Друганы. Тюмка

      Лето. Загребая дорожную пыль босыми ногами, будто по рассыпанной на дороге черной, горячей муке, задумчиво брели два закадычных другана: белобрысый, кругленький Митька и сутуловатый, худощавый, в неизменном черном картузе, Костька. Сзади телепался маленький (моложе друзей на целых два года!) семилетний Сережка. Вдруг Костька резко остановился. Ужас отразился на его лице, будто он увидел саму бабу-Ягу в ступе.
      – А-а-а… Ху-у! Робя-а-а! – прошипел он леденящим голосом. Мурашки побежали по спинам мальчишек. Они замерли и, открыв в ужасе рты, уставились на Костьку. Сережка вцепился ему  в руку, уставился на него немигающими, широко раскрытыми глазами и прошептал, прерывисто дыша:
      – Костинька… Че-е?
      Костька, будто очнувшись от оцепенения, обвел мальчишек удивленным – дескать: вы че это так испужались? – взглядом, и спокойно протянул:
      – У Варёночки яблоки – во-о! – и он развел руки в стороны, показывая, какие огромные яблоки в саду его соседки – старой, сгорбленной старушки, которую все, и старые и малые, звали – Варёночка. Сережка облегченно вздохнул. Митька свирепо посмотрел на Костьку, открыл рот, но не найдя в своем лексиконе таких грозных слов, которых заслуживал бы Костька, зло сплюнул, мотнув головой. Но злость все-таки просилась наружу, и он ее выпустил, отвесив легонького подзатыльника… Сережке.
      – Ты че….? – возмутился от неожиданности Сережка. Митька немного замешкался с ответом, но природная сообразительность выручила его:
      – А, то! – выпалил он. – Ты вчерась Степку дразнил?!
      – Дык все дразнили! А мне че, нельзя?! – с негодованием выпалил Сережка.
      Степан Иванович – деревенский дурачок. Ума ему Бог не дал совершенно, но дал способность виртуозно играть на балалайке. Целыми днями Степан в неизменной солдатской форме шлялся по деревне и распевал под балалайку сочиненные им тут же частушки. Мальчишки любили подразнить его, но он сильно не обижался, только улыбался беззлобно, да еще громче играл и пел.
      Митька с Костькой Степана не дразнили никогда, наоборот, часто сами заступались за него, отвешивая подзатыльники направо и налево (правда, только тем, кого сами не боялись).
      – А вот Костинька, прохерссор твой, не дразнил! А знаш, че не дразнил? А то, что сам знат, что ишшо дурней Степки во сто раз!
      Сережка предусмотрительно, зная по опыту, что сейчас с друзьями – начнется, отошел в сторонку!
      После недолгой перебранки и упоминания про недостатки всех их родственников, друзья, сжав кулаки, перешли к активной фазе скандала.
      Все это обычно быстро заканчивалось. И вот уже приятели молча, делая вид, что вообще незнакомы друг с другом, брели дальше. Расстроенный Сережка то плелся сзади, то забегал вперед. Пытался что-то спросить у друзей, как-то растормошить их: нужен был повод, толчок к примирению. И таким «поводом» мог оказаться он – Сережка. Он знал, что иногда примирение у друзей наступало, когда они, отвешивая друг другу тумаки, вдруг сообща переключали злость на того, кто был рядом – ведь общий враг сближает больше, чем страстная любовь!
      По дороге, поднимая вихрь пыли, несся мотоцикл. За рулем – участковый милиционер Тимофей Фролович, в народе попросту – Тюмка. Ну, вот он и «толчок»! Мальчишки прыгнули на обочину, пропуская мотоциклиста и, задыхаясь и отплевываясь от пыли, начали поливать его всеми нехорошими словами. В этом соревновании – кто крепче и изощреннее выматерится в Тюмкин адрес – и наступило примирение. Больше всех радовался Сережка. Он готов был целовать друганов от счастья!
      – Робя! А меня на той неделе папка в Саранск с собой брал! – крикнул Сережка, вспомнив, что совсем забыл похвастаться перед друзьями.
      – Да ну! – восхитился Костька,¬ – Митьк, видал? А мы с тобой сроду в городу Саранском не бывали…
      – Ну и че? Зато я с мамкой в Куйбышеве был, – пробубнил Митька, еще не совсем примиряясь в душе с Костькой.
      – Да, – продолжил задумчиво Костька, – Саранск – это те не деревня.
Сережка гордо задрал голову, почувствовав свое превосходство перед старшими товарищами, и важно произнес:
      – Да-а, в общем, так себе… – потом встрепенулся, вспомнив самое важное, – Вот! Тюмок та-ам! На кажном углу стоят!
      Костька остановился, вопросительно уставился на Сережку:
      – А углов?
      – Че, углов? – не понял Сережка.
      – Ну, углов-то скока?! – кричал, закатившись от смеха, Митька.
      Наступил окончательный мир, особенно радостный после скандала и потасовки!
      - Да ну ее, Варёночку! Давайте нони к нам в сад залезем! У нас яблоки – во! – И Митька развел в стороны руки – чуть шире, чем недавно Костька.
      Переполняемые счастьем друзья припустили по дороге, поднимая пыль выше, чем Тюмкин мотоцикл.