Украинская трагедия. Поэзия и проза жизни

Ставрополь 2016 г.


Ответ карателям
Я – мать ополченца, ушедшего сражаться за право оставаться русским.
Я сотрудничаю с Донецким телевидением, от-стаивающим право говорить по-русски.
И я заявляю, что моей республике катастрофи-чески не хватает продовольствия, патронов и таких вот честных книг, как эта «Украинская трагедия» В.Яковлева, где личная жизнь автора кровавой стро-кой проходит по облику государства, точнее двух враждебных государств.
Трагедия, в которой морально и физически гибнет, вроде бы, обеспеченный и защищённый дер-жавой олигарх, может называться оптимистической, ибо, когда гибнет боевой корабль врага, крыс не жал-ко.
Необычен жанр романа, синтетически соеди-нивший в себе высокую поэзию, драматургию и точ-ную адресность документов для предстоящего суда над фашиствующими садистами и убийцами из СБУ, нацгвардии и «Правого сектора».
Логично раскрытие образов двух влюблённых  от лёгкого флирта в интернете до ощущения един-ства, перед которым отступают границы и чувство са-мосохранения.
По сути, это столкновение двух миров: частни-ческого эгоизма и братства народов.
И кто победит, ДНР или Киев, зависит и от те-бя, дорогой русский читатель!


от имени истекающих кровью ДНР и ЛНР
лауреат Всесоюзного конкурса,
лауреат Премии имени С.Прокофьева,
автор художественно-образовательных программ
Донецкого государственного телевидения
 Людмила Шмарикова












1. РУСЬ РАСПРЯМЛЯЕТСЯ



















СЛАВА РОССИИ!
Не из выдуманного рая,
А из нашего вольного края
К нам идёт, словно мать, обнимая,
Вера в Русь – наша вера святая!

Через память свою, через вены,
Информацию пьём сквозь антен-ны,
Мы – частица великой вселенной
Вечной, радостной, благословенной.

Нас учить ли чужому упырью?
На Валдае, в Приморье, в Сибири
Столько свежести русской и шири:
Русь лежит в океанах Всемирья!

Переносчики западной моды,
Эх, на что же мы тратили годы?
Святость рода и мудрость природы –
Вот гармония русской породы!

Нас слепили чужие эстрады.
Мы искали страну Эльдорадо.
Не нашли. И не надо. Мы рады
Жить по совести да по ладу.

Ну не надо нам вашего ада
И обряда – подобья парада,
И звезды, и ползучего гада,
Ничего нам чужого не надо.

ПО КРАЮ ПРОПАСТИ ПРОШЛИ

из В.Кустова

Не ставя глупость отпрыскам в вину,
Мы слышали гниенья сладкий запах.
Мы не молились на циничный Запад,
Пытаясь сохранить свою страну.

Но под гипнозом самых первых лиц, 
Чураясь теплоты родного хлеба,
Мы забивали чуждым ширпотребом
Прилавки всех провинций и столиц.

На тренеров нам очень повезло:
Они же так старались для  народа:
Морочили кредитами  село,
Налогами гасили все заводы.

Ещё десяток лет тому назад
Мы миражи усердно рисовали.
От МВФ подачки получали.
(Троянский конь, естественно, был рад!)

Припомним, как в богов рядилась мразь,
Как ставили Отчизну на колени,
Как наши флаги втаптывали в грязь
На прорванных фронтах сопротивленья.

И вот, как патриоты русских щей,
Самим себе верша психоанализ,
Мы , жертвы интервенции вещей,
В плену чужих игрушек оказались.

Припомним, как десяток лет назад,
Потери принимая за находки,
Мы спарывали звёздочку с пилотки,
Не думая, что катимся назад.

Всего десяток лет тому назад
Мы поднимали баннер бич-культуры
Над Родиной,  на нас глядевшей хмуро.
Нас привлекал свободы зоосад.               

Мир Запада навряд бы нам помог
Пройти сквозь разногласья и сомненья.
Кто нас сподвигнул – Путин или Бог
Начать эпоху самоочищенья?

И вот мы утверждаем свой закон,
Базирующийся на нашей силе.
И замер мир, страной заворожен,   
Большой страной по имени – Россия! 


ПРОДОЛЖЕНИЕ

Как этот лес и строен и высок!
Уходят сосны
Выше, выше, выше…
Я слышу по стволу идущий сок.
Своих шагов и голоса не слышу!

Последний ветер леденит висок.
Друзья отца со мною рядом встали.
Кладут отца в кладбищенский песок,
А мне дают отцовские медали.

Печальные обычаи Руси…
Бьют молотки.
Забыть ли эти звуки…
Но кто-то тихо говорит:
- Неси!
Не отдавай, сынок, в чужие руки.

Как холодна сейчас земля в горсти!
А впереди – немеряные дали.
И, кроме сына,
некому нести
Вот эти потемневшие медали.


СОЛДАТЫ РОССИИ

Сколько нашего брата, как всегда, перемолото!
Разве это победа? Разве это война?
По граниту да золотом, по граниту да золотом
На последнем параде идут имена…

От обиды и боли мы стали железными
Посреди площадей, на погостах святых,
Где тихонько скрипят одногодки протезами
И невесты кладут к пьедесталам цветы.

Нас судьба повенчала с горячими точками.
Нас трусливые люди бросали в бои.
Но когда продавали Отчизну кусочками,
Мы державе подставили плечи свои.


ОФИЦЕРЫ ГРАНИЦЫ

Мы в расстрельную эру
Отпусков не просили.
На плечах офицеров
Держалась Россия.

Мы позором не крыли
Золотые погоны.
Уходя, уносили
Дорогие знамёна.

Как от пули последней
От судьбы не укрыться.
Офицеры границы.
Офицеры границы.



СИРИЯ

Мне приснилась потом Справедливость
В бомбовозе, летящем, как птица.
И четыре часа она длилась,
Чтоб назавтра опять повториться.
Да, я видел развалины кровель
В обезумевшей полночи Кельна.
И британского лётчика профиль,
Чья улыбка светла и смертельна.
А.Гитович

Да, мы спасаем гибнущие страны!
И оттого душе покоя нет.
Всю ночь фосфоресцируют экраны,
Скользит по стенам их неровный свет.

Земля больна.
Мы знаем это точно.
Но кто-то  должен быть её врачом.
Я пульс планеты выверил построчно
Скользящим индикаторным лучом.

Ракетный пост. Локаторная смена.
Притихла ночь, в наушниках дыша.
Меридианы вспухли, словно вены,
Под грифельным штыком карандаша.

Параболы антенн рисуют знаки,
Вращаются, гудят, гудят, гудят…
И зависает штурмовик над Раккой,
И бомбы справедливости летят.

А витязи спокойно и умело
Работают, не требуя наград.
Лишь бензовозы ёжатся в прицелах
И нефтебазы спичками горят.

И превращая каждый ДОТ в могилу,
И каждый склад прицельно потроша,
Мы бьём по экономике ИГИЛа,
Мы бьём по длинным лапам США.


АЗИЯ

Из года в год уж сотни лет
Небесный излучает свет
Маяк Ислама – минарет.
*
Над дюнами, как перископы,
Верблюжьи выи.
И юные, как до потопа,
Оазисы береговые.
*
То дервиш учёный и бедный,
То принц нефтевышки наследный.
То звон колокольчиков медный,
То рёв самолета победный.
*
Гася ладонями протяжный стон бокала,
Закусывая ломтиками дынь,
Я пил коньяк с послом Туркменистана,
Чтоб между нами не было пустынь.
*
Убеждаюсь я сейчас:
Что – Восток, что – Кавказ:
Улыбались нам не раз
Смотровые щели глаз...
*
Стал на пост, так не зевай,
Носом клюкай реже.
Тут какой-нибудь бабай
Голову отрежет.

Чтобы ты не задремал,
Будто в жуткой сказке,
Месяц вылетит из скал
Палашом дамасским.
*
Взлетает песок, масхалат шевеля.
Клинками травинок прошита земля.
В бинокле сплошной визуальный обман.
Кричит тишина от молчанья мембран.

На брифингах мёд золотится в словах,
Пока мы лежим здесь в стальных сапогах.

Наполнен тоской азиатский  покой.
Лишь лица  в прицеле за мутной  рекой.

Но, как пограничные эти столбы,
Стоят обелиски вдоль нашей судьбы.

*
Одни верят в магию звёзд,
Другие  в магию чисел,
А я верю - в себя,

Потому что придет время
И я всё расставлю по своим местам.
Хотя бы потому, что я человек.


ВЛАСТЬ НИЧТОЖЕСТВА

Человек не сеял хлеба.
Человеку невдомёк:
Может стать владыкой неба
Пыль, лежащая у ног.

Нет у бури обязательств
И мольба ей не слышна.
При стеченье обстоятельств,
Власть ничтожества – страшна.


АШХАБАД

                Байраму Атаеву

И вот я в Ашхабаде.
Вовсю цветёт сирень.
Скажите, бога ради,
Какой сегодня день?

Наверно все забыли,
Что на дворе  Зима,
Все форточки открыли,
Все без пальто!

С ума
Сойти приезжим можно.
(И это здесь несложно.)

Нетрудно за обедом
Вдруг стать востоковедом.

Мой институтский брат,
Люблю твой Ашхабад!

Лишь в памяти, как знамя,
Слова  «Москва за нами!»


ЗЕМЛЯ РУССКАЯ

Какие силы в этой почве бродят –
В кирпичном прахе,
камешках,
золе…
На полный штык  лопата в грунт уходит,
Скрипит песок в разбуженной земле.

Да будет вечно
всякий труд –
на пользу!
Я строг.
Я справедлив, как судия:
Осколки стёкол, стреляную гильзу
Отбрасываю к изгороди я.

Земля – она ни в чём не виновата.               
Здесь шли бои. Жестокие бои.
Я радуюсь, когда из-под лопаты
Куриный пух воруют воробьи.

Проходит мать походкой торопливой.
Весна, тепло, спокойно, как в раю.
Я медленно окапываю сливу.
Снимаю майку, на ладонь плюю.

Я ничего важнее не открою.
Не полюблю.
И мне отрадно знать,
Что буду поливать её водою.
А станет нужно – кровью поливать.


СМЕРТЬ В ДОРОГЕ

- Родимый, миленький дедуля,
Ну, продержись ещё немножко!
Как завывающая пуля,
Летит на красный неотложка.

Но кто же на одре ледащем
Ему приказывать посмеет?
Ладошку правнучки кричащей
Солдат своим дыханьем греет.

Вот уж  рукой подать – больница!
Где кислород, наркоз, спасенье…
Но как же «Скорой» к ней пробиться?-
Пробиться, как из окруженья!

А лимузины слева, справа –
Ну, хоть бы кто посторонился!
И, будто красный лёд под Нарвой,
Крест Красный по стеклу расплылся.

Кого чужая смерть тревожит,
Хоть и пришла она до срока?
О, эти вопли неотложек
На переполненных дорогах!

А люди за рулями дремлют.
Продав и совесть и страну…
Качни, Господь, под ними землю,
Или пошли на них Войну.


ДОМИК ЛЕРМОНТОВА

Посмотришь – прошибёт слеза,
как нувориши в небеса 
вонзают крыши!
( А домик Лермонтова выше…)

Что им отеческий саман?
В антильский мрамор,
в лазурит –
вложили тыщи!
( А домик  Лермонтова чище…)

Свою страну обворовав,
Чиновник, может, в чём-то прав.
На нас он смотрит сверху вниз,
Как кур с нашеста!
И всё ж, не место красит нас.
Мы – красим место.

Входя сюда -
в который раз –
Мы вольно дышим,
Покуда прикрывает нас
Его соломенная крыша.


ЛЕРМОНТОВ В ПЯТИГОРСКЕ

Трещат ли от стужи высокие ели,
Скользят ли сухие снежинки по льду,
Здесь бронзовый Лермонтов пишет о Бэле,
Здесь пленник свою проклинает судьбу.

Во время жестоких январских морозов
Смерзаются стёкла и свет фонарей.
Подвинься, ведь здесь, очарованный прозой,
Папаху снимает хан Измаил-Бей.

Ты слышишь, как плачется бронзовой лире
Про Хаджи Абрека, про русский мороз?
Ты видишь: из Грузии пленного Мцыри
На крыльях изломанных Демон принёс!

И мучает тайна томительной силой,
Покуда летит кавалерия строк,
Так кто же поэта довёл до могилы –
Услужливый дьявол, Мартынов иль Бог?

Дворянское общество знать не хотело
Зачем ищет пули поэт-пилигрим,
Как билось в телеге остывшее тело,
Как поздняя слава бежала за ним.

Теперь заповедны тропинки и камни,
Машукские гроты, ручьи Шат-горы.
На месте дуэли есть памятник давний,
Здесь будут ночами гореть фонари.


ДЕГРАДАЦИЯ

В небе солнце млело от истомы.
Будний день моторами шумел.
Только, подходя к родному дому,
От испуга я оцепенел:
«Александр Блок» валялся в луже,
«Дмитрий Кедрин» корчился в золе,
«Грибоедов», «Герцен» и «Бестужев»
Веером лежали на земле.

Ну с какой такой ещё попойки,
Душу нации швыряя в прах,
Выносили люди на помойку
Книги в целлофановых мешках?

Опоганенные истины лежали
У подъездов в мусорных бачках...

Это то, за чем мы так стояли
В нескончаемых очередях!
ПОЭТЕССЫ XIX ВЕКА

Мы «рубим бабки», как в Сибири дровосеки.
Мы «гасим конкурентов по злобе».
Но поэтессы девятнадцатого века
Ещё напоминают о себе.

Посередине русского уродства,
Читая, начинаешь понимать,
Что бедность не мешает благородству,
Порядочность  достоинству под стать.

Стихи не разменять на хлеб и сало.
Поэзия крепка, как не тряси.
И, значит, в нас еще не всё пропало –
Горят лампады на святой Руси.


БЕСПЛАТНЫЙ КИПЯТОК

Люблю дорожный стук и свист.
Люблю, как в старину,
Чуть свешиваясь с полки вниз
Разглядывать страну.

Люблю тебя, моя тоска.
Но чуть замрёт вагон,
Люблю, покаюсь, свысока
Разглядывать перрон.

За мусором, где штабель шпал
Чуть тянется к дождю,
Когда-то памятник стоял
Всемирному вождю.

С какого, стало быть, рожна,
Проезжим невдомёк,
Ещё стоят у шпал дома
С девизом «Кипяток».

Мы победили тиф и вошь.
Но вот, ведь, в чём тоска:
Во всей России не найдёшь
Бесплатно кипятка!

Он кока-колле не чета.
Но выйди на перрон –
Здесь похоронена мечта
Народов и времён.

Вперёд, Россия, сквозь суды,
Сквозь бизнес, гарь и дым!
За просто так мы и воды
Теперь не подадим.


У ВОРОТ ЕВРОСОЮЗА

Любая дорога имеет длину.
Оглянешься, что ж это, братцы,
С каких это пор у Европы в плену
Мы стали себя же бояться?

Для тех, кто слабей нас, - не ставим забор.
И, вроде, другим не обуза.
С каких это пор нам предписан позор
В условиях Евросоюза?


ПУПОВИНА ДЕВЯНОСТЫХ

Глядя в будущее с прищуром,
Депутаты живут на боны.
Стала «сферой услуг» - культура!
Стала модой – игра в законы!

Что скажу у могилы бати я?
Пусть  без крови, а всё ж нахаркано:
До дискуссий о демократии  –
Разобраться бы с олигархами!

Президент, Вы, конечно, честен.
Извещая все ведомства загодя,
Прогоните с чиновничьих кресел
Всех, кто держит активы на Западе.

Если Русь возродиться готова,
Нашей общности есть цена:
Накажете же Горбачёва!
Вбейте кол на могиле Ельцина!

Погожу вставать на колени я,
Божья Матерь моя Одигитрия,
Перед праздником всепрощения
Мы должны покарать лжедмитрия.
                День Единства России

РУСЬ РАСПРЯМЛЯЕТСЯ

Мы не друзья Европе. Не  враги.
Не приглашаем мы господ на пироги.

В Россию входят, это же не тайна:
Молдова – Белоруссия – Украйна.
Мы не бумага туалетная. Мы - сталь.
Мы помним прошлое. Мы дружно смотрим вдаль.

Мы русские. И нам ли падать ниц?
Вернём Россию до естественных границ!


БЛУДНЫЕ СЫНОВЬЯ РОССИИ 


Пыжитесь, храбритесь, как уроды,
Представляя малые народы.

Зубки выросли у вас, микромессии,
И кусаете за титьки Мать-Россию?

Кто кормилицу клянёт, а кто свистит.
Только мать вам все поллюции простит.

Посреди неблагодарных сыновей
Не кичитесь пубертатностью своей.

Ни казнить она не будет, ни карать.
Мать-Россия!
Ведь на то она и мать.


ДЕМБЕЛЬ

В свой город – дамой в бальных бантах! –
Вернулся дембель в аксельбантах.
Он грозен, блин, его не трожь…
И, всё-таки он так хорош!

Кругом значки – такой кураж.
Отглажен – в стрелку! – камуфляж.
Под ним выскрипывают скерцо
Его начищенные берцы.

Он весь, как бог, неповторим.
И небо Родины над ним.

За ним идут, крича ура,
Ребята с нашего двора,
Копируя его походку,
Несут гитару с русской водкой.

Ах, как же сладко, кто бы знал,
Кляня отсутствие зеркал,
Девчонкам в 18 лет
Примеривать его берет!

И с каждой лавки, с каждой грядки
Его рассматривают бабки.
У каждой семечек кулёк.
- Пришёл из армии, сынок?

А самый крохотный народ,
Наивно открывая рот,
Его движенья повторяя,
Ему с песочниц козыряет.

И я к солдату подхожу.
И, как поглажу, погляжу:
- Я тоже в армии служил,
Я тоже дембелем кружил,

Солдат, ты вновь в своём дому.
Дай руку я тебе пожму.








































2. С ЛЮБОВЬЮ И НЕНАВИСТЬЮ
























Я сбитый под Киевом лётчик.
Меня повели на расстрел.
Был точен немецкий наводчик.
А я просто к милой летел.


УКРАИНА

Что за бренды её искусили?
Чем обидела девочку мать?
Неразумная дочка России
К чужакам захотела бежать.

Ведь за косу её не таскают.
И к бандитам не гонят взашей.
Отчего ж, так гламурно сверкая,
Пара свастик свисает с ушей?

Вот она уже денежек просит.
Всё яснее теперь, всё ясней:
Поматросят её и забросят
У подъезда Европы своей.



БУРСАКИ

Без рубля в кармане  два  второкурсника
Литинститута - Марина Колюбакина и Петька Прибылов отправились собирать фольклор  по Западной Украине.

Что вам деньги, что обновы?
Как припомню, в горле ком:
Шли вы с Петькой Прибыловым
По Украйне босиком.

Шли упрямы, шли убоги,
Подвернув свои штаны.
И ложилась вам под ноги
География страны.

И сливались песни Глинки
За полшага от беды
С песней Леси Украинки,
С виршами Сковороды.

Мову слушали, немея.
И ласкал вам интеллект
Музыкальностью своею
Украинский диалект.

Истину со дна колодцев
Доставали там и тут.
Ночевали, где придётся,
Ели то, что подадут.

Марь степная навевала
И шептал карпатский лес,
Как  Россия поднимала
И Донбасс, и Днепрогэс.

Спотыкались, как на кочках,
От бандеровской муры.
И дымились ваши строчки,
Как бикфордовы шнуры.

Мимо хаты, мимо тына,
Мимо Рады, как во сне,
Шёл Петруха, шла Марина
То ли к славе, то ль к тюрьме.


НАСЛЕДНОЕ

Отец мой жил с осколочком немецким,
Бандеровцев лупил из пулемёта.
Пошли, Господь, невесту из Донецка,
Дай утешение потомку-патриоту.

Уютно и легко живётся сыну.
Но злая правда и его догнала.
Так дай, Господь, ну хоть одну судьбину
Мне вытащить из мокрого подвала.

Как бате в тридцать три, и мне не спится.
Включаю сайт знакомств, сажусь поближе,
Входи в мой дом печальная невеста,
Забудь, как фосфор падал вам на крыши.

У нас не бьют по детям, словно в тире.
Где ты, моя донецкая невеста?
В пустующей двухкомнатной квартире
Твоим детишкам тоже хватит места.

Молчи, отец. Не действуй мне на нервы.
Ведь не инструкторов американских,
Как ты тогда – испанских пионеров,
Хочу принять детишек из Луганска.



САЙТ ЗНАКОМСТВ

Прохладное утро.
Компьютер, за ночь накопивший
на сайте знакомств
обещания целого рая,
где, словно закладки
в большой приключенческой книге,
лежат фотографии
очень накрашенных женщин.

Наркотик надежды
улыбками новыми манит,
Но, прежде, чем сесть
за послушную клавиатуру,
я в мусорный ящик
Опять поутру отправляю
анкетные выписки и телефоны красавиц,
и кофе, забытый в открытой термической кружке.

Мне кажется, что
от меня в этом мире зависит
решенье проблем,
человеческих судеб финалы.
Но это не так,
ведь на той стороне происходит
такое же действо,
сродни колдовству и гаданью.

Там
ты открываешь
страницу такого же сайта
и видишь мужчин,
состязаться друг с другом готовых.
Они обещают тебе материальные блага,
они улыбаются, гладя рули иномарок.

Но кофе остывший
коротким глоточком пригубив,
возьмёшь карандаш и вчерашние записи снова-
где списки мужчин хороши,
словно ноты клавира –
Разложишь по папкам,
по маркам машин,
по доходам.

Тебя досаждают пустые рекламные трюки.
Уходишь в себя, интуицию мобилизуя.
Тебя не спасает расчётливость и осторожность.
И я уже знаю, что ты всё равно проиграешь.

Ты тоже на этот наркотик давненько подсела.
Ты тоже надеешься:
вдруг, тебе выпадет  зеро.
А значит, мы снова засядем за наши экраны
и снова заблудимся в этой космической пыли.

Страна растеряла последних своих альтруистов.
Законы торговли становятся принципом жизни. 
И надо найти для товара достойную цену,
потом оценить себестоимость новых товаров.

Маресьев и Данко,
Матросов и Павел Корчагин –
они для тебя и фанатики, и простофили. 
Есть разница
между Украйной твоей и Россией,
как разница между простою и лагерной пылью.

Окошечки сайта похожи на окна вагона,
где так же бесследно мои города исчезают.
Исчезнешь и ты, представитель космической пыли,
Что сможешь ты взять, если ты отдавать не способна?

Так что же мне делать?
Проходят года за годами.
О нет, не тебя!
А печальную Золушку в саже,
трудягу затюканную дай же,
Судьба, мне увидеть
в окошечке сайта,
а, может, в окошке вагона,
с ребёнком больным,
в ледяной темно те переезда…

Успеть бы рвануть
запотевшую ручку
стоп-крана.










УКРАИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

(WEBSITE НИЩЕБРОДА в стихах, оперативных свод-ках и материалах допросов.)


   На экране монитора
с бокалом в руке наотлёте
и тяжелокованной косой  а ля Юлия Тимошенко
полулежа в директорском кресле
и сверкающих полусапожках на журнальном столике
сияет голубыми глазами Мечта Поэта.

   Её фотоальбом пестрит экзотикой: Тадж-Махал, Колизей, Бруклинский  мост, Музей Торвальдсена в Ко-пенгагене, пляжи Лазурного Берега…
   И всюду она, она, она: в джинсах на фоне Иштарских Ворот  Вавилона, в шортах у храма Кастильо, в ко-стюмчике клерка на шестой авеню, в арабском платке на верблюде, в бикини на дельфине, в красной шапочке  на коньках ледового дворца «Авангард» в Киеве.

     Не в силах пройти мимо, кадрюсь, набивая на клави-атуре:
   - Здравствуйте, небесное создание Красная Шапочка, я Старый Серый Волк. Не боитесь беседовать со мной?
   - А вы рассчитываете на мою доверчивость?
Серый Волк: Yes, потому, что я в этом дремучем лесу Интернета совсем-совсем заблудился.
Красная Шапочка: Я тоже.
   - Стало быть, заблудившийся Серый Волк просит по-мощи у заблудившейся Красной Шапочки?
   - Оригинально!
   - А может быть, просто светской львице потребовался дрессировщик?
   - Много на себя берёте, уважаемый воспитатель.
   - Ваш девиз?
   - Ни одной отложенной идеи!
Серый Волк: Вы молодец. К тому же  столько селфи нащёлкали: пальмы, море, верблюды…
Красная Шапочка: Отдыхала на Каймановых, в Мо-нако, Тайланде, Штатах…
   - А я лишь раз был за рубежом, и  то - в танке.
   - У нас намечается социальное размежевание?
   - Мезальянс!
   - Спасибо, Волк, у меня уже было такое.
Серый Волк: Расскажете?
Красная Шапочка: Но это же, как раздеться перед не-знакомцем.
   - В том-то  и фишка, что людям в самолётах легче от-крывать друг другу  душу. Всё равно завтра не встре-тятся.
   - А если встретимся?
   - Тогда, тем более! Только, чур, без пустых фраз и мо-ралей.
Пока мы совершаем вербальный танец крылатых фламинго на уровне обязательного для знакомства бла-бла-трёпа, я разглядываю её фотографии: рост около 170 см., талия в рюмочку,  голубые глаза, обрамлённые те-лескопическими ресницами. На скулах и на носу не-много очаровательных веснушек. Небольшая, почти детская, грудь и плавный изгиб спины,  подчёркиваю-щий талию. А ниже, – ах ты господи! –  главное оружие охоты на мужчин, длинные модельные ноги типа «упасть и не встать».

   - Поговорим о жизни, как взрослые люди?
Красная Шапочка: Поразмышляем.
   - Белые ходят первыми. Начинайте.

   - Вот я живу и думаю, почему это мы, образованные и успешные девушки не хотим выходить замуж за кацапа-таксиста.
Серый Волк: Деньги?
Красная Шапочка: Нет, шахтёр из Донецка тоже мо-жет прилично зарабатывать.
   -  Тогда в чём же дело?
   - А вот, помнится, накрыла меня сумасшедшая лю-бовь.
   -  Кем был этот счастливчик?
   - Никем.  Ноль. Бессеребренник. Но красив, как Аполлон. Жил в однушке  на окраине. Работал помре-жем на телестудии. Подхалтуривал. Сценарии писал по ночам. Называл себя гением. Обедал бутербродами с кофе из автомата.
   -  И вы  решили за него взяться?
Красная Шапочка: Решила сделать  из него человека. Вместо линялых джинс и китайских кроссовок одела в брючки, батничек,  брогги.  Хотела, чтоб он из своей тмутаракани ко мне в центр  переехал. Жаждала с ним всюду светиться, тусоваться, позировать перед камера-ми. Уговаривала даже на серфинг в Монако слетать. Го-товила ему, стирала, искала для него курсы и мастер-классы. Таскала  на тематические мероприятия, где он мог бы обзавестись знакомствами и протиснуться по карьере. Я думала, что он перспективный. Оценит. Ду-мала, что он ещё просто молод и глуп, но скоро я смогу им гордится.
Серый Волк: А он?
Красная Шапочка: А  он диванил, клеил девочек  и требовал, чтобы я переехала к нему.
Он понтился: «Я русский! Я с Кавказа! А ты, жен-щина, должна жить, как живу я, если хочешь быть со мной».
Серый Волк: Пардон, я тоже с Кавказа…
Красная шапочка: Не  будем торопиться, посмотрим, что ты за фрукт.
- Я перебил вас . извините.
- Он хотел, чтобы я, вместо яхт-клуба в выходной, ехала к его маме на дачу подвязывать помидоры и ко-пать картошку. Он хотел, чтобы я таскала мешки и штопала носки. Да, я любила его невостребованной лю-бовью. Ночами перепечатывала сценарный телебред. Лебезила пред начальством, дабы  воткнуть его очеред-ной опус в сетку вещания. Отпаивала с бодуна рассо-лом. Но даже этой любви мне не хватило, чтобы согла-ситься на его условия  и переехать в однокомнатный клоповник. Настал час и я послала его к чёрту. 
Серый Волк: Почему?
Красная Шапочка: Да потому, что мы, женщины, рождены, как цветы, красивыми, но слабыми. И  ужас-но хотим, чтобы мужчина был главным. Чтоб, если гря-нет  беда, – спрятаться ему подмышку и ждать, когда он поймёт, поможет, утешит.
А мой твердил бы одно: «Мы переедем к  маме. Она прокормит».Это в лучшем случае.
   - И вы расстались,  по женской инициативе?
  - С мыслью: на какой уровень поднимет меня мужчи-на, который сам себя поднять не может?

Серый Волк: Значит теперь вы снова одна?
   - Одна.
   - И на Лазурном одна, и на Гавайях?
Красная Шапочка: Почему одна… – с сыном.
   - Что-то я не видел его рядом с тобой.  Как он выгля-дит?
   - Придёт время – увидишь.

Серый Волк: Кем же надо работать, чтобы так отды-хать?
Красная Шапочка: Преподаю русский язык иностран-цам в университете.
   - Не верю. Педагоги столько не зарабатывают. У них на  такие поездки грошей не хватит.
   - А кто тебе сказал, что я только преподаватель?
   - Тогда,  открой личико,  Гюльчатай.
Красная Шапочка: А не ослепнешь?
Серый Волк: Уже надел маску сварщика. Итак, откуда у Шапочки серьёзные гривны?
   -У меня IQ -  выше среднего. Вот я и смекнула: рус-ской филологией в Украине не прокормишься, надо осваивать азы бухгалтерии. Теперь я финансовый ди-ректор международной фирмы.
   - Поздравляю. Удивительное сочетания физики и ли-рики в одном очаровательнейшем личике! А чем зани-мается фирма?
   - Закупаем свинцово-кислотные аккумуляторы в ва-шем Курске и продаём их Вооружённым Силам Украи-ны.
   -  Идёт бизнес?
   - Не жалуемся. На Сейшелы хватает.
Серый Волк: А чёрт тебя не побрал?
Красная шапочка: Волк, не будь занудой! Приезжай в Киев. Познакомимся.

Если брать за основу утверждение, что у истин-ного интеллигента должно быть три диплома: свой соб-ственный, отца и деда, то Красная Шапочка относилась к первопроходцам. С азартом вчерашней лимиты она яростно отстаивала своё человеческое достоинство. И прежде всего на фронтах очевидности. Отсюда: селфи, сафари, круизы, собственная фирма и, как следствие запоздалое решение личных проблем.
Очередным рубежом стал для неё международ-ный  сайт знакомств, к которому она относилась с такой же серьёзностью, как и её единомышленница русская мать-одиночка  поэтесса Римма Казакова,  признавшая-ся по глупости всему белому свету, что «женский поиск подобен рейду по глубоким тылам врага»! Так мог ли я упустить шанс познакомиться  с классической «Селф мейд мен» - «человеком, сделавшим самого себя» – как говорят практичные и наглые  американцы?

 И вот мы, взявшись за руки, как люди, ощуща-ющие  духовное единство и некоторую противоречи-вость, лёгкую влюблённость и насторожённость друг к другу, идём по главной улице, почти враждебного мне государства.


ПО КРЕЩАТИКУ

С тобой по Киеву бреду,
Не по Парижу.
Ты на одну свою беду
Мне стала ближе.

А казнокрады, волчья сыть,
Плоды порока, -
Они решили нас делить
С трибун высоких?

Пустить ли им  планету вспять,
Нас сбросив с круга…

Никто не смеет оторвать
Нас друг от друга!

На  неоне витрин, на стенах домов, на майках прохожих и даже на троллейбусах ни слова по-русски, только жёлто-голубые полосы и надписи, по- англий-ски,  то латинским, то готическим шрифтом.

   - Слушай, откуда столько закордонной грязи в вашем древнем украинском болоте?
   - Не выёживайся, русский пижон!

Её дом похож на  аквариум с золотыми рыбками. Стены  спальни украшают шкуры убитых животных. Пестрота сувенирных тарелок, африканских  масок и фотографий напоминает наклейки на чемоданах ком-мивояжеров пятидесятых годов прошлого века.
Но среди безделушек попадаются и настоящие вещи: кортик советского офицера, ордена и фотографии родственников, шкура амурского тигра с мордой, рас-пластанной по паркетному полу,   арбалет из средневе-ковой Франции.
- Стреляет?
- И очень даже неплохо: видишь  трофеи из  танзанской афросаванны? - это моя охотничья гордость!

И тут,  ни с того ни с сего, я начинаю читать стихи, написанные в смоленских болотах:

Ужели ты посмеешь поднять свою двустволку,
Ещё заворожённая росою в сентябре,
Увидев из-под шляпы сквозь камышей метёлки,
Как утки аплодируют заре?

   - Я, дорогуша, могу, не дрогнув, убить человека, но не способен  мухи обидеть ради тщеславия.
   - Мой дорогой!  Монахи Шаолиня, такие же придур-ки, как ты, - веточкой перед собой метут, чтобы не раз-давить какую-нибудь гадину на тропинке. Так ты у нас,  оказывается, не охотник?

- Признаюсь, милый снайпер: я вовсе  не охотник,
Иду за точной рифмой в болотистую гать.
Но ради наслажденья,
но  ради наслажденья,
но  ради наслажденья -
Мне страшно убивать.

   - Ты не охотник, значит, -и не мужчина?
   -Увы, дабы доказать обратное, я всё же убил одного вальдшнепа и поймал одну щуку. Остальное время про-сто бродил по болотам, блуждал по тайге, слонялся по тундре с карандашом в кармане и  ружьём - дулом вниз. Я, ведь, люблю всё живое. Извини.

Посмейся, да погорше.
Прицелься, да подольше.
Дуплетом стаю уток – разбей!
И все дела.
Но пусть их будет больше,
но пусть их будет больше,
но пусть их будет больше -
На два моих ствола!

К тому же, с ружьём больше уверенности, что тебя никто не съест.

   - Ты обиделся? - спрашивает она, - видя начало моего критического отношения к её «успешному образу жиз-ни».
   - Господь убивать не велит.

   - Садись ближе,- ведьминым голосом произносит она.- Я тебя сейчас виршами околдовывать буду:

В двадцать первом веке чёртом созданы,
Будем мы, обидчивы, как дети, –
Назначать свиданья  - не под звёздами,-
Назначать свиданья в интернете.

Домоседы, девочки и мальчики,
Кто же нас посмеет быть счастливей?
Будем мы дарить друг другу смайлики
Вместо одуванчиков и лилий.

Мы уже свои имеем мнения –
Впору старикам посторониться.
Но наступит время Возрождения
Старых, словно Библия, традиций.

К моей радости, Олеся оказалась неглупой де-вушкой. И это окончательно утвердило меня в намере-нии завоевать ее сердце. Естественно вместе с ее восхи-тительным телом. Предчувствие близости рождало рифмы, которые я еле успевал записывать на салфетке под дымящимся кофе:

Я примчался из России,
(А, по-вашему, - из Рашки.)
Для такой, как вы, красивой
Стать бы мне любимой чашкой!

Кровать с резными набалдашниками удивитель-но мелодична. Нежная девичья спина периодически  вибрирует от моих ласк.
   - Лесик, я, кажется, сумасшедший - мне всё время хо-чется тебя целовать!
   - Волк, это нормально, ты, главное, не останавливай-ся.

Вы когда-нибудь видели стрелки часов, завязан-ные намертво красивым бантиком?  - Это были мы в большом зеркале на потолке.

   - Ты в бога веришь?
   - Я верю и в Иисуса, и в Аллаха, и в  Перуна с перу-анским акцентом, – лишь бы они страдали за любовь  и   дрались за правду.
   - Ты  многоверец, которому я пожелала бы обрести одно-единственное земное божество.
   - А именно?
   - Меня! Обретёшь?- Попробую. Но помни:  Бог отве-чает за всё.


Видишь, как тяжко скрижалями права
Плечи поэта прижаты к земле?
Мне ли, о Господи, гласом картавым
Повествовать о творящемся зле!

Видишь, у ангела сломаны крылья,
Руки собратьев в крови и золе,
Видишь: в Донецке вершится насилье –
Голая Правда лежит на земле?

Что же мне делать, ослу и герою,
Перекричать эту бойню и вой?
Правду скажу –  я расстанусь с тобою,
Кривду скажу –  я расстанусь с собой!


   - Что это -  любовь, или университетская дискуссия под одеялом?
Серый Волк: Лежи спокойно. И то, и другое сразу.
   - Почему у меня такое ощущение, что мы с тобой, едва встретившись, уже начитаем прощаться?
   - Не знаю, Шапочка.
   - Волк, пока ты спал, я стихи написала.
   - Читай.

(Вам посвящала когда-нибудь стихи совершенно голая женщина? Нет? Тогда не говорите, что вы слыша-ли музыку любви):

Какое счастье говорить с тобой
По телефону, скайпу, интернету,
Когда уже ни воздуха, ни света
Не надо,  милый, если я с тобой!

Ты – моё солнце и луна, и звёзды,
Мечта моя, свод неба голубой,
И не для нас ли город Киев создан,
Чтоб рядом быть?
Чтобы дышать тобой!


   - Никогда бы не подумал, что ты тоже балуешься сти-хами.
   - В таком случае, давай, мой брат, выпьем на брудер-шафт за наши сомнительные таланты.
   - Гасить свечу будем?
   - Нет, пусть горит, как у Пастернака, когда тени на потолке:

   - На озарённый потолок,
Ложились тени..,
   - Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья…
   - И падали два башмачка
Со стуком не пол…
   - И воск слезами с ночника
На платье капал.

   - Сумасшедшая,  как  я люблю тебя!
   - Спи, мой волшебник, завтра я покажу тебе Днепр.

Пыль и духоту мегаполиса сменила прохлада Днепра. Ты торжественно ведёшь меня в элитный «Ol-meca Plage», где бассейн за 200 и шезлонги по 300, осетровые шашлыки по 250, а бутылка игристого – аж за 400 гривен.
А я, по старой армейской привычке, ведь  слу-жил-то я срочную в Киеве! - тащу тебя по местам своей юности, где мы балдели в самоволках и отдувались за это нарядами вне очереди. Ныряем в метро, выходим по северной на «Гидропарке», несу тебя по Венецианско-му мосту, беру лодочку за 10 гривен и вот мы уже на родном Трухановом острове. Уходим подальше от ну-дистов, и тоже – снимаем с себя абсолютно всё.

О, мужчины, соперники, братцы,
Не мечтайте приблизиться к фее!
Растерявшие дар улыбаться,
Посмотрев на тебя – столбенеют.

Всю глазами тебя пожирая,
Рот разинув, стоят, как кретины.
Ведь бикини так напоминают
Золочёную раму картины!

Где ты, Мерлин, в мальчишеском понте,
Где  Мадонна, что психов  дурачит?
Из одежды – один только зонтик,
Да и тот – до оргазма! – прозрачен.

Мы ныряем с тобой в неизвестность,
Отыграв в догонялки и прятки.
Ну, зачем ты бросаешься в бездну,
Не снимая последней перчатки?

Я готов хоть полжизни батрачить,
Быть кухаркой и нянькой у люльки,
Если ты понимаешь, что значат
Для мужчины такие бирюльки.

Царской птицею с неба слетая,
Ты ли станешь обычной вороной…
Что ты делаешь, туфли снимаешь?
Нет - царица снимает корону!

Эти стихи, накарябанные фиолетовым фломасте-ром, так и остались на твоём зонтике. А потом остано-вилось время, ожидая, когда мы проснёмся и запустим его песочными часами наших, понимающих друг друга, ладоней.

НАМ  УЛЫБАЕТСЯ БОГ
Мне нравится, закрыв глаза,
Лежать и видеть - Ты со мной:
Над нами неба бирюза
И украинский мягкий зной.

И ты целуешь мне плечо…
И горяча твоя щека…
А я шепчу тебе:
- Ещё
Целуй меня!

Моя рука
Твоей касается руки…

Течёт вода большой реки…
И крупный кварцевый песок
От ветра
Чуть наискосок
Течёт, течёт в мою ладонь
Из поднятой твоей руки…

Нам полдень дарит свой огонь.
Мы счастливы – как дураки!

И скоро будет нашей ночь…
И губ твоих медовый вкус…

И ты прошепчешь, что не прочь
Сложить из тел сладчайший плюс.

Вращение Земли
Замрёт.
И станет мир людей
Далёк.

И звёздный полог упадёт.
И с неба улыбнётся Бог.

С правого берега Днепра в нашу честь начинают звонить колокола. Обнявшись, мы любуемся Парком Славы, аркой Дружбы Народов, видим Родину Мать. И как будто не было этих самостийных лет. И я снова солдат роты связи полка противовоздушной обороны Киева на полдня изменивший святому  Уставу Воору-женных Сил СССР.
А потом мы «тонули», поочерёдно спасая друг друга. Пели про последний троллейбус и любили, любили, любили…

   - И никакая ты не звезда, - бормочу я сквозь полусон.
   - А кто? – возмущаешься ты, царапая мою спину наманикюренными коготками.
   -  Дочь Солнца!
   - Стало быть, я –Леська Солнцева?
   - Естественно.
   - Ой, как здорово! Теперь это будет моим творческим псевдонимом.
Ты щекочешь меня золотистой травинкой и чи-таешь новое, только что написанное - пока я спал -  сти-хотворение:

Любимый мой,
Шепчи… играй… зови…
Пой утром альбы, ночью серенады.
Я растворяюсь полностью в любви.
Мне больше ничего уже не надо.

Не отвлекайся на других, не суесловь.
Мой всадник, я – твоя, ты только свистни.
Не знала я, что в жизни есть любовь,
Которая уже дороже жизни.

   - Ну какое шампанское за 400 гривен может так уда-рить в голову?
   - Не перебивай:

Ты чувствуешь, что мне не до игры -
Что под рукой дрожит моё колено?
Пусть всё вокруг летит в тар-тарары,
Лишь ты мой муж и ось моей вселенной!

Мы лежим на песке, как два кашалота, выбро-шенные морем. А солнце поднимается всё выше. И всё нещаднее палит.
   - Пора сматываться, иначе сгорим.
Ты надеваешь золотые плавки, символический бюстгальтер и прочие прибамбасы. В одежде ты ещё соблазнительней. И тут я понимаю, что с нудистского пляжа нам уходить пока ещё рано.
   - Ага? – спрашиваю я.
   - Ой! – отвечаешь ты, и всё возвращается к своему началу.Не дожидаясь меня, ты скидываешь с себя всё.
   - Молодец, - восхищаюсь я, – так бы солдаты одева-лись по тревоге, как ты раздевалась!
Плечи, колени, бёдра снова тонут в песке.
И вновь Плюс на Минус – разряд! Закоротило так, что темнеет в глазах. В ушах гул. Лежу поперёк пляжа, поперёк Украины, большой и счастливый, как Гулливер. А от леськиного лица- прикуривать можно.
    - Тебе понравилось?
    - Божественно!!!
Из одежды на мне только волосы на голове. Сле-ва Лесечка, справа солнце. Ослепительные. И неизвест-но, кто горячей.
   - Одевайся, сгоришь!

Весь остаток дня проходили по Киеву. Я тебе до-стопримечательности показывал: вот пивная, вот бор-дель, вот редакция журнала «Радуга», где впервые напечатали мои стихи с портретом в солдатской форме:

СПАСИБО, АРМИЯ!

Я помню, как ноги немели,
Как ветер скулил по ночам.
Как мокрая тяжесть шинели
Мешала работать плечам.

Прицепы сползали с откосов
Стонали во мгле провода.
Колёса…
Колёса…
Колёса…
В багровых разводах вода.
И тело корёжило стужей,
И танки пройти не могли.
Я пил из болотистой лужи,
Погоном касаясь земли.

Ночами трясло от озноба.
Стучал котелок по спине.
У башен, цепляясь за скобы,
Мы спали на тряской броне.

Змеились, круты и горбаты,
Пылили  дороги страны.
Но мир доверялся ребятам,
Родившимся после войны.
Хорошее было время! Идёшь по дороге – машина тормозит: садись, солдатик, подвезу! Стоишь в очереди за чем-нибудь, – становись, защитник Родины, впереди меня… и впереди меня… и впереди меня тоже!  Куда  это теперь подевалось?
В переходе рядом с Бессарабским кварталом мы покупаем карту-схему Киева и крестиками помечаем памятные для меня места, куда ты обещаешь оставлять по цветочку каждое 23 февраля. Прекрасны годы моей срочной службы – годы мужания, гражданского ста-новления, годы определения своего места в мире!
Вот он, дорогой и понятный моему сердцу веч-ный Киев с памятниками Николаю Островскому, Алек-сандру Суворову, Михаилу Булгакову, полуобнажён-ной Анне Ахматовой, бронзовому придурку Швейку и мемориальной доской со страшными белыми буквами по серому граниту – «Тут начиналась дорога смертi» у Бабьего Яра.
 Когда-то я хотел стать скульптором. Поэтому Киев запомнился мне в граните и бронзе монументов. В героике и драматизме прекрасных скульптурных обра-зов.
Потому и потащил я Леську  к самой волнующей  достопримечательности этого города, к скульптурной многофигурной группе, установленной на братской мо-гиле рабочих киевского завода «Арсенал». Для меня она  священна. Чем-то вроде «Марсельезы», «Венсере-мос», «Бела-чао» - столь эпохально и значимо звучит её гимновое объединяющее начало.  Под памятником ле-жат 900 расстрелянных киевлян.
И что я вижу: флаг, который держит в руках бронзовый рабочий, раскрашен красной и чёрной крас-кой, а на постаменте накорябано подлой рукою – «гярою УПА». На лбу бы этой скотине, наверняка не сотворившей ничего полезного, написать эту чушь! Эту мерзость! Эту подлую пакость, я ощущаю, как личное оскорбление, как плевок в мою душу.
- Ну чего ты переживаешь? – смеётся Леська,  - побало-вались ребята, и будет.
Я пытаюсь рассказать, как зверски петлюровцы убивали киевлян. Как 29-летнему Леньке Пятакову- ли-деру большевиков, младшему брату будущего главы со-ветского правительства Украины, убийцы, ещё живому, вырезали шашками сердце…Но ты отмахиваешься и закрываешь уши: да не нужны мне твои триллеры!
Памятник чекистам, памятник погибшим лётчи-кам, памятник расстрелянным евреям, памятник Магде-бургскому праву, памятник князю Владимиру – всё в похабных надписях, всё в «жовто-блакитных знаме-нах», в призывах убивать русских. Боже мой! Киев ли это? Диктатура вандалов.

Ещё один шаг, и у меня поедут мозги. Ещё одно – «да брось ты драматизировать», и я поставлю знак ра-венства между «укром» и сволочью, между тобой и ими. Я очень боюсь возненавидеть сегодняшних укра-инцев, и тебя в том числе.
Ведь, шагнув в эту бездну ненависти и злобы, я сам стану фашистом, стану таким, как эти ублюдки. Не надо мерзостью отвечать на мерзость. Не надо стано-виться на колени перед каждой гавкающей собакой и лаять ей в ответ.
У нас в Литинституте учились ребята 45 нацио-нальностей. Как же мы обогащали друг друга нацио-нальным своеобразием!
У нас в роте служили грузины, украинцы, ар-мяне, русские… И я до сих пор с уважением вспоминаю каждого из них.
Какие соросы с нуландами, за какие «печеньки» и доллары изнасиловали целый народ, отбили память, научили жрать друг друга, топтать прошлое и не думать о будущем?
Сегодня голова, приговорённого к смерти Со-крата, стоит рядом с  бюстом царствующего Перикла. И оба мрамора равноценны в духовной сокровищнице человечества. Что оставят потомкам оскопляющие себя украинцы, превращая в пыль образы знаменитых поли-тиков, воинов, учёных? Ломать – не строить? Будьте же вы прокляты, киевские хунвейбины, уничтожающие нашу европейскую цивилизацию!

Образы великих людей ваяли великие скульпто-ры прошлого: Демут-Малиновский, Клодт, Бородай, Сивко, Иосиф Чайков, Авраам Милецкий, Владимир Щур, Иван Першудчев. Сейчас многие из их творений сорваны с постаментов интеллектуальными плебеями и крошатся кувалдами первокурсников и наркоманов.
«Если новой власти на Украине не нужно её ве-ликое прошлое, - заявляет координатор «Европейских левых» Анна Кельман,- ей не нужно и будущее в Евро-пейском союзе!» Напомню, что в организацию «Евро-пейские левые» входят представители 22 партий Евро-союза.
А премьер Греции Ципрас выступил с предло-жением выкупить у Украины шедевры советской эпо-хи: продайте нам Ленина, раз ваши методы «декомму-низа                ции Киева» страшнее вандализма «Талибана» и ИГИЛа вместе взятых!
Откуда у современных фашистов эта страсть не-медля уничтожать любое проявлениё свободы духа? Бывали же и покровавей времена!
 Вспомним, как по трупам рвались к власти и  Медичи, и республиканцы. Как по всей Флоренции ле-тели головы приверженцев то одной, то другой партии. Как знамёнами непримиримой борьбы на  площадях столицы поднимались то Юдифь, отрубающая голову Олоферну, то Давид, идущий на Голиафа, то Геркулес, положивший Великана, то Персей, торжественно под-нимающий кровоточащую голову Горгоны.
          Какие конкретные,  страшные и прекрасные алле-гории, пропагандирующие взаимоисключающие док-трины! Накал политической борьбы дал эмоциональ-ный заряд каждому образу. Власть переходила то к од-ним, то к другим. Но, ни у царствующих Медичи, ни у распоследнего республиканца рука не поднялась, чтобы испохабить произведение искусства.
Род людской тем и прекрасен, что от поколения к поколению передаёт достижения ума и духа. Всё про-чее – самоубийство.

А у тебя свой Киев, в котором ты живёшь и в бу-дущность которого веришь. Ты ведёшь меня в сад Меж-региональной Академии управления персоналом - по-любоваться на золотой бюст Овидия. По киевской тра-диции заставляешь  целоваться у  памятника княгине Ольге. Молчим  у памятника Заратустре.
И мне хочется плеваться у этих  бездарных ново-делов, настолько халтурно, мелкотемно и наспех  они вылеплены. Паузы становятся длиннее. Финал обещает быть скверным.
Помирил нас кот Пантюша у ресторана «Пантаг-рюэль», что у Золотых Ворот. Его наивные глазки во-прошали: «Ну, что вы ссоритесь, дурачки? Жизнь так коротка! Любите друг друга!» И мы, обнявшись, покля-лись коту, ставшему бронзовым памятником после сво-ей гибели на пожаре, что никогда не будем собачиться и портить друг другу настроение.

Долгие проводы - лишние слёзы, расстаёмся, словно чужие.

Стеклянная утроба Киевского вокзала выплюну-ла мой поезд. И его зелёное червякообразное тело, из-виваясь и вздрагивая, поползло по недавно еще такой родной мне стране. Читая названия станций: Борисполь, Березань, Лубны, Полтава, я вспоминал, что связывало меня с ними. И вдруг, как гангренозная рана, изуродо-ванное, простреленное, прокопченное здание Дебаль-цевского вокзала. В городе нет света, воды и тепла. Люди готовят пищу на кострах возле подьездов…
Пограндосмотр носит чисто формальный харак-тер и тут же в моё купе вваливаются сразу двое. Бурят, косящий под оптимиста, весело здоровается:
   - «Звиняюсь за компанию, - как говорят у нас в Одес-се,-подселяюся».
    - Никакой ты не одессит! - срезает его, снимая шляпу, высомерный бородач.
   - Это почему же?- почуяв недоброе, хмурится бурят.
   - По кочану. И по тому, как украиньску мову переви-раешь.
  - Не ссорьтесь, - говорю я, разворачивая леськины па-кеты. – Вот курица, вот зелень, а вот – внимание! – сало в шоколаде от Петра Порошенко.
   - Ну, так уж и от Петра,- ворчит, доставая стаканы, от  таявший бородач.
У бурята, кроме бургера и жвачки,  ничего нет. И он, стараясь скрыть свою неловкость, берёт на себя роль разливающего, а заодно и тамады:
   - Братья украинцы, остерегайтесь подделок: жеватель-ная резинка – символ американского образа жизни! Бе-лая, вкусная, пахнет приятно, но – не сало!
Звон крохотных стаканчиков сливается с одоб-рительным ворчанием мужиков.
   - Такие стаканчики у русских помещиков «мерзавчи-ками» назывались, – встреваю я, протягивая попутчи-кам виртуальную  трубку мира.
   - Так  то русские, - цедит бородач,- а я  из-под Иван-Франковска.
   - Какая разница, выпьем за дружбу,- восклицает бурят, не понимая, как эти слова могут оказаться некстати.
Бородач   молчит, не реагируя на этот тост, то ли потому, что мы уже пересекли границу, то ли потому, что ему просто не хочется портить застолье.
   - Кстати, про границу, – ударяется в воспоминания бурят,- помню,  гнали мы наших врагов, гнали, аж до
самой что ни на есть границы!
   - А дальше?
   - Не смогли. Загранпаспортов у нас не было.
Дружный хохот легализовал, всё, что было и будет ска-зано за этим качающимся столом. Вечер одесского юмора начинался:
   - Алло, это киевский военкомат? Вы можете забрать меня в армию?
   - Конечно, можем! Пожалуйста! А где вы?
   - В тюрьме.
Под дружное ржание я понимаю: пока народ смеётся, с ним всё в порядке.
   - Диду,- спрашивает малыш,- а почему ты на своей машине не ездишь?
   - Не любят нас клятые москали: не дають нам нефти.
   - Диду, а чо у нас газова плыта не горыть?
   - Не любят нас клятые москали: не дають нам газу.
   - Диду, а почему у нас генофонд сокращается?
   - Да я ж говорю: не любять нас клятыи москали!

Поглядывая в окно, я рискую опробовать и свою свежеприготовленную лингвистическую импровиза-цию:
   - Как правильно будет сказать: поеду «На Украину» отдыхать  или «В Украину»?
   - Ну, если отдыхать, то - в Швейцарию. Украина те-перь не при чём.
Вагон тарабанит колёсами, стаканчики разгова-ривают  так же дружно,  как и мои замечательные, всё понимающие попутчики.

Поезд с наслаждением замирает у станции Невинномысская. Удивительна привычная безмятеж-ность вокзала - этой милой  родинки на здоровом лице  невоюющей страны. Моя нога касается России. Я дома. Я счастлив. Звоню Леське:
   - Ну, вот  я и дома, милая. Спасибо тебе, всё было  за-мечательно.
Олеся:  Скажи, дорогой, кто ты в моей жизни: Плюс  или Минус?
   - Не озадачивайся. Потом выясним. Но то, что нас за-коротило, как клеммы на твоём аккумуляторе, – это факт:
Какой Эрот закоротил нам Плюс на Минус?
Какую рифму я сейчас рожу?
Контакт! Искра!- И я, как труп на вынос,
Одной тебе теперь принадлежу.

   - Спасибо за жемчуг, Вовка! Он был таким горячим! До сих пор голова кругом идёт.
   - Могло ли быть иначе, о щедрая   дочь солнца!
   - Дочь Солнца…  Теперь я - Солнцева.

Отныне я тебе, любимый, рада.
Бери своё, хоть десять раз на дню:
Потенциал кумулятивного снаряда
Способен прожигать мою броню!

   - Ну и ассоциации у тебя, бронетанковая девочка…
   - С войсками дело имею.
   - В таком случае, Красная Шапочка, ты –очень гроз-ное оружие: я чувствую, как твое биополе прошибает  расстояние в тысячу километров. Эх, Шапка-Невидимка моя…
   - Я не Шапка, а Олеся.
   - Тогда я буду называть тебя   ласково –  любимая  моя Алёнушка.
   - Не смей кацапствовать! В украинском языке нет имён, начинающихся на «А»! Поэтому меня зовут  Олёна, лучше - Олэся.
   - Может Оля?
   - Ваши Оли плачут в поле.
   - Странные вы люди: молитесь на европейцев, работа-ете на евреев,  умираете за американцев. И за всё за это так  ненавидте русских.
   - Не смешно. Отныне  я буду звать тебя русским име-нем  Владимир.

   -  Статус кво.


   - Дорогая Олеся, ты объездила кучу стран, смотрела в глаза Джиоконде, трогала камни  Тадж-Махала, дремала в тени Сфинкса. Что произвело на тебя самое потряса-ющее впечатление?
   - Дело было на севере  Индии. Меня пригласили на тусовку, в которой участвовало 12 тысяч человек.
   - Ни фига себе!
   - Очаровательный паренёк из штата Уттар-Прадеш женился… На ком ты думаешь?
   - Не хватает фантазии.
   - На кобре! Которая, по его убеждению, была в про-шлой жизни красивой девушкой.
   - Ну и дурак! У нас такие «наполеоны» в психушках сидят.
   - О, ты не уважаешь буддизм! Ты не веришь в реин-карнацию! А 27-летний жених уважаемый всеми Сан-дип Патель верит.
   - А  вместе с ним и 120 тысяч таких же придурков?
   - Ну, зачем же так зло? Это были просто весёлые, тан-цующие люди. Это была свадьба, которую испортили тупые полицейские, арестовавшие жениха за наруше-ние общественного порядка.
   - И ради этого стоило ехать на край света?
   - Фу на тебя, тупой русский валенок!
   - Слушай, Леська, а отчего ты так ненавидишь Рос-сию?
   - Кондовое государство, инертный народ, от любой перестройки одна «гласность» остаётся.
   - Но, ведь, столько начинаний…
   - Сколько бы петушок не орал с кремлёвской башенки   – Раша не просыпается.
   - Ах так! Ну тогда держи оплеуху:

Не носил я на Майдан печения
И не возводил глухой стены.
Ты одна мне стала воплощением
Южной погибающей страны.

   - Не хами! И вообще, ни слова про политику и эконо-мику. Давай лучше про моду.
   - Про моду? Давай. Ты можешь представить себе ки-евского богатыря зимой без шлема или шапки?
   - Нет.
   - А теперь посмотри вокруг: сколько тощих акселера-тов трясутся на морозе с босыми головами.  До них не доходит, что в Лондоне +8, а в Киеве -15! Но это ж так модно – они ж без царя в голове, они же - «эуропэйции!
А наступит лето и потащут буржуины  бутили-рованную воду. Раньше были самовары, нынче стали кулеры.
Откуда мода? Да с чёртова запада, где уже ни одной незагаженой речки не осталось!
Их привычки вынуждены. Но нам-то  что их пе-ренимать? Они в ушатах грязь развозят, а мы в баньках паримся. Они лягушек едят, а мы блины да пельмени. Русский идеал - каратист Путин, украинский –  педе-раст Ляшко. Да ещё эта баба бородатая с евровидения. А понту-то сколько! -  мы западенци, западенци…
   - Ещё одно слово, Яковлев, и я тебя убью!
   - Прости, я, действительно, кажется, перегнул.
   - Дрогой Владимир, после всего сказанного, я вряд ли смогу подать тебе  руку.
   - И это говорит кандидат наук, привыкшая к свободе дискуссий? Или Киев стал хуже Сорбонны?
   - Diхi! И ни слова про политику.
   -  Хорошо! Будем говорить  про цветочки.

Друг мой Лесенька, у меня появилась идея. Я был у тебя в гостях? Был.  -  Теперь твоя очередь, в по-рядке алаверды, нанести мне ответный  визит. Приле-тай. Я тебя по нашим заповедникам повожу. Познаком-лю с друзьями-художниками. Даже кисточку дам по-держать.
-   Подхалим. Уговорил. Лечу. Жди.

Раннее утро в Ставрополе. Туман сползает к во-де. Пока  дамы говорят о высоком, проверяем масло и уровень тормозной жидкости, стопы и повороты.

  Смотрится в пруды притихший лес.
  Захватив шампанского с корейкой,
  Ангелы спускаются с небес,
  Не влезая в битую «копейку»,-

на ходу сочиняет водитель стареньких жигулей, член Союза художников России ставропольский пейзажист Саша Гайденко.
 Картоны, этюдники, шампуры и даже чужие жёны, всё это, вопреки законам физики, чудом помеща-ется  в переполненном салоне автомобиля. Мы отправ-ляемся  балдеть и работать, любить и живописать.  Тема мероприятия: пленер в горах.
   - Художников и литераторов всегда тянуло друг к другу,- разглагольствую я, восполняя отсутствие магни-толы.- Левитан и Чехов любили проводить время на Волге. Из принципа соперничества художник пытался писать стихи, а писатель – рисовать. При этом все окружающие потешались над рифмами Исаака  Ильича и плакали от смеха над рисунками Антона Павловича.
   - Почему плакали?- спрашивает, сидящая у меня на коленках, Леська.
  - Потому, что Чехов рисовал настолько плохо, что свои каракули ему приходилось подписывать: «Это бе-рег», «Это речка», «А это я стою возле коровы».
   -  Вовка на мои стихи намекает, - грозит кулаком жи-вописец Гайденко. - Давай, брат, размахивай интеллек-том - художника может обидеть каждый.
А мы уже и не слышим его, потому, что снова целу-емся взасос (т.е. по-французски).
   - У каждой рябины есть свой дуб,- косясь в зеркало заднего вида, констатирует Гайденко.
   - А как же?- бросаю камешек в Леськин огород,-        Плох тот генерал, который не мечтает о жене солдата.
   - Товарищ «генерал», если ты имеешь ввиду моего юного раздолбая-начальника, – парирует Леська,- то я ему не жена,  а финансовый директор. Хоть он и боже-ственно очаровательный «Красавчик».
   - Я ему рога наставил, я его и обломаю!- клятвенно обещаю я. Тем временем машин ползёт, с трудом одоле-вая горную крутизну. Наконец, мы добираемся до за-ветной поляны. Саша раскладывает свои причиндалы, дамы занимаются шашлыком, а мы уходим от всех куда глаза глядят. Целуемся, кувыркаемся и любим-любим-любим друг друга. При этом я что-то изрекаю, а ты да-же  умудряешься записывать моё камланье, ловко под-сказывая нужные рифмы. В результате у нас рождается наше первое общее стихотворенье, написанное, разуме-ется, от моего имени:


НА ЭТЮДАХ

Бросив друзей и предав домочадцев,
В рай эмигрировать – что за отвага!
Вот оно, с нами, всё наше богатство:
Зонтик, этюдник, армейская фляга.

Мне ль восхищаться твоею сноровкой,
Одолевать косогоры без пауз?
Весело шлёпать по речке Грушовке
И замирать над рекой Аманауз.

Падают навзничь ромашки под нами,
В небо взлетает пустырник сердечный.
Всё, что уже не оформить словами,
Кажется вечным, кажется вечным.

Время попало шиповнику в сети.
Солнце в соцветиях пижмы не тает.
За руки взявшись, как малые дети,
В небе парим, облаками играя.

И, достигая предельной отметки,
От высоты мы хмелеем без браги.
Ах, как качаются дружно на ветках
Белые брюки, как белые флаги!

Мы отключаем трезвонящий«Apple».
- Хватит тебе, - я кричу,- улыбаться,
Леська, давай черемши наедимся,
Чтобы к шашлычникам не возвращаться?

Ты – это лето,  прошедшее мимо.
Ты – это взбитая ветром солома.
Ты – это свежесть мазков а ля прима,
Ты – это цветоигра по-сырому.

Строгая умница, милая дура,
Ты мне, как солнышко после ненастья:
Чувствует кисть холстяную текстуру,
Чувствует сердце единство и счастье.

Вот и закончился самый светлый день моей жи-ни! Мы в Ставрополе.
А дальше всё пошло напрекосяк, поскольку, чёрт побери, я бывший служака, а ныне начпресс-службы управления МЧС края,  не могу купить билеты даже в Сочи!
Зато я хочу подарить тебе приключение, связан-ное с исполнением моих обязанностей.
Дело в том, что наш генерал, при неблагоприят-ных метеопрогнозах и сезонных сдвигах, обязан докла-дывать губернатору о факторах, несущих угрозу порыва газопроводов и обрывов линий электропередач, угрозы наводнений и оползней, сдвигов дорожного полотна и схода мостов. А сделать это можно только при регуляр-ном мониторинге обстановки, снятой на видеокамеру с вертолёта.
Я знал, что Леську ничем не испугать. Лететь она согласна. Но как без документов протащить её на борт? 
- А я твою куртку с надписью МЧС накину. Только лейб с  фамилией спорем, - предложила авантю-ристка и оказалась права. Ни у командира кочубеевско-го вертолётного полка, хорошо знавшего меня, ни у его подчиненных лишних вопросов к «новому сотруднику» не было. Более того, в наш вертолёт стали набиваться развесёлые ребята-парашютисты.
- Стоп-машина!- сказал я архаровцам,- вас в по-летном листе нет. Валите отсюда.
- Да ладно,- заступился командир вертолёта.- Это же наши  ребята. Прыгнут втихую, делов-то. Раньше за прыжки им деньги давали, чаем поили, а теперь они сами скидываются, чтобы керосин оплатить. Так помо-жем фанатикам неба?
- Ни фига,- сказал я, удивляясь собственному бюрократизму.- А вдруг чего не так пойдёт?
- Чего-чего,- передразнил меня командир экипа-жа и вместе с девчонкой в небесной непродувайке (между прочим, мастером международного класса!) за-семенил к домику комэска.
Леська посмотрела на меня презрительным взглядом.
Наконец, документы были оформлены и ребята расселись по своим местам. Кому их не хватило, приту-лились   к допбакам, а то и так, на пол сели, на свои  парашюты.
Пилоты надели наушники, бортмеханик втянул верёвкой стремянку и задраил входной люк. МИ-8, по-хожий на старую галошу, стал нехотя раскручивать винты. Взлетали по-самолетному: с разбега и носом вниз, поднимая столбы золотистой пыли. Припав к вы-пуклой тарелке блистера, Леська испытывала блажен-ство души, поднимающейся в рай. Но заметив мою иронию, показала язык.
- «Приготовиться к десантированию!» - прозву-чало в СПУ. И бортмеханик, стараясь не наступать на ангелов, невозмутимо сидящих на полу, протиснулся в хвост, дабы отчинить выход в небесное пространство.
Приобняв счастливую Леську, стараясь перекри-чать свист винтов и дробный  грохот редукторов, ору ей на ухо свой древний стишок:

Открывается люк.
И становится, вдруг, не до шуток.
Но решительный шаг –
Он даёт тебе право и власть:
На поющем ветру
Раскрывать облака парашютов
И порой предрассветной
В зелёные травы упасть.

Это было не раз,
Парашюты ложились на землю.
Улыбались друзья.
Розовела небесная даль.
Так чего же я жду,
Почему же я, всё-таки, медлю…
Под моею рукой
Дребезжа холодеет дюраль.

- МММожно!- сказала девчонка в небесной не-продувайке и, свистнув, скомандовала: - ПППшёл!
Я нажал видеокамерную кнопку Recorder, чтобы снять Леське на память, как люди, крестами разбрасы-вая руки, обнимающие воздушное пространство, пре-вращаются в парящих птиц. Стараясь делать неимовер-но долгие планы с панорамами и наездами трасфокато-ром, отслеживая быстро уменьшающиеся крестики па-дающих ангелов, я перегибаюсь через овал вертолётно-го люка. Ветер треплет волосы и бьёт по камере.
- Не сыграй за борт, - предупреждает синяя не-продувайка.
- Не учи учёного, -  небрежно парирую я.
Леся, схватив меня за пояс, резко тянет назад и усаживает на откиднушку возле себя. Я выключаю ви-деокамеру и подчиняюсь. Однако долго скучать не при-ходится. Вертолёт, заложив боевой разворот креном в 45 градусов, резко идёт на базу. Бортмеханик бежит в хвост и замыкает люк, отсекая ещё не прыгнувших па-рашютистов.
- Командир, в чём дело? – кричу я в микрофон самолетно-переговорного устройства.- Почему летим не по схеме?
- У нас ЧП! Все полёты полка прекращены.

И как это произошло?- пожимают плечами ребя-та. – Наш прапор, серьёзный человек, начальник пара-шютного склада, кандидат в мастера спорта, так при-землился, что вывихнул диски позвоночника.
- Расслабился старый.
- Небо зазнайств не прощает.

Мы видели, как медленно, объезжая каждую ко-чечку на аэродроме, полз мимо оцепеневших ребят ГАЗ-66, в кунге которого причитал от боли их товарищ.
- Извини, Леся, хотел тебе праздник устроить, а ви-дишь, как получилось.
- Не извиняйся, родной, это жизнь.

Ни в ресторане,  ни после мы не могли забыть про-изошедшее.
Но Леська и тут соригинальничала:
- Знаешь какой на всём белом свете самый жизнера-достный девиз?
- Какой?
- Memento mori – помни о смерти!
- Почему?
- Потому, что он  напоминает о быстротечности про-исходящего - не зря древние египтяне обносили пиру-ющих забинтованными мумиями – успевайте жить, лю-ди.
- Торопитесь  наслаждаться жизнью!
- Да, любимый.

Низко наклоняясь к квадратному сексодрому, ты взбиваешь подушки. И, зная, что предстоит, голоском египетской рабыни искушаешь меня:
- Давай будем делать всё под видеокамеру.
- Зачем?
- Что бы ни произошло с одним из нас, мы навсегда останемся вместе.
Моя покорность равняется твоей смелости. И вот, миникамкордер формата HD уже стоит на краю серван-та. И оттуда, с верхнего ракурса, как пикирующий мес-сершмитт, расстреливает наше супружеское ложе.
Роняя лепестки одежд, ты пробуешь шутить:
     - «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» - сказал А.С.Пушкин, у которого не было видеокамеры…
Холодный глаз объектива, как третий в постели,
поначалу мешал нам общаться друг с другом. Но, когда эмоции стали захлёстывать, мы просто забыли про его существование.
Обычная скорость записи Standart Play обеспе-чила час работы камеры в непрерывном режиме. Так что, в электронном документе нашего счастья осталось всё, от робкого трепета узнавания тел до истошного восторга взаимообладания, от дипломатического обме-на верительными грамотами первых вежливых поцелу-ев до полной обморочной взаимозависимости наших эго - навеки сообщающихся сосудов. Даже пустяковая ссора в финале добавила  фильму достоверной остроты  захватывающего реалити-шоу. Получилась удивительно солнечная корпускула счастья, по которой, как по капле крови, можно  судить о здоровье наших сердец и душ.

ЛЕТАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ

Когда семейным людям снятся сны,
Я забываю разногласия причины,
Увидев, как восходят две луны
Над телом покорённого мужчины.

О, дочь лукавая зарвавшейся страны,
Когда не будет больше аргументов,
Ты выпусти на волю две луны –
Они сразят любого оппонента.

- Скопируй мне видеозапись,- просишь ты, - и мы об-меняемся флешками, словно кольцами.
- Говорят,  что запись на флеш-карте хранится более ста лет?
- Вот и проверим, - улыбаешься ты, пожимая голыми плечами и  я благодарно укрываю тебя одеялом.

О проводах лучше не говорить, грустное это дело.

Но, зато, вернувшись в Киев, Леся сразу же выходит на связь:
- Вовище, я  потрясена твоим гостеприимством! Спаси-бо. Постарался. Но чем  радостней было всё, что было, тем сильней  тревожила мысль - нам никогда не быть вместе.
-  Чушь!
- Нет, правда! Мы же такие  разные… И по векторной направленности  интересов, и по восприятию жизнен-ных ценностей, и по достигнутым результатам, и по банковским счетам, если они у тебя  есть. 

   - Я русский.
И я – посторонний?
Да что ты, дружок дорогой,
Ведь я пронесу, как икону,
Духовную близость с тобой!

- Поверь, мы притрёмся. Наш пароль – Memento mori!
- Ты уверен?
- Конечно.

Завидуйте
До неприличья.
Кляня до скончания дней.
Но я осязаю вторичность
Физической близости с ней!

Каждый день невероятно сближает нас.

Но, восхищенно разглядывая фотографии с замор-ским гламуром, я не могу понять причин своего сопро-тивления  этой очевидной красоте. Быть может потому, что я человек из другого мира. Бедный паренёк из бед-ной смоленской деревни, где месяц топтался фронт, а потом вешали партизан. Где на полянах в ногах у берёз кровью  проступает земляника, а крыши  домов своими треугольниками напоминают письма военно-полевой почты.
Почему мне неприятно смотреть на твои селфи? Быть может потому, что мне,- простите, господа,- доро-же Элвиса Пресли вечерние песни двужильных вдов, чьи голоса похожи скорей на кладбищенские причита-нья, чем на песни.
Откуда во мне это противостояние чужому миру вы-зывающего благополучия? Бедность, отчаяние, забро-шенность - пеплом Клааса стучит в мою грудь. Мне стыдно за родину- такую малую, что на неё уже давно не обращают внимание ни власть, ни коммерсанты.
Но я отсюда – из этой «неперспективной» деревни, о которую споткнулся враг, которая кормила страну кар-тошкой и рожью до последнего мужика, захороненного на старом погосте. Быть может я и сам «неперспекти-вен». Но вырезать любовь и сострадание к моей  обре-чённой и растоптанной родине я не позволю никому, даже тебе, моя будущая супруга.
Не нужен мне берег турецкий  с его купленной красотой и людоедским сервисом. В моей деревне любому незнакомцу протянут кринку молока с чёр-ным хлебушком, не спрашивая имени-отчества, по-тому, что здесь человек  человеку пока ещё брат.
Главное, не потерять стыд, не пойматься на крю-чок  политикам, коммерсантам, эпигонам.
Удастся ли мне объяснить Тебе всё это?
Найдём ли мы равновесие и соответствие?

Вздорная красавица,
Звёздочка ручная,
Патриотка страстная
Гибнущей страны,
Как вам соответствовать, я уже не знаю
В чёрной рамке вами же придуманной вины?

В страшный век предательства нет во мне коварства.
Нам любви бы выстроить православный храм.
Но стеной разрезаны наши государства -
Это нож политики прошёлся по сердцам.

Неужель оставим мы ненависть в наследство?
Но, когда, любимая, отшумит беда,
Никуда не денутся от добрососедства
Наши государства, наши города.

Олеся:  Родименький мой, почто меня то на ты, то на вы называешь?
Владимир: Не привык ещё. Вот переедешь ко мне…
   -Никогда!
   - Почему?
   - Ваша система не терпит ни труда, ни предприни-мательства. Два госклапана – налоги и энергоноси-тели душат любое начинание. Я презираю вашу страну!

Внезапно милая Леська требует, чтобы я перешёл на скайп и берёт гитару. На тёмном экране рельефно проступают её худенькие плечи, белокурые волосы, по-детски беззащитные, хрупкие черты лица. Но ко-гда свет свечей начинает искрить на струнах гитары, её облик наполняется  Силой Сопротивления:

Никогда мы не будем братьями.
Ни по родине, ни по матери.
Духа нет у вас быть свободными.
Нам не стать с вами даже сводными.

Вы себя окрестили старшими.
Нам бы – младшими, да не вашими!
Вас так много, но вы безликие.
Вы – огромные. Мы –Великие!

Воля – слово вам незнакомое.
Вы все с детства в цепи закованы.
У вас дома: «Молчанье – золото».
А у нас тут – коктейли Молотова!

Чёрт возьми, до чего  же она прекрасна в своем презрении и  ненависти! Её победный образ подав-ляет и ведёт за собой, как образ Франции на барри-кадах картины Эжена Делакруа. И это презрение она адресует именно  мне,  патриоту чужой державы.
      - Чьи слова?
  - Настеньки Дмитрук, мы с ней вполне едины в не-уважении к вашей стране молчаливых трусов.
   - Ну, ты так лихо-то не обобщай.
   - Вовка, а ты знаешь, чем ваши паханы, примазав-шиеся к власти, занимаются?
   - Чем?
   - Выслеживают рентабельные предприятия, внед-ряют  своих «советников» и оттирают от управления толковых руководителей. В результате, деньги есть, а Дела уже нет и не будет. Называй это как хочешь: «убийством народной инициативы»,  рекетом, рей-дерскими захватами, переделом собственности или «сменой элит», а воровство остаётся воровством и подлость  подлостью.
А почему? Да потому, что вы, русские,  позволя-ете  издеваться над собой. Это у вас  в крови. Кре-постнической общиной воспитанное, когда «всё во-круг колхозное – всё вокруг моё!» Воруй-не хочу. Взятки, поборы, откаты.
На западе каждая щепочка чья-то. Вот и порядка больше. Земля в России  богатая, да паразитов  на ней тьма непроглядная.
   - Да, уважаемый кандидат наук, у нас есть всё, кроме политической воли. Есть куча законов, есть   Народный фронт, который вроде бы борется, а всё никак не может одолеть эту самую коррупцию.
И пока алчная свора прилипших к бюджету страны чиновников будет красть у народа деньги, в России всегда будет кризис.
    - А было ли у вас когда-нибудь иначе?
   - Было. До сих пор о тех временах в народе байки ходят:
Узнал однажды Иосиф Виссарионович Сталин, что профессор МГУ отгрохал себе дорогущую под-московную дачу. Вызвал его:
   - Это правда, что вы построили себе трёхэтажный дворец?
   - Правда, товарищ Сталин, - отвечает профессор.
   - Большое вам спасибо от детского дома, которому вы подарили эту дачу,- сказал товарищ Сталин и от-правил его преподавать в Новосибирск.
   - Подумаешь геройство! Верховный профессора наказал.
   - Не скажи.  У нас  была выстроена целая «система партмаксимума», обязывающего руководителя любо-го ранга к личной скромности.
   - Например?
   - Например, докладывает один генерал-полковник Сталину о положении дел. Верховный доволен, одобрительно кивает. Окончив доклад, военачальник замялся. Сталин спрашивает:
   - Вы хотите  что-то добавить?
   - Да, у меня, если разрешите, один личный вопрос. В Германии я отобрал кое-какие интересующие меня вещи, но на контрольном пункте их задержали. Если можно, я просил бы их мне вернуть.
   - Это можно. Напишите мне рапорт, я наложу резо-люцию.
Генерал-полковник вытащил из кармана заранее заготовленный рапорт. Сталин наложил резолюцию.
Проситель стал горячо благодарить.
        - Не стоит благодарности,- ответил Сталин.
       Прочитав написанную на рапорте резолюцию:      «Вернуть полковнику его барахло. И. Сталин», гене-рал обратился к Верховному:
   - Тут описка, товарищ Сталин. Я не полковник, а генерал-полковник.
   - Нет, тут всё правильно, товарищ полковник,- от-ветил Сталин.

   - Что ты хочешь этим сказать?- спрашивает Леся.
   - А то, что в отличие от нынешних  нуворишей, у прежних лидеров  была личная скромность.
   - А ещё что у них было?
   - А ещё была воля,  добиваться поставленных це-лей:   выпускать танки на заводах, где ещё нет ни стен, ни крыш. Строить в арктической тундре Но-рильск, вмораживая шпалы в лёд и под парусами на вагонетках везти по тундре вольфрамо-молибденовую руду для литья брони. Находить золо-то, уголь и нефть в тех местах, где, казалось бы, их и сроду не было.
   - Есть и на это тему хохма?- щурится Леська.
   - А как же? Во время войны Сталин поручил Бай-бакову открытие новых нефтяных месторождений.
   - Но это невозможно! – схватился за голову Байба-ков.
   - Будет нефть, будет Байбаков. Не будет нефти, не будет Байбакова!
Вскоре были открыты месторождения в Татарии и Башкирии.
   - Это ты к чему?
   - А к тому, что уже к 1946 году Советский Союз достиг довоенного уровня производства. А мы за 25 лет не можем догнать промышленный уровень, об-ливаемого помоями СССР и, констатируя искус-ственно придуманную безработицу, сидим на нефтя-ной игле, жалуясь на какой-то кризис.
   - Да, плохи ваши дела. Но мы хоть к еврикам вы-рваться думаем.
  - Индюк думал, да в суп попал.
Олеся: Не будем об этом. Ты мне лучше о друзьях  своих расскажи.
Владимир: О, мои друзья! Про них говорить нужно возвышенно. Многие из них публикуют свои произ-ведения, не приносящие им ни копейки, но за кото-рые они готовы погибнуть. Я посвятил им свои са-мые лучшие строки:

ЕССЕНТУКСКАЯ АХМАТОВА

Светлане Иосифовне Гаделия

За булавки звёзд кричащие,
За весны лимонный свет,
За стихи твои щемящие,
Поклониться бы тебе.

Тяготы мирка проклятого
Переходишь, будто вброд.
Ессентукская Ахматова
На краю любви живёт.

- Как всю жизнь-то среди бисера,
Независимый талант?
Вскрикнет гранями из мусора
Одинокий бриллиант!

Топот листьев. Осень сытая.
Жизнь – сплошной тюремный срок.
Среди леса, позабытое,
Зреет яблочко-дичок.

На скамейке, на тропинке ли
Кулаком слезу утру,
Где сосна, прощаясь с облаком,
Машет веткой на ветру.

И за власть за эту высшую,
Что привыкла только брать,
За старуху эту нищую
Нам обоим отвечать.

То свободою рискуем мы,
То судьба опять тиха.
Жизнь всегда непредсказуема,
Как рождение стиха.

Мне на ваши-то ушибы бы
Подышать, тая печаль.
То влюбляемся ошибочно,
То  тверды, как эта сталь.

Но в порыве созидания –
Русской речи торжество:
То ль душа летит в Испанию,
То ли ветер сквозь пальто.

Лечь бы мне зимой ледащею
Возле вашего огня,
Что-то есть в вас настоящее,
Чего нету у меня.

Медью солнышка закатного
Заплатив за век вперёд,
Ессентукская Ахматова
Всех живых переживёт.

А вот Галя Шевченко, мой бескорыстный друг и со-ветчик,  с которой мы так разминулись в годах:

СТАРЫЕ АЛЬБОМЫ
Галине Александровне Шевченко

Господи,- шепчу,- прости меня.
Вечером. На мягких креслах. Дома.
Головы друг к другу наклоня,
Мы листаем старые альбомы.

Расскажи о юности, дружок,
Вместе будем плакать и смеяться.
Пусть свистит на чайнике свисток,
Ах, не надо только отвлекаться.

Всё-то помним мы от сих - до сих.
Я перебивать тебя не вправе.
Музыка оркестров городских
Льётся с пожелтевших фотографий.

Где вы, позабытые мечты,
Где же ты, страна моя родная…
Боже, неужели это ты
Девочкой выходишь из трамвая?

Расскажи, что видела во сне,
Что писала школьница в тетрадке,
Как она мечтала обо мне,
Надевая чёрные перчатки?

Всё теперь, дружок, понятно нам:
Ну, причём здесь Ленин и Конфуций?
Как хотелось к двадцати годам
Той девчонке женщиной проснуться.

Боже, до чего летят года!
Отчество забыв, ты шепчешь- Вовка,
Почему не встретились тогда
Мы на пятигорской остановке?


И, наконец, - особый случай!  «Наш Хохол» – мой идеал и подопечный:

БЕРКУТ В СТАВРОПОЛЕ

Сержанту киевского ОМОНа - В.Г.

За друга, как говорится,
Я готов поручиться.
Друг мой, хромая,
В мае
Впервые оставил постель.

Заново жить стараясь
И на меня опираясь,
Боец из отряда «Беркут»
Идёт в госпитальный сад.

Такое,
Скажи на милость,-
Столько ночей ему снилось…
Его сквозь окно палаты
Полгода манила ель.

Он говорит:
- Как странно
Зарубцевалась рана…
Покурим у той поляны?
Ты только со мною будь.

Преступно, грешно, возбранно
Топорщат карман стаканы.
И белые люстры каштанов
Нам освещают путь.

Пока наша дружба в силе,
Выпьем, чтоб нас не били,
Чтоб не было у России
Майданов, костров, петард.

Мы выпьем сейчас за сопли,
За наши красные сопли.
И выпьем за тех, кто проклят
На родине у себя.

Ему до сих пор обидно,
Что танков не было видно,
Когда продавали «Рiдну»
Тихушники СБУ.

А где-то по телеку «Вести»…
А где-то в Киеве мать…
Но мы с моим другом вместе.
И я удостоен чести –
Высокой гвардейской чести!  -
В ногу с бойцом шагать.

В больничной курилке тесно.
Но друг – пациент известный.
Ему уступают место
ОМОН, ФСБ, Спецназ.

Выбежит к нам сестричка,
Тоненькая, как спичка,
И выпалит по привычке:
- А ну-ка, больной, в постель!

И только плечо сержанта
Со сломанною ключицей
Погладит, как ученица,
Русская наша ель.

Мы сделаем своё дело.
Выступим. Жёстко. Смело.
За каждую пядь любимой
Нашей с тобой земли.

Чтоб из России не делать,
Из мощной Державы не делать –
Украинской Сомали!

Ставрополь, госпиталь ГУ МВД РФ


Олеся: Всё-таки, приютили подлеца?
Владимир: Скоро он у нас  ещё и в плен попадёт!
Олеся: В плен?


СЧАСТЛИВОГО ПЛЕНА, БЕРКУТ!

Сержанту В.Г.  – на счастье.

Черна на бинтах короста
И госпиталь – рядом с погостом.
А в жизни всё  так непросто
Среди калек и коллег.

В палате
С бойцами вместе
По телеку смотрим «Вести»,
Как люди, расставшись с честью,
Пытают других людей.

Будь проклят Майдан пропащий.
И мы выключаем ящик,
Когда из палаты ходячих
Девчонки приходят к нам.

Под яблочное варенье
Читаем стихотворенье.
И занавесок тени
Вальсируют вместо нас.

«Блондиночка», очень кстати,
Садится на край кровати,
Где друг, как Христос распятый,
Под капельницей лежит.

А ночью, как говорится,
Валерке опять не спится:
За перекуром снова –
Следует перекур…

Прошедший сквозь униженья
И бой на уничтоженье.
Готовится вновь к сраженьям
Мой украинский друг.

Будь с нами, как на поверке,
«Старлей-Блондиночка-Верка».
Будь счастлив, «Валерка-Беркут»,
В её российском плену!

Олеся: И станет Беркут москалём. - «Хто нэ скаче, той москаль!»
Владимир: А знаешь, что эта кричалка имеет русское происхождение?
   - Не может быть!
   - До правосечных братков Капрановых, оравших её на Майдане, так скандировали фанаты киевского «Дина-мо», переделавшие под себя девиз русских национали-стов: «Кто не прыгает, тот хач!».
   - Психологи говорят, что люди в  толпе теряют  разум.
   - Вот именно. Не случайно у этой кричалки появилось  продолжение: «Хто нэ скаче, той москаль, а хто скачэ, той зиг хайль!»
- На месте Путина я отрубил бы вам, к чёртовой бабуш-ке, весь газ: скачите фашисты  до посинения, как под Москвой от холода скакали.
   - Ты жесток! Они же дети.
   - А представь, что тысячи вот таких «деток» на Крем-лёвской площади начнут скандировать: «Кто не скачет – тот хохол!» и ещё что-то там про гиляку. Кстати, а что такое «гиляка»?
   - Веточка для петли на шею.
   - В таком случае,  Крым уже не скачет под вашу ду-дочку, а поэт Серёжа Шан написал вам:

Русь пока ещё не скачет,
А поскачет – вздрогнет даль!
И тогда хохол заплачет,
Вспомнив, вдруг, что сам москаль.

Вас уже лишили Крыма
За «гиляку» навсегда.
А была ли Украина!-
Знамо дело – никогда.

Олеся, вижу ты вся кипишь от ненависти,  не бу-дем ссориться.

Любимая, да что ж это такое?
Весь день кричим соседей беспокоя!

Став друг для друга непременной тенью,
Мы постоянно выясняем отношенья.

И, равнодушие считая преступленьем,
Друг другу пишем мы стихотворенья.

Сквозь дождик проливной и через вьюгу
Бежим после работы мы друг к другу,

Чтобы склоняясь над клавиатурой,
Судить Майдан, Бандеру и Петлюру.

Поодиночке ничего не знача,
Так и живём мы, друг от друга плача.

Кстати, о дружбе, -  прошу я,- расскажи-ка о сво-их друзьях.
  - Это абсолютно не интересно.
   - А всё же!
   -  Они люди конкретных целей. Упакованные. Успешные.  Энергичные. Чётко ориентированные на Запад. Возвышенные слова их раздражают. Звёзд с неба не хватают, но и своего не упустят. Их имена тебе ни-чего не скажут. К тому же все они похожи друг на дру-га. Держатся вместе. И каждый считает другого сту-пенькой для выгод и карьеры. Одного из них – «Моло-дого Красавчика» - (каюсь, что наступаю на старые грабли!)- я сделала, как ты уже знаешь, своим началь-ником, передав ему право подписи. Не хочу рисковать. Пусть в тюрьме посидит, если что-нибудь напортачу.
   - Как «зиц-председателя» фирмы «Рога и копыта»?
   - Именно. На всякий случай предупреждаю: все мои друзья ненавидят Россию.
   - Замри, сейчас я нарисую твой портрет на их фоне:

Равнодушно и немо
Без истерик и драм
Ты уходишь, как Тема
К украинским друзьям.

И скажу я печально,
Ничего не тая,
Уходи в Зазеркалье,
Дорогая моя!


Олеся: А вот друзей своих обижать не позволю. К тому же я так и не увидела обещанного Портрета. Фоновые подмалевки есть, а героиня сквозь них так и не просту-пила. Мне не терпится понять, кто  я для тебя.
Владимир: Кто?- восклицаю я,-

Ты – Чудище!
Но ты во мне, как тромб.
Вошла – и в мире нету никого.
Я сутками не выключаю комп,
Я ожидаю появленья твоего.

Ты самая строптивая Коза!
Меня со зла бодавшая не раз.
Я не могу забыть твои глаза.
Хотя уже пытался.
И не раз!

Мы дети двух непримиримых стран.
Но, поднимая душу до небес,
Я падаю от счастья на диван,
Прошитый очередью SMS.


Олеся:«Коза… тромб…» – как провокационно,  прими-тивно и грубо! Я не могу принять подобных поделок.
Вот как надо писать – учись у Леси Солнцевой:

По причине ли, без причины,
То владычицей, то рабой,
Только женщина в жизни мужчины
Может властвовать над судьбой.

Преклони предо мной колени,
Всё мне сразу авансом прости:
Ведь мужское сопротивленье
Может только к беде привести.

Владимир: Ты феминистка? Ты ненавидишь …
Олеся: Мужика! Сегодня у моего Красавчика-шефа го-лосок прорезался. Он, видите ли, решил задержать зар-плату всему коллективу. Я ему говорю: «разбегутся же люди». А он: «Пусть попробуют. Кругом безработица». И с ухмылочкой такой  подловатой: «Если ты  сердо-больная, заплати им из своей зарплаты».
Господи, какого чёрта я лишила саму себя права подписи? Отсидеться думала. Дура!
Владимир: Бери его за трахею, трусливая замша!
Олеся: Вооова, ну какого лешего ты снова лезешь не в свои дела, да ещё  хамишь?
Владимир: Извини. Я больше не буду вмешиваться в «твои дела», поскольку ты уже не раз напоминала мне, что я «сижу на приставном стуле в твоём театре».
Олеся: Вот именно.

ТАНГО НА РАЗБИТЫХ ТАРЕЛКАХ

Мы поругались.
Мы ещё раз поругались.
Отметим
эту дату
чёрным цветом.
Как на стекле царапинки остались –
Давайте выпьем, милая за это!

Мы поругались.
Нас впервые совесть гложет.
Но не вернуть
Ни взгляда и не слова.
Потом
ещё помиримся,
быть может,
поскольку нет
у нас пути другого.

Но эта дата!
Ох уж эта дата…
Как на причёске глупая заколка.
Мы смотрим друг на друга виновато
И поцелуй наш длится очень долго.

Под флагами двух стран,
Что гордо реют,
И так вот, как сейчас, в часы досуга,
Не разбивайте, скульптор, Галатею.
Вы скоро
воспитаете
друг друга.

  - Но, кажется, я прослушал главное. Олеся  что-то говорила о моём сопернике, ставшем её начальни-ком.
Как бы вернуть собеседницу к этой важной для меня теме?
   - Олеся, ты снова взялась нянчить очередного недоум-ка? Потому, что он, как и его предшественник, - тоже « юный красавчик»?
   - Не говори пошлости!
Нет, моя Леська не так проста,- догадываюсь я, – её на пустую блесну не поймать. И вот мне на ум при-ходит классификация женских психотипов, среди кото-рых выделяется класс «женщин-матерей», готовых, да-же себе в ущерб, опекать, учить и наставлять инфан-тильных партнёров. Будет ли она счастлива с ним? Вряд ли.
Вот она тащит его из грязи в князи, вот  борется с его невежеством, трусостью и ленью, сот отдаёт штурвал руководителя фирмы. Но удастся ли ей удер-жать своё завоеванье? Ведь этот, свежеструганный Бу-ратино, скоро станет взрослым мужчиной. И, постав-ленный на первую ступеньку власти руководителя, бу-дет ли он и дальше держаться за леськин подол?
Хватит ли у него благородства не забывать свое-го благодетеля?  Если он научился ходить и даже бо-даться, нужна ли ему будет она, по-женски унижающая   материнским опекунством?
   - Ты слушаешь меня?
   - Конечно, - отвечаю я, стараясь поймать живую нить разговора.
Олеся: В портрете, который ты создаёшь, изображая меня, должны быть говорящие детали и композицион-ная стройность. Понял? А теперь, извинись за грубость и придай своему образу европейскую толерантность, а моему – красоту и обаяние.
Владимир: Слушаюсь, госпожа:

Я тебя унёс бы
В середину лета.
Я тебя умыкал бы – на Северный Кавказ.
На стене висела пара пистолетов.
Ежели по Чехову – так это же для нас! 

Если б  ты смолчала, - было б шито-крыто.
В тишине семейной было б всё как раз.
Но под столом валяется… - битое корыто!
Если это сказочка  – так и она про нас.

Горячо любимая, наша жизнь – жестянка.
Что ж мы зарываемся, как на передовой?
Мы ж с тобой – два лебедя, а точней– два танка.
Что же  делать дальше нам, милая, с тобой?

Олеся: «Коза, чудище, тромб…теперь ещё и танк!» По-смел бы кто, кроме тебя,  так нагло разговаривать со мной! И почему я  всё это  от тебя терплю?
Почему у тебя нет ко мне ни капельки нежности? Почему ты ни разу не назвал меня  Ягодкой, Вишен-кой? Или в твоём солдафонском лексиконе совершенно нет уменьшительно-ласкательных суффиксов?
Владимир: Посмотри за окно - мы снова прощебетали целую ночь. Уже светает. В это время влюблённые  го-ворят друг другу самые сокровенные слова.
Олеся:  Так хоть поздоровайся  со мной - на прощанье!

   - Доброе утро, Вишенка,
С косточкой украинскою!

Видишь – качаюсь листиком
Перед тобой, милая?

Ветер подует утренний.
Затрепещу, ягодка,
Всеми своими жилками
Тела касаясь сладкого.

Ветер подует западный –
Тучи погонит низкие.
Я обниму милую,
Чтобы сберечь косточку.

Небо заплачет серое.
Грады ударят залпами.
Мне ли укрыть милую
Телом своим трепетным?

Ветер сорвёт яростный
И понесёт к смертушке.
Не поминай, Вишенка,
Ты своего листика.

Олеся: Наконец-то вымолила доброе отношение! Не будь этих политнамёков с «градами», совсем  было бы  хорошо.
Владимир:  Куда же от реальности денешься?
Олеся:  Никуда.  Кстати, уважаемый писатель Яковлев, сколько ты зарабатываешь?
Владимир: Мне хватает.
Олеся: А всё же. Какова финансовая планка успешно-сти  у члена Союза писателей России? За сколько ты себя продаёшь?
Владимир: Хорошо сказано - «продаёшь». Только не по адресу:

Поэту бы хлеба да кружку вина,
А больше ему и не надо.
Поэт принимает вину на себя
За всех паразитов и гадов.

И так приглянувшийся всем палачам,
Но правдою жизни согбенный,
Писатель работает и по ночам
За всех тунеядцев вселенной.

И там, где привыкли их строго карать,
И тут, на пороге открытий,
Поэты готовы  всё сердце отдать -
Бесплатно!
Вы – только берите.

Олеся: Работать бесплатно? На дураках воду возят. Гос-поди, видела  я профанов, но таких…
Владимир: Может и история родины любимого поэта тоже для тебя дурацкая профанация?
Олеся: Что ты имеешь ввиду?
Владимир: Вот вы мечтаете о своём Евросоюзе, где ца-рит культ выгоды, так сочетающийся  с бухгалтерским складом  твоей души…
Олеся: Ты на свою рашку лучше посмотри: что ни мэр -то вор, что ни чиновник –  враг народа.  Спасая эконо-мику России, кацапам следовало бы, знаешь, за кого го-лосовать?
   -  За кого?
   -  За компартию Китая!
   -  Почему?
   -  Они переняли советский опыт планового хозяйства и соединили его с частной инициативой. В результате удивили весь мир. А вы, профаны: всё, что было,  рас-теряли. Работать вы не любите, мощь Госплана загуби-ли, частную инициативу душите до сих пор. Да и сама история вашего государства –это же  ужас что такое! - сплошная цепь кровавых завоеваний, массовых рас-прав, голодомора…

Владимир: А ну стой! Ты что, хочешь сказать, что по-ход Ермака равен испанской Конкисте? Что присоеди-нение Кавказа – кровавей турецкого геноцида армян? Опомнись, стервочка! В России не было рабства.  Мы не вырезали ацтеков. Не загоняли в резервации индей-цев. Не делили мир на чёрных и белых, как ваши заоке-анские хозяева, которые скоро обдерут вас до нитки и пустят по миру.
Олеся: Дорогой мой, вы живёте иллюзиями!  Вы заиг-рались в интернационализм. Откармливая нищих во имя коммунистической идеи, вы разбазаривали гос-бюджет. Вы – про-фа-ны!
Владимир: Ты права, милая, Как настоящие профаны, отдавая своё, мы заботились о малых народах. Как настоящие идиоты, мы вкладывали в национальные окраины больше, чем в родное  Нечерноземье. Но это наш «русский стиль», наша историческая миссия: объ-единять, просвещая. Это и наше  счастье, и родовое проклятье.
Олеся: Жалеешь?
Владимир:  Ух, как жалею! Потому, что обидно за твою неблагодарную Украину, за заляпанную Цхинвалом Грузию, за вынянченную из чухонцев Прибалтику, ко-торая так и не заплатила нам ни за «ВЭФ», ни «РАФ», ни за «Завод имени Попова»,  а так же базы, корабли и причалы… Обидно, что при нашем «семейном разво-де»,мы общее имущество так и не подели-ли.«Обиженные националисты»? –Как бы не так. - На воре шапка горит!
Олеся: Знаешь, Вовочка, когда я сдавала кандидатский минимум, мне попался вопрос о государственном устройстве Новой России.
   - И что ты ответила?
   - Я сказала, что Конституция РФ 1993 года появилась в результате госпереворота, и потому является актом капитуляции государства перед президентом.
   - Да, я помню грачёвские танки и расстрел Белого Дома:


Как всё это погано.
На виду у всей Раши,
Ветераны Афгана,
Отвернитесь  от Паши!

Честь, Отечество, Веру
Разменял на подачки.
Был Грачёв офицером,
Стал кремлёвской собачкой.


   - Вот он – позорный факт капитуляции Вооруженных Сил перед хунтой!
   - Помню бронежилет Хасбулатова, ошалелые глаза Руцкого, затрещины депутатам и генералам – избран-никам и защитникам народа…
   - Это был акт полной Капитуляции законодательной и судебной структур перед наглой исполнительной вла-стью. И народ промолчал! Вот начало вашей современ-ности, с которой вы уже не сотрёте клейма властолю-бия, беспринципности и глупости вашего Ельцина.
   - Ваш Кучма тоже не подарок. Мне пройтись по ва-шей Конституции?
   - Не надо. Она тоже не идеальна. Однако, хватит! Да-вай мириться.
Владимир: Конечно, моя очаровательная и кривомыс-лящая врагиня:

Пока ещё весы свобод
Качаются на или-или,
Давайте выпьем за развод,
За то, чего не совершили.

За те надежды наших встреч
И за несмятые постели.
За то, что даже вместе лечь
Мы, как супруги, не посмели.

За жизнь, что не назвать своей,
Неосвящённую годами.
За то, что не было детей
У нас, единственная, с вами.

Мы пьём за жутких истин хлам.
За то, что снова души  настежь.

И за Отчизну!-
Пополам разрезанную сдуру наспех.


Олеся: Вовка, милый, ты снова довёл меня до слез! И я  прошу тебя, давай -

ПОМОЛИМСЯ?

Гордость свою
Посчитав преступленьем,
Шиком никчёмной вольности,
Друг перед другом став на колени,
Давай друг на друга помолимся.

Вовка, единственный, ты не в обиде ли? -
Мы же опять повздорили.
Нет проигравшего, нет победителя
В скверной такой истории.

Дом наш с тобой – не кибитка цыганская,
Что ж убивать словами?
Глупость стреляет, как пена шампанского.
Мудрость молчит годами.

Владимир: Мой умный ангел, сегодня ночью ты бу-дешь предметом моих желаний.
   - Любишь ты, Яковлев, говорить красиво! Однако, уже полночь. Расходимся?
  - Нет, мы скрещиваем взгляды, как рапиры. И ненави-дя друг друга, продолжаем оставаться вместе:

Продолжается глупо и странно
Ежедневная наша война.
Да, у нас слишком разные страны,
Но Планета, как видишь, одна.

Мне уже не смотреть на другую:
Каждый час с тобой неповторим.
Я заклею твой рот поцелуем,
Чтобы ты не злословила им.

Чтобы сдуру не резала вены,
Не пыталась курить анашу,
Я тебя всю до мыслей раздену
И прощения не попрошу.

Недоказанная теорема,
Мы с тобою навеки вдвоём.
Всё равно ты родишь мне поэму!
Только как мы её назовём?

Олеся: Мы  её назовём…- нашей дочкой!
  - Ладно, Леська, мечты-мечтами, а что у тебя на рабо-те?
  - Плоховато. Мне кажется, что мой «Красавчик- шеф» что-то задумал. По слухам, он создаёт дочернюю                фирму. Зачем? И почему втайне от меня? Не понимаю.
   - А  ты подрежь ему крылышки, пока он не перекачал активы.
   - Советчик нашёлся. Не лезь в царские дела!
   - Леся, ты слишком женщина, чтобы быть царицей.
   - Тебя снова не устраивает «приставной стул в моём театре»?
   - Ишь королева нашлась! Голая! Вот дождёшься, что я саму тебя проходной пешкой заменю:

Если клин вышибают клином,
Я попробую изменить
Тебе – с Шейкою Лебединой,
Тебе – с  Бровкою, словно нить.

И пускай все на свете сдохнут
Вновь, от зависти, что со мной! -
Снова та, по которой сохнут,
Тихо шепчутся за спиной.

Та девчоночка будет рада,
Разодену её, и вот –
Проведу её мимо сада
Украинского твоего.

Громко песни споём у дома,
Где шумит над рекой камыш,
Не заметив, что в тех хоромах
Ты повешенная висишь.

   - Вот уже и повесил! Спасибо, дружок. Похоронить не забудь.  Владимир Яковлевич, я всерьёз предлагаю нам  навсегда расстаться.
   - Настаиваешь?
   - Категорически.

- Хорошо мне без имени-отчества
Пить ночное вино одиночества.
Ах, как сладко-то, браво-брависимо,
Оставаться совсем независимым!

И, Олеся, твои– хорошо! -
Пепел фоток стирать  в порошок.
Пошуми-ка, подруга-отшельница,
Дорогая кофейная мельница.

Только новый, как в громоотвод,
Стих  - сквозь ручку – по пальцам бьёт!


Олеся: Яковлев, поздравь меня – я решила тебя не бро-сать. Даю тебе последний китайский шанс. Тем более, что   у нас приближается семейный праздник. Сын же-нится. Я ему загородный домик купила.
Владимир: Поздравляю! Значит, у меня есть повод ещё раз нагрянуть к вам на новоселье?
   - А хоть бы и так! Вовка, мне кажется, что я тебя  всё же очень люблю.


СНОВА В КИЕВЕ

Две свечи у изголовья,
Всё, как прежде, всё, как встарь,
Отчего же пахнет кровью
Украинский календарь?

Кто для нас придумал визы,
Нищету, голодный быт?
Враг народа – телевизор,
Как наказанный,  стоит.

Демократия настала.
Но замечу я, любя, -
Нет российского канала
На экране у тебя!

Униат взошёл на клирос.
Понимаешь ли сама:
Паспорт выдан, мальчик вырос –
Надо б дать ему ума.

Я тот самый «москаляка»,
«Старый ватник», «глупый пень»,
Про меня ли,- «на гиляку!»
Сын кричал в кровавый день?

Це Европа, или Троя…
Ладно, мама, ничего –
Гастарбайтером устрою
Хочешь? – сына твоего!

Только дума  сердце колет -
Как же мне прожить в тоске
С тем, кто плакать не позволит
На родимом языке?

Олеся: Брось ты о ерунде думать! Мало ли кто что с трибуны брякнет. Мы к этому привыкли.На то она и Рада. У нас в Киеве  говорят: прежде, чем сажать людей за нарушение законов, надо сажать депутатов, прини-мающих законы о нарушениях.

На помолвку Антона с его девочкой нагрянули родственники. Осью компании были родоначальники династии: Зиновий Викторович  и  Эвелина Болесла-вовна -  дед и бабка Антона.
Не знаю, на кого гости смотрели больше, на ви-новников торжества, или на нас с Лесей. Если в потен-циальной тёще я угадывал мину замедленного дей-ствия, то с Виктором Зиновьевичем мы сразу перешли на ты:
-Сидел?- спросил я у молодящегося старичка,           угадав в нем человека с ломаной линией жизни.
- Было по малолетке: три годика за три колоска.
- От звонка до звонка?
- Нет, война «помешала». А потом стал работать на СМЕРШ.
- Такого не бывает!
- На войне бывает и не такое. А после войны - тем более.
Пока знатоки рецептов ворковали на кухне, мы вышли в сад и Виктор Зиновьевич поведал мне прелю-бопытнейшую историю.
В двадцатые годы прошлого века, когда моего собеседника и в проекте ещё не было, Степан Бандера уже маячил у колыбели ОУН – Организации украин-ских националистов. За громкими именами: Бандера, Коновалец, Мельник – стоял тихий человек из фашист-ского абвера Эрн Штольц. Это он вдохновлял
идеологов «освобождения» Украины. И час настал. Масла в огонь подлила депортация 30 тысяч украинцев. А когда грянула война, половина западных укров, мыс-лящих себя не то поляками, не то даже австрийцами, пошла в Красную армию, другая же часть дружно пода-лась в леса.
30 июня 1941 года Красная армия оставила Львов и вакханалия началась. Поначалу снесли памят-ники Ленину и Сталину. Затем на рыночной площади Львова торжественно умертвили 3 тысячи горожан. Степан Бандера громко провозгласил Украину «Неза-висимым правовым государством», включив в неё зем-ли Восточной Польши. Тогда он мечтал создать Новый Порядок  Европы в союзе с Адольфом Гитлером. Своим декретом Бандера назначил правительство во главе с Ярославом Стецько. Акт Независимости Украины бла-гословляет настоятель монастыря Андрей Шептицкий.
Целых 17 дней «Незалежная» танцует и клянётся в любви к фашистам. На следующий день Адольф Гит-лер объявляет Правительство Украины незаконным. Управление переходит к самому украинскому из  укра-инцев немцу Эриху Коху.
Можно понять разочарование Бандеры и Стець-ко, оказавшихся в одночасье на нарах концлагеря Закс-ценхаузен, а также то, что заставило половину западен-цев податься в партизаны, а другую часть пойти в «Украинскую вспомогательную полицию».
Богоизбранные арии не потерпели бы организа-ции каких-то украинцев, кроме того случая, когда Ста-лин крепенько принагнул Гитлера, а молодой генерал Ватутин погнал их в три шеи с украинской земли.
Вот тогда-то и оказалась кстати УПА – «Украин-ская повстанческая армия», созданная стараниями сроч-но реанимированной из небытия ОУН – «Организации украинских националистов».
Мой отец, пробовавший на зубок разные развед-ки мира, говорил, что самой тупой и наглой была япон-ская, а самой тонко и нестандартно работающей  - немецкая. Именно в её недрах возникла идея одновре-менного создания «лесных братьев» Прибалтики и «бандеровских партизан» Украины. При этом, если мо-ральный облик советского солдата формировали полит-руки, то лесных «освободителей» вдохновляли на звер-ства и беззакония выпущенные из тюрем воры и убий-цы, а также спасающиеся от возмездия дезертиры.
Литовские леса и Карпатские горы – настоящие крепости для партизанской войны, рассчитанной на де-сятилетия и отличнейший плацдарм для «стратегиче-ских клещей», отсекающих СССР от Европы в начале запланированной Третьей мировой войны, о которой так вожделели в то время Соединенные Штаты Амери-ки и Великобритания.
- Но и мы учёные, - вспоминал в доверительных беседах мой отец – уважаемый мною «товарищ майор госбезопасности», живший в Шанхае, отвечавший за радиоигру под Сталинградом, раненый в Кишинёвско-Ясской операции. - По линии СМЕРШ мы решили внедрять в бандеровские банды своих информаторов, перевербованных немцев, вчерашних заключённых и даже детей.
Вот тут – то и сошлись линии жизни майора контрразведки Яковлева Я.Т. и бывшего обитателя ко-лонии для несовершеннолетних пятнадцатилетнего Зеньки Юзвяка.
Вряд ли они когда-нибудь видели друг друга, но то, что оба сражались за общую победу - это факт.
Как ни странно, одну и ту же историю мне при-шлось услышать дважды: сначала на Смоленщине от отца, а потом здесь, в многострадальном Киеве, снова оказавшимся под свастикой и трезубом.

          Гуцульское сельцо Явор, что на Тернопольщине,
затерялось в заброшенном высокогорье Карпат.
Взвод автоматчиков полка НКВД вышел по тре-воге на поиск полусотни бандерлогов, на чьей совести было изнасилование учительницы, показательная казнь председателя колхоза «Правда», поджог машино-тракторной станции и многое другое.
- На войне, как на рынке - два дурака! – говорит  буду-щий тесть Зиновий Викторович, точь-в-точь, повторяя любимую поговорку моего отца.
Красные ушли - «зелёные» пришли! - То ли слу-чайно, то ли у них разведка была хорошо поставлена. Небритые, наглые, пропахшие кострами и  псиной, они перекрыли  тропинки, грамотно расставив предупре-ждающие пикеты. Они весело раскладывали костёр для показательной казни. Никто не мог выйти из села, кро-ме меня, сорванца, гнавшего лошадей в ночное. Я при-вычно похлопывал длинным кнутом, покрикивал по-гуцульски, а зубы прямо-таки стучали от страха: ну и дурак же, - клял я себя,- так рисковать...

- На войне, как на рынке – два дурака –и  оба нарушают инструкции, - говорил мне отец, вспоминая, как пья-ный бандеровец выпустил из села нашего пацана-информатора, явно нарушавшего рамки предосторож-ности. Но дерзость сработала.
Потом были снятые часовые. Выстрелы в упор с обеих сторон. Разрывы лимонок. Иссечённые пулями ещё орущие тела. И кровь, текущая по  скрипучим по-ловицам когда-то уютного дома. Перекрёстным кин-жальным огнём из ППШ и ручных пулемётов  фронто-вики жестоко карали карателей. Воспоминания отца и тестя удивительно дополняли друг друга.
Но разве про такое расскажешь школьникам на уроке истории? А вот позже всё это придётся  вспом-нить Зиновию Викторовичу Юзвяку при допросе, кото-рый учинят ему дети бандитов, сплотившихся в гроз-ные ряды Национальной гвардии Украины. Но это бу-дет потом. А пока - запах сирени, семейный уют заго-родного дома и воркование женщин у летней кухни.

- Эй,  что вы там секретничаете? – кричит нам с веран-ды Эвелина Болеславовна.
- А ну, быстренько за стол! –  командуют женщины.

Да мы и не против. Как говорил капитан Конец-кий: женщин надо слушаться всегда и желательно сразу. А в главном гнуть свою собственную линию.
Но радость знакомства омрачена известием о смерти. На приставном столике, рядом с усевшимися праздновать новоселье, горит свеча с граненым стака-ном водки, принакрытая ломтем серого хлеба. Живыми глазами на окружающих смотрит цветной портрет ле-синого брата в чёрной рамке. Каждый из родственни-ков подходит и целует косую ленточку на портрете, траурно перечёркивающую низ изображения. При этом женщины полушёпотом причитают какими-то непо-нятными для меня словами, а мужчины,  сдерживая свои чувства, немо смотрят в пол.
В это время комната жилого дома напоминает церковную часовню. Спасибо тестю, постоянно прояв-ляющему ко мне определённый такт и внимание, да Леське, пожимающей мою,  постоянно сжимавшуюся в кулак, руку.
Наконец семейный обряд прощания  закончен,  и все усаживаются за стол. Однако, я вижу, как время от времени сидящие рядом непроизвольно поворачивают-ся к портрету, освещённому трепетным пламенем све-чи, словно обращаясь к духу погибшего родственника.
- Его убили под аэропортом,- чужими губами шепчет Леся.
-  В Донецке, - добавляет Зиновий Викторович.

Раз москаль, значит, враг. Невелика радость си-деть за общим столом в роли убийцы любимого род-ственника. Время от времени гости тихо переговари-ваются между собой, недружелюбно поглядывая на ме-ня, словно сохраняя какую-то тайну, которую нельзя доверять чужому.
Среди нас нет  священника. Его роль выполни-ла Леся, вставшая у  портрета. Её срывающийся голос напоминает погребальный бой колокола:

«Какой молитвой и кого просить,
Чтоб в ураганной смертной круговерти
Мальчишкам нашим выпадало жить -
Жить, избежав пленения и смерти?

Чтоб мать не леденела от звонков,
И с каждой почтой не дрожали руки,
Чтоб не стоял потупясь, военком –
Печальный символ материнской муки?

Просить! Ну, нет! Есть право матерей -
Спросить с того, кто посылает в ад.
И кто себя на равных ставит с богом,
Кто делает убийцами солдат».

Невыносимо долгой тишиной наградили оратора люди, услышавшие эти стихи. Но, прошло время и не-складная  жизнь постепенно стала возвращать нас к  своим будничным мелочам, проблемам и радостям. Стук вилок и  жужжание обыденных полуфраз про де-журное то да сё стала возвращать нас к серой действи-тельности.
Если с будущим тестем мы нашли общий язык сразу, то с львовянкой Эвелиной Болеславовной посто-янно ощущался какой-то пакостный холодок, принёс-ший однажды вопрос:
- Чому ти так нэ любышь галичан, ти ж збираешься од-ружуватысь з галичанкою?
- Мама, с этим мы сами как-нибудь разберёмся! – спе-шит  на помощь моя заступница Леся.
Даже не представляю, как досталось бы   мне, русскому валенку и кацапу, за себя и за того парня из ДНР, не будь здесь, рядом со мной моей противотанко-вой Леськи! И потому внешне всё было терпимо, доб-ропорядочно и прилично.

Надо сказать, что преподаватель истории колле-джа искусств Эвелина Болеславовна, была очень набожной женщиной и, как большинство галичан, весьма высокомерной. Её показушная набожность, вы-зывала некоторую оторопь у окружающих. Она была из тех львовянок, что крестятся на каждую церковь, но ме-ста своего в маршрутки не уступают даже инвалиду. Она назидательно говорила, что именно западное про-изношение и есть соловьиная чистота украинской речи, совершенно не замечая польских, венгерских и даже немецких заимствований и вкраплений. Она с гордо-стью констатировала, что на 700 тысяч жителей Львова приходится 98 христианских церквей, да ещё 11 строя-щихся храмов. А я же в это время думал: это  сколько же надо согрешить, чтобы выстроить для не такого уж великого городка больше сотни церквей? И какого хре-на они там замаливают? Ревность  к киевлянам, отчуж-дение от харьковчан, ненависть изменившему им Кры-му? Я гнал от себя все мои рассуждения, постепенно ощущая, что начинаю входить в мир этой семьи.
И как бы то ни было, а постепенно наше друж-ное застолье-новоселье превращается в двойные смот-рины с вопросами, отчетами и  передачей опыта стар-ших тем, кто действительно молод,  или, как мы с Лесь-кой,
дружно стараемся казаться именно таковыми. Наконец, приходит пора песен.
Певуч  и ладен украинский язык! А, когда его удивительно нежные слова поднимаются на крыльях мелодии, хочется  дружить, любить и плакать.

Ой на iвана, та й на Купала,
Там дiвчинонька квiты збирала,
Квiты  збирала, пучечки рвала,
До рiчки нэсла, в воду пускала.

Ой свэты, солнце, свэты, та не грiй,
Щоб мiй вiночок та й не згорiть,
Щоб мiй вiночок жывый зостався,
Шоб миленькому в рукы дiстався.

Из райской  нирваны, навеянной щемящей душу тихой  и сладкой застольной песней, выводит буднич-ный женский голос:
- Ты, лучше, вот о чем подумай, - шепчет  на ухо Леся, подкладывая в тарелку шкворчащие котлеты. Же-нитьба - это хорошо. Но нашему сыну скоро в армию.
- Да, почесываю затылок,- это проблема!
И, чтобы  вникнуть в её детали, наевшийся, напившийся, и даже  напевшийся, лёжа на пружини-стом  диване, я выхожу с леськиного планшета на сайты украинских  и русских СМИ.
Пишет популярная СORRUPCIAnet: «Минобо-роны Украины заявило, что половина призывников не годна для войны. Но, как отмечают жители Украины, бойцы попадают в зону АТО прямо с улиц. Их просто «сгребают и увозят»,  иди, воюй за свободную Украину, если ты не «гад пророссийский». И попробуй только отказаться!»
А националистические сайты, визжа от патрио-тизма, публикуют фотографии матерей, покупающих форму и бронежилеты за свой счёт. Они же не знают, что украинские бронежилеты пробиваются  из пистоле-та Макарова.
Ну не могу я, переживая за Антона, не написать патриотке-Олесе, как матери, этого ернического стихо-творения:

ПАТРИОТКА

Весело и молодо
Сыну в двадцать лет
Форму покупала ты
И бронежилет.

На параде радовалась:
Вот сынок идёт!
Рада – не обрадует,
Католик – не спасёт.

Ой, молилась, мама ты,
Да не тем святым! –
Гроб с Почётной грамотой
Получила ты.

Олеся: Типун тебе на язык! Накаркаешь.
   - Прости, не буду. Я, ведь, с Антоном твоим так  тол-ком и не познакомился. Можно с ним хотя бы побесе-довать?
   - Беседуйте, но  не долго. Он только что вернулся с Карпатских гор. У них там спортивные сборы были. Он же у меня будущий чемпион по теннису! Талантливый мальчик.
Гостеприимно отодвигаюсь на самый край дива-на. Ко мне присаживается существо, которое ещё труд-но величать  мужчиной, но уже поздно называть маль-чиком.

   -  Физкультпривет, сын!
   -  И вам, дядя Вова, не хворать.
   -  Как прошли сборы?
   - Как всегда: подъём в 6.30, строевая до и после зав-трака, история Украины, рукопашный бой, огневая подготовка…
   - А в теннис играли?
   - Да вы что, смеётесь...

Хоть я и гость, а, всё-таки – мужик, которому хоцца чем-то проявить себя, сделать что-то такое, о чём будут вспоминать после моего отъезда.
- Вскопай целину вдоль забора, - подсказывает Леська, -отцу работать уже трудно, а Антошку не допросишься.
Иду. Копаю. Брусочком подточу лопату и снова копаю.
   - В работе злость нужна! – инструктирует, опираясь на подоконник, Эвелина Болеславовна.
Комья жирной земли летят, переворачиваясь в воздухе и сотрясают забор.
   - Оценили наш чернозём? – хвастливо допекает меня тёща.
   - Тот, который ваши друзья воровали?
   - Как это воровали?
   - А по привычке!- переводя дыханье и опираясь на лопату, говорю я.- По жлобской  своей привычке!
Во время войны немцы составами вывозили украинский чернозём, соблазнённые его плодородием. Однако, небывалого урожая не получилось. На чужих местах он, словно мазутом, залил чужие поля и не дал ни ростка, ни всхода. Украинский чернозём,  щедро ро-дивший у себя дома, отказался дать хоть колосок забот-ливым бауэрам.
И пришлось подловато-предприимчивым евро-пейцам скрейперами сдирать ворованный чернозём со своих полей, свозя их в громадные терриконы. Так воз-никли в Германии позорные «Русские курганы».
- Что земля? – парирует Эвелина Болеславовна, - наш Львов, как ваш Петербург, - духовная столица воскре-сающей государственности. И не случайно, что именно мы, а не киевляне, подняли знамя национальной свобо-ды и патриотизма.
- Эвелина Болеславовна, бросьте ерунду молоть! Откуда взяться на львовщине украинским патриотам? Ваша га-личина, - я выхватываю из кармана записную книжку,- как развратная баба, привыкла ходить по  рукам:

- в 1349 Львов захватил Казимир III,
- в 1379 весь край вошёл в состав Венгрии,
- в 1387 Львов уже в подчиняется Польше,
- в 1704 Львов захватили шведы,
- в 1772 город находится под управлением Австрии,
- в 1909 русские  передали вас Австрии,
- в 1918 вы пытались создать «Западно-Украинскую          Народную республику», но уже –
- в 1919 оказались съеденными «Речью Посполитой»!
А самым позорным оказался 1943 год, когда в угоду своим насильникам вы создали фашистскую ди-визию СС «Галичина».
- Знаешь, мой дорогой, таким, как ты, у нас говорят:
«Чемодан-вокзал-Россия!»

Наш разговор прерывает слегка прислушива-ющаяся к нашей беседе Олеся:
   - Владимир,  я тебе серьёзно говорю, с Антоном надо что-то делать. А  ну, как ушлют его в  эту донецкую мя-сорубку? Может его нам куда-нибудь спрятать?
   - Нам бы самим сейчас куда-нибудь спрятаться! - на весь огород ору я. И мы, не прощаясь, эмигрируем в Киев.
Постепенно прихожу в себя и начинаю осваи-вать скользкую для меня тему«уклонения от граждан-ского долга». Как всегда, производя рекогонциров-ку,оцениваю  ситуацию.  Но получаются лишь какие-то ехидные стишочки в стиле львовского послемайдана:

МОБИЛИЗАЦIЯ

Матушка-голубка,
Дура-простодыра,
Спрячь меня под юбкой
От войны и мира.

Молнии и громы
Пожелай врагу.
Никуда из дому
Я не убегу.

А в дому вареники –
Пища королей!
А вмиру мошенники
Мучают людей.

Вот какая небыль
Мне под утро снится:
Золотое небо –
Русская граница.

«Россия разрешила гражданам Украины призыв-ного возраста прятаться на своей территории от мо-билизации. По данным Федеральной миграционной службы в России официально находятся более 2 млн. 430 тыс. украинцев, 1 млн. 172 тыс. из них юноши при-зывного возраста». (Украинцы в России.Ru-kraina.)

Как приедут брать меня
Из военкомата,
Ты скажи, что нет меня,
Запирая хату.

Я уйду в обиде
На чужу сторонку.
Мама не увидит
Сына похоронку.

Олеся: Ты неисправим. Опять, чёрт тебя побери, про похоронку!
Волк: Сама же  начала. А  проблема так и осталась не-решённой.
Олеся: Что  предлагаешь?
Волк: Пусть приезжает ко мне: места хватит, на работу устрою. А срок придёт в нашей армии послужит.
Олеся: Ну не знаю. Сын у меня самостоятельный. У не-го  свои убеждения.  Патриот. На Майдане коктейли бросал. А тут  с российским гражданством придётся что-то решать. Неудобно как-то получается.  Может, сам с ним поговоришь…
Владимир: Сынок, будешь в России жить?
Антон: В рашке? Можно попробовать. Но, если вы, дя-дя Вова, скажете, что ваша Раша не агрессор и  вы у нас Крым не стырили, я вам все обои  нашими  флагами по-разрисую!
Владимир: Молодец, сын! Художником станешь.
Недавно к нам ваши «западенцы» заезжали.
Забавная история получилась. И, доставая черновичок будущего рассказа,  добавляю:
- Вот, послушай, может что-то  поймёшь.

ПРИЕХАЛИ
Рассказ про вас и про нас.

Женька Сиротин, конопатый слесарь с завода «Сигнал», мой давний друг, сосед и приятель. Когда  жена  отыскивает заначку, Евгений с горя стреляет у меня на пиво. А уж ежели рыбалка намечается, то и на чекушку, чтобы с ребятами мужскую душу отвести на лоне природы.
Сегодня он прибежал ко мне радостный, суетли-вый, заикающийся.
   - Что, Женя, рыбалочка намечается?- пожимаю ему широкую трудовую лапу.
   -  Бери выше! Событие надвигается -брат приезжает.
   - Да у тебя же не было никаких братьев.
   - Что ты понимаешь в моих родственниках!- возму-щенно кричит Женька.- Это ж мой самый родненький, самый двоюродный братец едет.  Прямо из Сокаля. С Украины. Плохо  там стало. А с ним жена и дети малые.
   - В отпуск, что ли?
   - На-все-гда!  Мы с Зинкой им уже времянку ослобо-нили. А что? Пусть живут, нас радуют. Как-никак, а всё же родня.
   - В Ставрополе, - стараюсь вразумить соседа,- с рабо-той туговато. Брательнику бы на  биржу стать, в оче-редь.Да через миграционку под беженца закосить…
   - Скажешь тоже! Мы всей бригадой к гендиректору ходили. Я и  с кадровичкой уже договорился. Братана ко мне в бригаду зачислят.
   - Молодец, Женька. Помощь какая нужна?
   - Да вот мебель бы занести. Всей улицей собирали. Кто стол припёр, кто табуретку принёс, кто кровать. Видишь, полсада заставлено. Что во времянку занесём, что соседям вернем.
   - Давай, пока дождём не примочило.
   - Да, и ещё...- Женька почёсывает лысеющий затылок.- Ты это… деньжат мне… одолжишь?
   - Сколько?
   - Ну, чтоб встретить, чтоб обосновались. Да и до пер-вой получки людям ещё дожить надо. Так что лишнего не будет.
Бегу домой, хватаю  паспорт и сберкнижку, че-шем в банк. Без раздумий снимаю всё, что хранил до чёрного или до светлого дня.
   - Спасибо сосед, я знал, что и  ты поможешь.

До позднего вечера у Женьки звучит музыка, громко орут то русские, то украинские песни. Потом, на зависть улице да на радость детворе, взлетают над соседской крышей разноцветные кляксы салюта. Шум, гам, тарарам. Хорошо живётся там.
А  утром  помятый и растерянный  Женька при-шел  вернуть деньги.
   - Что с тобой, перепил на радостях? - сочувственно вопрошаю бедолагу.
   - Да как тебе сказать... – мнётся Евгений.- Ну, встре-тил я их на вокзале. Ну, приехали. Вещи в нашей хате сбросили,- завтра,  дескать, разберёмся. Зинка - ты ж её знаешь, нажарила-напарила, соленья-варенья выстави-ла. Сидим по-человечески, родню вспоминаем. Песни поём. Дети играют,  бабы  щебечут.
А у нас дело мужское: выпили мы по-братски: за нас, за вас, за Северный Кавказ. Расслабились. Души родственные нараспашку раскрыли. И тут...
   - Что?
   - И тут такое началось...
   - Ну?
    - Братан ещё пол-стопаря хлопнул, не чокаясь. При-обнял меня по-братски и говорит: «Все вы русские – сволочи. Дряни недорезанные. Недоумки поганые! Ко-лорады крымские. Вешать вас через одного  надо».
У меня аж язык отнялся. Опомниться не могу. Что отвечать  не знаю. И Зинка моя сидит, как в рот во-ды набрала. Пришибленная. Челюсть отвисла. То спус-ку никому не давала, а тут рот раскрыть боится. Сказать ничего не смеет.
А брательник-то мой, тем временем,  мысли по ходу дела развивает: «Через вас, кацапы, все наши беды: и газ, и голодомор, и разруха. Только это поправимо. Скоро мы вас подвинем: и Ростов,- говорит,- нашим будет, и Москве за Крым не поздоровится. За нашу Ве-ликую Украину вся Европа встанет. Вся Америка! За нами сила и историческая справедливость. А  у вас один Донецк недобитый».
Муторно мне стало. Прикинулся я, что, мол, жи-вот у меня  заболел. И Зинка заторопилась детей укла-дывать.
Одним словом, сбежали мы,  из собственной  времянки, как последние трусы!

Спать легли. Зинка ворочается. И я заснуть не могу. Слёзы квадратные наворачиваются. Мысли раз-ные приходят. Вспоминаю, как  эту самую времянку всей улицей строили.
- Так  и Крым отдали бы неизвестно кому, – ни с того, ни с сего встревает Зинка.

Утром посмотрели мы с супругой друг другу в глаза. И ничего не сказали. Всё и так ясно. Вынес я ве-щи двоюродного братца за ворота. Будьте свободны от нас, кацапов, гости дорогие…
Женька протягивает мне пачечку пятитысячных: Извини, сосед, как-то неловко получилось.

Вот такой рассказ получился.

Антон: Дядя Володя,  вы…  долбаный москаль и вале-нок. Я знаю, куда вы клоните. И разговаривать с вами-отказываюсь!
Владимир: Ну что ж,- сказал я, - и нацарапал огрызком карандаша ужасно накипевшие строчки:

Я – офицер по духу и по плоти:
Я твердолоб и каменен для всех.
Но, если Вы меня москалем обзовёте
Или, как русского, поднимете на смех,

Тогда, теряя уваженье к даме, -
Ведь я же смертный, а не царь и бог…
Тогда всё меркнет у меня перед глазами.
Тогда земля уходит из-под ног.

Спокойно, без наигранных эмоций.
Всё отдавая, мучаясь, любя,
Я выхожу с фашистами бороться -
До смерти! - за тебя и за себя.

Олеся: Яковлев, ты просто скверный дипломат: с ре-бёнком не мог договориться!
Владимир: Хорошо, Олеся Зиновьевна, тогда давай выяснять и наши  отношения. Но, как говорится, уже на нейтральной территории.
Олеся: Что ты имеешь ввиду?
Владимир: В Киеве ты на меня давишь. В Ставрополе – тебе некомфортно. Выписывай  командировку в Се-вастополь, бери с собой Антона. Там  и поговорим по-настоящему.

Я НАЗНАЧАЮ ВАМ СВИДАНИЕ В КРЫМУ

Пока Донецк – в огне, Луганск – в крови,
Мы в Интернете, где проклятья и раздоры.
О, наши – заполночь – признания в любви…
О, наши политические споры!

Я, очевидно, что-то не пойму.
Вы – в Киеве, я – вновь, в своей квартире.
Я назначаю вам свидание в Крыму.
Пускай аборигены нас помирят.

Я путь ищу к вам так, как ищут брод:
Через водовороты лжи и злобы.
Пускай ваш сын – «майданский патриот»,
Поймёт крымчан, ушедших из Европы.

Я – валенок. Плевок стерев с лица,
Довольно вежливо и превентивно,
Я оплачу поездку в два конца
Рублём державы, а не вашей гривной.

Где тот порыв любви? Где тот рычаг,
Которым вы себя перевернёте?
Запрятав в сумочку ваш украинский флаг,-
Ну что,  Вы на свидание придёте?

   - Приду!
Владимир: Слышала новость?
   - Какую?
   - На Западной   Украине разработано сейсмическое оружие под рабочим названием «Кто не пляшет, тот москаль». Во время испытаний отвалился полуостров Крым.
   - Дурак. Не смешно.

На вокзал меня не провожали.Домой я приехал без при-ключений, но сердце моё так и осталось в Киеве. Ду-маю, что и Леске было не легче.

Вскоре раздался её звонок.
    - Вовка, родной мой, прости, если было что не так. Когда я с тобой, у меня наступает какое-то раздвоение личности:

Неужели скоро
Стану я паскудой,
Для твоей верёвки шею заголю?
Ни стихов, ни песен
Я писать не буду:
Я тебе не верю, я тебя люблю.

Ты – мой злопыхатель.
Я – твоя невеста.
Только скоро не о чем будет говорить:
До чего же Правда нам неинтересна,
До чего Неправда – нам мешает жить!

Олеся: Неужели ты меня бросишь?
Владимир: Тебя нельзя бросить! Тебя можно только по-терять.

А в три ночи раздался звонок Антона:

   Антон: Дядьвов, заснуть не могу, всё про армию ду-маю.
   -  И что?
   - Прежде, чем ехать к вам, я должен задать несколько вопросов.
 Владимир: Но я-то тебе ничего не должен?
   - Не перебивайте. Мама с вами позже договорится. Вы лучше отвечайте на вопросы. Только  без лирики. Да или нет.
  Вопрос первый: Вы служили в армии?
 Владимир: Да.
   - Вы купили военный билет?
   - Нет.
   - Вы приобрели первую машину до 25 лет?
   - Нет.
   - В магазине вы смотрите на товар или ценник?
   - На цену.
   Антон: Отдыхали за границей? (Турция, Египет – не в счёт.)
   - Нет.
   - Вы одеваетесь на рынке?
   - Да.
   - У вас прикольная хата?
   Владимир: Ну в общем, да… Но, скорей всего, – нет. Зато смартфон у меня дорогой.
 Антон: Не перебивайте, Смартфон мелочь - это уловка лузера. У вас советская мебель?
 Владимир: Конечно.
 Антон: У вас есть финансовая подушка?
   - В смысле?
   - Ну, вы инвестируете свои средства, или погрязли в кредитах?
Владимир: Я на пенсию офицерскую живу и в МЧС работаю. Ты лучше скажи, тебя судьба Украины беспо-коит?
 Антон: Этой заплатки на американской жопе?
   - А как же мама, дед с бабкой, могила дяди под До-нецком?
   - Я человек Вселенной! - говаривал в своё время ста-ричок Вольтер.
   - А что значили твои вопросы?
   - Я определял ваш диагноз.
   - Жить буду?
   - Будете, но плохо, Потому, что вы – «Нищеброд».
   - Кто?
   - «Унтерменш». У вас нет жизненных перспектив. Вы   потомственный неудачник с низкими запросами и ограниченным кругозором. У вас почти нет извилин, нет умных друзей, нет богатых родственников. У вас нет будущего, но есть лозунги и иллюзии. И потому я к вам не приеду.
На этом связь прервалась. Интересно, по техни-ческим причинам или Антон вырубил меня до следую-щего петуха, который клюнет в порядке призыва на во-енную службу уже седьмой волны украинской мобили-зации? Стрелки в Зазеркалье, - сказал бы Льюис Кер-ролл,- почему-то, показывали в одну сторону.

А утром позвонила мама.
   - Хватит про политику. Поговорим о личной жизни. Сколько любовниц у тебя было? Признавайся.  По ком ты вздыхал?
   - Я и сейчас вздыхаю.
   - Интересно, о ком же, если не секрет?

Владимир: О той, кому нет равных на всех полушариях этой планеты:

СОПЕРНИЦА

Хорошая, хочу признаться я
В тягчайшем преступлении на свете:
Есть у меня Любимая.
Она -
Для вас…
Почти из рода Капулетти.

Она в душе моей.
И в сердце.
Тут -
На фотографии –
Она неповторима!
Её «товарищ прокурор» зовут,
Да-да, та самая -
Полонская из Крыма.

Когда блажили в Раде дураки,
И референдум требовали люди,
Сбегали от люстраций мужики,
Она Свободу защитила грудью.

Так Жанна д, Арк в свои семнадцать лет
Взялась за древко государственного флага.
А позже был компьенский арбалет
И купленных католиков шарага…

Когда корветы становились в строй
Под флагом США – их строй был страшен.
И я шептал на образок святой:
Минуй её всех праведников чаша!

История всё повторила вновь.
И девочка идёт по краю Крыма,
Большую останавливая кровь.
Чиста, сурова и неотразима,

Она, совсем не зная обо мне,
Так полюбилась всей моей стране!

Олеся: С тобой не соскучишься. Но ты меня успокоил. Это всего лишь платонический вариант любви. Фанта-зия. А мне нужно живое мясо, живые люди, живые страсти. И, разумеется, итоговый результат,  убедитель-ный, как годовой финансовый отчёт.
Владимир: Леся, вот интересно, если Россия проложит через Украину канализационную трубу, будут хохлы из неё дерьмо воровать?
Олеся: Интеллектуальный хам, не забывай: мой псев-доним – Солнцева! Вместе мы – «Воины Света», а без меня ты просто  мечтатель и  старый козёл!

Гипноз генеральских званий?
Уходишь? – Да не вопрос!
Но что же тебя так тянет
К проблескам крымских звёзд?

Пришлю тебе куклу в латексе,
Чтоб не достал простатит.
Тебе ж  в Уголовном кодексе
Припасены статьи!

Владимир: Лесечка,  ты  красавица, ты умница, ты  та-лантливая начальница. Но, понимаешь, есть в тебе ка-кая-то буржуазная хреновина, точнее - червоточинка, как у  Юлии Тимошенко. Вы, успешные нувориши, рас-топтали идеологию социального равенства и живете по «закону курошеста».
   - Это как?
   - Кто сверху- тот и прав. На остальных – начихать и нагадить.
   - И ты про такую  стерву стихи пишешь?
   - Да, с огромной любовью и чудовищной ненавистью:

ГЕНОЦИД

Приходит экономике конец.
Туда, где не работают законы,
Идут из  матушки России на Донецк
Гуманитарные колонны.

Когда везут шоферы молоко,
Когда латают ЛЭПы Росэнерго,
Поверь, красивая, не так уж далеко
От Киева – до Нюренберга.

Вновь стёкла вдрызг и потолок просел –
Так за свободу ДНР карают.
Попасть под миномётный артобстрел
Я, Лесечка, тебе не пожелаю.

В подвалах тёмных, роясь, как кроты,
Притихли люди, затаив обиду.
Как тяжело мне сознавать, что ты
Причастна к геноциду!

В твоей конторе, радуя твой взгляд,
Цветут цветы в уютных коридорах.
Аккумуляторы твои не коротят
На украинских бронетранспортёрах.

Не вечно пить тебе коньяк и мёд,
Отмазывая от призыва сына.
Европа?  Скоро и она поймёт
Бандеровскую Украину.

Олеся: Ты разве не знаешь, что обстрелы Донецка – это провокации сепаратистов? Они же сами себя бомбят. Это уже вся Европа знает.
Владимир:

Слушай, киевская мышь,
Ты саму себя бомбишь?
Что же врёшь ты мне сейчас,
Что себя бомбит Донбасс?!

Олеся: Родной мой, ты наслушался московских бред-ней, тебя зомбирует кремлёвское телевиденье.
Владимир: Ошибаешься, я смотрю и ваши телеканалы, читаю   и ваших писателей.
   - Кого?
   - Ну вот, хотя бы классика современной украинской литературы Бориса Олейника:

Радостно кричат в небесной сини
Над днепровской гладью журавли.
Только хлопец, что убит своими,
Не поднимется с сырой земли.

Смерть над ним раскинула объятья,
Он лежит в ничейной полосе,
На него глядят, как волки – братья,
Зыркая глазами вдоль шоссе.

Так  зачем же мы в родной державе
Выбрали безумную судьбу?
Приглядимся, кто же нами правит,
Кто сидит на нашенском горбу?

Нам они по языку чужие
И по вере тоже не родня….
Перед кем же мы склонили выи,
Как рабы, оковами звеня?

Но когда над украинским миром
Встанет смерть – то упорхнут лжецы…
Нам же, обездоленным и сирым,
Горевать над пепелищем милым:

- Кто же нас загнал под хвост овцы?

Олеся: Ты нудный и скучный человек.
А я, когда забегаю в парикмахерскую, когда де-лаю эпиляцию и педикюр, когда надеваю ажурное бе-льё – думаю лишь о тебе. Но не о таком кактусе, кото-рый всё время топорщится и колет.
Ты не представляешь, как мой день  загружен. Моё утро отработано до автоматизма. Поднять ребёнка. Приготовить завтрак. Проследить, как он умыт, одет и отутюжен. Наспех посвященодействовать перед зерка-лом, подарив несколько капель духов на мочки ушей, запястья, трусики. А за окном уже гудит присланная шефом машина. Пар рабочего дня оседает к вечеру, ко-гда голова уже перестаёт что либо соображать. И так каждый день продолжается это бессмысленное верче-ние беличьего колеса.
- Почему бессмысленного?
- Потому, что тебя рядом нет .
- Да мрачная картина беспросветных будней…
- Фигушки! Сегодня у нас  праздник.  День Неза-висимости Украины.
Владимир: Вы независимы? От Германии, от внешнего управления из США? От брюссельской капусты? От евросоюзовской морковки?
Олеся: Да независимы! От вашего имперского высоко-мерия! От вашей чиновничьей мерзости! От вашей рев-ности к рациональной и чистой Европе.
Владимир: И что же вам дали эти двадцать пять неза-висимых лет?
Олеся: Ты этого не поймёшь.


ДЕНЬ НЕЗАЛЕЖНОСТИ УКРАИНЫ

В День свободы Украйны тебя, словно по небу, носит.
Ты, конечно, подашь и ребёнку хороший пример.
Что же папа и мама твои подаяния просят
В богатейшей республике бывшего СССР?

Мы у Евросоюза по-рабски деньжат не просили.
Нас поносит Брюссель.
Нас, кацапов, клеймит Интернет.
Я пишу тебе нынче из подсанкционной России,
Запад нам подарил замечательный  иммунитет.

Нас хотели душить вудровильсоны и чемберлены.
Нам шипели из Польши, японцы орали банзай,
Только наш Коминтерн
Поднимал над планетой антенны.
Говорила Москва!
И народ отмечал Первомай.

Девять тысяч заводов по-сталински встали из грязи
И колхозы кормили взращённый пролетариат,
И слетали цилиндры с голов у прозападной мрази,
И рождалась Держава под игом эмбарг и блокад.

Да, конечно, у нас с «перегибами» вышло не шибко.
Мы вставали с колен у злорадных европ на виду.
Но не строй мы в 30-х Донбасс, ХТЗ и Магнитку,
Не сдержать бы удара тогда… в 41-м году!

Я тебя полюбил. Но не стану с тобою халдеем.
Ты мечтаешь о кипрах, о пляжах, где нету забот.
Я согласен стать зэком во имя великой идеи.
Я согласен быть щепкой на верфи, где строится флот!

Мы часто ссоримся. Регулярно расстаёмся навсегда. Но с каждым конфликтом становимся всё ближе, понятней и, почему-то, дороже друг другу.

Владимир: А у нас, Лесечка, тоже праздник с демон-страцией. По улицам  города идёт «Бессмертный полк». В его списке  290 тысяч фронтовиков и работниц тыла. Школьники-юнармейцы несут  фотографии Героев Со-ветского Союза. На майском ветру полыхает 30-метровое «Знамя Победы».
Я впервые вижу такое проявление народного единства, гордости и скорби.12 тысяч демонстрантов  движутся к  Огню Памяти. В руках у каждого, напоми-ная одновременно  государственный штандарт  и цер-ковную хоругвь, покачиваются увеличенные  фото-снимки родственников.
Слёзы, желание постоять  хоть чуточку дольше у пламени… Но каждую застывшую массу в тысячу чело-век сменяет новая волна пришедших говорить сквозь время с теми, кому мы так благодарны…
Тысячи…  тысячи… Волна за волной… Под ко-локольный бой идут люди, пропуская вперёд  детей и фронтовиков в инвалидных колясках.

Страна, как живая рана.
В коляске слепой матрос.
Мрамор. Гранит. Тюльпаны.
Салюты гвоздик и роз.

Вот они, боже правый,
Родственники мои!
Вот она –Соль Державы.
Горе… каждой… семьи.

Негр с георгиевской лентой
Кладёт к пьедесталу цветы.
Каждый несёт свою лепту.
Но, Олесенька, где же ты?

Олеся: Да, вы победили. Но с тех пор прошло 70  лет. Сколько можно   хвастаться былыми достижениями?
Владимир: Во-первых, меня коробит слово «хвастать-ся». Во-вторых, это же наша общая победа.  Но, до кон-ца ли мы победили, если снова славят Бандеру?
Вот я стоял у Огня и, только не смейся, пожалуй-ста, слышал голос отца, майора  Яковлева Якова Тимо-феевича.

Из пламени с рукою раненой
Отец выходит:
-Слушай, сыне,
Как я, гадёныша в Испании,
Дави фашизм на Украине!

Иначе он к тебе приблизится
В своей мертворождённой силе -
Концлагерем немецким в Лидице
И Орднунгом по всей России!


Олеся: Вов, не заводись! Знаю я эти праздники! Знаю я эти «организованные мероприятия» – сама комсоргом была, сама отмечала «явившихся на демонстрацию». Помню, даже,  блокнотик у меня   был такой жёлтень-кий…Только нормальному человеку все эти проявления «массового повиновения» – до фени, а на акции «орга-низованного восторга» - с большой башни…
Владимир:  Ты измельчала,  главбухша. А может и в комсомол не за тем шла?
Олеся: Не тебе судить, кацап!
Владимир: Мне, комсомолочка… бывшая:

Мы богаты потерями,
Но надеждами дышим мы.
Что ж вы впали в неверие,
Комсомолочки бывшие?

Олеся: Наши надежды не совпадают. И поэтому, доро-гой друг, я поздравляю граждан РФ с праздником быв-ших побед и с тем, что своими руками вы создали на свою погибель Украинскую Нацию.
Вы радуетесь, что в Дебальцевском котле много нашей техники затрофеили? А того не понимаете, что бои в АТО, по-настоящему, сплотили украинцев, кото-рые до этих событий были только  книжными патрио-тами советского покроя. Теперь мы повязаны кровью. Теперь у нас есть ударный кулак  обстрелянных и обу-ченных солдат враждебного вам государства. Вот вам от меня и  Насти Дмитрук:

Мы восстанем все миллионами –
В бесконечный один отряд!
Мы вперед пойдём батальонами.
Мы за всех отомстим ребят.

Маски сорваны, суки лживые!
«Грады». Мины. За боем – бой.
Только мы уже не игривые.
Теперь – хищники мы с тобой!

И заверяю тебя, НАТО может рассчитывать на нас при штурме Москвы.

Владимир: Ты что, кокаина нанюхалась?  Я понимаю, что у финдиректора от дефолта крыша набок поехала.  Но говорить так от имени народа…
Олеся: А кто тебе  дал право говорить от имени рус-ского народа?
Владимир: Кто? Помнишь пословицу: «Гласом ребёнка глаголет истина». Знаешь, что только у нас, в России, у Вечного Огня стоят девчонки и мальчишки? Самые ум-ные. Самые честные. Самые доверчивые.
   - Глупость! Мы эти газовые горелки давно развинти-ли. И памятники зачистили.
   - Это потому, что вы – Поколение дезертиров! И  ве-ликое прошлое глаза  вам колет.
   - Мы – поколенье прагматиков.
   - Вот проворуетесь окончательно,  вспомните о Ма-тушке-России.
Слушай, Леся, признаюсь тебе по секрету, написал  я нашим юнармейцам стихи. Переведёшь на украинский, проявишь солидарность? А я обещаю забыть всё, что ты по горячности наболтала про украинские батальоны под Москвой.
Названия  у чернового варианта пока нет, а текст  примерно такой:

Помоги мне, мальчишка из Гавра,
Замерев, отстоять в карауле.
Нас с тобою зовёт побрататься
Память Дюнкерка и Сталинграда.

Помоги мне, мальчишка из Глазго,
Верить в силу добра на планете.
Чтобы бомбы не метили крыши,
Вспомни Ковентри и Ленинград.

Помоги мне, мальчишка из Штатов,
Молча выстоять, не шелохнувшись.
Честь отдать миллионам погибших.
Мы же помним Пёрл-Харбор и Брест.

Олеся: Что мне, делать больше нечего?
Вовочка, милый, ну что мы  каждый день ругаемся?  К чёрту праздники, разделяющие нас!
Давай умчимся туда, где вечная весна. Туда, где нас ни-кто не знает. Обними меня. Сочини, какое-нибудь го-ловокружительное танго. Очаруй свою даму, мой ми-лый волшебник!

ТАНГО «ФАНТАЗИЯ»
Солнцевой

Мне пригласить бы вас под соснами в Паланге
Закатным вечером на медленное танго,
Чтобы песок и шум морской волны
Не нарушали царства тишины.

Чтоб музыка сосновыми ветвями
Тянулась еле слышно вслед за нами,
Чтобы потом от счастья при свече
Вы засыпали на моём плече.

Мне пригласить бы вас в мой холостяцкий домик,
Где из вещей – лишь этот новый томик
Моих стихов, написанных в надежде,
Что я увижу, как снимаете одежды
Очаровательны, покорны и тихи,
Чтоб я одел вас в новые стихи.

Мне пригласить бы вас на творческий свой вечер,
Когда дышать мне станет уже нечем,
Чтоб при  провале, как в кошмарном сне,
Одна вы встали и похлопали бы мне.

Мне пригласить бы вас в зал бракосочетанья
Закончить эту эру вычитания,
Чтобы единым росчерком пера
Открылась эра созиданья и добра.

Мне пригласить бы вас… Но что же я робею?
Что подойти, как равный, к вам не смею?
Что не спрошу спокойно: «Как дела?»
Присев в приёмной к вам за краешек стола.

О, если бы, встречаясь ежедневно,
Я мог промолвить: «Вы моя царевна,
Владычица моих прекрасных снов!»
Но где найти так много нужных слов?

Олеся: Ещё хочу! Мне в жизни всегда не хватало кур-туазного отношения.
Вовка! У меня есть идея. У нас тут левый чартер наме-чается. Махнём на Кипр? На уик-энд?  На пляже пова-ляемся. Молочка попьём ослиного. Я тебя даже в мона-стырь свожу. Женский.
   - Так это же…
   - Да ничего не надо! Доберёшься до Ростова на своей тачке, а там наши ребята тебя подхватят.
   - Чем же я заплачу за такой подарок?
   - Стихами!

Прекрасный город Саламин,  которому  три ты-щи лет, где царствовал друг Александра, построивший «Владыке полумира» флот, обнял нас ступенями амфи-театра, что помнили Вергилия, гладиаторов и состяза-ющихся поэтов. Ты поставила меня  на сцену у алтаря Диониса и приказала: - Пой!-  Я буду судить тебя, срав-нивая с  Овидием, Анакреонтом и Сафо. И поднялась в небо, на восемнадцатую, самую последнюю, самую вы-сокую ступень  античного Театра.
- Ну что же ты молчишь, Поэт? Твой лучший час на 
И я, букашка современности, нищий поэт и счастливчик, спотыкаясь на строчках черновика, рискую докричаться до небес:

Мы любили с тобой на Кипре
Всё живое на белом свете.
Но о чём-то вздыхало море
С затонувшими кораблями.

Мы бродили с тобой по пляжу.
Ты среди голышей искала
Камень, смахивающий на сердце,
Чтоб везти контрабандой в Киев.

И когда нам везло с находкой,
Мы опять целовались дважды.
Галька, выброшенная морем,
Обжигала твои ладони.

А потом молоко ослицы,
Крепче чар афродизиака,
Нас дурманило и пьянило,
Как Адониса с Афродитой.

Будь вовеки неповторима!
Будь единственна и прекрасна,
Как мозаика из Равенны,
Как из Пафоса Панагия!

А потом на карете белой
Мы катили по побережью
И про нас сочиняли мифы
Аплодирующие пальмы.

А потом, как молочник - в белом,
В деревушке какой-то горной
Украшал я свою богиню
Левкаритики кружевами.

Здесь живут со времён Александра
Православные и мусульмане.
Здесь живут, не воюя, турки.
Здесь живут, не стреляя, греки.

Но закончится время мира
И возьмёт нас в штыки реальность
С трапа белого парохода,
С трапа белого самолёта.

Я не слышал грохота аплодисментов. В меня не летели цветы и деньги. Но мне не забыть  слов, сказан-ных Олесей  в минуту моей Славы:

   -  Где же ты, черт побери, ТАК научился писать? Хотя это  глупый вопрос. Ты не научился, ты этим дышишь и бредишь. И я, верю твоим признаниям, как семнадцати-летняя дура.
Вовка, милый, прости меня за то, что я не всем стихам твоим уделяю  внимания. Я прекрасно пони-маю, что после каждого  признания ты ждешь от меня каких-то слов, потому что в последнее время, именно Я, стала главным твоим слушателем и оппонентом. Я не так глупа и все  понимаю. Твои стихи, как наркотик. Я привыкла к ним. К твоим ежедневным жертвоприно-шениям на мой алтарь.
Какая потрясающая способность выражения чувств! Спасибо, любимый…

   - Леська, друг мой, теперь я понимаю, почему одни жёны доводят мужей до генералов, а другие до помой-ки.
   - Правильно понимаешь, но я хочу ещё! Мне нужно знать, какой ты видишь меня в своих снах. Красивой? Единственной? Царственной? Какой?

Изнеженная в тёплом молоке,
Обсыпанная золотою пылью,
С рубиновой змеёю на руке,
Любимая! – Царица мира! – Ты ли?

Босой ногой ступая на ковры,
Прикрытая полупрозрачной тканью,
Кому несёшь волшебные дары,
Ты,  ставшая и госпожой, и данью?

Пленяющая красотой своей,-
Ну что тебе до всех европ и азий? –
Наложнца египетских царей,
Царица эротических фантазий!

Тебя навряд ли был достоин Рим.
О эта соразмерность слов и линий!
На зависть евнухам  и ненависть другим
Одновременно ты рабыня и богиня.

Одетая в курильниц сладкий дым,
Владычица, царица, привереда…
Невероятным именем твоим
Моя обозначается победа.

Олеся: Боже, какой сладкий сон! Не хочу просыпаться. Расскажи где, в какой сказочной стране могут сниться такие невероятно чудесные сны?

   - В какой стране? В той, которую я хотел бы защитить от карателей, засевших в танках, которые заводятся твоими свинцово-кислотными аккумуляторами.

   - Да кто ты такой, чтобы так говорить со мной?
   - Я нищеброд.  Я убитый тобой ополченец Донецкой Народной республики:


ПРОСТО БИЗНЕС

Ты отдыхала в Индии и Бирме.
Я, строясь, отвечаю невпопад.
Ты финдиректор украинской фирмы,
Я - ополченец, ватник, колорад.

Я буду драться за свободу наций,
За то, к чему с пелёночек привык.
Чтоб за медали деда не бояться,
За русский и украинский язык.

Скрипит моя двухъярусная койка.
Глаза мои наполнены тоской.
А твоя фирма поставляет бойко
Аккумуляторы для части войсковой.

Ещё в Донецке догорает школа,
Еще шепчу я сам себе: - Не трусь.
Ещё звучит команда Моторолы,
Вставать на битву за Святую Русь.

И вот лежу в степи с застывшим взглядом,
Твой снимок на груди ещё храня.
На БТРе  - твой аккумулятор.
А с БТРа целились - в меня.

Ещё ты цены поднимаешь резко,
Ещё растёт товарооборот.
Ещё тебе не принесли известия,
Которое тебя
Убьёт.


Олеся: Яковлев, ты  способен всё испоганить. Всё ис-портить. Всё изгваздать! В тебе нет ничего светлого. Тебе не доступны прелести  гедонизма. Я не понимаю, зачем  и для кого ты живёшь? Для кого пишешь?
Владимир: Ты почему такая дерзкая?
- Доконали. А тут ещё ты.
- У тебя неприятности на работе?
Олеся:  Ещё какие! Я подозреваю, что шеф начинает сознательно банкротить мою фирму.
- А средства перекачивает  в дочернюю?
- Да!
Владимир: А ты куда глядела, сирена заморская?
- А я верила ему.
- Может всё ещё обойдётся.
- Все мужики сволочи. И ты тоже.
Владимир: Зато я честен и хочу на тебе жениться.
Олеся: Правда? Ну вот и напиши об этом.
Владимир: С радостью! -



РУССКАЯ  СВАДЬБА

Сделав «Запорожцу» знатный тюнинг,
Захватив и сала, и сольцы,
Еду я в люстриновом костюме –
Расступись купцы и продавцы!

Я иду сюда не за невестой.
Я иду, ребята, за женой!
Все ступеньки у её подъезда –
Все! – перецелую до одной.

Оборвав родителей тирады,
За трахею взяв свою мечту,
Начихав на все косые взгляды,
Сам надену на Тебя фату.

Всю тебя, как крепость, атакуя,
Прошептав:  «Желаю и люблю!» -
Первым принародным поцелуем
Свадьбу на лету остановлю.

Не смотри, любимая, сурово:
В вышиванке тамада сидит.
Слышишь, как украинская мова
В каждом тосте весело звучит?

Посмотри вокруг на всё на это:
Каждый волен жить, как он привык.
Никогда не будет под запретом
Украинский ласковый язык.

Пейте самогонку, режьте сало.
Попадите пропадом года!
Всюду ты, невестушка, бывала,
А на русской свадьбе никогда.

Тосты, песни, пляски, комплименты.
Буду видеть, подтянув штаны,
Как в последний раз все конкуренты
Пьют из туфельки моей жены.

Будем помнить русские забавы:
Как летели гривны и рубли,
Как до порошенковской канавы
Тестя с тёщей в тачке повезли.

Породнимся, словно две державы,
Песни украинские споём.
В Ставрополе скажем: - Боже правый…
В Киеве дубовый кол забьём.

И в угоду свадебному люду,
Нам подарят люльку и кровать.
Будешь, дорогая, бить посуду,
Буду дорогую целовать.

Я тебя целую, как девчонку.
Льётся золотистый мёд из фляг.
Разливай, ребята, самогонку,
Нам не страшен полосатый флаг!

У невесты вот такие груди!
Ох, не доводите до греха…
Ну, а если и чего не будет,
Пацаны зарежут петуха!


Олеся: Знаешь, что тебе после всего этого полагается?
   - Что?
   - Нобелевская премия!
 Владимир: От такого барахла я принципиально отка-зываюсь, мне её  уже сто раз  предлагали.
  - Ты что, умнее Иосифа Бродского?
Владимир: Как сказать -

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ

Не лезли бы к нам с лекциями.
Что мы их всех – просили?
И почему Королевский совет Академии Швеции
Должен определять лучшего поэта России?

Им же чуждо всё наше.
Они же не чувствуют запаха
Наших свежевспаханных пашен!

Они же не знают наших обычаев,
Верований наших древних!
И как на лабазах станичных
Пахнет сеном, навозом и тернием.

Ошибочно наградили Бродского.
А всё остальные забыты
Душой покаянного Нобиля
На деньги из динамита.

Олеся: До чего же ты нахален, провинциальный стихо-плёт!
   - Дело не в нахальстве.
   - А в чём?
   - В объективности, которую априори не могут иметь иностранцы. Особенно в русской поэзии, где им боль-шой медведь на ухо наступил. Поэтому они не заметили ни Твардовского, ни Рубцова, ни Вознесенского, ни Симонова,  ни Кузнецова, ни Ручьёва, ни Слуцкого, ни Шукшина, а философствующего очеркиста Солжени-цына с жалким пигмеем Бродским вытащили и превоз-несли. 
Олеся: Ты забыл ещё Волошина.
   - Да, «серебряный голос Крыма» – это  же истинно русская речь.
Олеся: Нашего Крыма!
   - Когда он был ваш? При авантюристе Хрущёве?
   - Вовка, выбирай: я или Крым?
   - Леська, выбирай: мова, как диалект русского языка, или сам могучий и прекрасный. Гетман Хмельницкий, поднявший разорённый народ из-под голозадого поль-ского короля, или предатель Мазепа. А куда деть Уша-кова, Нахимова, Корнилова, Истомина? Куда деть  сла-ву русского Крыма и тысячи погибших за него?  Куда деть два с половиной миллиона проголосовавших за воссоединение с Россией и   живущих теперь под  нашим трёхцветным  флагом?

КРЫМ

Кто тут русский по крови
Быть фашистом старался,
Чтобы друг мой на мове
К сыновьям обращался?

Кто чужой тут куражил? -
Надо ж быть идиотом! –
С перепроданным пляжем,
С перепиленным флотом?

Крым -
Вполне мог стать Адом.
А, ведь, должен быть -  Раем.
Нам чужого не надо,
Мы - своё забираем.

Крым
Подобие Мекки.
Наша боль и отвага.
Здесь не видеть вовеки
Полосатого флага!

Пролетевшие мимо,
Не смотрите с укором:
Нас учили – Нахимов,
Ушаков и Суворов.

Крым
Не ходит под галлом,
Не лежит под вандалом.
Крым не бьёт пьедесталы,
Не люстрирует Славу.

Крым
Не поле для брани.
Мы в Крыму  созидаем.
Успокойтесь, крымчане:
«Мы своих не бросаем!»

Враг ли правду расскажет
Про годины святые?
Крым – история наша!-
Мощный крейсер России.

Олеся: Посмотрим, чем всё закончится. Они ещё вер-нутся в нашу Великую Украину!
Владимир: Олеся, я уже год пытаюсь выяснить, в чём ваше загадочное величие. В космос вы не летаете, шмотки не экспортируете, даже  велосипеды перестали делать. От стран бывшего СССР отстали на десятиле-тия. Ей богу, похожи на толстого спортсмена, который бежит замыкающим и орёт в мегафон: «Слава мне!», «Украине слава!», «Героям слава!».
   - Зато мы, наконец-то, свободны!
   - А насчёт свободы, так не было её у вас и не будет.

Есть, недостроенный капитализм.
С корзиной, где нечего грызть.
Есть депутатский дилетантизм,
Помноженный на корысть.

Мир корёжит системный кризис, из которого не вы-браться поодиночке. Но, разделившись, прочертив гра-ницы и отвернувшись друг от друга, украинцы и рус-ские так и остались братьями.
При этом, большой брат, ответственный за всё, успел опомниться и затормозить перед пропастью:

Слух прошёл по всей стране –
Олигарх сидит в тюрьме,
Он бабла уже не косит,
Чай пустой ему приносят. –

А, вот, младший брат, как всегда, надеясь на старшего, который рядом, прозевал угрозу власти каннибалов.
Да, был Майдан, но не было партии, способной по-вести восставших украинцев.
«Только организованные массовые действия способ-ны сломить старое правительство, которое «даже в эпоху кризисов не «упадёт», если его не «уронят»,-говорил Ленин, хорошо помня слова Маркса и Энгель-са: «Против объединённой власти имущих классов ра-бочий класс может действовать только организовав-шись в  боевую политическую партию».
«Партия регионов», не имевшая ни правды,  ни ре-шительности, ни объединяющей идеи, осталась в сто-роне от гнева народных масс.
Вот почему у Украины, не имеющей авангардной партии, которая утвердила бы единственно демокра-тичный тип государственности по восходящей верти-кали «народ-советы- партия», нет и не может быть ни-какого будущего.

Нас разрывает Большая Беда,
Родная моя половина,
Как Днепр, разрезающий навсегда
Великую Украину.

 Олеся: Негодяй, ты хоронишь мою Украину! Ты от-вратителен в своём самодовольстве и менторстве.
Оглянись на Россию, не вылезающую из долго-вой ямы с её обескровленной экономикой и страстью к чужим офшорам, с безработицей, придуманной для усмирения народа!
Владимир: Согласен.«То, что не сделал Гитлер - сдела-ли предатели, развалившие СССР!» - говорят в народе, вспоминая, как прорабы перестройки «били по сваям», умело проводя  «прихватизацию», уничтожая инду-стриальную мощь державы, умерщвляя академической науки, внедряя оболванивающую ЕГЭшку, унижая че-ловека труда и его пролетарско-крестьянскую культуру.
Олеся: Кто же в этом повинен, коли вы были сверх-державой?
 Владимир: Помнишь, Леска, фильм «Чапаев»?И штаб комдива, располагавшийся слишком далеко от диви-зии? Вот так же и Кремль оказался слишком далёк от народа.

Время течёт, как большая река.
А демократия – дело вкуса.
Двадцать апостолов из ЦК
Предали Ленина, как Иисуса.

Запевом стало идейное предательство и безнаказан-ность М.С. Горбачёва.
Следом - антисоветизм, разъедавший институты вла-сти, русофобствующий национализм, подогреваемый с запада. Плюс постоянные войны: две горячие, одна хо-лодная (не считая Вьетнама, Анголы, Афганистана, Чечни.) Ну не железные же мы, в самом деле!

Шла война двух сверхсистем. А на войне бывают не только победы, но и поражения. СССР не победили си-лой оружия, не задушили санкциями. Его уничтожила «пятая колонна» предателей-антисоветчиков. Обуглен-ный Дом Советов в Москве стал предвестником одес-ской Хатыни и карательных акций в Донбассе. Антисо-ветизм – знамя предателей и пораженцев.
Олеся: Если ты говоришь о предательстве в партии, не говори голословно. Где факты?
Владимир: Факты? Да сколько угодно: 90 процентов, выступавших на XXVIII съезде яростно критиковали «линию Горбачёва». Ответом Кремля стала массовая «охота на партийные кадры». Зазвучал троцкистский лозунг «огонь по штабам». Вопреки Уставу КПСС, бо-лее 100 членов партии были выведены из состава Цен-трального Комитета!
   - Ещё факты.
   - Под любыми предлогами, правдами и неправдами – сменили 97 процентов секретарей и заведующих отде-лами ЦК компартий союзных республик.
Олеся: Переворот?
Владимир: Ещё какой! А чтобы «навести тень на пле-тень» и утаить всё это от народа, срочно сменили всех главных редакторов газет, журналов, радио, телевиде-ния. Даже Пашку Корчагина из школьных программ убрали! В итоге перед глазами россиян предстал иска-жённый образ советского человека и его партии.
Олеся: Каким тебе представляется образ современного коммуниста?
Владимир: Это Сергей Лазо 1920 года, стоящий перед паровозной топкой ликующего интервента.
Олеся: Что останется после нас?
Владимир: Ничего, хотя бы отдалённо напоминающее песни Михаила Светлова и Александры Пахмутовой, поэмы Твардовского и музыку Свиридова, скульптуры Шадра, Мухиной, Вучетича,  прозу Горького, Шолохо-ва, Бондарева, Распутина и Шукшина. Ведь только ве-ликое время борьбы за Справедливость рождает вели-кое искусство!
 Олеся: И к чему же вы пришли? Какие силы правят умами  современной России?
Владимир: Столкнулись лбами четыре слона. «Единая Россия» - партия олигархов и остального народа. Про-западный конгломерат партийных мосек типа: «Соли-дарность», «Парнас», «Партия прогресса». Третьей си-лой, из кожи вон, лезущей во власть, стали мелкобур-жуазные партии «Справедливая Россия» и ЛДПР с площадным крикуном  и хамом Жириновским. И, наконец, КПРФ – партия пораженного пролетариата.
Олеся: Почему  пораженного?
Владимир: Когда-то В.И.Ленин настаивал: «Каждый завод должен стать нашей крепостью». А сколько заво-дов осталось у разорённой России?

И вот от тебя ничего не тая,
Ничему тебя не учу.
Наш путь освещает лишь строчка моя
Силой в одну свечу.

Вот такой у нас честный разговор про наши родины вытанцовывается!
Олеся: Свечу, лечу, шучу. Было бы у нас газа да нефти сколько у вас…
Владимир: И вы перестали бы красть и лупить друг друга в Раде и подворотнях?
  - Своих бьём, чтоб чужие боялись.
  - Леся, но это же идиотизм: громить свою квартиру и гадить там, где живёшь.
   - Поговорим о чистоплотности россиян?
   - И сравнивать нечего! Народ России взрослей и рас-судительней. Мы уважаем граждан, даже если они имеют собственное мнение. Даём слово инакомысля-щим в прессе и на телевидении. А если и делаем про-махи, то стараемся их заглаживать. Посмотри, как мы отстроили Грозный.
   - Прикольно.
   - Прикольно будет смотреть на вас после дефолта…

Наши интернет-беседы всё чаще обрываются на полуслове. Вот и сейчас ты отключилась без предупре-ждения. Обиделась. Что мне остается делать? –  конечно же, проводить сеанс очередной поэтической анестезии:

Позабыв про всё, про злое,
Скажешь мне: «Привет!»,
Если встретишься со мною
Через двадцать лет.

- Как живётся,- спросишь, - Вова?
На плаву ль, на дне?
- Штора неба голубого на моём окне.

- Может, всё же ждёшь кого-то,
Ты скажи, не трусь.
- Есть твоё цветное фото.
На него молюсь.

 Я прихожу с работы раньше тебя. Врубаю ком-пьютер. Жду, пока и ты доберёшься до своей киевской квартиры, теперь уже не на директорской машине, а на простой маршрутке. Когда выйдешь по скайпу на связь.
А пока листаю электронные новости, перескаки-вая с сайта на сайт. Сейчас на мониторе on-line-приложение украинской газеты «Третий сектор». Ста-тья «О «подвигах» знаменитого батальона «Торн.адо» Читаю:
   - В станице Луганской провели, так называемую, за-чистку сепаратистов, которая превратилась в мародёр-ство и погромы. Публикуем официальные заявления граждан:
   - силовики, выбив двери, ворвались в дом и, угрожая расстрелом, забрали наручные часы и мобильный теле-фон;
   - вооруженные люди, выбив двери, ворвались в офис Управления оросительных систем, избили сторожа и
Украли все компьютеры;
   - военные ВСУ задержали завхоза райбольницы, направлявшегося слить воду из системы отопления. В связи с отключением электроэнергии (боевыми дей-ствиями были повреждены линии электропередачи), нужно было произвести аварийные работы. Завхоза сильно избили. В результате вода так и не была слита и замерзла. Полопались все трубы и 360 радиаторов. Вос-становить отопление центральной районной больницы невозможно».
Сижу и думаю: неужели подобная мерзость мог-ла произойти и у нас в России?  Вот уж, действительно, по краю пропасти прошли! Мимо Ходорковского. Вдоль Болотной. Под песенки ренегата Макаревича, прогнувшегося под чужой властью корысти ради.
 Преступление ещё длится, а я уже мечтаю о Су-де, похожем на неминуемый Нюренбергский процесс. Но, думая о политике, я думаю о тебе, любимая:

  НЮРЕНБЕРГ-ОДЕССА

Совсем без крови на рапире
Явлюсь к вам в роли жениха,
Когда Азаров нас помирит,
Вернув расценки ЖКХ.

Шерстя парламентские попы
Без обещаний и хоризм,
Мы вместе с БРИКСом из Европы
По капле выдавим фашизм.

Простим, как нищенке-невесте
И «москалей» и «левый газ».
Что скажет в Нюренберг-Одессе
Яйцеголовый пучеглаз?

Мадам, спасёте ли свой бизнес?
Ведь снова будет далеко,
Сбежавший из своей отчизны,
Грузинский шулер Мишико.

Придётся каждой балаклаве
Припомнить то, о чём он пел.
Мы СБУ-шников заставим
Жрать папки уголовных дел.

Толочь ли телеводу в ступе,
Искать ли у друзей вины,
Когда последний день наступит
Братоубийственной войны?

Наконец, оживает экран монитора.  Лапушка пришла.

Олеся: Вовка,  милый, у нас-  кошмар, что творится… Чем-то жутким воняет…Дым над Киевом!
Владимир: По радио сообщили: горят леса  зараженной  зоны Чернобыльской атомной электростанции. Не вы-ходи на улицу. Закрой  форточки. Пересиди этот ужас дома и думай о чём-нибудь  хорошем. Например, обо мне.
   - Издеваешься?
   - Подбадриваю.

Олеся: Я в маршрутке тебе стихи накропала:

Прости за то, что я не встретилась с тобой
Тогда - девчоночкой простоволосой,-
Что шла всегда дорогою другой,
Не задавая каверзных вопросов.

Что без тебя я сына родила.
Что мальчик вырос женственным и тихим.
Что нахватаемся мы в этой жизни лиха.
Такие,  вот, печальные  дела.
               

Владимир: Спасибо. Хороший стишок. А что там у вас с задымлением?
Олеся: Третий день тушат. Безрезультатно. Всю техни-ку угнали на Донецкий фронт, а Чернобыльские леса тушить нечем. Сволочи! Все сволочи… Боже мой, как я устала… 

ПОЖАР

Как там живётся Вам, родная?
Ползёт радиоактивный дым?
И быстро ли к Войне толкает
Маразматический режим?

Не получилось Вам на шару
Вкусить Европы чудеса?
Как Правды бич, как Божья кара,
Горят над Припятью леса.

Нет, не чернобыльским коварством
Морали вымощено дно –
Это воняет государство,
Гниющее давно.

Вы нас прилюдно поносили.
И, наконец, скажу вам я –
Вы воздух портите в России,
Прощайте, бывшие друзья!


Олеся: Бросаешь меня в трудную минуту?
Владимир: Переезжай в Ставрополь.
Олеся: А куда я дену университет, сына, родственни-ков? Брошу всё и  поеду к тебе…нищему?
Владимир:

Наш разговор – это просто срам!
Что нам с тобой беречь?
Коль до критической массы нам
Хватит любой из встреч.

Есть у тебя и отец, и брат.
А у меня тьма подруг.
Мы с тобой - Ядерный Боезаряд –
Всё разнесём вокруг!

Муку и ненависть храня,
В голосе слышу дрожь.
Что же ты врёшь, что любишь меня?
Ты  от себя не уйдёшь.

Олеся: Успокойся, злыдень. У нас уже всё потушили. Или само прогорело?  Кто его знает. Но издёргалась я капитально. Теперь, слава богу, отлегло. В министер-стве хохму слышала: знаешь, как теперь расшифровыва-ется СБУ? - Служба бандитов Украины! Что не смеёшь-ся?
- Не смешно. Страшно.
   - Ну и фиг с тобой. Мне теперь отдохнуть нужно. Махну-ка я по  привычке на Кипр. И адьюшеньки…


ОТДЫХ ОЛИГАРХА 

Позвони мне с Кипра. И, любя,
Посредине ласкового лета
Роскошь, окружившую тебя,
Зафиксируй камерой планшета.

Расскажи мне про монастыри,
Как ты рестораны выбирала.
Это и не много, и не мало.
Ну а лучше просто посмотри.

Просто перед камерой пройдись
Ты своей балетною походкой,
От которой захлебнуться  водкой,
Или, умерев, подняться ввысь.

И на тёплом пляже позабудь,
Что в окопе парень умирает,
Что в Донецке школа догорает,
Будь гламурной и галантной будь!

И повесь коралл себе на грудь.

Олеся: Вовка, мне кажется, что скоро ты меня бросишь. Не уходи…

Не уходи!
Не исчезай из сайта!
Ведь на краю космической дыры
Двум сумасшедшим, нам не до игры:
Мы оба в положении офсайда.

Не уходи.
Мой свет, не уходи,-
Мы, словно альпинисты в парной связке.
Мой Нищий Друг, мой Белый Принц из сказки.
Я умоляю:
О,  не уходи…

Владимир: Тебя невозможно бросить. Тебя можно только потерять.
Значит, снова летишь на Кипр. А сына куда?
Олеся: Снова в Карпаты.
Владимир:  Куда именно?
Олеся: В спортивный лагерь «Лысоня».

Навожу справки. Спортивно-оздоровительный лагерь «Лысоня имени Ивана Гавиду», что  в Долине Змей Бережанского района Тернопольской области, бо-лее 20 лет готовит юных неонацистов. Это любимое детище лидера «Правого сектора» Яроша, создающего молодёжное крыло нацгвардии. В так называемый, «Ярош-югенд» входят курсанты ещё 22  «спортивных» лагерей, где преподаются основы диверсионной борь-бы, рукопашный бой, минно-взрывное дело. Киевский Майдан готовили здесь, в Карпатах.
«Ярош-югенд» - точная калька с «Гитлер-югенда». Ещё в 1933 году Адольф Гитлер изложил свою программу тотальной фашизации немецкой молодёжи. Такие же бесплатные лагеря, такая же ставка на моло-дёжь, такая же философия раздавливающего личность тоталитаризма. «Твой ребёнок принадлежит мне, - пи-сал фюрер.- потому, что народ живет вечно. Ты – ничто. Твой народ – всё». Миллионами молодых жизней за-платила Германия за эту программу. Сколько заплатит Украина?
Олеся: Не сгущай краски. Я радуюсь, каким мой маль-чик стал дисциплинированным, серьёзным.
Владимир: Куда же я уйду от нашей с тобой реально-сти, от нашей«международной войны»?
Олеся: Значит - тупик?
Владимир: Тупик.

УКРАИНСКИЙ ТУПИК

Вот и приплыли, я ж говорил…
Счастье моё, ты рада? -
Слева «Азов», справа ИГИЛ,
Сверху тупая Рада.

Что я скажу потерявшим лицо?
Умер во мне Вольф Мессинг!
Продали славу павших отцов.
Совесть сожгли в Одессе.

Где заграничная ваша халва?
Дай-ка мне сигарету.
Некомпетентность подлей воровства –
Ты понимаешь это?

Словно на кладбище грустно стою.
Кто ни  посмотрит – скажет:
На Украину твою и мою
Пепел позора ляжет.

Слышат голодные танковый гул.
Вам бы всё строить доты…
Руку бы помощи я протянул,
Только мешает  что-то.


Пока Леська отдыхала  на берегу Средиземного моря, «Зиг-председатель» решил провернуть кое-какие махинации.
В её отсутствие произошло создание, фиктивно-го подразделения  иностранной фирмы. Хорошо из-вестные  люди, которых она считала друзьями,  высту-пили от имени дочернего предприятия известной зару-бежной фирмы. Они даже зарегистрировали его под именем всемирно известной  "Дос Интернешнл". Название своего детища  регистрировали в виде аббре-виатуры, которое привычно расшифровывается во внутрифирменных и фальсифицированных документах.
Для поднятия  престижа левой фирмы-однодневки жулики устроили шумную презентацию, где давали на просмотр потенциальным клиентам под-дельны  документы, отпечатанные в цехах бывшего Укргосзнака.
. В результате такой обработки с фуршетом и ком-плиментами, клиентов уже не беспокоило, когда в пла-тежных поручениях на перечисление денег мошенники просили их вместо полного названия фирмы  указывать сокращённо: "Д.И., региональное отделение".
На следующий день после официальной реги-страции мошенники стали фабриковать дополнитель-ные документы, свидетельствующие об их родственных отношениях со знаменитой фирмой и что последняя, якобы, выступает гарантом всех их операций.
Пока Олеся Зиновьевна нежилась под ласковым солнцем, от имени представительств зарубежной фир-мы стали заключаться достаточно качественные под-делки.   Документы составлялись с условием, что дого-вор должна  исполнять известная компания, а деньги будут направляться на счет мошеннической фирмочки, находящейся под прикрытием созданного Олесей пред-приятия.
Готовясь к встрече с финдиректором,  «друзья» успели обзавестись двойным гражданством.
А ты в это время лежала на берегу моря и наби-рала на клавиатуре планшета с мобильным модемом по-священные мне стихи:

Я чувствую тебя за километры,
Я знаю, что ты думаешь сейчас.
Предполагая все твои ответы,
Я вижу каждое движенье твоих глаз.

Да, я – такая. И страна – такая!
О, ненаглядный Враг мой, дорогой,
На Украине, что зовёшь ты – Краем,
Ты рядом, даже если не со мной.

 Я тоже думаю о Лесе. В России, в Ставрополе, на улице Ленина, в моём кабинете рядом с монитором  работает телевизор.  На его экране мелькают беспокоя-щие меня новостные субтитры:
   - Секретарь СНБО Украины А.Турчинов предложил ввести визовый режим для россиян.
   - Президент В.Путин подписал указ о приостановле-нии действия Договора о зоне свободной торговли между Российской Федерацией и Украиной.
   - Киев и Москва взаимно запретили авиакомпаниям выполнять рейсы в свои аэропорты.
   - Российские власти намерены депортировать укра-инцев, незаконно находящихся на территории России.
Машина холодной войны пошла вразнос.
Тем временем, на мониторе компьютера строчка за строчкой появляется концовка посвящённого мне стихотворения:

Так будь же проклят ты в своей России
Без визы к нам. Вез взора моего.
Взор моих глаз,  когда-то тёмно-синих,
Теперь - чернее сердца твоего.

Владимир: Снова салом по сусалам?
Олеся: Так тебе и надо, кацап!
Владимир: Слушай, Олеся, а что ты меня всё кацапом, да кацапом  величаешь, кто такие кацапы?
Олеся: Это русские люди второго сорта. Если успешный русский – брат украинцу, то кацап – явление недочеловека. Существа глупого, вороватого, ленивого. Привычка жить в нищете и пьянстве у него в крови. Убогие кацапы повторяют мантру о  Великой России, которой давно уже нет.
Владимир: Удивительная слепота!
Олеся: Не перебивай. Кацапы  чванливы и высокомер-ны. Американцев называют «америкосами». Презирают их  государственное устройство, но сидят за компьюте-рами с американской оперативной начинкой. Намере-ваются конкурировать с разработчиками IBM  и Apple, но потеряли даже то, что имели. Над ними потешается весь мир.
Чего только стоит кацапская программа нано-технологий, разворованная  чубайсами! А казнокрад-ство на космодроме «Восточный»! На всю планету по-зор.
Кацапская Россия держится на дырке от газа. А о моральных качествах рулевых «Газпрома», обворовав-ших  народ, и говорить не приходится. Куда нашим бедным олигархам до их аппетитов!
Владимир: Ну что ж - враги, так враги:

ВЗГЛЯД ВРАГА

Не точку ты поставила, а ДОТ,
В котором затаился пулемёт.

Теперь мы в состоянии войны
По воле вашей  киевской шпаны.

А что до памяти, так мне не привыкать –
От сердца по кусочку отрывать!

Но жить зачем, когда не стану петь,
По вечерам в компьютер не глядеть?

И с именем твоим десяток лет
Мобильник доставать, как пистолет.

Олеся: Да, ты сын своей страны. Даже телефон ты пре-вратил в пистолет. Не зря же говорят: что бы русский не делал, всё равно получается автомат Калашникова. Откусили Крым зелёные человечки, теперь воюете в Донетчине. Под Аэропортом  погиб мой брат. Смогу ли я когда-нибудь простить это  твоей стране?
Владимир: Лесенька, Россия не воюет с Украиной.
Олеся: Врёшь!
Владимир: Ну хорошо, давай, в меру своей компетен-ции, я попробую нарисовать картину того, как могут развиваться события, если Россия действительно начнёт военные действия против твоей Украины.
Олеся: Только не думай, что перед тобой наивная де-вочка. Я имею непосредственное отношение к снабже-нию армии и знаю что почём!
Владимир: Тогда я не стану говорить о максимальных мерах, перечислю только достаточный минимум средств. Точнее признаков, по которым ты определишь начало наших действий.
Олеся: Ну-ну. Это интересно.
Владимир:
Сначала украинцы с удивлением заметят внезап-ную  разрядку всех аккумуляторов. Остановятся танки, заглохнут автомобили, замолчат сотовые телефоны. Это начнёт работать русская система «Хинган».
Затем последует отказ всех систем, использую-щих жидко-кристаллические мониторы. Украинцы об-наружат, что все целеуказующие приборы ПВД – сдох-ли. Значит, заработала русская система «Альтаир» - убийца радаров.
Потом ваши западные инструкторы заметят, что абсолютно все виды управляемого оружия от ПЗРК до ПТУРСов стали простыми железками. А при попытках всё же использовать их, снаряды начнут самоликвиди-роваться тут же, прямо в руках украинцев. Это зарабо-тает наша система «Ртуть».Теперь такие «игрушки» есть  в каждом российском батальоне.
Следом начнут падать хвалёные американские дроны-беспилотники БПЛА. Сбой работы их двигате-лей и путаницу навигационных приборов обеспечит русская система «Красуха-4». Доложу тебе, что о по-добной  системе ещё только мечтают немцы, французы и американцы!
Тут же заработает система «Автобаза», способная перехватывать команды винтокрылым жовтоблакит-ным разведчикам.
Скажу по секрету, недавно наши КБ проверили эту систему в боевой обстановке и в небе Ирана был пленён секретнейший американский ударный беспи-лотник САСШ «Кандагарский зверь».
Пятый признак русского вторжения на Украину смогут понять не все и не сразу, поскольку станции ар-тиллерийской разведки и наведения теперь действуют через ближний космос, обеспечивая феноменальную точность каждого выстрела с недосягаемого для укра-инской артиллерии расстояния. У Украины нет средств Космической корректировки, а с американских спутни-ков управление огнем украртиллерии просто  невоз-можно.
И всё это лишь минимум наших средств  для нокдауна небоеспособных Вооруженных Сил Украины.
Далее начнётся настоящий ад: Сотни боевых вертолё-тов, оседлав все дороги, начнут охоту за поездами и бронеколоннами. Взлетят в воздух мосты, загорятся ка-зармы. Повсеместно погаснет свет, потому, что будут разбиты  электроподстанции. Диверсионные группы ликвидируют руководство горрайадминистраций и ко-мандные пункты ВСУ.
И только после этого с небес спустятся тысячи ангелов Судного Дня: штурмовые батальоны ВДВ и спецназ ГРУ.

Олеся: Стоп! Объявляю всеобщее разоружение! (Шу-чу!)
 В соответствии с Минскими договорённостями, между  тобой и мной проводится демилитаризованная зона, которую я собственноручно заполняю мирной эстрадной музыкой. Точнее – авторскими видеоклипа-ми, в которых ты увидишь не только изумительные пальмы и яхты, но и меня в роли кинозвезды. Почти обнажённой! Жду письменного отчёта о полученных впечатлениях.


МУЗКЛИПЫ

Узнав, что мой почтовый ящик пуст
И, как уверенный в своём успехе снайпер,
Вы, милая, из самых добрых чувств
Музклипы перегнали мне по скайпу.

Вам всё равно: гулять или любить.
Тут, главное, быть чуточку наивней.
Они же помогали вам забыть
О падающей  в это время гривне.

Я вновь пришёл с горчицею на пир.
Простите мне сплошные негативы.
Спасибо за желание в мой мир
Внести приятные и лёгкие мотивы.

Прекрасны клипы в нежности своей!
Когда они снимались в океане,
В Одесском Профсоюзе жгли людей
И Беркуты горели на Майдане.

Олеся: Враг мой любимый, ты что, совсем не можешь без своей политической ложки дёгтя?
Владимир: Главное, понять, кто ты в жизни: чело-век или зверь, рабовладелец или раб, трус или воин света:


Выжигай души огрехи,
Если жила не слаба.
Из себя когда-то Чехов
«Выжимал всю жизнь раба!»

Позже – эту же картину
Будет видеть стар и мал:
«Правый сектор» Украины
Целый Киев запугал!

Если прятаться за дельце,
Если трусит весь народ,
От ракет рабовладельца
Даже шахта не спасёт!

Кто ж им в души так нахаркал?
Кто платил за сабантуй?
Хочешь в рабство к олигархам,
Вот  за них - и голосуй!

Может быть, не всё пропало,-
Мать российских городов?-
Или нас размежевало
На хозяев  - и рабов?

Ты понимаешь, о чём я говорю?
И снимки твои, и музыка наполнены ощущением купленного счастья. Пирамиды, сфинксы, нотр-дамы, гауди, корбюзье, билдинги, автобаны, шоу, тусовки…

Вам скоро вся планета покорится,
Гордитесь вы турфирмою своей.
Вас манят фантики весёлой заграницы.
А я всё вглубь, всё к пахоте своей.

Пустым сердцам всегда чего-то мало.
Собой не представляя ничего,
Вот вы уже на фоне Тадж-Махала,
Вот вы на фоне Сфинкса самого.

Мой мир святой, кондовый, русский, древний.
И мне брести в тумане по полям.
И я махну с околицы деревни:
Большого плавания вашим кораблям.

Владимир: Кстати, о кораблях. Вчера ваш шулер Ми-хаил Саакашвили бросил лозунг: «Туризм вместо тан-ков». И я сразу же вспомнил девиз Роберта Лея: «Kraf-tuberFreude» - «Сила через радость».
Его автор - любимец Гитлера -  национал-социалист Роберт Лей, одурачивший  народ идеей ту-ризма за общественный счёт, построил  флотилию кру-изных кораблей, флагманом которой был знаменитый «Вильгельм Густлофф».
В основе лежала необходимость подкупа электо-рата, когда даже самый неквалифицированный рабочий мог путешествовать на борту роскошного лайнера. Ку-пить за копейку целый народ! Эта идея украдена у ита-льянских фашистов. Те  называли её «Opera Nazionale Dopolavoro».
И что ты думаешь? - Демонстрация преимуществ нацистского режима сработала! 20 миллионов немцев (четверть населения нищей страны) отправились путе-шествовать  по берегам Норвегии, Испании, Италии, Дании…
Ах, как они рассказывали о своих поездках! Как гордились своим правительством, считая себя уже «нацией господ»…
Олеся: На меня намекаешь? Боксёра каждый может  обидеть, не каждый успеет извиниться.
Владимир: Против лома нет приёма, окромя другого лома! И всё же я продолжу, анализом наших дней. Хит-рые американцы удешевили прием обработки сознания масс. Они подкупают не народ, а только его пастырей. И это называется «Оранжевой революцией».
Туризм для преподавателей вузов, депутатов и руководителей фирм не единственный приём обработ-ки сознания. Но, судя по твоим фотографиям и резуль-татам выборов – весьма действенный:


СВЕРХЧЕЛОВЕКИ

Вы поставили власть, подарившую вам все свободы.
Подарившую право про горькую правду забыть.
Вы живёте за счёт обнищанья и горя народа.
Только сколько осталось вам так безнаказанно жить?


Вот смотрю я на яхты. Смотрю на изысканных женщин,
Превзошедших намного восточную сладость халвы,
И твержу про себя: дорогие мои юбермеши,
Дорогие мои… А не слишком ли дороги вы?

Если встанет вопрос в разорённой стране: или-или?
То тогда, дорогие дешёвки, имейте ввиду,
Что такое уже, как вы помните, мы проходили
По руинам Берлина. Тогда – в сорок пятом году.

Олеся: Володя, я в Киеве. У меня беда. «Красавчик», которого я вывела в люди и сделала начальником моей фирмы, оказался мошеником! Пока я отдыхала, он пе-рекачал наши деньги в свою подставную фирму-однодневку. Я ахнула, когда увидела, что творится: произошло умышленное увеличение неплатёжеспособ-ности через невыгодные сделки, принятие на себя чу-жих долгов, уменьшение активов с фиктивным отчуж-дением имущества. Теперь моя фирма банкрот и я кроме зарплаты, которую скоро потеряю, ничего не буду иметь.
Владимир: Не мог  же он наворотить столько за корот-кий промежуток времени. Неужели ты ни в чём его не подозревала?
Олеся: Да, были сомнения, когда зачастили снятия с расчётного счёта, когда стала стареть кредиторская за-долженность, когда поехала вниз ликвидность наших активов, когда он, гад, стал задерживать зарплаты нашим работникам.
Владимир: Наверняка и клиенты заволновались?
Олеся: И такое было. Но я, к сожалению, не придала этому значения.
Владимир: Теперь открылись глаза?
Олеся: Открылись. Ведь шеф вывел основные средства через откаты других ООО и у нас произошло резкое уменьшение материальных запасов. А когда мы пере-стали выполнять обязательства по  поставкам, зачасти-ли и перебои в снабжении.
Владимир: Я знаю, куда этот гад клонит!
 Подведи своего «Красавчика»-шефа под статью о злостном банкротстве.
Разоблачи сокрытые сведения о недавно приоб-ретённой недвижимости, которая появилась у его род-ственников по десятое колено. Пробей их адреса. Сто-имость определи с оценщиками. Присмотрись на каких машинах он стал ездить.
У тебя много деловых друзей. Подключай их. Пришёл час  проверки кто чего стоит.
Олеся: Друзья, когда ты на коне,
Владимир: А не когда в г…не?
Олеся: Гордость кланяться не позволяет!
Владимир: К чёрту гордость! Я видел много доверчи-вых бухгалтеров, которые сидят по тюрьмам из-за своей доверчивости. Вспомни, что  и когда ты подписывала.
Олеся: Господи Боже, я буду молиться за справедливый и праведный суд.
Владимир: Какой суд? Украине не нужны грамотные управленцы, даже такой, как Азаров.
Ей нужны жулики  типа Саакашвили, Авакова, Порошенко.
Есть ли что продажней украинского суда! Куда ты попала, Леська?
Олеся: Господи Боже, не дай совершиться злу…

Беда не приходит одна. Интернет, ты самый сильный наркотик! Привычка к тебе пагубна. Мир без тебя клаустрофобичен и сер. Ты сладенькая тянучка от одиночества. Ты горькая пилюля от обычного человече-ского счастья:
«Американские спецслужбы АНБ и ФБР внима-тельно наблюдают за пользователями интернета, под-ключаясь к серверам крупнейших интернет-компаний, в числе которых оказались Microsoft, Google, Facebook, Skype, YouTube и другие. Для данной цели спецслуж-бами была разработана специальная секретная про-грамма PRISM.»
Газеты The Guardian и The Washington Post за7 июня 2015 г.


Олеся: Сегодня меня вызывали в СБУ. Им не нравится наша переписка. Прощай, любимый…
Владимир: Прощай…


ФЕН-ШУЙ

Фэн-шуй   учит,
что частью Лодочного ритуала
в обряде Забвения
должен стать маленький картонный кораблик
с хорошими письмами к любимой,
от  которого, спустив его на воду,
нужно  уйти, не оглядываясь.

Сильна ты натурой женской.
А я – головой поник.
К Киеву от Смоленска
Плыви, мой картонный бриг.

Я холост и прям, как выстрел.
Но что же поделать тут:
Прощальные мои письма
До рук твоих не дойдут.

Нам стать бы вдвоём над бранью.
Родными, как поцелуй.
Кармическое прощанье
Пророчит для нас фэн-шуй.

Непрочны держав границы.
Резиновые года.
А вот моей ученицей
Не станешь ты никогда.

Печален, как гроб на вынос.
Свободен, как из тюрьмы.
Едины, как плюс и минус
С рожденья с тобою мы.

Леся, нам запрещено  общаться. Но я  знаю,  как ты издёргана. Ты ищешь работу, надеешься, что тебя могут взять в американскую фирму «Мансанта»,  навя-зывающую странам третьего мира генно-модифицированные продукты. Ты будешь травить Украину. Тебе не до меня. Но всё равно я привязан, приклеен, приварен к тебе и мне нужен твой голос.

Стараясь забыть о тебе, думаю о призывнике Ан-тоне. Переживаю, когда читаю сайты с анализом про-исходящих на Украине событий:
С начала АТО были созданы несметные полчища добровольческих формирований: «батальоны террито-риальной обороны», спецбатальоны МВД и нацгвар-дии, в которых насаждалась средневековая вседозво-ленность и алчность.
Деньги заменили дисциплину, правду и спра-ведливость. Так главарь батальона «Шахтёрск» много-кратно судимый уголовник Руслан Абальмаз в течение 10-минутной беседы с заместителем олигарха Коломой-ского Корбаном получил право формирования целого батальона, денежные средства и статус командира под-разделения МВД.
Ты слышишь, Леська: рецидивист командует ба-тальоном МВД!  Такое возможно только в стране, где все сошли с ума. Что же ты не отвечаешь? Тебе нечего на это ответить.
Как же «воюют» шайки бандитов? Они не пока-зывают примеров воинской чести. Так батальон «При-карпатье» в первой же сложной ситуации в полном со-ставе и  с оружием дезертировал с поля боя.
Позорно умирать за кошелёк.

ВМЕСТО НЕКРОЛОГА

Извините за просторечие, -
Не овечки мы на заклании!
Нам поставить друг другу свечи бы
В день торжественный расставания.

Звенит звонок. Бросаюсь к телефону.

Антон: Алло, Дядя Володя, мамину фирму обанкротили.
   - «Красавчик» постарался?
   - Да. Не зря мама говорила: чем шире раскрываешь объятия, тем легче тебя распять.
  Владимир: Передай маме, пусть срочно выезжает ко мне. Насовсем!
   - Она не поедет. Она у нас гордая. Она выкарабкает-ся.
   - Ну а сам-то, как?
   - Забрили меня. Служу.

Повисают словечки гроздьями,
Непохожие на объятия.
Вынимаем друг другу гвозди мы,
Отвисевшие на распятиях.

Разделяемся сообразно мы:
Что прибудется, что останется.
Да и Родины у нас разные.
Не моей перед вашей кланяться.

И всё же я набираю твой номер:
   - Здравствуй, Олеся.  Сегодня  мне звонил Антон.
   - Что  с ним? Говори! Мне он ничего не рассказывает.
   - Антон находится в зоне АТО. Воюет. Ему присвоили звание «Бунчужный» - по-нашему «старший сержант». Когда переедешь в Ставрополь?
-……………………………

Ты в режиме молчания. Но мне чудится твой SOS. Поневоле я начинаю  лихорадочный поиск твоих следов в бескрайнем море Интернета. Я просчитываю движения твоей мысли, твои поступки. Ты не из тех, кто тонет без борьбы.

Ага! Вот он - сайт гугловского JOBS.UA. В раз-деле «Ищу работу» твоё резюме: 45 лет, киевлянка, кан-дидат филологических наук. Послужной список: стар-ший преподаватель, доцент  кафедры русского языка и литературы КГУ им. Тараса Шевченка, бухгалтер, гл. бухгалтер, финансовый директор фирмы.
758 твоих конкурентов готовы  работать за 3, 5, 7 тысяч. А ты требуешь 20.000 гривен в месяц.
И есть за что, ведь тебе подвластно управление финансовыми потоками, разработка учётной политики предприятий, ты знаешь как формировать сводные бюджеты компаний и контролировать дебиторско-кредиторские задолженности, вести анализ и оптимиза-цию затрат, как правильно подбирать и расставлять кадры, как ласково взаимодействовать с контролирую-щими организациями.
И когда я представляю тебя: трудоголика с хо-рошим IQ среди сомнительных «друзей»…  в окруже-нии конкурентов… в стране, ворующей газ, продающей предприятия и земли иностранцам…
Я вижу Жар-Птицу, посаженную в инкубатор к цыплятам. И понимаю, что добром это не кончится.

Так гаснут звёзды.
Между тем, как свет
Ещё летит десятки тысяч лет!

Меня вела, как Ариадна – мышь,
Скользил курсор мой, как миноискатель.
Я был невольным приложеньем
лишь

Программы поиска и синего экрана.
И вдруг не файл – цветочную поляну -
Твоих стихов цветочную поляну!-
Я обнаружил, друг мой дорогой.

Твои стихи
Мерцали
Предо мной:

«Я остаюсь по-прежнему нема» -
Журчал твой голос, как Вода Живая.
И заживала рана ножевая.
И я от радости сходил с ума!

«Я остаюсь по-прежнему нема,
Но думаю: тепло ль тебе, любимый?»

И защипало вдруг глаза от дыма,
Ведь у костра любви Она ждала.

Поддерживать переписку было уже опасно.
Вспоминая тебя, я думал и об Антоне. Как он там воюет в этой проклятой зоне АТО? В Киеве мир, а на Донбассе грохочет война, отголоски которой сотрясают всё мировое интернет-пространство. Выбираю самые посещаемые сайты.
Вот что пишет известный блогер под име-нем: Stalin :
Для наступления на Дебальцево украинское ко-мандование бросило бойцов ВСУ, не дав им ни техни-ки, ни патронов, ни продовольствия. Колонна растяну-лась на 150 километров. Машины ломались через одну, топлива не хватало. Рассказывает старший солдат Александр Лазаренко:«Все наше оборудование, оружие и автомобили  достались в наследство от СССР. Когда мы передвигались на нашей машине, педаль газа прова-лилась в пол, на ремонт скидывались сами, понимая, что завтра этот транспорт сможет спасти нам жизнь.»
По сводкам «Киберберкута»:Только за две неде-ли боёв под Дебальцевом ВСУ потеряли убитыми 1100 военнослужащих, на поле боя осталось более 100 под-битых танков, в плен к защитникам Донбасса попали десятки украинских солдат и офицеров.
По данным радиоперехвата: Потери Нацгвардии только в результате первого обстрела Карачуна (гора под Славянском) составили свыше 100 человек. Боль-шинство карателей погибли в результате детонации склада собственных боеприпасов.

Я знаю, что когда-то русские и украинцы под-нимались в атаку с кличем: «За веру, царя и Отече-ство!»
Я могу представить, как вставали в атаку совет-ские солдаты, крича: «За Родину, за Сталина!».
Но  карателей, идущих в бой с криком: «За По-рошенко!» - я представить себе не могу.

Командующий народным ополчением Славянска Игорь Стрелков сообщает, что «украинские силовики, стараясь занизить собственные потери, записали всех
погибших в дезертиры, опозорив их посмертно».
Отцы-командиры, где же ваша офицерская честь?
А когда командование  ополчения Донбас-са объявило о гуманном отношении к тем, кто ре-шит добровольно сложить оружие и сдаться в плен, число не желающих участвовать в карательной операции на Юго-Востоке, сразу выросло.
 Это привело к тому, что командиры карате-лей, дабы воспрепятствовать дезертирству, стали отдавать приказы стрелять по своим.
И вот однажды, среди бела дня раздался звонок. Го-ворил Антон:
- Дядя Володя,  можно я приеду к вам?
- Конечно, приезжай! Но помни, что сделать это те-перь гораздо сложнее.
- Почему?
- Вам зачитывали приказ о расстрелах дезертиров и о создании заградотрядов?
- Ещё нет.
- Его уже выложили  в интернет. Читай. Там и о трус-ливом сокрытии трупов, и об убийстве собственных солдат. Мерзкий документик:

ПРИКАЗ
Первого заместителя руководителя Антитеррористического центра
при Службе безопасности Украины
(руководителя Антитеррористической операции
на территории Донецкой и Луганской областей)
В соответствии с указаниями Министерства обороны, Ге-нерального штаба Вооружённых Сил Украины и руководства Ан-титеррористического центра при Службе Безопасности Украины с 26 января 2015 года ограничить подачу данных о реальных поте-рях в зоне АТО.

ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Командирам военных частей предоставлять данные только в Антитеррористический центр при Службе Безопасности Украины.
2. Заместителю начальника штаба АТО дать указание через Военно-медицинский департамент Министерства обороны начальникам Днепропетровского госпиталя, военно-медицинского клинического центра Южного региона (Одесса) и военно-медицинского клинического центра Северного региона (Харьков) о прекращении до особого указания составления докладов по официальным каналам о реальных потерях в зоне АТО.
3. В интересах предотвращения массового дезертирства военнослужащих с поля боя в районе Дебальцево Заместителю начальника штаба АТО (по административным вопросам) полков-нику ГУБЕНЬ М.В. совместно с Главным управлением по работе с личным составом сформировать так называемые заградитель-ные отряды из состава добровольческих отрядов.
Генерал-лейтенант С.М.Попко

Итак, командование украинской армии дало приказ заградотрядам стрелять по своим отступающим солдатам. Таким образом, под страхом смерти людей лишили возможности сложить оружие и спасти свою жизнь, поскольку за ними стоят батальоны убийц, со-зданные из головорезов, выпущенных из тюрем и фана-тичных зачинщиков Майдана.
 
Я снова и снова думаю об Антоне, который мог  сейчас быть рядом со мной в мирной невоюющей стране.
Победные реляции киевских СМИ  уже не вызы-вают доверия и я перехожу к итоговым сводкам боевых действий из Новороссии:
- В результате карательной операции в зоне АТО убито 24 410 военнослужащих ВСУ, около 3 620 боеви-ков «Правого сектора», 30 наёмников спецбатальонов «Днепр», «Азов», «Айдар», 708 наёмников польской ЧВК «ASBSOthago» и американской ЧВК «Akademi». Ранено 52 581 человек из ВСУ, МВД и нацгвардии. Де-зертировало свыше 9 000 человек.Захвачено: 695 авто-машин «Хаммер», Газ-66, КамАЗ; 489 танков «Лео-пард», «Булат», Т-64; 367 БТРов; 90 установок «Град»;              14 установок «Смерч»; 17 складов вооружения.
Сайт газеты «Новороссия» - no-voros.info/news/analytics/33419.

- По словам военного прокурора Украины Ана-толия Матиоса, заведено 17 тысяч дел по факту дезер-тирства из Вооруженных Сил Украины.

Где же ты, друг мой Антошка?

- Руководство организации «Солдатские матери Украины», официально заявляя о сознательном заниже-нии потерь,  привело факты и фотодокументы, где «те-ла убитых без счёта сваливают в яму и засыпают буль-дозером». Википедия. https:/ru.wikipedia.ord/wiki/   Вооружённый конфликт на Востоке Украины.
Неожиданно, как снег на голову, раздаётся ноч-ной  звонок:

   -  Владимир Яковлевич, я звоню вам с чужого номера. Так надо. Я должен сказать, что не приеду к вам.
   -  Антоша, почему не приедешь?  Потому, что я ни-щеброд?
   -  Нет, потому, что из меня сделали штабного ра-ботника.
   - Поздравляю. Мама постаралась?
   - Да.
   - Ну, с её-то связями! Теперь  ты отсидишься в каби-нетной тишине и будешь жив-здоров.
Антон: Нет, дядя Володя, здесь пострашнее, чем на передовой.
Владимир: Ты имеешь отношение к органам дознания?
   - В какой-то степени. И у меня есть к вам одна просьба.
   - Какая просьба?
   - Дело такое, что может стоить жизни и мне и вам.
   - Слушаю тебя внимательно.
Антон: Мне нужно, чтобы вы сохранили и предали гласности материалы, которые мы собираем.
Владимир: Кто это «мы»?  Заговорщики? Антипра-вительственная группа?
   - Зачем так громко? Просто группа честных людей.
   - За честь и головы сложить не жалко.
Антон: Это факты нарушения Прав Человека для бу-дущего суда над моим начальством.
Вы можете для скорости записать мой текс на дик-тофон?
   -  Могу.  Диктофон  работает. Запись идёт.
                ( слышен шелест бумаги.)

«Собранные нами документы, основанные на показаниях задержанных и наших собственных свиде-тельствах, позволяют утверждать, что украинские Во-оруженные силы, Национальная гвардия и  формирова-ния Министерства внутренних дел Украины, а также Служба безопасности Украины (СБУ) систематически и намеренно нарушают статью 3 Европейской конвенции по правам человека: «Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоин-ство обращению или
наказанию».


   - Антон, ты представляешь, чем рискуешь?
   - Дядя Володя, поклянитесь, если меня не будет, вы всё равно сделаете так, чтобы люди узнали о том, что вы сейчас услышите.
   - Клянусь, что  постараюсь даже опубликовать это!

«Захваченные люди подвергаются пыткам элек-тротоком, многодневным избиениям с помощью пруть-ев арматуры, бит, палок, прикладов автоматов, штык-ножей, резиновых дубинок.

- Антон, мне трудно поверить в то, что ты так быстро изменил своим убеждениям.
- Дядя Володя, вы же знаете, что на войне любой день за три считается.
- И всё же, что случилось?
- Я держу в руках свидетельство о смерти  Зи-новия Викторовича Юзвяка.
- Своего дедушки?
- Да! Замученного этими мерзавцами из Нацгва-дии прямо на глазах его жены..
- Кто свидетельствует?
- Моя бабушка Эвелина Болеславовна Юзвяк. Она находилась с ним в одной камере. Однако, закончим го-ворить о личном. У нас мало времени. Продолжим?
- Диктуй. Я записываю.
Украинские силовики практикуют  пытки с по-мощью утопления, удушения и применением «банде-ровской удавки», раздробление конечностей, удары ножом, прижигания раскаленными предметами, вы-стрелы в различные части тела, запугивание. Зафикси-рованы случаи, когда пленных  отправляли на минные поля и давили военной техникой.
Захваченные  содержатся при отрицательной температуре, без питания и медицинской помощи, к ним  применяются психотропные вещества.
Абсолютное большинство подвергнутых пыткам не являются ополченцами Донецкой Народной Респуб-лики (ДНР) или Луганской Народной Республики (ЛНР).

(Слышны голоса людей)
Пока Антон общается с теми, кто помешал нашей работе, я торопливо записываю внезапно при-шедшие мысли:

  Кланяйтесь кому угодно! Хоть Магомету, хоть Зевсу, хоть Христу. Можете даже Велесу с Ярилой. Но, если внутри вас нет компаса человечности, если вы не уважаете самого себя, если в каждом из вас нет Бога, творящего добро на этой чудовищно несовершенной земле, то, получив однажды власть и свободу действий, неожиданно для самих себя, в одночасье вы можете стать осколком Дьявола.
Оглянитесь вокруг - вот оно - выползает исчадье рода человеческого – Ничтожество. Торжествует, любу-ясь собой в разбитом зеркале  правды. Плодится, мно-жится, одетое в  бронежилеты, балаклавы  и каски, нацепив погоны и свастики. Подсвеченное факелами и петардами,  пожарами и разрывами  фосфорных бомб, идёт,  звериное отродье, пританцовывая на трупах. Гу-ляет Дьявол по Украине. Сладко гуляет! Так, что кости трещат у тысяч ни в чём не повинных людей, ещё не-давно и не помышлявших о его приходе.
Так убейте же, люди, в себе дьявола, дракона, господина! Не слышат мой голос бывшие люди. А мы, вот, мы сейчас возьмём и приподнимем кровавый зана-вес лжи киевской. Тем более, что бунчужный Антон Юзвяк готов к передаче  опасной и точной информации из логова Службы Безопасности Украины.


Антон: Дядя Володя, запись идёт?
Владимир: Да.Идёт.
   - Мы готовы привести  конкретные факты с имена-ми и фамилиями, находившихся под пытками. Вот они:

Ополченец Андрей Рунов: «Захвачен у себя дома подразделением “Айдар”, привезли в аэропорт Мариу-поля. Пытали, били по пяткам, ребрам,  голове.  Грози-лись отрезать уши и выколоть глаза».
Житель Тернополя Игорь Покровский: « Был из-бит прямо в здании суда».
Александр Рябченко: «Меня распяли на сетке-рабице. На следующий день  связали руки за спиной и подвесили на дверь, а на правую ногу надели веревку и подвесили ее за ручку другой двери так, что я стоял на одной  ноге. Избивали, пока не потерял сознание».

- Владимир Яковлевич, дайте слово, что о нашем деле вы не расскажете маме. Она  с ума сойдёт.
- Даю слово офицера.
- Пусть думает, что мы с вами  расстались навсегда. Так ей будет спокойней и вопросов про меня задавать не будет.
- Договорились, диктуй, сын.

Ополченец Сергей Черныш: «Меня захватили около Луганска. Поместили  в яму. Моему товарищу  сломали нос и челюсть, скованными в наручниках под-вешивали цепями и били».
Ополченец Юрий Слюсарь: «Задержан сотруд-никами подразделения “Азов”. Били по голове  цепью от бензопилы. Обещали привести жену и двух дочерей, чтобы издеваться над ними при мне».
Ополченец Валерий Яковенко: «Я был доставлен в центр АТО Краматорска. Применяли обычные тю-ремные пытки уголовников. Поднимали меня вчетве-ром и с силой бросали на  бетон. Руководил допросом шатен, позывной «Хирург» Избивал меня начальник контрразведки Долучаев Олег Владимирович. За время нахождения в центре АТО насчитал 17 пусковых уста-новок “Точка-У” и четыре установки “Смерч”, из кото-рых ВСУ провели шесть залпов в стороны Горловки и Луганска.»

- Антон, ты имеешь допуск к журналу входящей информации?
- Да.
- Перепиши даты, номера входящих и адреса лю-дей.
-Есть.

Захваченные женщины  подвергаются изнасило-ваниям. Пострадавший от пыток Юрий Новосельцев:  «Их  было пятеро. Они глумились над женщиной. Она кричала, а они ржали, как лошади, поскольку были  под наркотическим кайфом».

- Не зря говорят, какое правительство, такая у него и гвардия!
Антон: Вы правы: два сапога – пара.

Ополченец Дмитрий Клименко: «Был захвачен бойцами батальона “Донбасс” у себя дома. Били. Оч-нулся  с мешком на голове. Сломали три ребра. Про-должая допрос, резали ножом ногу. Муки продолжалась десять часов. Поняв, что я ничего не скажу,  положили в багажник автомашины и отвезли в здание суда. Судья не обращал внимания на мои увечья, которые были яв-но видны».
- Владимир Яковлевич, ещё раз категорически прошу вас, не рассказывайте обо мне  маме. С ней слу-чится истерика, а волноваться ей сейчас нельзя.
- Почему?
- Потому, что она, как мне кажется, ждёт ре-бёнка.
- Ты уверен?
- Не отвлекайтесь, диктую дальше:

На допросах популярны пытки прижиганием. Рассказывает Александр Пискунов: «Трое суток над нами издевались без перерыва, вешали, жгли газовой горелкой. Просил пристрелить, но они говорили, что для сепаратиста это слишком легкая смерть».

- Почему, когда кого-то бьют мне больно? Отчего острие чужой беды упирается  в грудь именно мне? Почему я не понимаю членов правления краевой писа-тельской организации, которые постарались не услы-шать призыв срочно создать мобильную писательскую группу и ехать на помощь пострадавшим сначала  в  Новороссию, а дальше по обстоятельствам. Звоном в ушах стоит осторожная мудрость товарищей: «Тебя там убьют, а мы, что же, будем за это отвечать»?

Не раскрывай мне глаза, о Господи!
Я не хочу быть всех бед мембраной.
Но, видимо, этот жребий и вытянет
Муза – цыганочка и Кассандра.

Не приведи, Господи, мне от лирики
Подняться до праведности плакатиста,
Влюбившись в Родину до истерики
С праведностью Аввакума Неистового!

Не приведи, Господи, стать Поэтом:
За всех, кто на дыбе, - висеть постоянно.
Переживая мерзости света,
Среди преступников и шарлатанов.

Так что придётся нам с литератором Витькой Шибковым ехать на Украину без прикрытия и коман-дировочных, потому, что:
Ополченецу Станиславу Станкевичу  на груди раскаленной цепью выжгли слово «сепр» (сокращенное от «сепаратист») и раскаленным штык-ножом  выжгли немецкую свастику.

- Дядя Володя,- раздаётся среди ночи звонок Ан-тона,- мне кажется, скоро нас могут вычислить. Ку-пите левую сим-карту с номером, похожим на дату нашего знакомства. На места несовпадений проставь-те нули. Я пойму и прозвоню вам с другого телефона. А пока есть возможность, продолжим передачу добытой  информации. Записываете?
- Диктуй.

Пострадавшие отмечают, что армия и право-охранительные органы Украины системно используют такой метод пытки, как «утопление», перенятый у аме-риканских спецслужб.
Ополченец Евгений Павлюк : « В СБУ меня би-ли по голове Уголовным Кодексом Украины».

- Били Уголовным Кодексом!- можно ли приду-мать более постыдное извращение морали в  стране с бандитским представлением о Законе и Праве?
- Не отвлекайтесь! У нас мало времени. 

Стандартным методом в Украинской армии и СБУ является пытка электрическим током.
 
- Зачем они это делают, зачем пытают?
- Для отчёта о высоком проценте «раскрывае-мости». Да и кровушки человеческой попить хоцца.
- Садистами не рождаются.

Ополченец Александр Своеволин:  «Ворвались в дом, связали руки фиксирующей пластмассовой лентой. Облили водой, привязали колени к руке, разули. Один контакт был на руке, другой на ноге. С 12часов дня до вечера следующего дня –беспрерывные пытки. Я терял сознание, как только отойду, они обливают водой и  опять допрашивают. Затем вложили в руку гранату и зажали. Я так понял, что это они делали для оставления отпечатков на ней».

В каждой душе есть Свет и Тьма. Но не в каж-дой  есть  уважение к самому себе. И, стоит только Власти сместить нравственные ориентиры, открыть шлюзы подлости, – ибо слабыми управлять легче! -  как тут же на свет божий хлынет, таившийя доселе, по-ток нечисти и зловония.
- Почему на Украине всплыло такое количество подонков в погонах,  фарисеев в судейских мантиях и дураков от науки?
- Да потому, что была запущена государствен-ная программа озверения человека. Неправое дело вер-шится и неправыми методами. Власть  запускала их через школы, лагеря, СМИ и даже «науку», пропаганди-руя вседозволенность национальной избранности.
Как долго?Как трудно будет чистить потомки эти Авгиевы конюшни?

Юрий Новосельцев рассказывает,.как к нему применяли такой бандитский прием пыток, как «нева-ляшка»: «СБУ-шники  привезли меня в Краматорск и трое с половиной суток издевались .Делали из меня “неваляшку“: два человека  бьют прикладами по голове - один спереди, другой сзади, Двое других -справа и слева, потом  удар ботинком в пах, и ты теряешь созна-ние , валяешься на земле. Медики, которые осматривали меня, были в шоке  - я был одна сплошная гематома».
В  карательных батальонах любят стрелять в ко-нечности заключенных.
Ополченец Михаил Любченко: «Я видел, как трактор засыпал парня по пояс, а потом на беднягу опу-стили  ковш экскаватора. Двух ополченцев отправляли на минное поле. Один из них сказал: лучше здесь  при-стрелите. И тогда они начали стрелять ему по ногам: от пальцев до бедра -  расстояние между пулями примерно пять сантиметров. Когда  разделались с одной ногой,  перешли - на другую».

Зинаида Малеева рассказывает: «Меня забрали в летнем халате, в носках и тапочках. Потом вывели му-жа-инвалида с группой 1А, который с палочкой еле-еле ходит . Я ничего не говорила, потому что ничего не знала.Они топтали каблуками ступни моих ног. Сказа-ли, что меня будут насиловать много солдат, а потом привезут мою дочь и внучек 6 лет и 1 года и их будут насиловать у меня на глазах. Я подписала всё, что они хотели».

- И эта армия надеется на помощь народа?
- Это Нацгвардия. Бандитская волюшка. Фа-шистская мораль.

Пострадавший Андрей Деканенко был захвачен  у себя дома: «Меня положили  на землю и стали бить ногами. Затем кто-то в маске начал диктовать текст, ко-торый я должен сказать на видеокамеру: “Я один из членов разведывательно-диверсионной группы, которая занималась сбором информации и передачей ее по те-лефону”. Я сказал, что этого не было и говорить не бу-ду. Они стали угрожать, что сейчас привезут мою жену и на моих глазах будут ее медленно убивать. Мне при-шлось сказать все, что они требовали на видеокамеру».
Практически все говорят, что медицинская по-мощь почти не оказывается.
Дмитрий Вулько был обстрелян на блокпосту: «Национальная гвардия сдуру обстреляла мою машину. Я получил  пулевые ранения  в бедро,  поясницу, грудь. Меня отправили в больницу и сделали операцию. Пе-ревязки делали раз в неделю. Раны гноились. Пьяные солдаты Национальной гвардии в течение трех недель заходили и били нас, а мы лежали, пристегнутые наручниками к кроватям. Один  бил по лицу, второй по ране ударял. Они приказали врачам, чтобы нам не дава-ли обезболивающего».

Антона снова отвлекли. На этот раз ненадолго. Перед тем, как продолжить диктовку, он печально сказал:
   - Эти свидетельства должны дойти до человеческого суда. Это дело моей, а теперь, надеюсь, и вашей чести.
Мне хочется, чтобы люди помнили имена тех, кто, рискуя жизнью, собирал эти документы:  М.С. Григо-рьев, С.А.Орджоникидзе, Л.Э.Слуцкий, Е.В. Сутормина, С.В.Мамедова, И.Н.Морозова, Е.Г.Тарло, А. В.Чепа,  Д.В.Савельева. Не знаю, живы ли они.

Мы хотели установить точные места пыток: ад-реса изоляторов, тюрем, застенков. Часто упоминают  аэропорт города Мариуполя, в котором захваченных держат в промышленном холодильнике и подвергают пыткам,  а также аэропорт города Краматорска.
Пострадавший Вадим Белобород рассказывает: «Меня схватили  в городском совете Мариуполя. При-везли в аэропорт и поместили в холодильник. Нечем было дышать. Избивали по почкам, коленям, я терял сознание, сломали ребра.  Угрожали расправой с  доче-рью».
Опрошенные говорят, что задержанных наме-ренно не регистрируют, нарушая предписанную зако-нодательством процедуру.
- Зачем?
- Чтобы международники не докопались. Они же дальше бумажек не смотрят!

Об этом свидетельствуют Лилия Родионова, представитель Комитета по делам беженцев и военно-пленных и пострадавший от пыток Алексей Лукьянов.

   - Антон,  чего хотят добиться  организаторы этой кровавой вакханалии?
   - Включили диктофон? Зачитываю:

Причиной арестов и пыток граждан  может быть участие в митингах против Евромайдана. Участие в программах российского телевидения. Заявление своей позиции в интернете. Появление на митингах в под-держку ДНР. Участие в проведении референдума. «Наличие телефона российского журналиста».Наличие в личном телефоне «имен с Кавказа — Аслан, Уз-бек».Телефонный разговор с людьми из Донецкой Народной Республики.  «Оказание медицинской помо-щи в ДНР».

Кто бы мог подумать, что из Антошки, из этого полуиспорченного богатством мальчишки  вырастет настоящий борец за правду… И где? – в логове дьявола. В застенках новой европейской инквизиции. Кто мог предположить, что он пойдёт, балансируя над пропа-стью ада, к свету правды и сострадания?

Антон: Алло, вы ещё на связи?
Владимир: Да, я хорошо тебя слышу.
   - Передаю данные, полученные сегодня.
   - Принимаю.
Пострадавший Дмитрий Вик свидетельствует, что причиной его захвата стало сотрудничество с рос-сийским телевидением: «В мою квартиру ворвались во-оруженные люди. Ударили в грудь дулом автомата, по-ложили лицом на пол, стянули руки за спиной  наруч-никами. В квартире находились мои жена, сын и мать. В кладовке  «нашли» гранаты и пистолеты. Я возму-тился, потому, что  это  явно было подброшено.  Во время обыска  обвинили в сотрудничестве с ТВ России, изъяли мою переписку, видеорепортажи на ТВ Россия-1 и Рен-ТВ, где я работал внештатным корреспондентом-стрингером. В марте 2014 года принимал участие в программе “Специальный корреспондент” с А. Мамон-товым и в “Прямом эфире” с Борисом Корчевниковым .
Следователь СБУ Живов Алексей Борисович за-явил, что меня лишат пенсии и всего имущества».

Нам не пришлось больше ни встретиться, ни по-говорить с Антоном. Но данное ему слово я выполняю, публикуя свидетельства потерпевших.

Где бы  ни был и что бы ни делал, а всё время ждал дорогого моему сердцу звонка от Олеси. И вот, наконец, дождался:

   - Вовочка, здравствуй!
   - В третий раз мы встречаемся друг с другом после  громких «прощаний навсегда».
   - Бог троицу любит.
   - Ошибаешься. Бог любит нас.  У тебя… будет… ре-бёнок!
   - Замечательно! Я ж говорил: двое -  не семья. Ну, те-перь ты, солнышко, никуда от меня не денешься!
   - И ты  тоже. Милый.
   - Леська, а ты выдюжишь? В твои  45 лет –  не позд-новато ли?
- Подумаешь! Лягу на сохранение, сделаю кесарево. Де-лов-то.

И вновь пошла переписка. По нескольку раз на дню. Неровная. Нервная. С приливами и отливами. То чмоки-чмоки, то горшок об горшок. Но мы были всё время вместе и согревали друг-друга душевным и сер-дечным теплом. И было в нас ожидание чего-то вол-шебного, которое скоро непременно сбудется, что срод-ни детскому ожиданию новогодней  ёлки.

Поздним вечером из родильного дома позвонила Олеся. В её голосе не было обычной бравады, посколь-ку её только что принесли на носилках.
- Ты представляешь, эти сволочи не пропускали карету «Скорой Помощи»!
- Кто не пропускал?
- Да эта пьянь, с факелами!
- У меня кровотечение хлещет, а они «ще не вмэрла, ще не вмэрла»…Идиоты! Вова, мне плохо. Ты не бросишь меня?
- Я же говорил тебе, таких, как ты не бросают, таких как ты можно только потерять.
Если бы я знал, насколько пророческими будут эти  слова и какой трагедией они скоро обернутся…

Утром  позвонила Эвелина Болеславовна, мама Олеси.  Из  невнятной, с придыханьями, старческой ре-чи я понял, что её дочь - моя Леська, моя заблудившаяся Алёнушка из сказки, умерла при тяжёлых, осложнён-ных родах, в то самое время, когда произошло веерное отключение электроэнергии. Бензиновый генератор аварийной подачи тока долго не заводился и аппарат искусственной вентиляции лёгких не выполнил своей функции. Но ребенок жив. Мальчик. Олеси нет. Мужа убили каратели. Внук  неизвестно где. Квартплата пре-вышает пенсию. Что делать?

Недописанной поэмой
Мальчик наш лежит в крови –
Это мы закрыли тему
Государства и любви.

Я ответил, что не могу предложить ей ничего, кроме комнаты в своей двухкомнатной квартире. А всё остальное, может быть, как-нибудь и наладится…

Олесин сайт ещё жив, и я, по-прежнему, на что-то надеюсь.
Это, как тикающие часы на руке покойника.

Мы живём – как живём, убивая друг друга словами,
Превращая бесценное время в дымок сигарет,
Всё равно,  то тепло, что однажды возникло меж нами,
Нам хранить и хранить в череде набегающих лет!

Когда я называл тебя по-украински Олеся, а  сердце выстукивало русское Алёнушка – да святится имя твоё –  разве знал я,  какая пустота ожидает меня после твоего ухода?

Мы сроднились с тобой. Посторонних не надо советов.
Чистота наших сайтов и ревности пагубный бред…
Эта странная встреча в холодных волнах интернета
Навсегда в наши судьбы внесла согревающий свет.

Я выключаю компьютер и в сумеречном свете ухо-дящего дня стараюсь понять, что за буря подхватила и закружила меня,  уронив в этот омут горького одиноче-ства? И что ещё придётся пройти нам, гражданам быв-шего, казалось, такого нерушимого Союза Советских Социалистических республик? В закатных сумерках я сравниваю две страны, две эпохи, двух антиподов, по-любивших друг друга.
«Ленин-партия-комсомол» –  в прошлом. Идею ком-мунистического братства народов сменила героизация фашизма. Критической   уровень угрозы нацизма до-стиг: в Литве  - 75, на Украине – 65, в Молдове – 45, в Германии – 30 баллов.
Требуется ли новый 1945 год, чтобы мы снова научились уважать  друг друга? Однополярный мир, заклиная: «разделяй и властвуй»,  пестует головорезов Косова и Боснии,  растит легионеров Эстонии, банде-ровцев  Украины.
Трёхглавый Змей рода человеческого, масоны Рокфеллер, Морган и Дюпон через марионеток при вла-сти  раскручивают маховик войны, пожирающий тыся-чи людей, но приносящий деньги, деньги, деньги. Ми-ны политических диверсий закладываются заранее и срабатывают вовремя: в Венгрии – 1956 г., Чехослова-кии  - 1968 г., Польше -1989 г., СССР – 1991г., Украине – 2006 г. И снова по адскому кругу…
Почва вспахана – пришла пора посева. Семенной фонд фашизма протравлен,  достаточен и качественен.
В каждой «Оранжевой революции» впереди идут бо-евые отряды молодёжи, ведомые ультраправыми ради-калами. Это блестяще сработало на Евромайдане 22 февраля 2014 г.  Украинский «Ярош-югенд» тупо копи-рует сценарии штурмовиков СА.
Нового ничего не происходит.  Меняется лишь рас-краска. Сегодня на Крещатике можно купить булочки «Танки на Москву!»,пирожные «Мозги Жириновско-го», компот «Кров росийскых немовлят» с пометкой «безкоштовно», то есть бесплатно.
Сколько судеб,  должно быть загублено, сколько  должно сгореть Хиросим, чтоб мы приняли божью за-поведь: «Не убий»?

А Леськи нет. Будто душу вырезали.. Стало неинте-ресно и даже как-то стыдно жить. Одному. Без неё.
Бывает же такое, что – взявшись за руки – и в пропасть. Вместе и навсегда. В Кисловодске даже ме-стечко есть - Замок Любви и Коварства называется.
А может мне попросту, как все слабаки, взять и спиться?  И ничего болеть не будет. Я уже вижу, как это всё выглядеть будет:

НА ОБОЧИНЕ

Разом выпав из рамочек строгих,
Не развратник, не жлоб, не злодей.
Я валялся у края дороги,
Презираемый миром людей.

В облаках углекислого дыма
Мне не пели твои соловьи,
Пыль машин, пролетающих мимо,
Оседала на губы мои.

Отвергающий склоки и драки,
Я лежал под больным деревцом.
Пробегая, мочились собаки
И мальчишки плевали в лицо.

Мимо шествовали нувориши,
Наступая на стёкла очков.
Ну, а я всё старался услышать
Гордый стук дорогих каблучков.

Так лежал я, утративший смелость,
Как казак, потерявший коня.
Ах, как мне в это время хотелось,
Чтобы ты пожалела меня.
 
Но жизнь есть жизнь.

   - Эй, Вова! -  ревёт по мобильнику литератор Витька Шибков.- Так едем мы, или нет? Я уже денег достал, чего ты там копаешься?
   - Твой совремённый русский язык нас дальше Киева доведёт.
   - Куда?
   - В буржуйский город Львов.
   - Зачем?
- За сыном!

Мы отчаливаем завтра. А куда деть сегодняшний  ве-чер?
Слава Богу, у меня ещё остались люди, которых я ценю и уважаю. Один из них Николай Туз – украинец, насовсем осевший в России. Сколько же вынести дол-жен был этот  художник и поэт, чтобы написать такое:

Рука занемела от угля и мела,
от угля и мела, и карандаша.
И держится еле рубашка на теле,
рубашка на теле да в теле душа.

Свой путь подытожил безвестный художник,
безвестный художник и гений тайком.
он личную драму вписал в панораму,
В оконную раму шагнув босиком.

Это настоящий, сильный  украинский поэт, пи-шущий на двух, одинаково родных ему, языках. Наде-юсь, что его жена-красавица  Галя, преподаватель фи-лологии Ставропольского госуниверситета, всё поймёт, и мы втроём  выпьем за тебя, Леся, не чокаясь.


































3. КОЛЬЦО СОЛОМОНА






















СТАРЫЙ КОВБОЙ

Было небо в алмазах
и море совсем голубое.
Я по жизни шагал
за своей невозможной мечтой.
Я по жизни шагал
одиноким, но гордым ковбоем,
Только сердце моё
оставалось всегда сиротой.

Обрастали друзья
положением, званьем, семьёю.
Приглашали меня
отмечать юбилеи свои.
Эти сказки всегда
обходили меня стороною,
Потому, что тогда
мне не встретились губы твои.

Вот и кончен мой бег.
До свиданья, мои недотроги.
Сдох мой конь.
Осыпается елей хвоя.
И стою я сейчас
у развилки последней дороги.
По которой идти,
подскажи, дорогая моя.

Будь, что будет.
И даже ты если погубишь,
Обнимая тебя, я шепчу тебе, словно во сне:
- Я хочу заболеть,
чтобы видеть, как ты меня любишь.
Я хочу умереть,
чтобы слышать, как плачешь по мне.


ВДОВА

Невеста горькой старости – вдова,
Кого ты ждёшь, который год подряд
И помнишь ли ты нежные слова,
Которые любимым говорят?

Работою жива, а чем ещё?-
Любви нездешней вечная раба.
Лицо твоё ласкает горячо
Один лишь пот, стекающий со лба.

Работала не хуже лошадей.
Но гордою считалась на миру.
В счастливых снах рожала ты детей
И от тоски рыдала поутру.

Но помня довоенные цветы,
Остаться верною хватило сил.
И думаю, когда проходишь Ты:
Меня бы кто вот так же полюбил!


*

Почтенный певец был отчаянно стар,
Но звуки свистели, как плети:
Тоска азиата вложила в дутар
Мелодии тысячелетий.

Он пел, что земля в перелётной пыли
Терзаема зноем и тифом,
Что, счастье, пророча, немного смогли
Когда-то четыре халифа.


Казалось, обиженный голос дрожит,
В сухой пропадая полыни.
И в небе стирали свои миражи
Стиральные доски пустыни.

И корчились ветки засохших садов.
И вновь города вымирали.
И плакали в голос тринадцать ладов,
И пальцы ему целовали.

Струился песок азиатской глуши,
Едва шелестела бумага.
И слушали голос седого бахши
Геологи из Небит-Дага.


ЧАЙХАНА НА ПЕРЕКРЁСТКЕ

Если друг другу мы были не те,
Прощаясь, мы всё прощаем.
Сяду на коврике в Алма-Ате,
Выпью горячего чаю.

Что было – то было. Я хлопец не злой.
Но мимо чужие лица.
А я, словно нищий, с пустой пиалой
Сижу посреди столицы.

Больно и глупо себя жалеть.
Страшней повторять былое.
Брошу чайханщику звонкую медь:
- Утешь-ка ещё пиалою!

Серый старик, продающий покой,
Горбясь, неслышной тенью,
Подходит и серой иссохшей рукой
Мне продаёт забвенье.


*

Все пройдёт и возродится.
Сразу вслед за нами
Куст эфедры загорится
Новыми свечами.

Над пустыней ветер веет,
Отпевая живших.
Куст эфедры зеленеет,
В честь его любивших.


ДЕВОЧКА ИЗ ЛАС ВЕГАСА

С пакетами, полными тэгами
И с ноутбуком новым
Девочка из Лас Вегаса
Не слышала про Рубцова.

Сказал я себе: не дёргайся,
Так бритва опасная правится –
Девочка из Лас Вегаса
Сама себе очень нравится.

Разгадку этого ребуса
Я уже твёрдо знаю:
Девочке из Лас Вегаса
Россия моя – чужая.

И всё ж хороши припевочки
В туманах моих полей.
Без импортной этой девочки
Дышится
Веселей.


ДИССИДЕНТЫ
… и  каждый раз, взлетая на только что изобретённой этажерке,
мы разбивались почти насмерть.

Да, ты хвалила вкус моих котлет.
И я к тебе ходил на пироги.
Но мы с тобой прожили сотни лет
И каждый раз прощались, как враги.

Мы вместе были – та ещё шпана!
Добро искали в этом мире зла.
Но Истина вставала, как луна,
Давно не приносящая тепла.

Я поминал тебя сто раз на дню.
А ты считала, что во всём права.
Когда кресало било по кремню,
Выскакивала Правда, как искра.

И загорался наш последний дом.
И рушились стропила старых догм.
И ты мне руку тискала: - Идём!
Ну что там дорогого было в нём?

И мы вставали с тёплых пепелищ.
С насиженных, намоленных полян.
Я спрашивал тебя: - Ну как, летим?
- Лечу, мой авиатор!
Хоть ты пьян.

Не спирт пьянил нас – неба чистота!
Свистел от бурь единственный карман.
Про нас нудили: странная чета…
Но тысячи – завидовали нам.


СМЫСЛ ЖИЗНИ

Они всю жизнь друг с другом говорили
О бабочках, о росах на лугах,
О том, как дороги автомобили
И о перегоревших утюгах.

И в долгих спорах о социализме
Они могли вдвоём про всё забыть.
Но вот один из них ушёл из жизни
И враз другому расхотелось жить.

И он не трогал старые обои,
Не переделывая в доме ничего.

Она, как будто, унесла с собою
Весь смысл существования его.


*

На кольце Соломона «Всё проходит» написано.
Вот уже и Плисецкая в небо ушла.
На пуантах любви мы доходим до истины.
Лучше б истина эта совсем не пришла.



























СОДЕРЖАНИЕ
Ответ карателям

1. РУСЬ РАСПРЯМЛЯЕТСЯ

Слава России!
По краю пропасти прошли
Продолжение
Спасибо, Армия!
Солдаты России
Офицеры границы
Сирия
Азия
Пыль
Ашхабад
Земля русская
Смерть в дороге
Домик Лермонтова
Лермонтов в Пятигорске
Деградация
Поэтессы ХIХ века
Бесплатный кипяток
У ворот Евросоюза
«20 апостолов из ЦК…»
Пуповина девяностых
Русь распрямляется
Блудные сыновья России
Дембель

2. С ЛЮБОВЬЮ И НЕНАВИСТЬЮ
Украина
Бурсаки
Украинская трагедия  (WEBSITE НИЩЕБРОДА  в стихах и оперативных сводках)
Проблема выбора
Красная шапочка
По Крещатику
«Признайся, милый снайпер…»
«Видишь, как тяжко скрижалями права…»
Киев-Ставрополь
На Днепре
На этюдах
«Вздорная красавица…»
Ессентукская Ахматова
Старые альбомы
Беркут в Ставрополе
Счастливого плена, Беркут!
«Равнодушно и немо…»
«Ты Чудище…»
«Я тебя унёс бы…»
«Доброе утро, Вишенка…»
«Поэту бы хлеба,  да кружку вина…»
«Пока ещё весы свобод…»
«Давай друг на друга помолимся
«Гордость свою посчитав преступленьем…»
«Продолжается глупо и странно…»
«Если клином выбивают клином…»
«Две свечи у изголовья…»
Патриотка
Мобилизацiя
ПРИЕХАЛИ (рассказ)
Москаль
Назначаю свидание в Крыму
Соперница (Полонская)
Геноцид
День Незалежности Украины
День Победы
«Пост №1» («Помоги мне мальчишка из Гавра…»)
Танго «Фантазия»
На Кипре
Сон
Просто бизнес
Русская свадьба
Нобелевская премия
Крым
Пожар
Критическая масса
Отдых олигарха
Украинский тупик
Взгляд врага
Разделяемся
Музклипы
«В активах ноль…»
Сверхчеловеки
Фэн-Шуй
Вместо некролога
Закрытая тема
Навсегда

3. КОЛЬЦО СОЛОМОНА

Старый ковбой
Вдова
 «Почтенный певец был отчаянно стар…»
Чайхана на перекрёстке
Саксауловая роща
Девочка из Лас Вегаса
Диссиденты
Смысл жизни
«На кольце Соломона…»


Список использованной литературы и электронных сайтов:
Бессмертный .  Ветер крымской весны.  Вечерняя Евпатория Крым 2015 г.; В. Кустов. Комплекс невесты. Южно-Русское кн. Изд-во комерче-ско-издательское товарищество ООО «Юркит» Ставро-поль 2008 г.;газета «Искра» Российской марксистской партии №53, декабрь 2013 г.; CORRUP-CIAnet.www.corrupcia.net/news/fact-19295.html; Русская весна. Rusvesna.su/nevs/144839587;Б.Олейник «Радостно кричат в небесной сини…». Газета «Советская Россия» май 2015 г.; М. Суркова «Свой далекий дом посреди долины» - из блокнота  генералаВоробьёва; С. Куняев «Нет на свете печальней измены» или «Ще не вмерла Украина» М. «Голос-пресс» 2015 г.: Сергей Шан. http:/www.stihi.ru/2014/04/28/1264; Анастасия Дмитрук «Никогда мы не станем братьями»;podrobnosti. ua./186267/samoubijstvf-vUkraine-cto/podvigaet slu zhb-ssha-;http://www.e-news.su/v-novorossii/46030-zagrad преступления украинских силови-ков: пытки и бесчеловечное отношение. Фонд исследо-вания проблем демократии.2015г.; 16032015.pdfДосье Kiev.Антифашист online Доклад Председателя ЦК КПРФ Г.Зюганова на VII (мартовском) 21015 г. Совместном Пленуме ЦК и ЦКРК КПРФ, А. Корниенко, «История создания ОСМУ», Солдатские матери Днепродзержинска.

АННОТАЦИЯ.

Победитель литературного конкурса ФСБ РФ «Граница. Родина. Честь», член Союза писателей Рос-сии Владимир Яковлев  - автор книг «Место в строю», «Офицеры границы», «Продолжение», «Якорь», «Пра-во выбора» и в этом поэтическом сборнике верен ар-мейской среде,  теме гражданского долга. Но теперь, когда «мир дал трещину, и она прошла сквозь сердце поэта», когда отношения Украины и России обостри-лись до предела и приближаются к опасной черте, поэт ощущает это как личную трагедию. Случайная встреча в интернете с представительницей украинского олигар-хата заставляет его ощутить свое место в мире, где ца-рит дефицит справедливости и чести. Автор противо-стоит процессу инфляции вековых ценностей  обще-ства, задумывается о предназначении человека и исто-рической миссии России.
Оригинальна и форма подачи поэтического ма-териала, где используется приём «прямого вхождения в тему» через личность автора. Высокая лирика и стати-стика военных сводок, частные переживания и фронто-вая аналитика, романтические мечты и серая графика будней перекликаясь и взаимодействуя друг с другом, дают ощущения присутствия и причастности к истори-ческой оценке событий.


Яковлев Владимир Яковлевич
355000, Ставрополь, ул. Ленина 406 кв. 43
Тел.: 8 962 4 442 446