Автобиографическая повесть. Часть вторая

      Страна вернулась к мирной жизни. Но следы боевых действий, которые  проходили в городе, ещё какое-то время напоминали о себе.

      На « заднем дворе» – такое название почему-то получил дом, дальше всех отстоявший от проезжей части улицы – так вот возле этого дома кучкой лежали обезвреженные снаряды. А в переулке стояли «ежи».

     Нас спокойно отпускали с уроков, чтобы мы имели возможность вместе с родителями получить по карточкам  муку или дрова. Для этого вставали затемно, занимали  очередь, и нам, как  и всем взрослым, химическим карандашом ставили на ладошке номер, чтобы люди не путались.

       Даже колыбельные песни того времени носили в себе отзвуки минувшей войны. Мне запомнилась одна из них, потому что ребёнок носил имя моей мамы:

       - Спи, Наташа, я не понимаю,
         Отчего в тебе такая страсть. 
         Мы Победу одержали в мае,
          Ну, а ты в июне родилась.
         Нет на свете краше маленькой Наташи,
          Нам с тобой не страшен серый волк в пути.
         Так закрой ресницы, пусть тебе приснится
         Золотая птица. Спи, Наташа, спи!
         Над тобой фугаски не свистели,
         Только ветер за окном шумит,
         Над твоею маленькой постелькой
         Не летит проклятый «мессершмидт».
         Нет на свете краше маленькой Наташи,
         Нам с тобой не страшен серый волк в пути.
         Так закрой ресницы, пусть тебе приснится
         Золотая птица. Спи, Наташа, спи!
 
       Но всё же – это были мир и покой. Тепло и уютно становится на душе при воспоминании об этом периоде.  Господи, как же тогда было хорошо! И не только потому, что это моё детство. Нет. Люди были добрее. Война привнесла в каждую семью столько горя, что ссоры, склоки были забыты надолго. Я не помню, чтобы даже на нас, ребятишек, ворчали, а тем более ругались жители двора. А уж о скандалах между взрослыми и говорить не приходится.
 
       Жизнь налаживалась. Папа занял должность заместителя директора Московского завода по ремонту высокоточного оборудования. Старшая сестра Надя стала работать на фабрике «Гознак», а Лида поступила в финансовый техникум.
               
      Нам повезло: в нашей квартирке, состоящей из трёх комнат, жили три семьи родственников: наша из пяти человек – папы, мамы, сестёр Нади, Лиды и меня, семья маминой сестры Люси с мужем и дочерью  Ларисой и  семья третьей сестры Олимпиады.

      Когда родился мой старший племянник Валера, его детскую кроватку умудрились затолкнуть между печкой и родительским спальным местом.   Завершался интерьер «маленькой» комнаты платяным шкафом, о котором я уже упоминала.
 
      В «большой» комнате разместились кровать замужней средней  сестры Лиды, буфет, комод, письменный стол и небольшая тумбочка для книг. Когда я подросла, в середине этой комнаты на ночь для меня ставили раскладушку.

      Но и при такой тесноте мама с любовью привечала гостей. Приезжали наши родственники из деревни и других городов, в основном для  лечения. Фронтовики, их жёны, дети. Маме даже в голову не приходило отказать им. И как-то все располагались, может, не совсем уютно, но сносно. Как будто жилище было резиновым.

        Через несколько лет у тёти Люси родилась ещё одна дочка -  Марина. Вот такая большая и дружная семейка обосновалась на Земляной улице, дом 5/12 (впоследствии переименованной в Люсиновскую улицу, дом 53/12). Мы жили на втором этаже двухэтажного дома, если его можно назвать двухэтажным: под нами был не первый этаж, а подвал, также населённый людьми.

       Настоящее имя тёти  Люси было Елена. В три года она потеряла слух, а впоследствии соответственно и речь. Так случилось, что в специализированной школе для глухонемых оказалось две Лены, и чтобы дети языком жестов могли обращаться к определённой Лене, мою тётю называли там Люсей.Так это имя и прижилось.
 
      Мама рассказывала, что в юности тётя Люся была очень красивой, и в неё влюбился  говорящий молодой человек. Он был готов жениться на ней. Но моя бабушка, а тёте Люсе и моей маме она доводилась мамой, была мудрая женщина, и она не допустила этого брака, предварительно поговорив  с влюблённым. Она понимала чувства молодых, переживала с ними, но правильно рассудила и объяснила жениху, что счастья в такой семье не будет.
 
     Сестрички - Лариса и Марина  вспоминают рассказы своей матушки с юмором и лаской. Оказывается, она долго отказывалась выйти замуж за Лёшу, глухонемого от рождения, будущего   папу Марины, только потому, что тот  пришёл на свидание в сапогах. Зато он научил Люсю готовить еду,  без чего в семейной жизни не обойтись. Первый муж моей тётушки,дядя Митя,приучил её к походам в кафе и столовые, и поэтому у той не было  желания  приобретать  кулинарные навыки.
         Зато впоследствии она пекла такие отменные пирожки, что их вкус и аромат незабываем.  Мамино же макаронное блюдо вызывало у девчонок смех: они долгое время были уверены, что едят картофельное пюре, а это были макароны  -  таков был оригинальный способ их приготовления.

        Меня двоюродная сестричка Марина по большей части вспоминает сидящей за письменным столом.   К стопке книг я  прислоняла картинку или открытку, на столе раскладывала  альбом, подаренный мне  за лучший новогодний маскарадный костюм,  и начинала  досконально, с точностью до малого штриха перерисовывать пейзаж или рисунок. Её это восхищало.

       А моя старшая сестра Надя занималась рукоделием, в то время это было модно. На сбитую из деревянных палочек многоугольную конструкцию вбивали небольшие гвоздики. На них натягивали сутаж (толстый шнур), а сверху в несколько слоёв разноцветные нитки мулине. Всё это закреплялось маленькими узелками, которые создавали определённый рисунок. Затем мулине разрезалось, а нитки расчёсывались до пушистых шариков.

       Работа, надо сказать, кропотливая и требовала немалой усидчивости и сил. Марина попыталась создать такую красоту, но терпения не хватило. Зато Наденька смастерила одну из салфеток  специально для неё и подарила Марине на день рождения. Салфеточка по сей день украшает  журнальный столик в знак напоминания о двоюродной сестричке Наденьке.
 
       Мою среднюю сестру Лиду Марина запомнила по играм в лото: она вечно придумывала забавные названия бочонкам.

        Но с особым пиететом и нежностью Марина относилась к нашей маме – тёте Наташе.

        - Я помню тётю Наташу, высокую, худую женщину. Она разговаривала очень тихо, никогда ни на кого не кричала. Мне нравилось наблюдать за ней, как она жарит на сковородке отварную картошку, нарезанную кругляшками. И каждый раз, когда я так жарю картошку, я вспоминаю её. Однажды она подсказала, что не надо заглаживать стрелки на рукавах, и я следую этому всю жизнь.

       И ещё помню, как читали с ней азбуку  и делали домашние задания. Я дико заикалась, и потому сильно уставала. Заикаться начала с ясельного возраста. Я села в ведро с кипятком, которое стояло около нянечки. Мы отдыхали на даче, а ведро было приготовлено для мытья посуды. Когда мы шли из столовой в спальню, каждый неся свой стульчик, мальчишка нечаянно толкнул меня, и случилась беда. От боли и страха я стала заикаться. Спасибо моим родным и близким, которые окружили меня любовью и вниманием. Ко времени поступления в школу моя сестрёнка Лариса   нашла специализированную школу, причём она оказалась недалеко от дома.

       Много интересных событий всплывает в памяти. Наш дом выходил
 фасадом на проезжую часть улицы. Если по чётной стороне встречались и многоэтажные дома, а также разместился детский сад – ясли Московской печатной фабрики Гознак, то вокруг нас, до самого конца улицы, до Москворецкого универмага, который также находился на противоположной стороне, теснились одно- и двухэтажные дома. И большой сквер, который напоминал о разрушенных на этом месте во время войны жилых домах и погибших людях.

        Между домом, в котором мы жили, и другими такими же небольшими домиками теснились  высокие заборы  из обычных досок, наглухо приколоченных друг к другу.  Назначение их я так и не поняла до сих пор, но тот факт, что со стороны двора они становились источниками мусора, это однозначно. И как же мы радовались, когда в один прекрасный момент их снесли. Наш двор, и до того самый лучший двор в мире, как будто посветлел и посвежел.

        Я не завидую нынешней малышне и выстроенным для них игровым  комплексам. Мне и самой неоднократно приходилось гулять с внуками и правнуками на детских площадках и невольно наблюдать за их играми. Бесспорно, детские городки ярки, красивы, но предполагают развлечение только для  дошколят. Они не сплачивают ребятишек, а каждый из них копошится на своём игровом поле  так же одиноко, как в своей отдельной квартире.
        Для школьников же и такой малости нет: кругом асфальт, машины. Даже травы не видно. Где же выплеснуть накопившиеся  за школьные занятия эмоции? Где просто порезвиться?

       А в нашем дворе было такое раздолье, что хватало места не только, как говорится, для своих ребятишек.  К нам для игр приходили дети и из других дворов. Возрастного ценза не существовало: и дошколята, и ребята старшего возраста хорошо уживались друг с другом.

       То, что в одном из дворов (как раз напротив Москворецкого универмага) жили индюки, нас   не удивляло. Они спокойно выходили из настежь открытых ворот  и спокойно прогуливались по тротуару. Никому в голову не приходило дотронуться до птицы или ещё как-то напугать её.

      Восторженнее мы среагировали на асфальтирование улицы. Как правило, мостовые Москвы были вымощены булыжником. Скакать по таким дорогам и машинам, и общественному транспорту, так же, как и людям, находящимся в нём, удовольствие небольшое.

      Но нас,  детей, взволновало здесь другое: когда место булыжников заняли горы разноцветных камешков. Мы, никогда не бывшие у моря и не видевшие пляжную гальку, были в восторге. Часами возились с этой красотой. Для нас они были сродни драгоценным.  Мы старались выбрать камешки необычной окраски и формы. Желательно округлые  или овальные. Такие попадались сравнительно редко (ведь по сути это была не галька), и потому они особенно ценились.
   
       Ими мы украшали свои «секретики», а потом хвастались  друг  перед  другом. Не знаю, откуда пришла эта игра, может, из книг об открывателях кладов, но что-то подобное было и у нас. Мы выкапывали небольшую ямку, размером примерно в ладонь, клали туда травку, клочок бумажного фантика, а кому везло, то и фольги, дворовый цветочек, камешек – короче, то, что каждый из нас считал нужным, - прикрывали всё это осколком стекла и присыпали землёй. Если было желание поделиться «секретиком» с друзьями, а оно, конечно, возникало, иначе для чего было создавать такую красоту, спрашивали: «Показать «секретик?», и сравнивали, у кого лучше. Но не было случая, чтобы в отсутствие хозяина кто-то разорил эту кладовую или выкрал из неё что-то. Однако, как заправские хранители тайн, мы постоянно меняли местонахождение своего клада и обновляли его коллекцию.

         Игры были разнообразные и подвижные. Очень любили  «чижика». Сам  «чижик», то есть небольшой четырёхгранный деревянный обрезок палки, чем-то напоминающий пастилу, только заострённую  по концам, был у каждого. Иной раз так лихо били по нему битой, что  с трудом находили  в траве. И чтобы не терять времени попусту, доставали другой «чижик». Но это случалось не так часто, потому что от наших игр солидный участок во дворе был вытоптан так, что трава расстилалась вдали от нас, а такие могучие выбросы случались редко.

      Фантазия у нас была удивительная. Прижились многие игры, в которые дети играли, возможно, из поколения в поколение. А некоторые придумывали сами. Круговая лапта, штандар, казаки-разбойники,  салки,  волейбол,  «бояре, а мы к вам пришли»,скакалки с верёвочкой, «классики»,  «лягушка» - да разве все вспомнишь сегодня.

       Кстати, для игры в «лягушку» единственным местом была стена нашего дома, а точнее нашей комнаты (подчеркну,что дом был деревянным). Мы бросали в стену мяч, перепрыгивали через него, а следующий человек повторял этот манёвр. Поскольку желающих поиграть в эту игру  было немало, я только, будучи взрослой, поняла, насколько же терпелива была наша мама. Она ни разу не сделала замечание, даже если я в тот момент не принимала участие в игре, а находилась дома. Непрерывный стук в дощатый дом – можно представить, каково это слушать…

       Вдоволь набегавшись, мы усаживались на скамейку возле лестницы,ведущей к входной двери в нашу квартиру,  и начиналась игра в «испорченный телефон». Удивительно быстро доходили до нас житейские новости. В нашем дворе в то время и телефона-то ни у кого не было, однако игра нам очень полюбилась. Фантазия уводила нас так далеко,что между  словом, произнесённым первым игроком и последним, оказывалась такая разница, что мы подолгу хохотали до упада.

      А вторая игра уводила нас в мир сказок: «На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты такой?» Конечно, каждому из нас хотелось иметь сан повыше.…  И надо же случиться такому совпадению, что наш «трон» прислонялся к забору небольшого цветника, за которым ухаживала наша соседка Мария Григорьевна. Росли там  самые простенькие цветы: золотые шары, календула,  колокольчики, разноцветные ромашки. Но для нас краше ничего не существовало: настоящий дворец с царским троном.

        И всё же самая любимая игра у меня была - «зоопарк». Её придумала мама.  Болела я часто, особенно беспокоили лёгкие. Тротуар, ведший к поликлинике, отделялся от территории 4-ой городской больницы железной оградой, состоящей из звеньев, вдоль которой тянулась тропинка. Я шла по этой тропинке. Мы представляли, что каждое звено ограды – это клетка. Я  старалась изобразить какое-либо животное, а мама должна была угадать его.

       От такой интересной игры дорога не казалась длинной и утомительной, а общение с врачами и лечебные процедуры не утомляли и не раздражали. Дорога домой, естественно шла по «зоопарку».
 
       А уж если на обратном пути мы заходили на рынок, то это была настоящая сказка. Самое любимое кушанье на рынке был варенец. Как сейчас помню, голубые столики на складывающихся ножках. Верх столика был углублён,  внутри стояли стаканчики, наполненные варенцом с аппетитной золотистой плёнкой. Вкуснятина! За всю жизнь подобное я ела только у бабушки в деревне. И всё!

                (продолжение следует)