527 Шило тебе в бок! 18 06 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 527. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Шило тебе в бок! 17.06.1974.

Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора: После ночной дегустации «шила». Слева-направо: Нисин Александр Петрович, комендор, период службы 09.11.1971-01.11.1974; Завьялов Валерий Михайлович («Слон»), газотурбинист, период службы 03.05.1972-03.08.1974;, Суворов Александр Сергеевич, командир отделения рулевых, период службы 14.11.1971-12.11.1974; Сенацкий Александр Дмитриевич, командир отделения специалистов ЭВТ, период службы 10.11.1971-01.11.1974; Маховик Валерий Петрович, сигнальщик, период службы 06.11.1971-12.11.1974. Странно, но после ночных приключений, дружеских возлияний и «фонтана наций» я был трезв, бодр и весел как «солнышко». 18 июня 1974 года.


В предыдущем:

 «Где же ты, Сашок, прокололся? Как же ты забыл про Сашку Сенацкого? Почему, действительно, не позвал его и других ребят? Может ты, Суворов, оторвался от коллектива? «Закучковался с друганами» и что теперь делать?». Примерно до полуночи я не мог уснуть и только-только приложился щекой к полушке, как в дверь опять кто-то осторожно постучал…

Адреналин мгновенно взбудоражил кровь, которая застучала в висках и я, не отрываясь от подушки, прислушался к ночным шорохам. Стук повторился…

Стук был тихий, скромный, осторожный, но настойчивый. Поэтому я нехотя встал со своей постели, которую растилал поверх суконной скатерти на столе президиума в «ленкаюте» и подошёл к двери. Почему-то я интуитивно чувствовал, что это те же ребята, но без желания меня бить…

- Кто? – коротко и властно спросил я негромко через дверь.

- Это я, Саш, - сказал своим неповторимым гортанным баритоном мой друг и годов Валерка Маховик. – Открой, дело есть.

Я глубоко вздохнул, немного нахмурился, собрался в упругий комок и открыл дверь «ленкаюты»…

За дверью в тамбуре, освещённом дежурной лампой во взрывобезопасном колпаке, были: Валерка Маховик, Саша Сенацкий, Валера Завьялов по прозвищу «Слон» и ещё один матрос, которого я не очень-то хорошо знал – Александр Нисин, комендор.

Все молчали. Никто не шевелился и ничего не делал. Потом Валерка Маховик открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я его опередил…

- Заходите, - пригласил-приказал я этим «гонцам». Почему-то я подумал, что они пришли «сыграть мировую» от той компании восьмерых «охотников за фотографиями».

Одним махом я смёл со стола президиума под его крышку-столешницу свою постель: поролоновый матрац, простынь, одеяло и мамину пуховую подушечку, которую она привезла мне ещё в мае 1972 года в Калининград. Тогда мы, первый изначальный экипаж БПК «Свирепый» были и жили в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей.

Ребята робко, как будто в первый раз, толпились у двери и не решались войти в «ленкаюту». Со стендов на переборках на них строго смотрели члены Политбюро ЦК КПСС…

- Чему обязан? – почему-то тоже строго и негромко, но вежливо спросил я ребят. Такое обращение ещё больше их смутило.

Валерка Маховик обернулся к Сашке Сенацкому, тот – на Завьялова («Слона»), а тот, в свою очередь, на юркого Александра Нисина, который с любопытством оглядывался по сторонам.

- А! – сказал Сашка Нисин. – Вот. Пришли извиниться за тех дураков, которые на тебя «наехали». Ты извини, ошибочка вышла.

- Да, - загалдели вразнобой ребята. – Ошиблись. Погорячились маленько. Обидно было, понимаешь? Одним, понимаешь, всё, а другим…

- Что вы хотите? – перебил я ребячий хор. Они опять застыли, как «вкопанные»…

- Ты, это… - сказал нерешительно Завьялов («Слон»). – Выпить хочешь?

Слон вынес из-за спины руку, в которой держал пол-литровую консервную банку типа тушёнки. Я удивился…

- У меня выпить нет ничего, - сказал я несколько растерянно.

- Зато у нас есть, - уже уверенно ответил Валерка Маховик и решительно шагнул вперёд.

Ребята сначала робко, а потом всё уверенней стали располагаться на банках (лавках) «ленкаюты», а я вдруг начал хлопотать на предмет закуски…

Валерка Маховик и Саша Сенацкий, который всё время старался не глядеть мне в глаза, привычно сняли кожух с переносного электрообогревателя.

В «ленкаюте» стараниями и заботами замполита, старшего лейтенанта А.В. Мерзлякова, который почему-то всё время мёрз в любых погодных условиях, поставили электрообогреватель ПЭТ-4. Это был не просто обогреватель, а «печь электрическая с ТЭН» мощностью 1 кВт, номинального напряжения 220 В, класс защиты от поражения электрическим током – 01. Печь ПЭТ-4 предназначалась для орбогрева служебных и производственных помещений.

Сначала я её использовал по прямому назначению, но потом мой старший товарищ и земляк, Миша Сысоев, командир отделения ОСНАЗ, показал мне, как превратить этот обогреватель в настоящую печку. Это он первым в сентябре 1973 года в Северном море снял с ПЭТ-4 в «ленкаюте» защитный кожух из перфорированной стали и установил на раскалённый ТЭН открытую банку свиной тушёнки.

Когда я «отходил» от ужаса и угрозы оказаться в океане за бортом БПК «Свирепый» во время жестокого шторма урагана Эллин, Мишка Сысоев поил меня спиртом и заставлял закусывать ломтём жёсткого чёрного хлеба с горячей и очень вкусной тушёнкой. С тех пор «тушёнка, разогретая на печке в «ленкаюте» стала моим «фирменным блюдом» на «посиделках у Суворова»…

Я подал ребятам две больших жестяных банки со свиной и говяжьей тушёнкой, они их быстро открыли и поставили на ТЭНы. Остальные сели вокруг и стали ждать продолжения.

«Хозяйничал» Валерка Маховик. Он вполголоса спросил у меня «посуду, вилки и ложки». Я молча подал ему всё что у меня было: алюминиевую большую пол-литровую кружку, одну вилку и одну ложку.

Саша Сенацкий торжественно, как великую ценность, водрузил на срединную банку (лавку), вокруг которой мы сидели, свежую буханку только что испечённого в корабельной пекарне горячего ночного хлеба и пол-литровую металлическую консервную банку без этикетки, на крышке которой были выдавлены выпуклые цифры ГОСТа и «99,9%».

- Вода есть? – деловито подал знакомый «блатной» голос Валерка Завьялов («Слон»). Я подал ему большой алюминиевый чайник, полный свежей питьевой воды (я всегда на ночь запасался свежей и холодной водой для питья).

- А из чего пить будем? – спросил всех Саша Нисин. Ребята вопросительно уставились на меня.

- Из кружки будем спирт запивать водой, а пить из чего? – пояснил свой вопрос Нисин.

Ещё не зная, как и чем ответить, я встал и молча отвернул большую чёрную пластмассовую контргайку-кольцо с аварийного светильника над моим рабочим местом и снял стеклянный алый колпак светильника.

- Саша Сенацкий взял у меня эту стеклянную «пиалу» и вытер её моим рабочим вафельным полотенцем.

- Чистая? – спросил он.

- Не боись, - ответил за меня опытный Валерка Маховик. – У Суворова всё стерильно. Смотри, - это же богемское стекло!

Действительно, на очень красивом по цвету и форме стеклянном колпаке стояло фирменное клеймо «BohemiA» (Чехословакия). Единственным недостатком этого рубинового по цвету стеклянного колпака был рубчик по краю, который мешал пить из него спирт.

В консервной банке, принесённой ребятами, оказался этиловый ректификованный спирт ГОСТ 18300-72. Такого я ещё не пил, обычно, на БПК «Свирепый» использовали «спирт этиловый питьевой 95 %-ный ГОСТ 5963-67».

Спирт научил меня правильно пить мой старший брат Юра, когда после окончания средней школы в июне 1970 года я приехал в Севастополь поступать в Севастопольский приборостроительный институт. Юрка тогда очень дружил с Юрием Телеповым, следователем по особо опасным делам следственного управления КГБ по Крымской области и его женой Лялей.

Оба Юрки были друзьями, что называется, «не разлей вода», поэтому они оба взялись делать из меня, «пацана-желторотика», настоящего мужчину. Они научили меня: правильно пить спирт; собирать и рассказывать весёлые анекдоты; разбираться в винах и во встречных девчонках; видеть и понимать красоту Чёрного моря и природы Крыма; полюбить Севастополь и его окрестности; правильно вести себя на улице с незнакомыми парнями и людьми; эффективно обороняться и нападать первым, когда это надо. Они научили меня многому, что нужно молодому человеку в жизни…

От моего старшего брата и его друга из КГБ я узнал, что алкоголь, то есть этиловый спирт, пивной алкоголь, винный спирт и т.д., - это «протоплазматический яд и сильнодействующий наркотик, который в больших дозах и при злоупотреблении убивает всё живое».

Они научили меня запомнить, как мантру, формулу спирта и сказали, что «если я ей быстро повторю в любой враждебной компании, то меня все будут уважать», поэтому я навсегда запомнил, что формула спирта – это С2Н5ОН.

Это они первыми мне сказали, что на флотском жаргоне спирт - это «шило», которое «в кармане не утаишь», что «спирт действует так же, как шило – остро, тонко, мгновенно, чистенько и без следов»…

- Если хочется выпить, - учили меня оба брата Юры, - то пей, Сашко, либо чистый питьевой спирт, либо хорошее марочное вино. Другого ничего не пей, береги здоровье. Вот мы пили всё, что не попадя, смотри, во что мы превратились?!

При этом мой брат Юрка лихо одним махом вспрыгивал с места на стол, а Юрка Телепов становился в позу культуриста и демонстрировал свои действительно умопомрачительного размера и силы бицепсы, трицепсы и иные рельефно-фактурные мышцы атлета-самбиста. Юрка Телепов был чемпионом Крыма по самбо, карате, кун-фу и другим секретным способам рукопашного боя.

Мой брат Юра где-то раздобыл сведения, что «в пиве на 100 молекул жидкости приходится 4-9 молекул этилового спирта, в вине – 12-22 молекул спирта, а в водке - 40 молекул спирта. При этом, в тексте добытой им «инструкции» сообщалось, что «в техническом спирте — 70% спирта; в «чистом» или  в «медицинском» спирте – 95%; в «чистом спирте для анализа» или в «химически чистом спирте» - 98-99%, а в «особо чистом спирте» - 99,99%».

Красавица Ляля, жена Юрки Телепова, принесла нам с работы другой служебный документ, согласно которому «Этиловый спирт  - это легко воспламеняющаяся бесцветная жидкость, с характерным запахом, относится к сильнодействующим наркотикам, вызывающим сначала возбуждение, а затем паралич нервной системы». Ляля сказала, что «во время Крымской и Первой Мировой войны военные хирурги спирт использовали как анестезию раненым при ампутациях».

- Вот напьётесь, - сказала нам Ляля, - и не заметите, как я вам «по-отрезаю» ваши хвостики! Всё равно от них толку нет.

Тушёнка на ТЭНах электропечи уже почти закипела и начала распространять вкуснейшие запахи, а мы ещё так и не начали «серьёзный разговор». Непонятно было, как можно и нужно вскрыть жестяную банку со спиртом, чтобы не испортить её, но и налить «чуть-чуть» спиртику…

Гости мои растерялись, и мне пришлось проявить смекалку. Я взял свои рабочие ножницы, вытер их вафельным «стерильным» рабочим полотенцем и решительно пробил два небольших отверстия в крышке банки напротив друг друга.

Первые «три маленьких булька» спирта налили в рубиновую пиалу мне.

Я молча, как учили меня «мои братья Юрки», чуть выдохнул воздух, задержал дыхание и решительно опрокинул в себя спирт.

Широкие края «богемской пиалы» смочили спиртом края моих губ и щёки. Я легко сглотнул жгучий спирт и выдохнул оставшийся воздух из лёгких.

Ребята протянули мне кружку с водой, чтобы я запил, но я, сдерживая судорожное дыхание, переждал немного, молча отстранил кружку рукой и тыльной стороной ладони вытер уголки губ от холодно-жгучего спирта. После этого я только смог вдохнуть полной грудью и посмотреть на ребят…

В их лицах и взглядах я увидел то, что хотел увидеть и молча наложил вилкой на ломтик свежего хлеба немного горячего мяса с «юшечкой».

Господи, как же это вкусно в час ночи кушать ароматное мясо с подливкой!

Ребята по очереди решили тоже выпить спирт «по-мужски» - не запивая водой, но не у всех это получилось. Через несколько минут мы все по очереди степенно и дружно брали из банок мясо и уплетали тушёнку с хлебом.

- Классно сидим! – нарушил молчание Валерка Маховик. – Между первой и второй перерывчик небольшой!

Мы повторили и теперь я всё же запил спирт водой из кружки (чего ребят обижать?).

- Саш, ты прости меня, - попросил молчавший всё время Саша Сенацкий. – Я не знал, что так всё получится. Я не хотел!

- Да, ладно! – тут же ответил я моему другу и годку. – Я понимаю. Сам виноват, что не позвал на фотографирование.

- Во-во! – сразу же вскинулся Валера Завьялов («Слон»), который втрое был тяжелее нас вместе взятых (шучу – автор) и поэтому наливал себе в «пиалу» чуть больше спирта, чем остальным. – Не позвал, а это обидно!

- Согласен, - поддержал я «Слона». – Только как вас позовёшь, когда на корабле адмирал и все сидят на своих боевых постах, как мыши. Попробуй – позови, если на бак ребята пробирались, как разведчики, то перебежками, то ползком.

- Точно! – уже мотал согласно головой Валерка Маховик. – Я, например, только так и вышел, и то меня вахтенный офицер остановил и приказал «убираться с сигнального мостика ко всем чертям». Вот я к Сашке и пошёл.

- Саш, - опять вскинул голову Александр Сенацкий. – Ты прости меня!

- Прощаю, Саша, прощаю, друг! – сказал я ему и обнял за плечи. – Не бери в голову, всякое бывает. Главное, дождаться ДМБ без приключений!

- Да, - сказал неожиданно совершенно трезвым голосом Александр Нисин. – ДМБ скоро и хотелось бы иметь в альбомах фотки хорошие.

- Будут! – сказал я ему твёрдо и жёстко. – Будут, если мешать мне не будете и поможете.

- Чем? – быстро спросил меня Нисин. – Чем мы тебе можем помочь?

- Я фотки могу делать только командиру корабля, замполиту, на стенды, в фотолетопись БПК «Свирепый» и себе, - стал я пояснять ребятам. – Таков был приказ и такое мне поставил условие ещё замполит Бородавкин. Если я нарушу этот приказ и условия, то ни я, никто другой из личного состава уже этой возможности иметь не будет.

- Поэтому я делаю фотки в большем количестве, чем надо, делаю стенные фотогазеты, от которых вы не оставляете ни рожек, ни ножек, то есть разбираете себе все фотографии со стенгазет. После этих учений и стрельб я тоже вывешу стенгазеты, - вот вам и фотки в ваши альбомы.

- Да, но фоток всем не хватит, - сказал Нисин.

- А их так и так всем не хватит, - устало сказал я и стал им считать количество листов в пачках фотобумаги и количество фотографий, которые я всякий раз делаю для командира корабля, замполита, в фотолетопись, на стенгазету и себе в альбом. Оказалось, что количества имеющейся у меня корабельной фотобумаги катастрофически не хватает…

- Из чего я буду делать вам фотки? – спросил я ребят. – Нет у меня лишней фотобумаги. Нету! Хоть убейте!

Серьёзный и ответственный разговор «просветлил головы» моих гостей и отрезвил их. Ребятам стало грустно. Я почувствовал, что надо чуть-чуть их пожалеть и угостить их чем-нибудь вкусненьким. Пока ребята «пережёвывали» услышанное, я достал из бортовой шхеры-холодильника полутора литровую банку маминого смородинового компота.

Мы ещё раз выпили «по чуть-чуть» спиртику из рубиновой пиалы богемского стекла, разбавили водой мамин смородиновый сладкий компот, и запили им последние крохи тушёнки и хлеба.

М-м-м! Вкус нашей еды был умопомрачительный!

Расставались мы как братья, обнимались, чуть ли не целовались, клялись друг другу в вечной дружбе, обещали друг другу дать сдачи и побить всякого, кто посмеет хоть пальцем кого-либо из нас обидеть и т.д.

Валерка Маховик и Сашка Сенацкий обещали мне, что сопроводят «Слона» (Валеру Завьялова) до самой постели в кубрике, а Саша Нисин обещал донести оставшийся спирт без потерь и никому его не отдавать.

- Да что мне адмирал! – говорил громким шёпотом низенький и щупленький комендор Саша Нисин. – Видал я адмиралов! Может, я сам буду адмиралом! Скоро…

- Смотрите в оба, - напутствовал я их. – Прислушивайтесь и хоронитесь, а то встретите старпома, и он вам семь шкур спустит, а потом голыми пустит в Африку – гулять…

- Валерка Маховик громко загоготал, ему начал вторить заячьим смехом Сашка Нисин, потом подключился со своим баритоном Саша Сенацкий, а позже всех начал «по-слоновьи гугукать» Валерка Завьялов («Слон»).

- Господи! – взмолился я. - Только бы проскочили!

Когда все ушли, я из последних сил прибрался, выключил электропечь, поставил на место и закрепил контргайкой чистейший и продезинфицированный спиртом рубиновый колпак аварийного светильника, спрятал в шхеру пакет с мусором, достал свою постель из стола-рундука президиума и рухнул, не раздеваясь, на поролоновый матрац.

Последней моей мыслью был вопрос: «Я дверь в «ленкаюту» закрыл?».

Второй и первой моей мыслью вторника 18 июня 1974 года тоже был вопрос: «Что творится у меня в животе?».

Было раннее утро, около 5 часов утра. В моём животе что-то громко бурчало, пузырилось и рвалось наружу. Было такое ощущение, будто кто-то колол мне в боки острым шилом...

Ещё не проснувшись, с каждой секундой осознавая, что БПК «Свирепый» на ходу, что он режет волны Балтики острым форштевнем и их гребни могут долетать до иллюминатора «ленкаюты», я, спеша и торопясь, бессознательно, потому что деваться мне некуда, срывая ногти и ломая пальцы, быстро отвинтил барашки крепления иллюминатора, распахнул вверх створку, схватил и вытащил из круглого гнезда заглушку и мгновенно, как ныряют в воду, высунул голову за борт корабля.

В ту же секунду я ощутил благоговейное дуновение прохладного ветра, увидел перед собой мчащуюся толщу прозрачной сине-зелёной воды и почувствовал, как из меня фонтаном выплёскивается всё то, что досталось мне ночью в качестве десерта…

БПК «Свирепый» стремительно нёсся в море и мощно «кивал» носом, то обнажая крутые овальные бока носовой бульбы, то зарываясь форштевнем в волны по самый уровень моего иллюминатора. В эти мгновения я совершенно спокойно и почти равнодушно видел перед собой на расстоянии вытянутой руки хрустальную глубину моря.

Мне было всё равно. Мне было хорошо оттого, что сильный напор воздуха освежает моё горячее лицо, наполняет меня живительным свежим морским воздухом, выветривает из меня все пары алкоголя и возвращает мне моё сознание.

Только что я видел, как узкой лентой красно-фиолетового цвета весь мамин смородиновый компот взлетел вверх, закрутился в вихре и исчез где-то там, в районе ходовой рубки корабля. Мне было так хорошо, что я от восторга громко закричал, завопил, заорал, заверещал, как резаный или как счастливый человек…

Очередная волна настолько близко пронеслась рядом с моим лицом, что я почувствовал холодные капли и клочья пены на щеках.

«А что будет, если стремительная вода коснётся моей головы? Оторвёт мне голову или не оторвёт!» - подумал я и в ужасе отпрянул из иллюминатора.

Следом, как будто кто-то этого ждал, в круглый проём иллюминатора плеснула настоящая морская вода и широким потоком окатила меня, стоящего на коленях на крышке стола-президиума, мою робу, поролоновый матрац и стенды, висящие на переборке.

Не осознавая ничего от ужаса, я чисто машинально схватил алюминиевую заглушку, вставил её в проём иллюминатора и опять, срывая пальцы и ногти, начал задраивать иллюминатор.

Со стороны моря кто-то, словно живой, сильно и настойчиво стал стучаться, рваться, биться, прорываться ко мне в «ленкаюту», а я всё тужился и пыжился закрутить барашки задраек, вместо того, чтобы аккуратно поправить заглушку, приподнять раму и стекло иллюминатора, ровно их поставить и спокойно закрутить барашки.

Наконец, кому-то во мне надоели мои панические потуги, и я хладнокровно дождался момента, когда нос корабля начал подниматься вверх над уровнем моря. После этого я открыл иллюминатор, вставил вместо алюминиевого диска настоящую стальную круглую броняшку-заглушку, и в последний момент перед входом форштевня в гребень очередной волны, ровно захлопнул створку иллюминатора и быстро закрутил барашки заглушек.

Ни капли воды не просочилось через створку иллюминатора.

После этого остаток утреннего времени я провёл за авральной приборкой «ленкаюты» и к моменту подъёма в 06:50 дежурных вахтенных офицеров и мичманов «ленкаюта» была в первозданном виде.

Странно, но я после ночного визита гостей-годков и после того, как отдал жертву морскому богу и поиграл «в догонялки» с морской волной, я чувствовал себя совершенно бодрым, здоровым и опять счастливым. Мне удалось разрулить напряг с годками…

После завтрака и развода по работам на время перехода БПК «Свирепый» в район проведения стрельб «главным калибром» - противолодочным управляемым ракетным комплексом УРПК-4 «Метель» с автономной системой управления «Муссон» - «вчерашние гости» пришли на бак покурить и мы все вместе сфотографировались «на память» об «адмиральских посиделках у Суворова в «ленкаюте» (смотрите фотоиллюстрацию – автор).

Когда я поднялся с фотоаппаратами и принадлежностями «визуального разведчика» в ходовую рубку, чтобы спросить у командира корабля, капитана 2 ранга Е.П. Назарова, разрешение «на проведение фотосъёмки предстоящих ракетных стрельб ракетным комплексом «Метель», я услышал, как вахтенный офицер и замполит, капитан-лейтенант А.В. Мерзляков (командира и командующего ДКБФ, адмирала В.В. Михайлина ещё не было – автор) обсуждали странные красно-фиолетовые крапинки на стекле одного из прямоугольных боковых иллюминаторов ходового мостика.

- Скорее всего, - авторитетно говорил замполит, капитан-лейтенант А.В. Мерзляков, - мы ударом форштевня о воду оглушили и убили какую-то рыбу с икрой, она лопнула, и икру напором ветра из-под скулы носа корабля, выплеснуло к нам в стекло иллюминатора.

- Вроде на икру не похоже, - с сомнением сказал вахтенный офицер. – Это что-то другое…

Я быстренько ушёл из ходовой рубки и рассказал обо всём увиденном и услышанном Валерке Маховику. Под разными предлогами все сигнальщики заглянули в ходовую рубку, чтобы поглядеть на «рыбью икру Суворова» на иллюминаторе.

Что было потом, я не знаю, потому что пришёл бодрый, возбуждённый и весёлый командир корабля, капитан 2 ранга Е.П. Назаров, от которого с утра уже свежо пахло дорогим растворимым бразильским кофе с коньяком.

Он разрешил мне всё фотографировать и многозначительно сказал, чтобы я фотки сделал и вручил только ему лично в руки. Я с новым жаром побежал по кораблю выискивать сюжеты и снимать кадры для фото-стенгазеты, фотолетописи БПК «Свирепый» и для ДМБовских альбомов моих друзей-годков..

Жизнь продолжалась, и жизнь моя была наполнена удивительными приключениями!