Церковь свободы 24

И вот Машкина однокомнатная квартира с трудом, дешево, но сдана. Нам это удалось быстро. Одна трудная ночь вповалку, и следующим вечером мы все ,сопровождая Марью в новом для нее состоянии " при деньгах" ввалились во владимирскую электричку.
   Машка, пьяная еще с Москвы, совала деньги мне и бухтела:" ну ты- то знаешь..."
Я предложила сразу закупить самое страшное, а что у нас самое страшное?
А самое страшное у нас это- курево "!
но дед Данилыч, мой официальный рыцарь, сказал что это хрень, потому что у него за мелким лесом растет табак.
 Ну тогда алкоголь! Дед Данилыч покряхтел, сказал, что вот насчет сахарной свеклы есть некие проблемы, и мы взяли мешок сахара, какую- то гору дрожжей ,семян того и сего...
 Покупать разные средства для мытья посуды- это я народу давно запретила. Но хозяйственного мыла взяли. Навестили аптеку- запаслись всякой байдой типа аспирина, валидола, циклоферона, эритромицина, мазей разных дешевых, но нужных .
Я не очень то хотела, чтоб община  разрослась быстро, потому что тогда наша деревня может разложиться, как старая опухоль.
Но все же нас было не так уж и мало. Пока мы могли питаться с одного котла. Пока моя власть держалась крепко. И у меня появился мужчина, который не хочет быть узурпатором. Я про деда Данилыча, конечно.
   Машкины деньги зажали, потому что вылезут скоро долги по оплате коммнального, и еще какая нибудь фигня. Ее размноженец не мог уйти чисто.
    И вот мы с Марией снова в сарае- кабинете. Мы подводим некие итоги. Данилыч развел нам самогон какой- то фигней, не то березовым соком, а может и да.
 Или он ходил на ключ, нет, ключевую воду он принес отдельно. Она ледяная и в меня не лезет, вода как с ледника.
    У Машки глаза слегка пьяные, но после чая и пирожков вполне живые, не мутные, а лишь блестят.
   Я заношу кое- что в Книгу Ересей.
-"Заполняешь бортовой журнал"?- Спрашивает Машка.
-"Ну дааа"- задумчиво тяну я.
-"Ты снова задалась вопросом на тему что делать и кто виноват"?
Я резко вскакиваю с лавки, закрываю мою амбарную книгу, она же "бортовой журнал" она же "Книга ересей" и иду к выходу.
Машка семенит за мной С нами вместе чапают коты, задрав хвосты. Коты выросли и стало видно, который из них так себе, который из них- мой.
  Небо не над нами. Небо перед нами-- опереточно синее. Под небом вдали овраг. Мы на холме, поэтому с этой стороны небо перед нами и вокруг нас.
   Я толкаю прошлогодний мусор в уличном очаге и говорю Машке": обуйся нормально"!
А впрочем, не суть. Хвороста и всякой фигни здесь у нас много. От сарая до очага- мощеная дорожка и такая же от очага к дому.
Перед сараем- маленькая площадь. Она необходима, но не нравится мне- напоминает что- то феодальное. Так и взывает кого- то казнить публично. Я жмурюсь, как кот. Мне не хочется в ад.
У нас есть и площадь перед зданием правления. Это такое холодное здание ,запертое на все замки и не видное ниоткуда!
 Так мне лично мне удобнее!
Труднее делать революцию, когда не знаешь где, собственно говоря, Смольный- то!
  Данилыч сказал, что понимает эту тему. Я не говорила, что я его хочу? Нет,не говорила?
 Но я его роскошно и полнокровно хочу, мне хочется трогать даже его запястья и однажды я фетишистски сперла его старую шапку.
   А переспали ли мы уже? А вот и не скажу! Я ведь почти духовное лицо.
Глядя в зеркало, сказала я самой себе :"ну и духовное ж лицо, ненавистная рожа"!
Но тссс! Это уж полный секрет!
   Разведя огонь в очаге на улице, и глядя на покрывавшее нас небо, мы с Машкой дружно вздохнули.
   Метрах в двадцати от нас загорелся такой же очаг у дамы с ружьем. Остальные, похоже, спали или еще не почувствовали весну.
   Я притащила наши старые куртки, чтобы набросить на спину, если будет дуть, полотенца, воду и мыло, вилки, ложки, рюмки, плошки в общем, все, кроме спальных мешков.
   Ну и в довершение, конечно мой растрепанный талмуд- Книгу Ересей.
Мы сидели молча, глядя на огонь. Я люблю глядеть в горящий огонь- я чувствую как сила огня спасает мои нервы, спасает мое сознание, которое физически болит!
    Машка первой начинает разговор, а я беру свой гроссбух  и ручку.
Согласна ли она или выскажет что- то против? Мария помогает мне думать.
   " Вот и все"- говорит Машка-" так может другим, кто так же влип, проще сделать аборт"?
Вот и славно. Машка задумалась о других. Значит, она выздоровела.
"Да"- отвечаю я,-" проще- то оно проще, но ведь он живой, зародыш- то, может проще не начинать, чтоб потом не убивать"?
-"А как тогда таблетки, сирали, гондоны?"
 Машка, похоже что- то скрытно оплакивает, стыдится чего- то, вот ведь был сын. И вот его нет. Она думает теперь об этом, но не признается ни за что!
-"Да абсолютно все таблетки, спирали, гондоны, стерилизация- Господь нам дал разум"!
-"Не всем, мне не дал"!- понурилась Машка и тихо налила себе.
я тормознула ее": тебе тоже был дан разум но не только, тебе была еще дана душа, сердце и доверчивость"!
"Ну, конечно -" ответила  Марья, хлопнув стопарь,-" я же дрянь, но я же и мученик"!
-"Слушай, не увлекайся, у нас есть на что смешать коктейль, чтоб тянуть вечер, и не падай в свои эти рефлексии" умер- шмумер, а за что меня"!
     Я потянулась тоже за стаканом, и тут из моего бортового журнала выпала маленькая брошюрка" Молитва за самовольне живот свой скончавших".
  Машка проворно подхватила и и раскрыла.
Твою мать только не это, блять!
-"Да на, да знаю я:!
Машкин размноженец, дважды вынувший ее из петли, чтоб на него не пало подозрение, был абсолютным атеистом.
Она знала, что если бы он не успел во второй раз, когда она не шумела в петле, а сразу вырубилась, то никто бы ее душу не отмолил.
 Никто, кроме самого Господа Бога, устроившего эту жизнь именно такой, не спас бы ее душу, не выдержавшую того, что устроил Бог!
Небо из красного стало темно- синим и взошел какой- то среднеазиатский месяц.
"Давно мы дома не были-
цветет родная ель.
как будто в сказке- небыли
за тридевять земель.

Машка подтянула за мной

горит свечи огарочек,
гремит недальний бой,
налей дружок по чарочке,
по наше фронтовой..."
 Я вспоминала свои двенадцать лет и подвал пятиэтажки, где было гулко слышно весь дом, или это так топотали в квартире на первом этаже, над подвалом.
 И горела свеча. И было тепло на душе. И жизнь только начиналась.
 Бог весть, о чем думала Машка. Но наверное, о хорошем.
     Скоро снег осядет, и мы будем прокладывать дорогу к храму- к нашей церкви с печальными глазницами.
Мы начнем, пожалуй, уже сейчас. Я встала и вручила Машке лопату. Нечего ждать до лета. Это наша жизнь, это наше время.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/02/19/105