533 Ломка началась 21 06 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 533. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Ломка началась. 21.06.1974.

Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора: ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». День выборов в Верховный Совет СССР. Это последняя фотография, на которой я, матрос-рулевой А.С. Суворов (период службы 14.11.1971-12.11.1974) с моим первым заслуженным нагрудным знаком «За Дальний Поход». Этот нагрудный знак для военного моряка дороже любой медали. 16-21 июня 1974 года.


В предыдущем:

Мичман Толя Дворский, исполняющий обязанности комсорга корабля, был неплохим человеком, хорошим помощником, но не лидером. Лидер должен был проявиться сам, в гуще корабельных событий и работы. Поэтому я решил дать всем желающим занять моё место на корабле «открытое поле деятельности». Лучше бы я этого не делал этого крутого излома, потому что, как известно – «Благими намерениями вымощена дорога в ад»… 

Анатолий Дворский не стал, как я, вести оформление, учёт и централизованный сбор комсомольских взносов, а поручил всё это комсоргам боевых частей. Матросы и старшины, избранные комсоргами в боевых частях БПК «Свирепый», стали приходить ко мне за учётными карточками и ведомостями, недоумённо спрашивали: «Что и как делать?». Я молча давал им соответствующие инструкции по учёту и сбору взносов и говорил, что «комсорг Дворский вам всё объяснит».

Потом замполит, капитан-лейтенант А.В. Мерзляков приказал мне раздать всем командирам боевых частей и старшинам команд (мичманам) их рабочие дневники политзанятий с тем, чтобы они сами заполняли их планами работы, темами занятий и краткими конспектами-протоколами этих занятий…

До этого момента я «помогал» офицерам и мичманам в этой работе, оформлял так, как надо их рабочие дневники и тетради политзанятий и поэтому во время контрольных проверок у нас не было замечаний, только отличные оценки. Теперь рабочие дневники и тетради были оформлены неряшливо, неразборчивым почерком, с ошибками, так, что у проверяющих «ныли зубы»…

Опять возникли недоумения, ошибки, конфликты и стрессы во взаимоотношениях между офицерами и мичманами БПК «Свирепый» и нашего «ретивого» замполита. Особенно чувствительно к этим его нововведениям отнёсся командир БЧ-3, старший лейтенант О.А. Белонин. Он вызвал меня к себе, долго возмущался «нововведениями Мерзлякова», а потом попросил помочь ему в оформлении дневника, планов и конспектов политзанятий.

Увы, я уже не в силах был ему и другим офицерам и мичманам помочь, так как мне было приказано спать не в ленкаюте на крышке стола президиума (одновременно под откидывающейся крышкой был рундук для моего аттестата, то есть флотской формы одежды – автор). Более того, теперь я должен был сдавать ключ от «ленкаюты» дежурному по низам.

Я даже не мог вынести из «ленкаюты» свой аттестат (одежду моряка), взять из сейфа свои документы, альбомы, книги, письма, бытовые принадлежности, комплекты личных фотографий по дням и событиям службы…

Затем по приказу замполита, капитан-лейтенанта А.В. Мерзлякова, я выдал на руки счастливым мичманам комплект фото принадлежностей для печати фотоснимков: портативный фотоувеличитель, красный фонарь, ванночки для проявителя, промывки и фиксажа, электроглянцеватель, последнюю банку с проявителем и закрепителем, а также последние три пачки фотобумаги форматом 9х12 и 18х24.

Мичмана обещали мне, что сразу, как закончат делать фотки, они принесут всё обратно и даже купят мне «для возмещения ущерба» фотобумагу, фотореактивы и фотоплёнку «сверху», но их обещание осталось не исполненным. Потом этот портативный фотоувеличитель попал «в машину», затем «в трюма», потом ещё куда-то в дальние и глубокие «шхеры» и только после визита в Польшу и после празднования дня День ВМФ (в конце августа 1974 года – автор) жалкие останки этого фотооборудования были возвращены в «ленкаюту» и благополучно списаны помощниками командира корабля по снабжению и финансам.

После того, как один из двух фотоувеличителей и комплектов корабельных фото принадлежностей благополучно исчез в недрах корабля, пришла очередь к другим предметам и вещам культурно-массового применения. Также бесследно и «шутя» (под клятвенные обещания вернуть – автор) исчезла корабельная гармошка и акустическая гитара.

Затем стал пропадать материал и инструменты, которыми я делал корабельные стенды, плакаты, стенгазету, боевые листки, сувениры. Только глубоко в шхере, лаз в который знал только я, сохранялись самые дефицитные материалы и инструменты для изготовления сувениров и сувенирных поделок на ДМБ.

Вскоре после начала «нововведений» в организации политико-воспитательной работы, начатой замполитом и исполняющим обязанности комсорга БПК «Свирепый», кто-то из новеньких «молодых талантов» захотел записать на портативный магнитофон звуковое сопровождение кинофильма и подключил вход магнитофона «Репортёр-5» к выходу на динамики кинопроектора. Естественно, магнитофон «сдох»…

Так в «ленакюте» начался сначала разбор-развал, а потом сбор всего того, что поломали, испортили, растащили…

Единственно, что уцелело и не поддалось разграблению, - это комплект ударных инструментов и одна электрогитара, которые я сумел вовремя «добыть», воспользовавшись хвалебными отзывами командования Балтийским флотом и ВМБ Балтийск о нашем БПК «Свирепый», об образцовой и интересной организации досуга моряков.

Последним ударом в этой «вакханалии» разгрома «ленкаюты» как центра и сосредоточения всей материально-технической базы политработы, политзанятий, комсомольской и культурно-массовой работы на БПК «Свирепый», стало «отлучение» меня от корабельной библиотеки. Вместо меня замполит посадил молодого матроса, который просто поднимал «прилавок» и пускал к стеллажам с книгами всех и каждого, кто приходил в библиотеку. При этом он, конечно, никого и ничего на записывал. Не учитывал и не контролировал своевременное возвращение книг в библиотеку.

Да, были люди на БПК «Свирепый», которые радовались этим нововведениям и с усмешкой говорили мне «в глаза и за спиной»: «Ну, что? Доигрался, Суворов? Кончилась твоя власть!».

Нет, ребята, я не «доигрался», я вообще, не играл, а делал своё дело, которое сейчас разваливается и разрушается под маркой «освобождения от тирании Суворова». Это была не «тирания», а просто элементарный военно-морской порядок…

Последней каплей и точкой в этой печальной истории явилось то, что я, перебираясь на своё формально законное место в кубрик и перетаскивая свой аттестат (комплект флотской одежды - автор) вдруг обнаружил, что с моей ДМБовской «суконки» (форменной флотской рубахи) исчез мой знак «За Дальний Поход»…

На «грустных» моих фотографиях от 16 июня 1974 года я в последний раз сфотографировался с этим моим заслуженным нагрудным знаком «За Дальний Поход», вручённым мне в ноябре 1973 года командиром корабля, капитаном 2 ранга Евгением Петровичем Назаровым перед строем всего экипажа БПК «Свирепый». Правда, тогда этот знак по приказу Командующего Балтийским флотом, адмирала В.В. Михайлина вручали всем участникам первой БС (боевой службы) БПК «Свирепый» в июле-октябре 1973 года.

А теперь этого моего заслуженного и самого дорогого для меня знака морской доблести не было…

Мой знак «За Дальний Поход» был со штифтом с резьбой и круглым номерным диском-гайкой. Мой знак «За Дальний Поход» крепился так: в форменке протыкалась дырочка, в неё вставлялся штифт и сзади, за тканью форменки диском знак плотно прижимался к материи. Штифт, конечно, упирался мне в грудь и в случае какого-либо толчка делал больно, но это была значимая боль-неудобство, потому что для матроса-моряка срочной службы нагрудный знак «За Дальний Поход» почти то же самое, что медаль «За отвагу» во время Великой Отечественной войны.

Я с пониманием, со смирением и с терпением и выдержкой воспринимал все нововведения замполита и исполняющего обязанности комсорга корабля, думал, что сама жизнь, без моей подсказки, методом «проб и ошибок» всё вернёт «на руги своя» и порядок восстановится. Однако эта пропажа (воровство- автор) моего боевого «ордена» - нагрудного знака «За Дальний Поход» - выбила «искру гнева» в моём поведении и отношении к окружающим…

Теперь я не просто «гордо молчал», а натурально взъярился, рассвирепел, обозлился «донельзя». Теперь я стал не просто «годком», а «ДМБовским годком» - самым ярсотным, строгим и беспощадным «блюстителем годковских традиций».

Единственно, что я не допускал ни в коем случае – это проявлений и участия в проявлениях «матёрой годковщины», то есть в издевательствах над «молодыми» и «салагами». Наоборот, я вошёл в «клинч» с некоторыми наиболее ярыми «годками», не пресекая, но гласно и открыто не одобряя и не поддерживая их «годковского поведения».

При этом меня «душила» злость на похитителей моего знака «За Дальний Поход». Если бы я и мои друзья-годки, которые помогали мне найти вора, поймали этого несчастного, то я бы открыл все свои «шлюзы» ненависти к этому врагу…

Я настолько замкнулся в своём горе-ненависти из-за пропажи моего нагрудного знака «За Дальний Поход», что перестал замечать что-либо в повседневной организации военно-морской службы. Я машинально, как сомнамбула, участвовал в построениях, в сборах, в тревогах, выходи на развод службы корабельного наряда, но никто, ни дежурные по кораблю, ни командиры боевых частей или команд не направляли меня на дежурство или хозработы. Я просто стоял молча и напряжённого вс трою, а потом, после развода, также молча уходил «куда глаза глядят»…

Даже на обед и ужин меня стали выводить из шхер, в которых я «шхерился» (затаивался - автор) мои друзья-годки, которые мне сочувствовали, переживали, но ничем помочь не могли. Меня «не по-детски ломало, корёжило и кривило», делало озлобленным, неуживчивым, недобрым, злым, ожесточённым.

Даже самые малейшие раздражающие моменты могли вызвать у меня вспышку гнева и желание всё разрушить, разбить, побить, сокрушить. Я не был тогда физически сильным, мощным, массивным, наоборот, мой размер одежды тогда был 48-й, а размер обуви – 42.

В 1971-1974 годах я был стройным, худым, жилистым и высоким (мой рост 182 см – автор), однако к этому времени я уже прошёл жизненную школу «пацана на улице», «юноши в школе», «парня  на работе», «матроса на флоте», а также курс обучения моряка-бойца абордажной команды боевого корабля. Я уже умел по-настоящему драться и мог несколькими удачными ударами-приёмами не только ошеломить противника, но «вырубить» его (лишить сознания – автор).

Мне очень хотелось, я мечтал, я жаждал найти того, кто украл мой нагрудный знак «За Дальний Поход» и сурово наказать его…

С помощью моих друзей-годков я бы точно нашёл этого негодяя, но наш мудрый командир корабля, капитан 2 ранга Евгений Петрович Назаров вовремя нашёл способ помешать мне это сделать.

Слух о том, что «у Суворова пропал нагрудный знак «За Дальний Поход» облетел весь корабль, стал известен в штабе, в политотделе ВМБ Балтийск. Практически все офицеры, мичманы, матросы и старшины, с кем я был дружен и знаком, мне сочувствовали, выражали своё сожаление случившимся. Многие стали понимать и видеть, что это несчастье случилось в результате нововведений, устроенных замполитом Мерзляковым.

В пятницу 21 июня 1974 года командир корабля, капитан 2 ранга Е.П. Назаров, вызвал меня к себе в каюту.

- Ты чего такой смурной ходишь? – спросил меня Евгений Петрович после обязательных формальных приветствий и докладов. – Что случилось? У тебя вид, как будто ты решился на тяжкое преступление. Давай, рассказывай…

И я рассказал… Всё рассказал… Как на духу…

- Так, - сказал Евгений Петрович, выслушав мою «исповедь». – С Оленькой я тебе помочь ничем не могу, тут жизнь сама всё расставит по своим местам. Мама и папа, понятное дело, о тебе беспокоятся и их нужно понять, слушать, соображать, но поступать так, как ты считаешь правильным. Учиться надо и чем раньше, тем лучше, потому что, например, учиться мне сейчас очень трудно по многим причинам. Тут и мама права, и ты сам всё правильно понимаешь.

- То, что Мерзляков «чудит» и «куролесит», я вижу, - сказал Назаров, - но ты тут, Александр, сам виноват – надо было вовремя себе замену готовить, а теперь вот в муках, поди найти такого же, как ты. Ты на это «забей», пусть всё идёт, как идёт, потому что всё «устаканится», вот увидишь. Прояви выдержку и всё будет нормально. Главное осваивай новую технику, на тебя Васильев очень надеется.

- А что касается знака «За Дальний Поход», - сказал сурово и справедливо командир корабля, - то ты сам виноват. Надо было тщательно его хранить и не выкладывать в рундуке на форменке поверх всего аттестата: плохо положил, плохо сберёг, вот и ввёл кого-то в соблазн.

Я поник головой от справедливости командира корабля. Он был прав, - это я недоглядел и способствовал тому, что у меня мою награду украли. Вор виноват только в краже, а я виноват в том, что допустил эту кражу. Теперь этот человек тоже мучается, и его судьба может пойти «наперекосяк».

- Твоя судьба напоследок службы на корабле тоже может круто обломаться, - сказал сурово мне капитан 2 ранга Е.П. Назаров.

- Оставить бы тебя в наказание так, как ты есть, - сказал другим тоном командир корабля, - да жалко, – со злости врежешь кому-то по глупости и получишь «реальный срок» от трибунала. Так что, матрос Суворов, встать смирно!

- В порядке исключения, - торжественно сказал командир БПК «Свирепый», капитан 2 ранга Евгений Петрович Назаров, - в честь ваших заслуг перед БПК «Свирепый», за верную и доблестную службу ВМФ СССР и во избежание судьбоносных последствий, даю вам, матрос Суворов, шанс завершить вашу срочную службу так же хорошо и плодотворно, как вы служили до сих пор.

С этими словами Евгений Петрович достал из шкафчика обыкновенную коробку из-под обуви, открыл крышку и протянул её мне. В коробке навалом лежали в полиэтиленовых пакетиках два десятка новеньких нагрудных знаков «За Дальний Поход».

- Бери один, - сказал Евгений Петрович. – Можешь выбирать.

Я, не глядя, взял дрожащими пальцами первый попавшийся знак и с невыразимым чувством благодарности пожал большую твёрдую руку командира БПК «Свирепый».

- Благодарю за службу, - тихо сказал мне Назаров.

- Служу Советскому Союзу! – также тихо ответил я  (в горле был ком, который мешал не только говорить, но и дышать – автор).

- Ступай, Александр Суворов, но больше по такому поводу ко мне не возвращайся, - не приму, – сказал Евгений Петрович Назаров и спрятал коробку со значками в шкафчик. – Коробку ты не видел, знаки тоже не видел, а этот знак ты нашёл сам, например, глубоко в кармане брюк. Понял? Вот и хорошо.

В тамбуре в вентиляционной камере напротив запертых дверей в ленкаюту, под оглушающий звук электродвигателя в тусклом свете дежурной ламы, среди тесноты пакетных выключателей и клапанов насосов носовой пожарной системы, в жаркой духоте и неудобстве, я вынес на свет потный пакетик, который всё это время держал в левом кулаке, зажатым «мёртвой хваткой».

Нагрудный знак «За Дальний Поход» оказался новеньким, как будто только что из-под пресса и из печки Монетного двора, красивым, настоящим, тяжёлым, но только другой конструкции крепления к форменке – не со штифтом и гайкой, а со специальной конструкции плоской булавкой.

Так счастливо разрешился мой самый главный стрессовый момент службы в 1974 году, но всё же горечь воспоминания от утраты моего первого нагрудного знака «За Дальний Поход» остались навсегда.

Я корю себя за небрежность, но того гада, который украл у меня мой первый нагрудный знак «За Дальний Поход» я проклял и не прощу его никогда...