542 Письма с гражданки 13 07 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 542. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Письма с гражданки. 13.07.1974.

Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора: Письма моих друзей с «гражданки» (из гражданской вольной жизни – автор). Письмо Оленьки. Суббота «почтовый день» 13 июля 1974 года.


В предыдущем:

Я думаю, что эта завистливая злость и сожаление советского народа СССР о том, что «мы не так живём, как надо» стали мотивом и причиной «контрреволюционной перестройки» в 80-х и «демократических реформ» в 90-х годах XX века. Может быть, я и не прав…

В субботу 13 июля 1974 года был мой традиционный «почтовый» день, когда я обыкновенно пишу письма маме, папе, друзьям, Оленьке (знакомой незнакомке из московской электрички «Москва-Калуга-1» в июне 1973 года – автор), моему школьному другу и товарищу Славке Юницину и друзьям по службе на БПК «Свирепый».

Как правило, письма я писал по субботам в перерывы между «домашними» делами: приборкой в «ленкаюте», наведением порядка в фотолаборатории и корабельной библиотеке, чисткой, стиркой и глажкой флотской одежды. Теперь, после того, как меня «отлучили» от библиотеки, фотолаборатории и «ленкаюты», я временно перестал там убираться (делать приборку – автор), а потихоньку, как это должны делать «ДМБовские годки», участвовал в общекорабельных делах и в делах своего отделения – команды ПИП (подавление и помеха).

Теперь у меня дел было совсем немного, потому что из оборудования РЭБ (радиоэлектронной борьбы) у нас были только контейнеры и оборудование корабельного комплекса радиоэлектронного подавления для постановки пассивных помех (дипольных отражателей и ложных тепловых целей) ПК-16 (КЛ-101). Его-то я и мои два «подчинённых» молодых матроса чистили, драили, проверяли его работоспособность, учили «матчасть» и отрабатывали до полного автоматизма свои действия по управлению этим комплексом. При этом я намеренно создавал отвлекающие и мешающие «боевые условия», то есть объявлял, что один из матросов «смертельно ранен» и требовал от второго правильных действий.

Окружавшие нас матросы, старшины и «годки» с юмором и насмешками наблюдали, как мы втроём тренируемся, но тоже активно и творчески участвовали в этих «деловых играх». В результате, совершенно неожиданно для нас, мы при очередной проверке боевой готовности РТС (радиотехнической службы БПК «Свирепый», начальник РТС, капитан-лейтенант К.Д. Васильев) «перекрыли» все нормативы управления и боевого применения корабельным комплексом радиоэлектронного подавления для постановки пассивных помех (дипольных отражателей и ложных тепловых целей) ПК-16 (КЛ-101).

Когда я докладывал на ГКП о готовности комплекса к РЭБ (радиоэлектронной борьбе) и запуску ракет-снарядов пассивных помех, нам не поверили, и к нам явился один из проверяющих офицеров - флагманских специалистов. Он потребовал ещё раз выполнить все штатные действия нашей команды, что мы и сделали. При этом мы ничуть не напрягались, не волновались, а делали всё быстро, складно, заученно…

Когда этот офицер ушёл обратно на ГКП, мы даже не знали, что сделали всё правильно и быстрее, чем было записано в инструктивных нормативах. Об этом мы узнали вечером во время ужина, когда через столовую личного состава проходил начальник РТС, капитан-лейтенант К.Д. Васильев и коротко нам об этом сообщил. Никаких радостных событий для меня и моей команды-отделения после этого случая не последовало…

Ну и ладно. Зато теперь нас никто не трогал, а мы продолжали тренироваться на занятиях по боевой подготовке, причём уже все мы трое из службы РЭБ «изощрялись», придумывая разные аварийные и боевые условия наших практических занятий. Вскоре наши игры подхватили другие старшины-годки-командиры отделений и повсеместно на БПК «Свирепый» стали не просто бегать по трапам, закрывать и открывать на время стальные водонепроницаемые двери и люки, включать и выключать оборудование, машины и механизмы, но делать это с представлением взрывов, ранений и даже «смертей» моряков. Причём «умирали», как правило, ДМБовские и следующие за ними годки…

В эту субботу мои двое подчинённых матросов дежурили в службе корабельного наряда, а я читал письма «с гражданки» и писал письма «на гражданку». Приближающийся визит БПК «Свирепый» в Польшу опять остро возбудил интерес и тоску моряков-свиреповцев «по воле», по свободе гражданской жизни, по девушкам и друзьям…

Первым пришло письмо от моего друга боцмана-плотника Володи Баранова от 09 июля 1974 года. Он делился со мной своими приключениями, гордо сообщал, что сдал все экзамены и получил аттестат о среднем образовании (11 классов средней школы), что готов поступать в институт и очень хочет этого. Он опять встретился со своей давней школьной подругой Ларисой и его описания-переживания ярко свидетельствовали, что он сильно любит её, жаждет ответной любви и, вероятно, получит желаемое. Я был очень рад за Володю и искренне желал ему счастья, удачи и успехов.

Затем откликнулся мой школьный товарищ и друг Володя Корнеев, который поддержал мою идею всем нашим ребятам и девчонкам встретиться в 1975 году в нашей школе. Он сообщил мне, что скоро в городе Суворове «мы все соберёмся, конечно, не все, но большинство, только жалко, что «Мура» с «Сивым» на смогут быть с нами вместе. Жалко их».

- Санёк, - с гордостью и радостью писал Вовка Корнеев («Ганс», «Адольф», «Нация»). – Ты уже, неверно, знаешь, что у меня родилась дочь – Наташа. Ей уже 5,5 месяцев. Когда приедешь, тогда увидишь, какая у меня дочь! Приезжай, ждём!

Тоня Корнеева, подруга Вали Архиповой (Валя Архипова – это моя первая настоящая школьная любовь – автор) писала, что ей тоже «хочется всех увидеть в школе в 1975 году». Тоня Корнеева жила и работала в Ленинграде, уже 2 года является депутатом Городского Совета народных депутатов, в третий раз избирается секретарём комсомольской организации цеха, в котором она работает оператором в плановом отделе. Тоня летом была в отпуске в Чехословакии и ей там очень понравилось.

Вот как бывает – верная подруга, «тень» Вали Архиповой, её «защитник и телохранитель» стала лидером комсомольцев, депутатом, достойным и активным человеком. Я искренне порадовался за Тоню и загордился ею.

Потом я с искренним наслаждением и радостью прочитал письмо моего школьного друга, товарища и брата Славки Юницина.

- Милейший, - прими приветы от брата своего по крови, - писал Славка Юницин, - а также от многих друзей и подруг! А короче, - здравствуй, Сашка!

- Читал твоё письмо и думал, наверное, ты писал его при качке или во время шторма баллов в 8. В каждой строчке мысль новая и непонятная нынешнему поколению, но я, к сожалению, всё понял.

- Каждый день с надеждой тайной заглядываю в почтовый ящик, но, увы, нет там повести, романа-трилогии, даже коротенького рассказа о днях чьей-то юности, и вот что интересно, и не отчаиваюсь…

- Ты помнишь то лето, когда я был в отгулах, и ты был в отпуске. Сейчас такое же положение, только отгулов немного побольше. Ездил в деревню на рыбалку. Пробыли там 5 дней, и не хотелось уезжать.

- Ты не представляешь себе деревенский воздух с запахами скошенной травы, запахом навоза, с колючим зноем, жужжанием оводов, от которых лошади мучились и будут мучится ещё лет 300.

- Я тебе и не сказал, что у нас сейчас погода исключительная. Жара до 30-35°С, кажется, что природа и люди ожили от скользкого дождя. Все сразу почернели, «покрасивели» и похорошели.

- Я загорел, как амазонка. Представляешь, как смотрится на бронзовом теле маленькая серебряная цепочка?

- Вчера на пляже видел Конькову, то есть Селивёрстову Зойку. Говорит, что у неё всё прекрасно, я рад. От радости такой оставили их с мужем в «дураках» раз 8 и ушли восвояси, гордо повиливая задом. Между прочим, Зойка читает Вальтера Скотта…

- Завтра выхожу на работу, но всё равно настроение прекрасное. Два дня проводил в обществе Верочки и каждый вечер обрывал у неё в саду ромашки после знаменитых слов: «Пока!» и они оказывались у меня в кувшине.

- Но ромашки кончились и слова изменились, стали звучать строго и официально: «Не надо! Всё равно у нас ничего не получится!».

- Не знаю, почему я пишу всю эту чушь?! Может быть, потому, что тебе только одному могу написать то, что думаю. Мне кажется, что любовь моя отходит от меня всё дальше и дальше, а вот как только увижу её, так сразу что-то обрывается в груди и чувствую дрожь в коленках.

- Мне почему-то кажется, что это такое хрупкое и нежное создание, что если к нему дотронуться, то она зазвенит. Может быть поэтому я даже не беру её за руку и не хочу, чтобы она брала меня под руку, когда я провожаю её домой.

- Может быть, я тебе уже писал, что не люблю девчонок, которые знают и умеют больше, чем я. Может быть это и плохо, но вот она, моя любовь, знает больше, я имею в виду её образование. Может быть,  я смогу притвориться, прикинуться человеком из «света», этаким экстравагантным «кабальеро», но только не с ней.

- Ладно, кончаю писать, а то, если начну выливаться, то не останется тайн, а человек без тайны – это всё равно, что без мечты или с тремя извилинами, как у курицы. Пиши, Сашок. До свиданья. Вяч. Юницин.

Мой друг и товарищ, мой кровный брат Славка Юницин переживал самое упоительное и самое сладкое чувство своей молодости – чувственную любовь и я по-хорошему завидовал ему, хотел бы быть с ним рядом, играть в карты «в дурака», шалить и шутить со школьными друзьями и подружками, знакомиться с их мужьями и жёнами, а также с их детьми. Надо же! У Толика Морозова уже сын, у Вовки Корнеева – дочь!

Как летит время на воле!..

На самое главное «потом» я оставил письмо «Оленьки». Она опять написала его простым карандашом, и оно со временем теряет чёткость букв и слов…

- Здравствуй, Саша! Не дождалась письма от тебя, хочу поговорить. О, Господи, как это чудесно, Саша, что у меня есть прекрасный друг, которому я могу подарить немного радости, который мне даёт ещё большую радость. Всё дело, наверное, в том, что ты и я сумели даже через письма познать и понять самое лучшее в каждом. Как редко, а то и вообще не встретишь глубокого взаимопонимания.

- Я перечитывала сейчас некоторые из твоих писем, и мне неожиданно, безумно просто захотелось поговорить с тобой. Опишу или вернее попробую тебе описать свои чувства, связанные с тобой.

- Я говорю уже совершенно откровенно, уже не боясь каких-то подлостей, не осторожничая с тобой, так как за всё время переписки с тобой, во мне появилось доверчивость и гораздо большее чувство к твоей удивительной чистоте и доброте.

- Когда смотрю на твою фотографию, делается светло и чисто на душе. Не могу удержаться, чтобы не написать тебе: «Милый Саша!».

Далее Оленька писала разные добрые и несказанно волнующие меня слова, от которых я вскакивал со своего рабочего места в библиотеке БПК «Свирепый» и бегал в волнении по «ленкаюте», больно натыкаясь ногами на невидимые мной банки (лавки).

Потом Оленька писала, что «не боится теперь увидеться со мной», что верит - «переписка наша принесла ей много больше веры в людей», чем прежде. Она писала о том, что в больнице внимательно слушает по радио выступления молодых скрипачей в Москве на 5-м Международном конкурсе имени П.И. Чайковского, что у неё мечта – «выступить на этом конкурсе», что «музыка и скрипка – это единственный возможный путь её жизни».

- Теперь консерватория или институт культуры – это моя ближайшая цель и желание – написала Оленька. – Я знаю, ты, Саша, хочешь поступить в Севастопольский приборостроительный институт. Скажи, чем тебя привлекает приборостроение? Как ты представляешь себе своё будущее? Чего бы ты хотел добиться?

Эти вопросы Оленьки меня сразу как-то «отрезвили», «осадили», «обуздали» мой порыв и волнение. Ничего себе вопросы?! Как мне на них ответить, если я сам ещё не могу самому себе сформулировать ответ на простой вопрос: «А чего ты, Саша, хочешь в этой жизни?».

- Прочитав твои письма о путешествиях за границу, меня опять охватило бурное желание сделать не менее чем кругосветное путешествие. Ты бы составил мне компанию? Ведь это было бы чудесно, правда?

Правда, Оленька, правда. Мы бы с тобой совершили такое путешествие и испытали бы такие приключения, которых не испытывал никто из всех влюблённых! Я тут же стал представлять себе маршрут нашего кругосветного путешествия и решил обязательно написать ей большущее письмо, в котором рассказать Оленьке, лежащей на больничной койке, во всех подробностях этот наш счастливый круиз…

- Ну, вот, Сашенька. Поговорила, а кажется, что всё написанные мной слова совсем не те, что я хотела тебе передать. Не хватает ни сил, ни слов для них…

- Удачной тебе службы, взаимопонимания и хорошей дружбы с товарищами по службе. Ты можешь сказать своим товарищам, что девушки, даже не знающие их в лицо, но зная, что есть люди, защищающие их во время опасности, в душе не просто уважают их, но даже любят за их силу, мужество. А от меня передай им самые лучшие пожелания. До свидания, Сашенька. Оля.

Это письмо Оленьки сильно потрясло меня. Я задумался…