ухожу от вас!
Иришка ехидно поинтересовалась:
- И кто это тебе звонил, неужели он?
- Всё тебе расскажи! – кокетливо улыбаясь, Ириха ускользнула в прихожую.
Когда Ириха ушла, они устроились рядом на диване. Ник не выдержал – развернулся к Иришке и, взяв её голову в ладони, начал целовать в губы. Иришка сначала напряглась, а потом обмякла и обняла его. Уж что-что, а целоваться Ник умел, по крайней мере он так считал, но тут испытывал какое-то безумное волнение до дрожи во всём теле. Он отпустил её голову и начал руками ласково гладить всё, что было у Иришки доступно для его рук. Она глубоко задышала и ответила ему тем же. Через некоторое время она оторвалась от его губ и, прижавшись щекой к его щеке, прошептала:
- Дети могут скоро вернуться… Так что давай быстро это сделаем!
После они лежали на наскоро разложенном и застеленном диване именно так, как часто мечтал об этом Ник – её голова с порозовевшими щеками у него на плече, рука лежала у него на груди и нога вплеталась в его ноги. Он свободной рукой нежно гладил её спину, и, чуть касаясь пальцами, шею, плечо и эту руку у него на груди. От её волос пахло яблоками. Бесконечно приятный запах его детства – свежий алма-атинский апорт.
- Боже – как я давно мечтал об этом, - прошептал он, - я никогда не испытывал такого наслаждения…
- А я уже думала, что ты никогда не решишься меня поцеловать. Помнишь, ты менял унитаз? Я фактически, как в немецких фильмах с сантехником, была готова на всё.
- Так-так, с этого места подробнее пожалуйста! – заулыбался он.
- К чёрту подробности – мне сейчас даже рукой двигать лень…и так приятно лежать с тобой… Дети! Скоро придут дети! Быстро встаём и уничтожаем следы! – уже в полный голос закончила Иришка, но сама даже не двинулась.
Неожиданно засуетилась Рона, до этого тихо лежавшая на своей подстилке, подошла к дивану и начала тыкаться носом в Иришку. Это могло быть признаком приближения детей и они быстро вскочили, оделись и убрали диван.
На этот раз прощались значительно дольше – он не мог никак выпустить Иришку из объятий и оторвать от неё губы.
По дороге домой, несмотря на физическую опустошённость, он переживал снова и снова каждую секунду этого вечера, вспоминая все мельчайшие детали Иришкиного тела, те, что он смог разглядеть, когда помогал ей раздеваться и когда на диване, лаская руками, обцеловывал её со всех сторон. Давно он такого не испытывал. А, может, никогда? Чем-то похоже на первый секс в его жизни. Только от того отдавало немного горечью из-за неопытности и быстротечности. А здесь он чувствовал каждый вдох, каждое движение Иришки и даже частоту её пульса. Вообще, секс – неотъемлемая часть любви мужчины и женщины, у кого-то большая, у кого-то меньшая, но если нет сексуального влечения, то это не та любовь, совсем не та. Хотя вырос он в ханжеском советском обществе, где о сексе совсем не говорили, а если и говорили, то только в пошлой форме, всё равно на уровне безусловных рефлексов это проросло в нём, как в любом созревающем подростке: секс с любимым человеком и любой другой секс – это небо и земля.
Теперь, занимаясь по ночам этим с женой, он закрывал глаза и представлял Иришку, иначе просто не мог…
В этом году был ранне-тёплый май. После бесцветности сибирской зимы, май с его зеленью и цветением выглядит преддверием рая. И люди меняются – в глазах появляется какой-то огонёк, то ли любви, то ли веры, или надежды, они становятся значительно улыбчивее и добрее. Ник с Иришкой стали подолгу гулять по улицам города, по набережной, частенько в берёзовой роще у её дома – тогда брали с собой Рону, которая без поводка носилась по тропинкам и кустам, всё вынюхивая, подкапывая, иногда пугая прохожих или приставая к другим собакам, которые, как и она, бурно радовались весне.
После таких прогулок заходили к Иришке домой на чай-кофе и иногда украдкой от детей целовались. Хотя дети и так обо всём догадывались. И не только Иришкины. Однажды, когда они шли под руку по набережной, навстречу им попалась семья с маленькой бойкой девочкой лет шести, которая вдруг, глядя на них, сказала:
- Мам, смотри – какая красивая пара!
Это было и приятно и смешно одновременно. Родители девочки смущённо заулыбались, проходя мимо, а Иришка немного отодвинулась от Ника, внимательно осмотрела его с головы до ног и, хмыкнув, сказала:
- Ну, ладно, я! А в тебе она что такого нашла? Ишь…соперница малолетняя!
Он притянул её к себе:
- Ты просто ослепительна и девочка не смогла рассмотреть меня как следует!
- Вот умеешь ты сгладить свои недостатки вовремя сказанным комплиментом! – рассмеялась она, чмокнув его в щёку.
Хотя ничем особенным они не отличались от множества других пар, прогуливающихся по набережной в это время. Возможно, в их глазах отражалось золотисто-закатное весеннее небо маленькой искоркой любви и счастья. У влюблённых, которые ещё не живут вместе, глаза сияют особенно - в них нет пятен каких-то обид, отягощённости бытом, которые присутствуют во взглядах семейных пар.
В конце мая Иришка позвонила ему и пригласила на воскресный пикник в рощу с утра пораньше:
- Наберём всяких вкусняшек и питья, подышим воздухом и прогуляем как следует Рону.
Он с радостью согласился. Договорились - кто что возьмёт и во сколько.
В воскресенье они встретились у её подъезда, он взял пакеты с едой и покрывалом, а она вела Рону на поводке. Километра через три по роще они забрались на вершину какого-то холма, с которой открывался красивый вид на реку и правобережную часть города. Стоянку устроили в тени большой сосны и просто валялись на покрывале, периодически лениво прерывая это занятие на еду. Как ни странно, но в роще в это время было полно народа – кто-то ездил на велосипедах, кто-то бегал, кто-то, как и они, располагался и отдыхал. Ближе к полудню стало совсем жарко, и даже неутомимая Рона устроилась недалеко от них в тени на боку, лишь периодически поднимая голову, чтобы проводить взглядом каких-нибудь прохожих. И они решили, что пора сматываться домой потому, что дальше будет ещё жарче, тем более, что еда уже кончилась, и вода, большую часть которой пришлось споить Роне – тоже, а яблочный сок не очень утолял жажду. Путь домой занял гораздо меньше времени, видимо под уклон легче идти, да и Рона уже не убегала куда-нибудь, и не приходилось останавливаться и ждать её. Детей дома не было – они на целый день уехали навещать бабушку – Иринину маму, которая жила в пригороде. Иришка поставила чай, а сама заперлась в ванной принимать душ. Ник сквозь дверь спросил:
- Не потереть ли Вам спинку, девушка?
- Следите за чайником, мужчина! И сделай бутерброды с сыром, там - в холодильнике где-то!
Из ванной она вышла бодренькая в розовом махровом халате. После чая, когда она убирала со стола, Ник, поймав удобный момент, обхватил её за талию и посадил к себе на колени. От неё опять пахло яблоками. Она обняла его, поцеловала и почти шёпотом отправила раскладывать и застилать диван. Пока он этим занимался, Иришка прошла в детскую и, когда он уже улёгся, вернулась и встала перед диваном, загадочно улыбаясь.
- Таинственная такая! – сказал он, приподнявшись, чтобы развязать пояс её халата.
- Да! – улыбка стала шире и глаза заблестели как-то особенно.
Когда халат распахнулся, он увидел дорогущее нижнее бельё с меховой оторочкой. Всё было в тёмно-бордовых тонах, в том числе и мех, видимо был подкрашен. Когда она скинула халатик, он зацокал и, причмокнув, сказал:
- Боже, за что мне такое! И ангел, и дьявол в одном лице! Чертовски красивая!
Она, счастливая, покрутилась перед ним, изгибаясь, как в восточном танце, и, видя, что у него уже «потекли слюньки», прилегла рядом и прильнула к нему. Он, нежно поглаживая бельё и то, что было под ним, спросил:
- Такое я ещё не видел. Безумно дорогое, наверно?
- Да – не помню, сколько стоило, но дорого. Купила, когда с мужем начались проблемы. Но так и не довелось ни перед кем похвастаться…
Он поправил ей волосы, которые закрывали лицо, и стал нежно целовать, начиная от лёгких морщинок на лбу и медленно спускаясь всё ниже и ниже. Но когда дошёл до белья, чтобы обойти поцелуями места, прикрытые им, ощущение меха на губах ему совсем не понравилось, но уж портить идиллию момента конечно не стал. Постепенно избавившись от белья, он стал целовать то, что было им скрыто. У неё была маленькая девичья грудь с аккуратными светло-розовыми сосками изумительной формы. Он любил небольшую грудь – она не отвисала с возрастом, и было приятно, что можно ладонью закрыть её полностью. В один из кульминационных моментов, лаская грудь руками, он ощутил чуть выше соска уплотнение, но было не до этого. В выходной день, когда никто не может помешать и отвлечь, сексом можно заниматься медленно и долго, изливая друг на друга всю накопившуюся нежность и любовь, смешанные с неимоверным желанием обладания!
После они обессилено лежали почти не двигаясь. Она на спине, раскидав по подушке свои локоны и глядя куда-то сквозь потолок, а он, повернувшись к ней, устало и нежно водил рукой по её животику. Молчали, наслаждаясь состоянием какого-то чудесного удовлетворения. Переведя взгляд с живота на её грудь, он вспомнил про уплотнение:
- Тебе надо сходить к врачу, у тебя уплотнение в правой груди. – сказал он вполголоса.
- Уже сходила. – спокойно ответила она.
- И?
- Рак. – сказала всё так же спокойно.
Он ещё не успел ничего осознать, а слёзы сами потекли из глаз. Ник отвернул голову, насколько мог, чтобы она не видела. С детства не плакал. Вернее – с юности. А тут прорвало. Нет, плакал по мужски – просто слёзы катились и всё. Он развернулся на спину, отвернув голову к стене, а слёзы всё катились и катились, и одна мысль крутилась в голове: ПОЧЕМУ? Почему его так наказывает жизнь? Почему такой человек, как Иришка, смертельно болен? Почему всё так несправедливо? Иришка прижалась к нему и положила руку ему на грудь. Он сообразил – ему плохо, а каково ей? Это она смертельно больна и ей в сотни, в миллионы раз хуже. Он развернулся, одну руку просунул ей под шею, а другой обнял сверху и прижал к себе. Его лицо было мокрым от слёз.
- Прости меня! – прошептала она и поцеловала его в губы.
- За что?– спросил он, и, вспомнив давний разговор в кафе, добавил: - Четыре года?
- Уже меньше, три с небольшим. Прости, не сказала сразу – сначала ты был просто посторонний, а потом боялась, что отвернёшься от меня, а я влюбилась, прости, Ник.
- Ну что ты заладила – прости-прости, насколько я знаю – это сейчас излечимо, я знаю одну женщину пенсионного возраста – она уже десять лет живёт после операции и помирать не собирается.
Иришка вздохнула с печальной улыбкой:
- Рак бывает разный. Мне сказали – мой не лечится.
Они долго молча лежали, тесно прижавшись, пока голод не заставил их оторваться друг от друга. Вдвоём они быстренько приготовили ужин, и во время еды Иришка попросила его:
- Об этом знает только Ириха. И ты. Пожалуйста, никому не говори, особенно детям. Не хочу, чтобы меня кто-то жалел.
Ник, конечно, пообещал. И добавил:
- Знаешь, сказать «Я люблю тебя!» очень трудно. А если любишь давно этого человека – гораздо труднее. Я тебя люблю! Очень-очень люблю!
- Знаю, – она устроилась у него на коленях, обхватила руками и прижалась щекой к щеке, - должна же я получить свою долю счастья!
Поздно вечером, уже перед самым уходом домой, Ник задержался на пороге и, пристально глядя Иришке в глаза, повторил:
- Я люблю тебя! Я тебя безумно люблю!
Она с лёгкой улыбкой кивнула ему и он ушёл.
Дальше всё покатилось как обычно – работа, дом и периодические прогулки с Иришкой. Только коллеги на работе заметили, что он стал менее улыбчивым. А он думал. Думал, что делать. Как-то, во время одной из прогулок по городу, понимая, что этот разговор ей будет неприятен, Ник всё-таки заговорил о лечении:
- Может обратиться в другую клинику, сделать ещё анализ?
- Давай, об этом забудем, Ник! Я же не девочка, сама знаю, что делать.
- Не могу, Иришка, ты мне слишком нужна. Дети, мама – они как перенесут это? – попытался твёрдо возразить он.
Она, понимая, что он не остановится, в довольно резкой форме ответила:
- У меня есть два варианта – либо просто жить до смерти, либо прожить на несколько месяцев больше, но всё время мучаясь от боли и всяких химиотерапий. Ты бы что выбрал?
Ник задумался на несколько секунд, а потом высказал:
- А если это всё же шанс выжить – я считаю, нужно использовать любой шанс.
- Ник, я не ХОЧУ больше говорить на эту тему. Сейчас и в дальнейшем. Прошу тебя!
Он, тяжело вздохнул:
- Хорошо, Ириш…
Если бы у него было много денег… Но много денег у него никогда не было. Может это последствия советского воспитания, может – гены, но была у него какая-то моральная граница – не мог он навариваться, не умел, довольствовался тем, что есть. А как сейчас не помешало бы богатство – повёз бы Иришку куда-нибудь лечиться или просто – отдыхать. Вспомнилась ваучеризация Всея Руси, когда инженеру, который в финансах и экономике ни в зуб ногой, вручили бумажку номиналом десять тысяч с наставлением – что хочешь, то и делай, и каким бараном он смотрел на предлагаемые акции. Хотя сейчас от тех «ООО» и «ОАО» типа «Хопёр-инвест» не осталось ни слуху - ни духу, и, пожалуй, он правильно сделал, что продал эти ваучеры по номиналу, когда перестали платить зарплату, и стало нечем кормить сына. Вряд ли он стал бы богатым, если бы поступил иначе. Жил, живёт и будет жить от зарплаты до зарплаты… Разве что банк ограбить – но и это надо уметь делать, сомнительная идейка. В азартные игры никогда не везло – на такой куш можно роток не разевать, хотя лотерейные билеты иногда покупал в надежде на джекпот, и даже выигрывал, но такую мелочь, которая не покрывала расходов на их покупку. Продать квартиру? Жена однозначно не подпишет документы, да и как он их оставит на улице? А самое главное – Иришка ни за что не примет такой помощи. Ник попытался найти возможность продать органы, но в этом государстве такой практики не существовало в то время. Через пару месяцев безуспешных раздумий и попыток он решил для себя – надо просто выключить Иришкину болезнь из своих мозгов, забыть об этом, и вести себя так, чтобы Иришка хотя бы при нём сама забывала о раке. А время летело. Летело с бешеной скоростью – время, оно такое, когда его мало.
Как-то раз они поругались. По мелочи – не сошлись во мнении о границах между зелёным и синим цветом. В общем – ерунда, она рассуждала с точки зрения дизайнера, а он – с точки зрения инженера, знающего цветовые схемы мониторов и цветных принтеров. Расстались в тот вечер слегка надутые друг на друга. А на следующую встречу он пришёл с белой розой – они в тот день были самыми свежими в ларьке.
Иришка немного удивилась:
- Первый раз с белой розой пришёл – чтобы не спорить больше о цветах?
- Это парламентёрская роза, как белый флаг! – нашёлся быстренько Ник, и с улыбкой добавил:
- Ну, и они сегодня самые свежие.
Иришка обняла его и, поцеловав, предложила:
- Давай, больше не будем ссориться из-за ерунды…
Больше из-за ерунды они не ссорились. Хотя, смотря, что считать ерундой – со временем любая «неерунда», послужившая причиной ссоры, становится полной ерундой, не стоившей тех обид и последствий. А ещё с тех пор Ник придумал для каждого цвета роз своё значение – от бурной страсти до очень-очень нежной любви.
Приближался день рождения детей, и Ник с Иришкой вместе выбирали и покупали им подарки. Нику нравились Иришкины дети – с ними было просто и легко. Добрые, хорошо воспитанные и начитанные, особенно Артём – он, кажется, не расставался с книгами, ел, спал и ходил с ними в туалет. Лера же любила животных и мечтала стать ветеринаром. Конечно – бывало, они ругались, и с Иришкой, и между собой, но быстро мирились. Как-то Ник стал свидетелем того, как Иришка их распекала за то, что те вовремя не вывели Рону, и та напрудила у порога.
- Обнаглели! Завели животное – ухаживайте за ним! – ругалась Иришка, злясь на них. Лера в это время быстро носилась с тряпкой и ведром, а Артём, обувшись, убежал с Роной на улицу. Когда Артём вернулся, Иришка продолжила:
- Мать, уставшая, пришла с работы, а вы даже собаку вовремя не выгуляли! – выговаривала она повышенным тоном. Ник, тоже притихший, устроившись на диване, любовался Иришкой в гневе – сдвинутые брови, жёстко поджатые губы и потемневшие глаза делали её необычно привлекательной, особенно глаза – они стали значительно более бездонными. И Ник невольно заулыбался. Она, заметив его улыбку и чуть смягчившись, повернулась к нему:
- А ты чего улыбаешься!? Щас и ты у меня в угол пойдёшь!
Подсела к нему, положила голову на плечо и в полголоса, чтобы дети не слышали, с улыбкой сказала:
- Ух, убила бы сейчас кого-нибудь!
Ник, нежно погладил её по голове:
- Состояние аффекта, конечно, является смягчающим обстоятельством, но всё равно за убийство дадут не меньше шести…
- За этих много не дадут, - громко сказала она, так, чтобы дети услышали, - нифига не ценят Мать свою!
В дверном проёме детской показалась улыбающаяся голова Артёма, а из кухни вышла Лера.
- Прости нас, мамулечка! – виновато склонив голову и жалобным голосочком сказала Лера.
- Ладно, - ответила Иришка, - скажите спасибо Нику, он меня тут силой удерживал, а то бы порвала всех на мелкие кусочки!
Дети, улыбаясь, скрылись опять, а Ник, чуть отодвинувшись от Иришки, язвительно заявил:
- Страшна в гневе! Но глаза изумительные, надо будет тебя периодически злить, чтобы любоваться такой красотой.
- Не рискуй лучше!
Она положила голову ему на колени, а он стал нежно гладить её.
- Ты знаешь, я как в детство вернулась, меня мама так же гладила по голове, унося все обиды и боль куда-то далеко-далеко…
А Ник так сидел бы вечность, гладя по головке маленького и беззащитного любимого человечка…
Артёму купили новую видеокарту для компьютера, а Лере хорошую ветровку. Накануне дня рождения Ник в цветочном ларьке договорился с продавщицей, у которой он уже давно был лучшим постоянным клиентом, о доставке небольшого букета роз с подписанной открыткой на утро Иришке, рассчитав время так, чтобы Иришка уже пила чай перед выходом на работу. Открытку подписал просто: «Поздравляю с Днём рождения детей! Посмотри на них внимательно - они у тебя замечательные! И в этом виновата только ты!» Он вообще считал, что с днём рождения кого-либо нужно поздравлять в первую очередь родителей, особенно матерей, ведь это они в муках рожают это чудо – новую жизнь!
Утром, выждав минут пятнадцать после времени «Ч», он в нетерпении позвонил Иришке, узнать – не сорвался ли его план с цветами, и ещё раз поздравить её. Она трубку взяла почти сразу.
- Доброе утро, Иришка! С Днём рождения детей тебя!
- Привет, Ник, – со слезами в голосе ответила она, - сижу, плачу…
- Что случилось? – обескуражено спросил он.
- Да ты во всём виноват! Мне никогда и никто не присылал цветы. И не поздравлял таким образом с Днём рождения детей! Теперь сидим с Татьяной, пьём чай, а я плачу…от счастья, видимо!
- Татьяна – это кто?
- Это девушка, у которой ты цветы покупаешь, я её затащила попить чай – нам же с ней по пути на работу. Знаешь, что, Ник – я люблю тебя! Спасибо! – уже сквозь смех ответила Иришка, - Всё, нам пора выходить. Вечером увидимся, и ты мне за всё ответишь!
Ник целый день ходил радостный, такая мелочь – вовремя доставленный букет, а сколько счастья!
Вечер был шумным и суетливым, но приятным. Друзья детей и ближайшие родственники, застолье, музыка и смех. Ник установил видеокарту, поэтому дети после ужина в основном сидели у компьютера и гоняли новые игры. Иришка, конечно, всем похвасталась историей с букетом. И сухой икебаной – напольной вазой с засушенными розами. Иришкина мама, приехавшая поздравить внуков, иногда пристально поглядывала на Ника, а потом, поймав момент, потихоньку ему сказала, что Иришка в последнее время такая счастливая, и всё благодаря ему, и что она очень рада их знакомству. Нику было приятно это услышать. Потом к нему стала приставать Рона, проситься на улицу, и ему пришлось взять на себя это бремя – дети не могли оторваться от игры, да и день рождения у них. Когда Ник уже выходил за дверь, его вдруг догнала Лера со словами:
- Ник, я с Вами прогуляюсь, подышу, а то мальчишки меня от компа отогнали!
Зайдя за дом, отпустили с поводка Рону. Лера взяла его под руку, и они медленно пошли по широкой тропинке.
- Спасибо за подарки – куртка классная, я давно такую хотела!
- Мама выбирала, - заулыбался Ник.
Немного помявшись, Лера спросила:
- Почему вы с мамой не поженитесь? Переехали бы к нам жить, было бы весело!
Ник, подумав немного, ответил:
- У меня сын, я не хочу, чтобы он относился ко мне так же, как вы с Артёмом к своему папе. И, представь – я каждый день буду мелькать перед вами, быстро надоем со своими дурными привычками и нравоучениями, ведь в ваших конфликтах с мамой я буду на её стороне!
Лера улыбнулась:
- Знаете, нам с Артёмом Вы очень нравитесь, а мама счастлива с тех пор, как Вы появились. И сына привозите с собой – все поместимся!
- Сына мне не отдадут, и ещё будут настраивать против меня, а я его очень люблю…
- Конечно, Вам виднее, но мы будем рады, если Вы решитесь. Рона, домой! – позвала Лера, и они молча, но всё так же под руку, пошли обратно.
Нику было тепло на душе от такого отношения детей к нему. Он задумался – а что, если… С Иришкой они это ни разу не обсуждали, но сам он не раз задумывался. На весах были Иришка и сын. В принципе, сегодняшнее положение вещей его устраивало – он и с сыном успевал заниматься, и Иришке посвящал много времени, но бесконечно так тянуться не могло, надо было на что-то решаться. Ник подумал, что надо при следующей встрече, если будет возможность, поговорить об этом с Иришкой, посоветоваться.
Следующая неделя выдалась дождливой, а Нику по случаю принесли билеты в театр Музыкальной комедии на «Женитьбу Фигаро». Он договорился встретиться с Иришкой у театра, заручившись её неопозданием. Ждал её на углу Мира и Профсоюзов со «страстной» розой под своим чёрным зонтиком. За десять минут до начала спектакля дождь вдруг закончился, и в разрывах туч показалось предзакатное солнце. В конце Мира, над районом Стрелки выгнулась сочная радуга, а за перекрёстком Ник увидел Иришку – в синих джинсах, розовом свитере и с ярко-лимонным зонтиком. Она, немного щурясь от солнца, быстро шла в его сторону. Ник пожалел, что у него нет с собой фотоаппарата, чтобы навсегда запечатлеть эту прекрасную картину – серый проспект серого города, радуга и сияющая Иришка, как какое-то волшебное чудо, посланное Нику откуда-то свыше! Она подошла к нему и, взяв розу, с радостной улыбкой сказала:
- Заметь: я сегодня даже не опоздала!
Они сложили зонтики, так как сверху уже не капало, и пошли в театр. Спектакль им очень понравился – хорошая актёрская игра заставила погрузиться в атмосферу пьесы и смеяться до слёз в отдельных местах. К концу представления Иришка ему зашептала:
- Мы тут единственные с цветами, так что розу придётся вручить актрисе, играющую Сюзанну!
- Ну, да, она, пожалуй, лучше всех играла и самая симпатичная! – согласился Ник.
- Вот, держи розу, когда выйдут на поклон – вручишь ей.
- Эм-м, - замялся Ник, - роза твоя, ты и понесёшь!
- Кто тут мужчина, - угрожающе сдвинув брови, зашипела Иришка, - я что ли!?
- Я стесняюсь, столько людей в зале…
- И я стесняюсь. И безумно боюсь. Но не уходить же со спектакля с розой! Так что тебе придётся! – Иришка сунула розу ему в руки.
Ник, не помня себя от смущения, пошёл к сцене, и, когда актёры вышли на поклон, протянул розу в сторону Сюзанны, но актёры не подходили к краю сцены и не видели его за светом рамп. Выход был один – забраться на сцену сбоку по ступенькам и дойти до Сюзанны непосредственно. Можно было просто вернуться на место, но он же мужчина! Он вручил розу и вернулся к своему ряду, где его ждала страшно довольная Иришка с ехидной фразой:
- Ой, отчего это ты такой покрасневший? В Сюзанну влюбился?! – и со смехом добавила: - Сцену ревности захотел?
- Так ты меня подставила, что бы потом всю жизнь издеваться надо мной!? – Ник притворно зарычал на Иришку.
Проводив Иришку домой, он зашёл к ней на чашку чая. Иришка поделилась впечатлениями от спектакля с детьми и, естественно, рассказала в красках историю про розу, о том, как Ник споткнулся, поднимаясь на сцену по ступенькам, и чуть не сломал розу, и как он бежал со сцены, когда Сюзанна потянулась к нему, что бы чмокнуть в щёчку за подарок. Дети до слёз хохотали. На выходе, когда они с Иришкой обнялись, прощаясь, из-за угла в прихожей появились две головы и хором нараспев произнесли:
- Сюза-а-анна!
Иришка с Ником рассмеялись, Ник хлопнул в ладоши и сказал:
- Ну-ка, кышшш!
Обе ухмыляющиеся головы тут же исчезли. Ник ещё раз обнял Иришку, и, чмокнув в губы, поторопился на остановку – автобусы плохо ходили в такое позднее время.
Лето, оно такое короткое в Сибири. Только недавно цвела черёмуха и вдруг уже желтеют осины! Близился день рождения Иришки. Ник решил подарить ей зеркало. Она как-то обмолвилась, что хотела на пустой простенок в прихожей повесить огромное зеркало, но руки-деньги не дошли. Ник заранее незаметно измерил простенок и нашёл подходящее зеркало. Всё очень удачно сложилось – день рождения выпал на будний день, Лера была дома по просьбе Ника в момент доставки, Ник отпросился с работы и быстро повесил зеркало с Лериной помощью, одному такое зеркало повесить было бы сложно – размаха рук не хватало! Гости собрались до прихода Иришки, хотя из гостей были только Ник и Ириха. Всё было готово – дети постарались, особенно Лера – салаты, горячее и напитки, Артём принёс торт «Пьяная вишня», Иришкин любимый. Ириха периодически бегала к новому зеркалу и охала:
- Как классно – огромное зеркало, я себе такое же закажу!
Наконец зашумел ключ в замке – пришла именинница, Ник встретил её, помог снять курточку и поздравил с днём рождения.
Иришка поцеловала его, а потом возмущённо спросила:
- Так, я не поняла, где мой подарок и букет роз?!
Ник заулыбался:
- Букет на столе уже в вазе, а с подарком сложнее…
Она повернулась, чтобы идти в комнату и неожиданно увидела своё отражение в зеркале. Сначала спросила:
- Кто это?
Потом:
- Что это?
И, подойдя к зеркалу, коснувшись его пальцем, будто проверяя реальность, повернула голову к Нику и спросила:
- Это моё самое-самое любимое зеркало? Ух, ты ж!
Повизгивая от радости, повисла у Ника на шее:
- Спасибо-спасибо-спасибо, милый!
Из комнаты в прихожую вышла Ириха:
- Эй, голубки, мы за стол сегодня сядем?
- Нет, - улыбалась Иришка, - пока не насмотрюсь – не сядем, а ты иди, иди, Ириха, за стол, а то отражаешься тут в моём зеркале!
- Вот тебе раз, подруга! – возмутилась Ириха, становясь между Иришкой и зеркалом, - что, не дашь и посмотреться?
- Ладно, дам, пару минут в день! Оно же широкое – в нём пятеро таких, как мы, отразятся спокойно! – Иришка шагнула в сторону от Ирихии, в зеркале теперь было видно троих. Вернее – четверых, Рона тоже радостно суетилась у них под ногами.
После ужина Ник с Артёмом надолго остались вдвоём – смотрели телевизор, пока Лера и обе Ирины не перемерили все свои новые и старые наряды у зеркала…
Через несколько дней Иришка позвонила Нику в первой половине дня и грустно начала:
- Привет, Ник! Я несколько дней на работу опаздываю из-за тебя!
- В смысле? – недоумённо спросил он.
- Я теперь перед выходом на работу по полчаса не могу расстаться с той красивой девушкой, которая отражается в большом зеркале! – засмеялась она.
- Тьфу, напугала меня! Вряд ли чем могу помочь, с той красивой девушкой и я долго не расставался бы! – засмеялся Ник.
- Вот, именно поэтому я и звоню, дети сегодня намылились в гости, а я чуть раньше с работы сбегу и буду ждать тебя дома!
Вечером, когда Ник пришёл, ужин уже был готов, но им было не до ужина - разбросав как попало одежду, они погрузились в это долгожданное вожделение друг другом. Наверно нет ни в одном языке мира слов, способных передать ощущение горячих губ, сцепленных в замки пальцев, сплетённых ног и жара двух тел, души которых в это время были чем-то одним, похожим на яркую звезду, на мощный источник света любви.
- Ужасно, - сказала она, когда они в обнимку уже просто лежали, - я, кажется, обписилась…
- Ну и что, - Ник провёл рукой по её щеке, - простыню можно постирать, а диван…высохнет.
- Ник, мы с тобой идеально подходим друг другу. В сексуальном плане.
- Возможно, но я думаю, всё дело в любви.
- Мы с мужем тоже любили, но такого я никогда не испытывала.
- И я не испытывал. Может быть – возраст? И какой-то опыт. И любовь другая, более ответственная, что ли… Думаешь не только о своих ощущениях.
- Какой такой опыт? – Иришка схватила его за ухо, - Колись давай быстренько!
- Упс, проболтался…- засмеялся Ник, - Кстати, я уже весь слюной изошёл от запахов из кухни, может, поужинаем всё же?
- Эй-эй, не уворачивайся! – подёргала за ухо Иришка, - откуда у тебя это знание – чего я хочу в тот или иной момент?
- Как-то я об этом не задумывался, просто чувствую, и даю тебе самой свободу движений.
- Ладно, принимается, так уж и быть – пойдем ужинать, я тоже проголодалась.
Ужин пришлось разогревать. Когда кухонная суета улеглась, Иришка, как бы мимоходом, произнесла:
- Ник, переезжай ко мне.
Пока Ник собирался с мыслями, она встала из-за стола, подошла к спинке его стула и, положив ему руки на плечи, прижалась щекой к его щеке.
- Знаешь, мы с Лерой уже говорили об этом. – начал было Ник.
- Вот – дочь! – засмеялась Иришка, - Хорошо, когда дети взрослые, всё знают и понимают!
- Представь – я каждый день буду мелькать перед тобой и быстро надоем. – продолжил Ник в шуточном тоне, припомнив «Иронию судьбы».
Иришка отошла к окну и уже серьёзным тоном ответила:
- Правда, Ник, не надо этих клише, переезжай ко мне.
- Я женат, у меня сын, которого я не могу сейчас бросить, не то чтобы не могу - могу, но это очень болезненно будет происходить.
- Я знаю. – кивнула головой Иришка, - Сына тоже можно к нам.
- Мне его не отдадут ни в коем случае. А в будущем – ты ведь собралась умирать, я как с Лерой и Ромой жилище делить буду? Зачем им какой-то мужик, каким бы хорошим он ни был? – Ник понимал, что это очень жестокие слова для Иришки, но это реальность, и он с большим трудом перешагнул эту границу, которую обещал не перешагивать Иришке, да и себе тоже, - Ты ведь даже не пытаешься лечиться! А время уходит.
- Ник! Ты же обещал мне не говорить на эту тему! – разозлилась Иришка.
- Ириш, я каждый раз ощущаю, что уплотнение в груди всё больше и больше, я стараюсь этого не замечать, но это происходит само собой, даже когда мы просто обнимаемся, не говоря уже о ласках руками.
- Уходи! – зло воскликнула она, глядя на него потемневшими глазами, и отвернулась к окну.
Ник встал, подошёл к ней сзади, и попытался обнять, стараясь смягчить разговор:
- Я тебя тоже люблю!
Иришка передёрнула плечами и, развернувшись, оттолкнула его руками:
- Уходи, я же сказала! Уходи, иди к своей жене и больше здесь не появляйся!
Ник несколько секунд молча стоял с видом наказанного пса, ожидая, что она остынет и смягчится, потом пошёл к двери, ускоряя шаги, но всё ещё надеясь, что она его окликнет, и, не дождавшись этого, ушёл, тихо прикрыв за собой дверь.
Он пошёл домой пешком – совсем не хотелось кого либо видеть на остановке и в автобусе, не дай бог ещё пришлось бы с кем-то разговаривать…
Ещё и ещё раз перебирал все детали разговора, не замечая луж и октябрьского холода. Он пытался поставить себя на её место, но приходил к выводу, что это невозможно – это она умирает, и что творится у неё в душе ему не понять никогда. Никогда. С одной стороны ему было обидно, с другой – сам виноват. Во всём. Он предал её. Её любовь и свою. На душе было паршивей некуда. Вернуться и остаться навсегда? Вряд ли ему дверь сейчас откроют. А сын? Это будет предательством по отношению к нему…
Ник не заметил, как оказался дома, пришёл в себя, когда ему на встречу из своей комнаты выскочил радостный сын и со словами «Привет, пап!» взял у Ника сумку и стал искать по отделам что-нибудь вкусненькое – Ник всегда для него припасал шоколадку или конфетки. Ничего не найдя на этот раз, он внимательно посмотрел на Ника и спросил:
- Па, ты не заболел?
- Нет, просто устал сильно.
- Аа-а. Я уроки уже сделал, запустишь мне на компьютере гонки?
Ник кивнул – хорошо, сын будет до сна занят, а он спокойно поваляется на диване и подумает ещё обо всём.
На следующий день, ближе к обеду, он позвонил Иришке. Не выдержал, хотел не звонить вообще, пока не позвонит она, но на душе было так неспокойно, что руки вопреки разуму сами набрали номер. Короткие гудки. Позвонил через час. Ещё через час. И ещё через час – всё время короткие гудки. И так ещё два дня. Неизвестность – самое тяжёлое испытание, чего только не рисует фантазия человека в такое время, и никакой оптимизм не может перекрыть всякие ужасные мысли. «Какого чёрта?» - решил Ник, и вечером отправился ждать её с работы. Ждал долго, но в конце концов она вышла и, мельком взглянув на него, быстро прошла мимо. У Ника отлегло – просто не хочет его видеть и общаться. По крайней мере, он успокоился – никаких катастрофических катаклизмов. Хотя выть на луну ему очень хотелось.
Прошло чуть больше трёх месяцев. Первые два он периодически набирал её номер, но в ответ были всё те же короткие гудки. Третий месяц прошёл под флагом упорной борьбы с собой – Ник мысленно отрубал себе руки, которые тянулись к сотовому телефону. Он заставлял себя принять этот разрыв, прикрываясь фразой «всё, что ни делается – к лучшему», но без особого эффекта. Потом придумал ещё одну успокоительную таблетку – если она не хочет с ним общаться, значит ей так лучше. Тоску пытался утопить в работе, но она не тонула, выскакивала в неожиданные моменты, и, как футбольный мяч, запущенный форвардом, била в грудь, чуть не сбивая с ног. Когда он шёл куда-нибудь по улицам, неоднократно исхоженным ими за всё время, ему мерещился её голос, или он узнавал её силуэт в какой-нибудь девушке, тогда его сердце замирало от радости, а потом наступало горькое разочарование.
Она позвонила ему. Он сначала не поверил своим глазам, увидев на экране трубки «Иришка». Потом задумался – ответить или сбросить. Хочет помириться? Или ей нужна его помощь? А если что-то случилось и это не она звонит, а кто-нибудь с её телефона? Всё это прокрутилось в голове за мгновение. Он ответил:
- Да, Иришка?
- Привет, Ник! Пойдём сегодня в кафе – на Мира «Синнабон» открылось? Говорят – очень вкусные булочки.
- Хорошо! – Нику с трудом удалось скрыть радость в голосе, а может и совсем не удалось, - Я освобожусь, и часов в семь подойду туда. Нормально?
- Вполне! До встречи. – сказала она и отключилась.
До конца рабочего дня, по выражению коллег, он сиял, как новенький рубль. В кафе он пришёл с ярко-красной розой. Сначала хотел купить белую, но подумал, что разговаривать о прошедшем нет ни желания, ни смысла. Иришка уже сидела за столиком с чашкой кофе. Увидев его, улыбнулась и помахала рукой. Розу положила на столик и, дождавшись пока он разделся, попросила:
- Закажи себе кофе и по булочке – мне и тебе.
Стоя в очереди у кассы, Ник не сводил глаз с Иришки. За три месяца разлуки он ужасно соскучился, и понял насколько только сейчас. В это время в кафе зашёл какой-то мужчина с приличным животиком и, оглядев зал, подошёл к Иришке – видимо не нашёл других свободных мест. Они о чём-то поговорили, после чего Иришка отрицательно помахала головой, и мужчина ушёл. Ник прикинул, что Иришка уже допила свой кофе, заказал ещё чашку зелёного чая на всякий случай. Когда он подошёл с подносом к столику, Иришка возмущённым голосом сказала:
- Ты что так долго?! Тут твоё место чуть не занял молодой симпатичный, а у меня кончился кофе – с чем я теперь булочку есть буду?
- Видел я этого симпатичного…колобка! – рассмеялся Ник, разгружая поднос и подавая Иришке чай.
- Ум-м, ты не забыл ещё, что я люблю зелёный чай?
- Пытался забыть – не получилось…
- Так тебе и надо! Надеюсь – ты страшно мучился всё это время! – Иришка ехидно улыбалась.
Эта фраза неожиданно задела Ника за живое, он понимал, что она шутит и сама всё это время мучилась, но его захлестнула какая-то горечь и обида и он довольно резко ответил:
- Ты зачем меня позвала сюда – издеваться надо мной? Я действительно всё это время мучился – я ведь не игрушка, которую можно забросить на шкаф, а потом в любой момент достать и поиграть ещё.
- Сам виноват! – так же резко ответила Иришка.
В душе у Ника всё окаменело, он до сих пор не понимает, как и почему он произнёс эту страшную фразу:
- Да, я виноват! А знаешь – почему? Потому, что…Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Он встал из-за стола, не поднимая глаз, быстро оделся и выскочил из кафе. Ник не мог остановиться – захлестнувшая волна гнева и боли гнала его подальше от неё, от людей и всего этого мира. Он долго бродил по малолюдным закоулкам города и вернулся домой, кода все уже спали. Это было ему на руку – он тихо попил кофе и чем-то перекусил после мониторинга холодильника. Ему стало немного легче, и он лёг спать, прижавшись к тёплой жене. «Утро вечера мудренее» – обрезал он свои переживания и мысли.
На следующий день, выбирая между звонком Иришке и окончательным расставанием с ней, Ник, памятуя о трёх предыдущих месяцах переживаний, решил – всё, надо забыть о ней, тем более после той, брошенной в кафе фразы, за которую ему было невыносимо стыдно и больно. Нет, он не будет звонить Иришке, просить прощения – судя по всему, ей это не очень-то и нужно…
Он перестал задерживаться, стал больше внимания уделять семье и дому. Хотя дом и не требовал особого внимания – всё, что ни требовалось, Ник постоянно делал и так, всегда находил на это время. Такое поведение Ника не осталось незамеченным женой – она кому-то по телефону даже похвасталась возвращением романтики в их отношения. Но у самого Ника не было минуты, даже мгновения, чтобы он не думал о Иришке. Где-то в груди разрасталась Чёрная дыра, которая мгновенно поглощала всё приятное и светлое, происходившее с ним. Чёрная дыра тоски и печали…
Прошёл примерно месяц. В выходной день, часа в четыре дня, Ник сидел за компьютером, читал какую-то статью, сын с друзьями бегал на улице, а жена готовила на кухне ужин. Зазвонил телефон Ника. Иришка. Он тут же взял трубку:
- Да!?
- Ник?
- Иришка, как хорошо, что ты позвонила, я так ждал твоего звонка! Не представляешь, как я соскучился, как мне без тебя плохо! – он радостно выпалил это, узнав её голос, как будто готовился к разговору всё это время.
Она отвечала сбивчиво, сквозь слёзы:
- Ник… Ты нужен… Приезжай сейчас… Пожалуйста, умоляю… Приезжай… Я больше не могу… Тут всё напоминает о тебе… Каждая мелочь… Ты прикасался ко всему… Я всё время вижу тебя… Умоляю – приезжай сейчас…
- Да, да, Ириш, сейчас соберусь и приеду, я быстро, жди! Не плачь, пожалуйста, не плачь, я уже собираюсь…
- Хорошо… Ник, жду…
Ник нашёл пару пакетов и стал лихорадочно складывать в них вещи, самое необходимое на первое время. Из кухни вышла жена с вопросом:
- Кто звонил?
Увидев, как он набивает пакеты, уже с удивлением продолжила:
- Ужин готов… Ты куда это собираешься?
- Ухожу. Насовсем. – он мог бы соврать что-нибудь, вроде – еду к другу на дачу, и т.п., но решил, что надо сказать правду, невзирая на проблемы и последствия, которые естественно возникнут. Ошарашенная жена заговорила с некоторыми паузами, видимо анализируя ситуацию:
- Идиот? Что случилось? Куда? Не пущу! – она твёрдо встала у входной двери, не давая ему возможности выйти из квартиры.
Ник стал её уговаривать:
- Выпусти, пожалуйста, мне срочно надо - человеку, которого я люблю, плохо.
В результате, после того, как он выслушал много всего «хорошего» о себе, обо всех его женщинах, он всё же сумел отпихнуть её от двери и выбежать. Пока он спускался по ступеням до первого этажа, по подъезду эхом летели проклятия в его адрес…
Сын гонял мяч с соседскими пацанами, поэтому не заметил Ника или не обратил внимания. А Ник на несколько секунд задержался, понимая, что сын станет объектом манипуляций жены и ему, вроде бы уже взрослому, но по сути ещё ребёнку, будет сложно понять и принять уход отца, а ещё тяжелее – выдерживать прессинг матери… Ник быстро пересёк двор, он спешил к Иришке, перед которой считал себя виноватым, и которую так сильно хотел увидеть, обнять и погладить по голове.
Иришка встретила его с заплаканными глазами и немного настороженно, но когда Ник раскрыл объятия, прижалась к нему и опять заплакала. Ник, крепко обнимая её, пообещал тоже заплакать, если она не перестанет реветь – это на неё подействовало. Они недолго целовались в прихожей – перебрались на диван и часа два посвятили только друг другу, отключившись от проблем и сложностей всего мира.
Потом был ужин и прогулка с Роной, во время которой выяснилось, что Лера уже две недели, как уехала с отцом за границу по делам, а Артём на несколько дней уехал к бабушке помогать клеить обои – она затеяла небольшой ремонт.
А дальше было опять отрешение от мира, перешедшее в сладкий сон до утра. Ник проснулся раньше Иришки, но не стал открывать глаза и шевелиться - ему было приятно ощущать тепло её тела и слышать ровное дыхание. Его поглотило безмятежное безмыслие – возможно это и было то самое великое счастье, когда свет грядущего проникает сквозь закрытые веки, а рядом излучает тепло тот, кого ты бесконечно любишь…
Проснулась Иришка и, решив, что он спит, потихоньку выбралась с дивана. Ник слышал, как она накидывала халатик и пошла в сторону ванной. Когда она поравнялась с диваном, он открыл глаза и рукой преградил ей дорогу – халат был распахнут, и его ладонь упёрлась в животик. Иришка от неожиданности замерла, а Ник, погладив животик, сказал:
- Ух, ты ж, какая красота!
- За «красоту» сейчас ответишь! – заулыбалась Иришка.
Ник одёрнул руку:
- Идите, барышня, умывайтесь.
Минут через десять-пятнадцать, пошумев водой, Иришка вышла из ванной, а Ник, всё ещё валявшийся на диване, обратился к ней:
- Знаешь, я тут подумал…
- О чём? – насторожилась Иришка.
- Я готов ответить за «красоту»! – улыбнулся Ник.
- Иди, умывайся, ответчик, а то на работу опоздаешь! – она прошла на кухню и зашумела посудой.
А он, лениво потянувшись, всё же встал и, убрав постель и диван, пошёл в ванную комнату. Там уже висело его полотенце и стояли туалетные принадлежности. Из ванной, бодренький, свеженький и почти полностью одетый он попал прямо на готовый завтрак, часть которого уже уплетала Иришка. Она просто сияла счастьем:
- Ник, тебе всё же придётся ответить, только быстро – тогда, может быть, не опоздаем!
Он опоздал на работу. Немного. И не из-за пробок.
Две недели их медового месяца пролетели, проскакали, промчались как один день. Была, правда, ложечка дёгтя, которая не давала Нику быть просто счастливым – мысли о сыне. Ник понимал, что нарушил равновесие, выбрав Иришку, и пока он наслаждается любовью, сын переживает тяжёлые времена.
Вернулся Артём - ремонт всё же закончился, и Нику с Иришкой пришлось поумерить свою страсть – всё, что касается так или иначе любви, теперь делалось с оглядкой – не помешать и не смутить Артёма.
В один из вечеров, когда они вдвоём с Иришкой гуляли по роще, Нику с телефона жены позвонил сын:
- Привет, па!
- Привет, как у тебя там дела? – спросил обрадованный Ник.
- Нормально, в общем. Ты насовсем от нас ушёл? – с грустью в голосе говорил сын, - Тут мама целыми днями всем рассказывает, как ты нехорошо поступил…
- Да, скорее всего – насовсем. Ты потерпи немного, она успокоится. Хочешь – приезжай в гости, тут тебе будут все рады.
- Нет, пап, я пока не готов, да и для мамы это будет ещё одним ударом. Ладно, пока! Я тебе буду позванивать.
- Пока! – Нику стало грустно и больно от переживаний.
Иришка спросила:
- Сын?
- Да…
Она обняла Ника:
- Не грусти, у тебя же есть я…
Ник прижал её к себе и улыбнулся:
- Конечно, ты моё солнышко!
Через три дня ему на работу позвонила жена и тоном, не терпящим возражений, заявила:
- Срочно приезжай – сыну плохо!
- Что случилось? – встревожился Ник.
- Не знаю, лежит бледно-жёлтый и вялый совсем, приезжай!
- Вызови «Скорую»!
- Не надо «Скорую», тут Ася.
Ник подумал, что жена скорее всего хочет поговорить с ним дома, а недуг сына – хороший предлог заманить его, хотя – кто его знает. Асе – подруге жены, Ник особо не доверял – она, хотя и медик по образованию, но опыта совсем нет – после мединститута ушла работать ветеринаром…
Ник отпросился и на такси прилетел домой. Увидев состояние сына, он сразу взялся вызывать «Скорую помощь», но жена фактически выхватила телефон у него из рук:
- Не вызывай – Ася уже поставила ему укол, успокоительное и витамины.
- Да, Ник, сейчас врача вызывать нет смысла, я уже всё сделала – он уже приходит в себя. Ася погладила Ника по плечу, а потом показала на ребёнка, у которого действительно прошла бледность.
- Он после укола будет спать пару часов, так что давайте не будем ему мешать. – Ася выгнала их из детской и вышла вслед за ними.
Ник попытался выяснить, что же произошло, но ничего так и не смог добиться от женщин. Когда он собрался ехать на работу, жена уже на выходе сказала ему:
- Ник, у тебя есть ещё неделя, чтобы вернуться, потом я тебя не пущу!
Ник молча ушёл. По дороге на работу он пытался разобраться в ситуации – что могло произойти с сыном. На поверхности было два варианта: сын чего-нибудь наглотался или эти две подруги ему что-то специально подсунули. Иначе они бы так не сопротивлялись вызову «Скорой». В первый вариант Нику совсем не верилось, он хорошо знал сына. Во втором варианте сына могли подговорить и взять с него слово молчания, и тогда правду Ник вряд ли узнает.
Иришке Ник об этом рассказывать не стал – зачем ей лишние переживания, но у самого в душе поселилась тревога, да и по сыну он скучал сильно, что не добавляло ему радости и спокойствия. Но женщины куда более интуитивные и чувствительные натуры, чем мужчины. Через несколько дней Иришка стала допытываться у Ника, что его так гнетёт, и он, хотя и неохотно, но всё же поделился с ней своими переживаниями.
- Знаешь, Ник, - сказала она, пожав плечами, - я как-то не верю, что мать может причинить вред своему ребёнку, не переживай об этом…
Но вечером следующего дня она опять подняла эту тему:
- Ник, не рви своё сердце, я понимаю, как тебе тяжело сейчас и, если ты попросишь отпустить тебя, я отпущу, но не совсем – я тебя очень люблю…я слишком люблю тебя…чтобы вот так потерять.
- Отпусти меня… - Нику было тяжело это сказать, но сказав, он будто сбросил тяжёлый груз, - Спасибо, Иришка, ты…я люблю тебя! Люблю!
- Уходи… Уходи прямо сейчас, а то я не выдержу и не дам тебе уйти.
Ник ушёл. На восстановление отношений с женой ему много времени не понадобилось – пара часов нелицеприятного разговора и столько же на секс, и на следующий день всё вернулось в прежнее состояние. Самое главное – Ник понял, что живя у Иришки он был не дома, и как много привычек ему приходилось ломать, казалось бы - элементарные вещи, но какое они приобретают со временем (или с возрастом) значение. Но и для Иришки и её детей он был таким же источником дискомфорта. И всё-таки он любил Иришку, а она его, и Ник с восхищением думал о Иришкиной внутренней силе, на которой она держалась всё это время.
Они вернулись к прежнему режиму – несколько раз в неделю гуляли вечерами или сидели в кафе, по возможности пользовались отсутствием детей – занимались упоительной любовью, но ночи Ник всегда проводил дома с семьёй.
Однажды она позвонила ему утром на работу:
- Ник, сможешь подойти на Мира 53 к трём часам?
- Да, конечно. А в чём дело? – Ник услышал в её голосе какие-то необычные нотки, ему показалось – тревожные.
- На месте расскажу, мне нужна твоя поддержка.
Ник знал этот адрес – там было несколько разных фирм, в том числе и связанных с Ай-Ти технологиями, поэтому ему доводилось бывать в этом здании. Он подъехал без четверти три и ждал Иришку у входа. Был довольно прохладный конец мая – цвела черёмуха, а деревья только-только зазеленели. Через несколько минут подошла Иришка и с улыбкой поцеловала его в щёку:
- Как хорошо, что ты у меня есть! Я сдаю анализы – у меня сегодня будут брать пункцию. Одна я бы не пошла – боюсь, а с тобой мне не так страшно.
Они поднялись на третий этаж – там оказался медицинский диагностический центр. Ровно в три Иришка зашла в кабинет, а Ник остался ждать её в коридоре. Через полчаса она вышла вполне бодренько и с улыбкой:
- Больше боялась – не так уж и больно и не страшно. Тебе надо ещё на работу?
- Нет, - ответил Ник, - я на всякий случай отпросился до конца. Кафе?
- О, да, я с удовольствием чего-нибудь съем после таких экзекуций.
- Что сказали врачи?
- Пока ничего – результаты будут через неделю, скорее всего дадут направление на операцию…
Вечер они провели в кафе. Иришка была оживлённее обычного, но тему болезни больше не затрагивала.
Через неделю они опять вместе сходили за результатами, а после Иришке ещё пришлось побегать с бумагами по разным учреждениям. Операцию назначили на начало декабря. А впереди было ещё целое лето.
Она затеяла косметический ремонт в квартире, объяснив Нику – мало ли что там с операцией, надо быть готовым ко всему. Ник, конечно, принимал в нём самое активное участие, а кое-где проявил собственную инициативу, за что получил по шее и переделывал потом по Иришкиному плану – наиболее простые и надёжные решения во время ремонта часто противоречат дизайнерской композиции и тенденциям современной моды… Несколько раз ругались в пух и прах, что, однако, вовсе не мешало им любить друг друга особо нежно и ласково после этих ссор. Говорят – ремонт нельзя закончить, можно только прекратить, но это смотря что ожидать от ремонта – они вместе с детьми сделали всё, что намечали примерно за месяц и с чистой совестью, забросив инструменты и остатки материалов на балкон, отпраздновали это событие шашлыками в роще.
Лето! Стремительно короткое, но такое полное ярких мгновений. Возможно, из-за яркости оно и короткое…
Как-то Ник с Иришкой решили прогуляться по проспекту Мира от Стрелки до «пока не надоест или пока не устанем». Ранний летний вечер. Слегка покрасневшее солнце мягко светило в глаза парочке, которая не спеша шла по брусчатке тротуара, держась за руки. Иришка в свободной руке несла ярко красную розу, а Ник немного завидовал. Завидовал сам себе – он держал за руку самую красивую и любимую девушку. Лицо Иришки в этих мягких лучах приобрело золотистый оттенок, на котором особенно ярко выделялись её синие глаза. Вдруг Иришка остановилась и почти шёпотом произнесла:
- Ник, змея…
Он проследил за её взглядом и увидел чёрную спиральку посередине тротуара. На камне брусчатки в центре города, в многолюдном месте на солнышке грелся небольшой уж, неведомо откуда взявшийся здесь. Ник поднял его, уж немного поизвивался, а потом устроился на его ладонях, как ни в чём не бывало. Иришка осторожно потрогала его, а потом с удивлением произнесла:
- Откуда он здесь, интересно? Сбежал от кого-то?
Ник пожал плечами:
- Что с ним делать – вот вопрос… Бросить здесь – погибнет. Сдать куда-нибудь – сегодня уже поздно.
- Возьми домой, а завтра попытаемся пристроить.
- Не, Ириш, лучше ты возьми, что я с ним делать буду…?
Они недолго препирались, на кого взвалить ответственность - у Ника была сумка со свободным отделом, а у Иришки свободного места в сумочке не было. Ник засунул ужа в сумку и закрыл молнию немного не до конца, чтобы воздух попадал. Покончив с этим, они зашли в ближайшее кафе, где попытались припомнить всё, что знали об ужах. Потом разговор ушёл в сторону более приятных тем. Из кафе они разъехались по домам. По дороге домой у Ника перед глазами всё время всплывала эта картина – Иришка в лучах закатного солнца. Возможно, это подсознательный способ навсегда высечь в памяти этот счастливый момент жизни. Зайдя в квартиру, он бросил сумочку на полку в коридоре. Жена возилась в ванной, а сын уже лёг спать. Ник зашёл в комнату и начал переодеваться в домашнее, когда из коридора донёсся вопль сына – то ли «А-аа», то ли «Па-аа», именно в этот момент Ник вспомнил про ужа, оставленного в сумке. Он вышел в коридор – сумка валялась на полу – из неё не торопясь выползал уж, сын стоял в другом конце коридора и требовательно-вопросительно смотрел на отца. Из ванной с недоумением на лице вышла жена.
- Это уж, всего лишь уж, - смеясь, объяснял Ник – я нашёл его на проспекте Мира. У нас есть большой аквариум, и мы можем поселить его в нём.
Сыну идея понравилась – не у каждого мальчишки дома живёт змея. Они с Ником достали из кладовки и установили на полку большой, давно пустовавший аквариум, Ник, не смотря на позднее время, сбегал на улицу и принёс несколько крупных камней из гравийной отсыпки двора, помыл их и уложил на дно. Налив немного воды, так чтобы у ужа было и сухое место и вода, где он мог поплавать, Ник опустил ужа в аквариум. Тот обследовал новое место жительства и устроился на камнях под лампой, видимо понимая, что придётся здесь жить до конца своих дней. Ник принёс кусочек сырой рыбы и положил его на камень рядом с ужом, который сначала не шелохнулся, а потом, почуяв добычу, засуетился в поисках по всему аквариуму, и, наконец уткнувшись носом в кусок, начал надевать себя на него. Завораживающее зрелище – Ник с сыном досмотрели его до конца, и сын назвал ужа Ужастиком.
Следующим вечером во время прогулки Ник в красках и со всеми подробностями описал Иришке знакомство сына с Ужастиком. Многочисленные прохожие с улыбкой оглядывались на смеющуюся парочку.
Как бы там ни было, а лето и осень закончились. Иришку направили на операцию в онкологическую больницу на Смоленской. Лера и Артём (от них уже невозможно было скрыть Иришкину болезнь) как-то заметно изменились, стали взрослее и печальнее, что ли… Ник с Лерой проводили Иришку в больницу, и в приёмном покое, пока Иришку оформляли, Лера заплакала. Ник, как мог, успокоил её, хотя у самого на душе скребли кошки, но когда Иришка вернулась к ним за вещами, они уже вполне оптимистично говорили о выздоровлении и подбадривали её. Обнимаясь перед уходом в палату, Иришка с улыбкой, нарочито громко, чтобы слышала Лера, попросила Ника присмотреть за «этими малолетними балбесами».
Ник позвонил одному из своих знакомых, у которого одноклассник был замом главного врача в этой больнице, и Нику было обещано особое отношение к важному пациенту.
Первую неделю Иришку готовили к операции. Ник с Лерой каждый день приезжали вечером с фруктами и обязательной розой – передавали ей, а потом шли под окно палаты на втором этаже и смотрели, как она меняет цветок в вазе на подоконнике, а затем прижимается к стеклу, чтобы разглядеть их во дворе под фонарным освещением. Сильный мороз на улице не позволял открывать окно – они созванивались, и, глядя друг на друга, болтали, делясь новостями. Лера получила пропуск на время операции и послеоперационного периода, Нику пропуск брать категорически запретила Иришка.
Накануне операции в выходной день Ник решился и сходил в церковь – чем чёрт не шутит, нужно было использовать все вероятные возможности для удачного исхода. В субботу утром прожжённый атеист впервые в жизни переступил порог храма. Мягко, но довольно ярко освещённое свечами помещение было наполнено запахом горящего воска. У Ника мелькнула мысль – неудивительно, что молящиеся частенько падают в обморок – свечи выжигают кислород в замкнутом пространстве, а если ещё толпа… Как ни странно, вернее – Ник не ожидал этого, в церкви было пусто, только за столиком справа, на котором поленницами лежали свечи и, как на витрине, крестики, цепочки, образки, стояла пожилая женщина в чёрном. Ник подошёл к столику. Женщина видимо заметила его растерянность и задала вопрос:
- Первый раз?
- Да. – он утвердительно кивнул.
- Умер кто? – она акцентировала вопрос на слове «умер».
- Нет, операция скоро.
- За здравие… Свечку?
Он опять кивнул.
- Двадцать рублей. – она протянула ему тоненькую свечку и как будто потеряла к нему интерес.
Он, немного замявшись, спросил:
- А куда?
Она подняла глаза и головой кивнула в сторону иконы:
- Вторая от угла. Креститься умеешь?
Он показал то, что видел в фильмах, да и в живую иногда у старушек.
- Правильно. Низ свечки прогрей, чтобы хорошо встала в подсвечник.
Ник подошёл к указанной иконе – женский лик с тёмными глазами смотрел на него печально, так наверно и должны святые смотреть на нехристей…
Ник перекрестился и тихо зашептал: «Не смотри на то, что я атеист. Ты же святая… Прошу тебя - помоги Иришке справиться с болезнью. Пусть операция пройдёт успешно». Он несколько минут повторял одну и ту же фразу, искренне пытаясь проникнуться верой, отгоняя от себя мысли о тщетности происходящего, а потом у него из глаз покатились слёзы. Сначала это была реакция на восковой чад и дурманящий воздух, а потом в слезах нашло выход накопившееся нервное напряжение. Ник так и вышел со слезами на щеках, сказав женщине: «Спасибо! До свидания.» На улице он утёр слёзы и, надев шапку, быстро зашагал прочь от церкви.
В день операции Ник не расставался с телефоном ни на минуту. В больнице дежурила Лера, которая ему и сообщила сразу после операции, что всё нормально, Иришка под наркозом пока спит, и к ней можно будет приехать только на следующий день. Ещё через час Нику позвонил тот самый знакомый и сообщил:
- Ник, операция прошла нормально, только там стадия 4-б, полгода-год осталось жить.
- Ничего нельзя сделать? Химиотерапия там, ещё какие-то методы? – Ник не совсем осознавал всю глубину трагедии, или не хотел осознавать…
- Ник, ты крепись... Сказали, что операция была нужна, чтобы предотвратить излишнюю интоксикацию организма. А лечение сейчас фактически ничего не изменит, только лишние мучения. И, пожалуйста, об этом никому – врачебная тайна…
Ник поблагодарил знакомого, как мог в тот момент.
А на следующий день приехал в больницу проведать.
Иришка спустилась к нему в приёмный покой в своём розовом махровом халате, плотно запахнутым до самой шеи, бледная, с заплаканными глазами. И первое, что она сказала ему:
- Ник, они удалили мне грудь… - и расплакалась.
Ник достал платочек из кармана и принялся вытирать её слёзы:
- Во-первых – кто тебе разрешил спускаться сюда?
- Врач разрешил, только руками размахивать запретил, а ходить надо, сказал. – продолжая плакать, ответила она.
- Во-вторых – знаешь, я тебя люблю, какая бы ты ни была. А в-третьих – будешь плакать, и я заплачу вместе с тобой! – у Ника правда потекли слёзы, ему было с одной стороны радостно видеть и прикасаться к ней, с другой стороны он так ей сопереживал, что не мог сдержать слёз.
Иришка уткнулась ему в плечо и немного успокоилась, только попросила не обнимать, а то будет больно. Ник нежно погладил её по голове и чмокнул губами за ушком. Она пахла медикаментами, и где-то там, в самой глубине слышался такой знакомый и любимый оттенок яблочного запаха.
- Дурачок, мне щекотно, а резко двигаться больно! – Иришка отодвинулась от него, уже слегка улыбаясь.
Через две недели Иришку выписали. Ник с Артёмом забрали её на такси. Первое, о чём спросила Иришка, сев в машину:
- Вы что-нибудь есть приготовили? – радость, с которой Иришка торопилась домой, передалась и мужчинам.
- А ты что – в больнице не поела? – шутливо спросил Артём.
- Тааак, Ник, ты куда смотрел, я же поручила тебе за детьми приглядывать! – она погрозила пальчиком, и стало заметно, что правой рукой ей двигать не совсем комфортно.
- А я присматривал! Но ты же не сказала – готовить им… Да, ладно-ладно, там Лера размахнулась – супчик, котлетки и салаты, не останешься голодной!
- Ух, наконец-то я вкусно поем! – Иришка мечтательно закатила глаза к верху.
Всю оставшуюся дорогу она вертела головой и, улыбаясь, всматривалась по сторонам, будто не была в городе много лет…
Дома Лера действительно постаралась – запах еды встретил их ещё в подъезде. Ох уж эти жареные котлетки – Иришка с аппетитом уплела несколько штук, больше, чем смог осилить Артём. Потом, сидя на диване и поглаживая руками животик, она высказала:
- Вот оно – счастье! Дом и вкусная еда…боже, как я соскучилась!
Счастье – оно как грипп, достаточно одному в квартире заболеть счастьем – все остальные тут же подхватывают эту бациллу, даже домашние питомцы – Сильва устроилась на коленях Иришки и даже пыталась мурлыкать, а Рона развалилась на своей подстилке и, кажется, тоже улыбалась, созерцая эту идиллию.
Через неделю Иришка вышла на работу. Её жизнерадостность и хороший аппетит заставляли Ника забыть о болезни, и только ограниченная в движениях правая рука и секс, во время которого Иришка всегда была с одетым верхом - футболка или топ, напоминали ему об этом. Нику было категорически запрещено касаться груди и залезать руками под футболку.
Летом, уже в июле, Иришка попросила его съездить с ней к маме на выходные. Ник что-то наврал жене про друзей и ночёвку на даче и в субботу утром он с Иришкой уже пил чай с оладьями и вареньем в гостях у её мамы. Потом они пошли гулять по городку. Иришка показывала ему свои любимые места, рассказывала про школу, одноклассников и друзей, про смешную первую любовь, про учителей и соседей. Иногда она останавливалась и удивлялась – как всё изменилось, а иногда находила какие-то мелкие памятные детали, которые, казалось бы, не должны были сохраниться за столько лет. Вечером они вернулись и, поужинав домашними варениками, легли спать. Ник долго не мог уснуть – ему вдруг пришла в голову мысль – Иришка прощается с родными для неё местами…
В воскресенье утром он проснулся поздно – было слышно, как Иришка с мамой о чём-то тихо беседуют. Когда Ник умылся и привёл себя в порядок, его позвали уже не завтракать, а обедать. Видно было, что мама плакала, но сейчас они обе улыбались, как ни в чём не бывало.
На автовокзал Ник с Иришкой пошли пешком, чтобы прогуляться по центру городка. Немного не рассчитали время и пришли за час до отправления их автобуса. Уселись на скамейке в тени большого тополя – скоротать время. Вдруг к ним подошёл мужчина, примерно их возраста, слегка небритый, но чисто одетый и симпатичный. У него были светло-синие большие глаза и русые волосы. Он обратился к Нику с неожиданной просьбой:
- Можно, я прочитаю Вашей даме стихи?
Ник вопросительно посмотрел на Иришку:
- Знакомый?
- Нет. – ответила она, внимательно вглядываясь в мужчину.
- Хочешь послушать стихи? – улыбнулся Ник.
Иришка пожала плечами, а Ник подумал, оценив обстановку – даже если у мужика не всё в порядке с головой, он успеет её защитить, а так – почему бы и нет? Вдруг стихи будут хорошими и понравятся Иришке. Он обратился к мужчине:
- Читайте.
Мужчина встал на одно колено перед Иришкой и прочёл белый стих, восславляющий блондинку с голубыми глазами и красивой фигурой – минуты три в этом духе. Ник смотрел на Иришку – она смущённо улыбалась, но ей явно было приятно. Поэт, закончив читать, встал и развернулся уже уходить, но Ник успел его остановить и поблагодарить, сунув в руку небольшую купюру. Когда мужчина ушёл, Иришка скептически осмотрела Ника:
- Вот, Ник, учись, как надо завоёвывать женские сердца!
Ник рассмеялся:
- Я умею лучше!
- Что-то я от тебя ничего подобного не слышала!
- Вот! Ты ещё не слышала от меня ничего подобного, а уже влюбилась, а представь, если я ещё и стих тебе прочитаю!?
- У тебя ещё есть время до посадки – читай мне стих, иначе уеду одна, а тебя оставлю здесь – придумывать мне оду! – Иришка хитро улыбалась.
Уж что-что, а Ник умел говорить высокопарным слогом:
- О, дама сердца моего, в твоих глазах безоблачное небо застыло летней синевой, а губы цвета спелого граната мечты о вечном поцелуе мне внушают. Сам Рафаэль влюбился бы в слегка курносый нос…
- Эй, откуда курносый? – прервала его Иришка.
- Ну, это же стих – он как портрет маслом, должен немного приукрашивать действительность!
- Не поняла, чем тебе мой нос не нравится? – рассмеялась Иришка. – Сейчас за такой приукрас кое-кто в лоб получит!
Тут вовремя объявили посадку на автобус, но, стоя в очереди, она сказала Нику:
- Дома дорасскажешь. И учти – про курносость чтобы я больше не слышала!
Ближе к зиме Иришка стала таять. Вроде бы незаметно, но Ник обратил внимание на её пальцы – они как будто вытянулись. У неё всё чаще и чаще болела голова и стал пропадать аппетит. А в феврале она сдалась. Вечером, после короткой прогулки Ник проводил её домой и зашёл попить кофе. Они сидели вдвоём на кухне и Иришка сказала:
- Ник, я уволилась. У меня больше нет сил – батарейки кончились…
Теоретически, Ник был к этому готов. Давно готов. Но в груди у него прокатилась ледяная волна и застряла где-то в горле – не мог произнести ни слова. Он встал, молча подошёл к ней, и, прижав к себе её голову, несколько минут молча гладил её.
Буквально через несколько дней Иришка уже не могла самостоятельно встать.
Восьмого марта Ник пришёл с огромным букетом роз. Лера, взявшая у отца отпуск, встретила его с открытой дверью - увидела его с букетом в окно, и шёпотом попросила тихо пройти на кухню – Иришка спала. Когда они пили чай, Иришка проснулась и слабым голосом позвала Леру. Они зашли в комнату с букетом.
- Привет, Ник! – было заметно, что Иришке трудно говорить. – Ого, такого букета я давно не видела!
Ник поднёс ей розы поближе, чтобы она могла их понюхать. Иришка вдруг поморщилась:
- Спасибо, Ник, только меня сейчас от любых запахов подташнивает, прости…
Ник взял вазу и пошёл ставить розы в детскую, подальше от дверей. Когда вернулся в комнату – Лера вела Иришку в туалет. Ник, видя, как это тяжело для обеих, предложил отнести на руках Иришку, на что та, хотя и слабым голосом, но довольно резко возразила:
- Нет! Ещё чего не хватало!
Потом они выпили по несколько капель тёплого красного вина за праздник. Ник сел рядом с лежавшей под одеялом Иришкой и взял её за руку. Рука была горячей – явно температура не меньше тридцати восьми. Лера пошла делать чай, а Иришка обратилась к Нику:
- Ник, я тебя прошу, не приходи больше, я не хочу, чтобы ты меня видел такой. Пожалуйста, обещай мне!
- Хорошо, милая, конечно…
- Всё, иди, я хочу спать.- она закрыла глаза и слегка пожала ему руку.
Ник поцеловал её и прошёл на кухню, помочь Лере. Они шёпотом обсудили дальнейшие планы. Пока Ник мыл посуду, Лера набрала шприцы – обезболивающее для Иришки (Артём побегал с бумагами и оформил рецепты на него). Потом Ник, стараясь не шуметь, пошёл гулять с Роной – даже собака соблюдала дома режим тишины, не суетилась, а терпеливо ждала, пока он оденется, и только на улице позволила себе побегать и поскакать на полную.
С неделю Ник только общался с Лерой по телефону, а потом Лера попросила его прийти к ним – Иришка вспоминала его несколько раз.
Ник тут же приехал. Иришка лежала с закрытыми глазами и, когда он сел рядом и положил свою руку на её ладонь, она, не открывая глаз, спросила:
- Артём?
- Нет, Ириш, я. – Ник старался говорить негромко, но бодро.
- А, Ник! Слушай, Артём мне вчера так классно ступни массировал – ты можешь? – она не открывала глаза.
Ник пересел и под одеялом начал массировать горячие Иришкины ступни, так, как его учили делать в своё время маленькому сыну.
- Ой, хорошо, только полегче, Ник!
Она заснула. Или впала в забытьё – трудно сказать точно. Лера жестами позвала его на кухню, попить кофе, а когда он засобирался домой, Иришка вдруг позвала его.
Он подошёл - она открыла глаза и, щурясь от света, протянула ему руку. Он взял её, наклонился и прижался щекой к этой горячей ладошке. Иришка была всё такой же красивой, а может быть даже ещё красивее – светлые локоны лежали на подушке, обострившийся из-за худобы нос и огромные синие глаза, которые она широко открыла, привыкнув к свету. Она слабо потянула Ника к себе, он поцеловал её в губы, а после она прошептала ему на ухо:
- Ник, ты хороший…- и закрыла глаза, опустив руку.
Ник приезжал к ним каждый вечер, сидел рядом часами, делал массаж ступней – Иришка не открывала глаз и не разговаривала, но было видно по лицу – немного спадало напряжение, что массаж ей нравился и отвлекал от боли.
В ТОТ день Лера позвонила ему в конце рабочего дня и сквозь слёзы сообщила:
- Дядя Ник, я поставила маме укол и она стала очень тяжело и часто дышать, мне кажется – она умирает.
- Вызови «Скорую», я сейчас поймаю такси и приеду.
- Уже вызвала, Вы приезжайте скорее, мне страшно…
- Всё, бегу уже, Лера! Ты не бойся, врач приедет и всё будет нормально.
Ник выскочил с работы и поймал такси, но на Копылова была пробка, и они ехали очень медленно, как ему казалось. Через пятнадцать минут, когда он уже подъезжал к дому, Лера позвонила снова. Ник взял трубку и сразу сказал:
- Лера, я уже рядом, у подъезда.
- Да, дядя Ник… Врач констатировал смерть…
У подъезда стояла «Скорая», в которой сидел только водитель. Ник быстро поднялся на пятый этаж – дверь в квартиру была открыта. В квартире находились врач и участковый милиционер, они закончили оформлять бумаги и собирались выходить. Ник спросил, обращаясь к врачу:
- Всё?
За врача ответил участковый:
- Да… Вы не беспокойтесь, подъедет машина через полчаса, заберёт…
- Спасибо. – ответил Ник, про себя подумав – хотя бы за то, что не сказал «тело».
Когда он вошёл в комнату, Леру прорвало, она зарыдала и стала сбивчиво говорить:
- Мне кажется, это я её убила, может сделала передозировку, или неправильно укол поставила…
Ник обнял её, и, прижав одной рукой покрепче, другой погладил по голове:
- Лера, ну что ты говоришь…это должно было случиться, и это случилось, и ты тут вовсе ни причём. Успокойся, девочка… А где Артём?
- Я ему сообщила, он сегодня в районе Крастэц подрабатывал – уже едет, но пока ещё далеко…
Лера немного успокоилась. А Ник сел рядом с Иришкой и положил ей руку на лоб – он был ещё горячим. Смерть выдавали только полуоткрытые глаза. Вроде бы их надо было закрыть, но он не мог сдвинуть руку и проститься с их синевой навсегда. Не мог.
Лера ушла на кухню, а Ник так и сидел, не имея сил оторвать руку от всё ещё теплого лба.
Через некоторое время зашли двое парней, один подошёл к Нику, и, отодвинув его руку, закрыл Иришкины веки, а потом попросил Ника и Леру уйти в другую комнату:
- Не надо бы вам это видеть. Мы заберём это одеяло, вынесем в нём?
- Да, конечно. – ответил Ник и увёл Леру в детскую. Оттуда они вышли, когда хлопнула входная дверь.
Остальное Ник помнит только фрагментами – организация похорон, выбор гроба и креста в салоне ритуальных услуг. Он выбрал единственный розовый гроб – она любила этот цвет. Смутно помнит похороны и поминки.
А потом около года он каждое воскресенье ездил на кладбище с двумя розами. Рассказывал ей все новости в его жизни и жизни детей. Крест сменился черным обелиском с высеченным её портретом – фотографию выбрал Ник из того, что он успел наснимать во время прогулок с ней. Именно на этой фотографии была запечетлена та самая Иришка – с лёгкой улыбкой и жизнерадостным взглядом…
Как-то она ему приснилась, вернее – она ему снилась часто, но в этот раз был особенно реальный сон – они долго гуляли по берёзовой роще, молча наслаждаясь красотой природы, а потом она остановилась и сказала:
- Ник, помнишь – я тебя отпустила к сыну и семье?
- Да, помню, Иришка.
- Теперь пришла твоя очередь отпустить меня, как бы тяжело тебе не было. Отпусти – меня там ждут. Не ходи больше ко мне…
Он проснулся с ощущением её голоса рядом. За окном светало. Начинался новый день. А может быть – новая жизнь.
Четыре года
© Copyright: Андрей Тулаев, 2017
Свидетельство о публикации №217011202000
Свидетельство о публикации №217011202000
Рецензии
Потрясающая история любви... Неспокойно на душе стало...
Светлана Ефимова Ефанова 07.12.2017 21:26 • Заявить о нарушении
Светлана Ефимова Ефанова 07.12.2017 21:26 • Заявить о нарушении