Автобиографическая повесть. Часть третья

       Зима приносила иные игры, и самое главное  - красавицу ёлку, от пола до потолка. Папа каким-то чудом пристраивал письменный стол на кухне, а на его место ставил ёлку. Ёлка всегда выбиралась пушистая, с плотными упругими ветками, чтобы они могли выдержать все ёлочные игрушки.

     Некоторым игрушкам было немало лет, но поскольку  они хранились с любовью многими поколениями, то дожили и до нас. А у нас с мамой появилась традиция каждый год покупать по одной или две новые игрушки, в зависимости от стоимости. Потом мы из бумаги вырезали красивые салфеточки, упаковывали в них мандарины и вешали их на ёлку. Грецкие орехи обёртывали  в фольгу, а конфеты подвешивали на ниточках. Небольшие шарики из ваты символизировали снежки. Стеклянные бусы и главное украшение ёлки – красочные   гирлянды - настолько преображали елку, что мы подолгу не могли оторвать от неё глаз.

       Иногда нам вручали  билеты на новогодние спектакли.  Мне посчастливилось  побывать в Доме Союзов, Доме журналистов, клубе им. Дзержинского, Доме актёра  и других клубах, название которых я уже и не помню. В канун 1958 года, в год окончания школы, наш  класс, как лучший, был награждён билетами в Кремль. Кремлёвского Дворца Съездов тогда ещё не было, и новогодние праздники проходили в Георгиевском зале.

         Фантазии нам, ребятишкам, хватало на всё. Хотя коньков и лыж ни у кого из нашей дворовой команды не было, да и санки были не у всех, мы не скучали. Играли в снежки, лепили снежных баб, причём с выдумкой, фантазией. Нравилось нам мастерить и различные фигурки животных.

         Искусственных горок тогда не было, и скорее всего  это хорошо. Мы превращали в горки естественные бугорки, проехав несколько раз, за неимением санок, на картонке. Очень скоро наезженная часть горы покрывалась ледяной коркой,  и начиналось веселье. Каждый скатывался с горы как мог, в соответствии с возрастом и физическим развитием. Некоторые умудрялись съехать с неё стоя, а большинство сидя. Поэтому с гулянья возвращались все в снегу.
       Я носила в то время (точнее – донашивала после сестёр) жёлтую цигейковую шубку, и маме приходилось каждый день отстирывать подол шубы, а потом сушить её перед печкой.

      Зима в те годы действительно соответствовала климатическим условиям средней полосы, была снежной и морозной. Иногда морозы зашкаливали за тридцать градусов. Когда мы уже учились в школе, то даже поджидали такую низкую температуру, потому что при 30 градусах в школах отменялись занятия.

     И ещё мне запомнилось, насколько добросовестно относились к своей работе дворники. Наш участок обслуживала тетя Люба, уже немолодая женщина. Мы с мамой выходили из дома, чтобы вовремя дойти и подготовиться к занятиям в школе,  без пятнадцати восемь. И я всё время удивлялась: во сколько же выходит на свою работу наша дворничиха, если  тротуар  к тому времени уже выскоблен до основания? Скребок да широкая лопата для снега – вот и весь инструмент тети Любы.
 
      Запомнилась мне установка газовой плиты в квартире. Это был настоящий праздник! До того времени готовили на керосинках. Процесс был длительный и потому утомительный.  Для газовой плиты освободили на кухне лучшее место, чтобы каждая из семей могла готовить в любое удобное для неё время, а то и одновременно. Плита была на четыре конфорки.С двух сторон, на уровне конфорок, были пристроены чугунные навесы, которые использовались для посуды со вновь приготовленной пищей.
 
      Мне особенно полюбилась не очень глубокая, но солидная по диаметру сковородка. Для семьи из пяти человек это было то, что надо. Кстати, когда она была без пищи и стояла в кухонном столе, она так не волновала меня, и тем более мне не было дела до её размеров.

      Но после папиных командировок на Московскую птицефабрику я не могла уйти с кухни, пока мама готовила в ней вкуснятину. Дело в том, что после войны папа работал  заместителем директора  Московского завода по ремонту высокоточного оборудования. И когда по роду своей работы ему приходилось посещать птицефабрику, для нашей семьи это было великим счастьем.

     Понятно, что продовольственный вопрос после такой тяжелейшей для страны войны молниеносно решить было невозможно. Мясо и мясные продукты по-прежнему были в дефиците. А на территории птицефабрики для его работников была выстроена палатка, где торговали куриными субпродуктами. Папе, как человеку, практически помогавшему в наладке оборудования птицефабрики, также разрешали отовариваться. И он приносил домой то куриные желудочки, то печень, то крылышки, в зависимости от того, чем в день его командировки торговала палатка.

      Но основной пищей для нас в  послевоенные годы были овощные супы и постные щи, а также отварная картошечка с селёдочкой. Любовь к селёдке сохранилась на всю жизнь.

      1 сентября 1948 года мама повела меня в первый класс. В ту пору всё было проще: пришло время, и мама отнесла необходимые документы в ближайшую от нас школу №553. Никаких тестов не существовало. Все были в равном положении, и только в процессе обучения  определялись способности каждого.

       Помню , как наш класс, выстроившись парами и вытянувшись в длинную шеренгу, стоял в просторном холле первого этажа. Незнакомые друг другу девочки. Все в белоснежных фартучках и с белыми бантами,  с любопытством  смотрящие на свою первую  учительницу. Началось знакомство.  «Здравствуйте, девочки! Меня зовут Валентина Андреевна, - сказала учительница. – Я ваша классная  руководительница. А вы – ученицы  1 «В» класса.  Познакомьтесь друг с другом».  Мы с девочкой из нашей пары повернулись друг к другу и назвали свои имена – Галя, Рая. А фамилия? Цветкова. Цветкова. Даже наши мамы удивились такому совпадению, а что уж говорить о нас.

     Так зародилась наша дружба,  к счастью, которой нет конца. Выйдя замуж, стали Лисицыной и Луневой, но чувства привязанности, преданности и нежности  друг к другу не растеряли за эти годы.
 
      Галя проживала в угловом доме, на пересечении Большой Серпуховской улицы и  Арсеньевского  переулка (ныне улица  Павла Андреева). Окна её квартиры выходили на скверик, где установлен мемориальный камень на месте ранения В.И. Ленина Фаиной Каплан.

     Владимир Ильич приехал на встречу с рабочими завода Михельсона. Впоследствии электромеханический завод стал носить имя Владимира Ильича.

     Кстати, моя мама стала невольной очевидицей разъярённой толпы, которая готова была учинить самосуд над Ф.Каплан. Поскольку все продуктовые магазины находились поблизости от завода, то мы, как правило, отоваривались в них.
 
     В тот день мама возвращалась из магазина. Шла  дорожкой, проторенной  местными жителями, то есть из  Первого проезда дворами вышла во Второй проезд. И здесь, в начале проезда, увидела бушующую толпу. Хотя она находилась далеко от  людей, но  видела, как какую-то женщину, стоящую в центре,  старались ударить, дёргали  за волосы, за руки, в ярости налетали на неё.  У мамы даже возникло опасение, как бы её не разорвали. Но тут подошли милиционеры и увели женщину с собой. Вышло, что люди непроизвольно, желая отомстить за вождя, не дали Каплан возможности убежать. О том, что это была Фаина Каплан, и о том, что она стреляла в Ленина, мама узнала позднее.

      В Галину квартиру можно было пройти  со  стороны улицы и со двора. Но их двор трудно было назвать двором в детском понимании этого слова. Во-первых, он весь был пропитан запахом селёдки,   во-вторых, постоянно  заставлен продуктовыми машинами, поставляющими товар в магазины, которые тянулись по первому этажу фасада  дома Гали и дальше. Магазинчики были маленькими, но очень чистыми и уютными.

      Первый  магазин -  «Рыбный». Сюда мы заглядывали чаще всего. Несмотря на то, что двор был буквально пронизан селёдочным духом, в магазине его перебивали другие, вкусные запахи. Но главное здесь было на что посмотреть.
      Особый интерес вызывал у нас средний прилавок:  в стеклянном аквариуме, размещённом вдоль всего прилавка, плавала живая рыба. А на крышке аквариума разместились в стеклянной посуде живые и варёные раки.

      Второй прилавок был буквально завален солёной рыбой. Поскольку для наших семей доступной являлась сельдь, салака и килька, то я и запомнила  только эти сорта рыб. Сельдь лежала разнообразная по приготовлению:  крепкого и среднего посола,  малосольная и специального посола, причём самых разных видов. Все они были уложены в специальные лоточки и выглядели очень аппетитно. Кильку и то умудрялись готовить с различными специями.

     Весной и летом, когда в магазин завозили воблу, очередь покупателей  выстраивалась до улицы: перед этим лакомством трудно было устоять. Начинался период каникул, отпусков, уезжали на садовые участки, в деревни. И  для сельских жителей это  было  хорошим  подарком. А уж мы-то, ребятня, оторваться от неё не могли.  Стоила вобла  один рубль за килограмм. По тем временам деньги небольшие.

      Третий прилавок был для нас просто неинтересен. Там лежала пища, о которой мы не имели ни малейшего представления, потому что нам не приходилось её пробовать. Ни желания, ни зависти она не вызывала. Деликатесные рыбы холодного и горячего копчения, чёрная и красная икра, маслины, рыбные  консервы. У этого отдела и покупателей мы особенно не видели. Кругом жили люди, имеющие примерно такой же достаток, как  в наших семьях, а здесь преобладали продукты для обеспеченных людей.

      Только спустя десятилетия  торговля в этом отделе не отличалась от  остальных. Правда, исчезла икра, но другими рыбными изделиями можно было полакомиться.

      Особенно нам с Галей полюбилась консервированная печень трески. Это новое для нас блюдо было настолько нежным и лакомым, что мы в один присест расправлялись с целой банкой печени,  намазывая её на хлеб. Салаты тогда ещё не были в моде. Мы всё изумлялись: почему люди  неохотно покупают такие вкусные, на наш взгляд, консервы. К тому же в отличие от  других продуктов, о печени трески было много уличной рекламы.  Как сейчас помню: огромные полотнища, на которых  выстроилась пирамида из баночек с печенью трески с аппетитно сопровождающим текстом: «Вкусно. Питательно. Полезно». Точно такие же пирамидки украшали и рыбные магазины. Наверное, это был один из первых образцов рекламы, и люди не могли поверить, что могут популяризировать вкусные продукты.

     Второй магазин – «Молоко». В нём мне запомнилось разнообразие продуктов из творога.  В большом ассортименте были представлены творожные пасты: обычная, с ванилью, с изюмом, шоколадная, фруктовая. Последняя – моя самая любимая. Если мы ходили в магазин вместе с мамой, она непременно покупала мне 100 граммов фруктовой творожной пасты. При виде её у меня в полном смысле этого слова текли слюнки, а когда ела, то  ощущала вкус чего-то сладостного, неземного. Мама знала моё удивительное отношение к этому продукту и старалась каждый поход в этот магазин превратить в праздник.

      Нынешнее поколение может удивить такое малое количество купленной пасты. Но время было другое. Килограммами в то время мало кто отоваривался. Не было средств. Да и холодильников у подавляющей части населения не было. Зато всегда были свежие продукты.

      Затем мы переходили мостовую и шли в большой магазин, который в народе называли магазином завода Владимира Ильича. Но отоваривались в нём все местные жители. Здесь было много отделов: хлебный, мясной, бакалейный – там продавались  мамины продукты.

      Мой  же отдел – кондитерский. Несмотря на изобилие ассортимента конфет, вплоть до фигурного шоколада, мама могла выделить из семейного бюджета для меня только покупку трёхслойного мармелада, «морских камешек» (по- другому, изюма в мягкой карамели) или  разноцветного драже. Как и в  «Молочной» все продукты были весовыми. Когда в разговорах со сверстниками вспоминаем своё детство, невольно перед глазами возникает «конфетное» меню: оно у всех одинаковое.

      Поблизости размещался  клуб завода  Владимира Ильича,  поэтому проблем, где посмотреть новый фильм, у нас не возникало. Более того, там частенько устраивались детские утренники, праздники, где дети демонстрировали свои таланты и с удовольствием смотрели концерты и спектакли, подготовленные самодеятельными  и профессиональными артистами.

     Близкой подружкой у меня была и Рита Пеньковская. Её отец – кадровый военный, и это быстро разлучило нас. Их семья жила в Первом проезде, на съёмной квартире. Потом отцу выделили «финский» домик недалеко от станции Лосиноостровская. Меня несколько раз привозили туда в гости, и мы с Ритой и её младшим братиком от души наслаждались природой, качались на качелях или придумывали различные игры. Увы! – права русская пословица: хорошего много не бывает. Вскоре Ритиного отца перевели на службу в другую воинскую часть, и мы с ней больше не встречались. Остались только нежные и грустные воспоминания и  обида, что прошлого не вернёшь.

      А учёба шла своим чередом. Правда, было много пропусков по состоянию здоровья: болячки, приобретённые во время войны, не хотели меня отпускать. Но это не сказывалось на моих оценках, училась  я в начальной школе в основном на пятёрки.
      Сестричка Надя вспоминала, как по окончании одной из четвертей во втором, третьем, а может, четвёртом классе, пока она дошла до школы, чтобы встретить меня, каждая моя одноклассница, шедшая ей навстречу, докладывала,   что в этой четверти я единственная отличница в классе. Надя настолько гордилась мною, что запомнила этот случай на всю жизнь.

    Подводили меня только уроки пения. Ну, не было у меня певческого дара, и ничего я с этим не могла поделать. Однажды в школу приехал хормейстер. Он набирал ребят в детское хоровое отделение ансамбля Владимира Локтева. Наш класс пригласили в актовый зал на прослушивание. Мои одноклассницы по очереди подходили к гостю и под аккомпанемент  пианино пели довольно сложную, на мой взгляд, песню: «Пел недаром за рекою, за рекою соловей». Галя рискнула, а я, добросовестно оценив свои способности, так и не вышла на пробу. К сожалению, никто из нашего класса не был приглашён в хор.
 
      Со второго класса нас подключали к общественной работе. Меня назначили санитаркой. Мама сшила  из белой ткани небольшую сумочку с красным крестом, в которой лежали средства первой помощи в случае лёгких ушибов, царапин, ссадин. Я носила её через плечо, а на рукаве была повязка с красным крестом. В  мои обязанности входила  проверка чистоты рук и ушей. Если учесть, что после войны прошло  всего три-четыре года, соблюдение гигиены было крайне важно. Периодически нас проверяли и на наличие вшей. Одной девочке из-за этой напасти пришлось постричься наголо. У неё были такие красивые, длинные, светлые волосы, что мы переживали вместе с ней. Но это не самое страшное в жизни. Волосы отросли,  и все забыли про эту историю.

      Работа санитарки оказалось не первым моим общественным поручением. По окончании первого класса, родители отправили меня в пионерский лагерь. Для меня поездка стала большим событием. Лагерь находился в районе Нового Иерусалима. Ехали мы туда на паровике. По возрасту я попала в отряд малышей. И вдруг – такая честь: ребята избрали меня председателем  совета отряда. Некоторое время меня учили правильно произносить слова построения. Я говорила в растяжку и в голосе не чувствовалось призыва стоять по стойке «смирно». Но эту науку я освоила быстро.
 
     И ещё запомнилось первое внимание со стороны мальчишек. Я подружилась с двумя мальчиками. Нам нравились прогулки по лесу. Мы наслаждались  щебетаньем  птиц. А один из мальчиков оказался настоящим юннатом он  так много знал о птицах и так свободно отличал одну от другой,  что вскоре и нас обучил этому искусству.  Любили гулять по кладбищу.

     Его трудно было и кладбищем-то называть. Оно находилось в лесу, могил не было видно, и скорее напоминало большой газон, на котором росли цветы необыкновенной красоты. Мы такого количества цветов одновременно ещё в жизни не видели.
 
     Но чтобы попасть на этот "уголок радости", нужно было пересечь небольшой ручей. Мы разувались, и что потрясло меня ещё в то время -  мальчики не только подавали мне руку, но и брали  мою обувь, чтобы мне было удобнее идти. Такое трогательное отношение на всю жизнь запало в душу.

     И ещё одна деталь вспоминается: все трое мы были разных национальностей – русская, украинец и армянин. Но никаких раздоров и вообще никаких обсуждений по этому поводу не было. Мы, восьмилетние дети, просто радовались дружбе друг с другом. Откуда вдруг, спустя десятилетия, вспыхнуло это неуважение, доходящее порою до ненависти, только потому, что рядом живущий человек принадлежит к другой нации?

       Сестрица Наденька (то ли доброта её, то ли постоянное стремление помочь людям, но иначе, как Наденькой её никто не называл до последних дней жизни) пересылала мне гостинцы  в  дополнение к маминым передачам.  Делала она это тайком от мамы, потому что знала, что той не понравится, что в такое скудное для семьи время юная девушка, которая  только приступила к работе и, не имеющая достойного питания, тратит деньги, чтобы побаловать младшую сестру.

       Хотя я, ребёнок, была рада таким подаркам. Но маму можно было понять. Как сейчас помню, обеденную трапезу сестрички ( она в это время работала на фабрике «Гознак»: разрезанная вдоль на две половинки французская булка с тонким слоем маргарина. Привычка к толстым ломтям хлеба сохранилась у неё до последних дней.

       Недалеко от лагеря работали пленные немцы. Я впервые в жизни видела их так близко. К нам относились по-доброму, любили с нами общаться. Они уже достаточно хорошо говорили по-русски. По крайней мере, мы понимали друг друга.  Интересовались нашей учёбой и отдыхом, рассказывали о своей стране.

      В третьем классе нас приняли в ряды пионерской организации. Я очень трепетно отнеслась к этому событию. И гордилась тем, что мне повязали красный галстук. В ушах так и звучали строки: «Как повяжут  галстук, береги его, он ведь с красным знаменем цвета одного». И к торжественным сборам относилась с особым пиететом.

      Однажды я была удостоена чести стоять под Знаменем на сцене Москворецкого дома пионеров.  В  тот момент у меня вдруг зачесалась нога, наверное, от сильного нервного напряжения. Но я не дрогнула и мужественно терпела  по стойке «смирно» эту напасть.

       Историю своего района мы знали достаточно хорошо, и благодарить за это, в первую очередь  должны своих учителей. Нас  частенько приглашали в гости рабочие близлежащих фабрик и заводов. Особенно нам, детишкам, понравилась «экскурсия» на кондитерскую фабрику имени Марата, которая находилась на улице Большая Ордынка.

      У входа  мы просто остолбенели: такой красоты  ещё не встречали. К фасаду прилегала крытая галерея с колоннадой. Как нам пояснили, эта старинная усадьба. Главный дом был построен  в начале 19-ого   века, а флигели раньше – в конце 17-начале 19-ого века.
       Внутри фабрики было ещё уютнее. Первое,  что привлекло наше внимание, -  насыщенный запах шоколада. Потом уже мы увидели оборудование, которое стучало, урчало, крутилось в разные стороны, а из некоторых шлангов вытекала какая-то вязкая масса. Это уже с фабрики мы выходили такие учёные, а вначале даже растерялись и боялись пошевельнуться. Наши непоседы -  и те притихли. В цехе было чисто, на всех надеты белые халаты, как в больнице.

     Нас угостили халвой и леденцами. А «на дорожку» насыпали каждому в карман, по-моему, грильяж, а может, изюм в шоколаде. Хотя с фабрикой «Рот Фронт», «владелицей» шоколада фабрика имени Марата была объединена позднее, в 1971 году, но возможно, для некоторых видов конфет необходима была шоколадная глазурь. Мы были счастливы!
       
     Понравилось нам и предприятие, в котором «рождались» книги. Первая Образцовая типография, а именно о ней пойдёт речь, носила в то время имя первого секретаря Московского городского РКП Жданова.

     Здесь мы впервые услышали фамилию русского издателя  Сытина И.Д., основавшего в 1876 году типографию. Во время нашего посещения предприятие выпускало литературу широкого профиля. Это была художественная литература, книги по истории, медицине, сельскому хозяйству и др.  И трудно было поверить, что с одной литографской машины так разрослось книгоиздательское дело. Одним из первых удачных коммерческих проектов стал выпуск карт боевых действий русско-турецкой войны.

     Иван Дмитриевич начал выпуск по доступным ценам произведений Л.Н. Толстого,  Н.С. Лескова, В.М. Гаршина, В.Г. Короленко. Книжный магазин издательства размещался на Кузнецком мосту. Сытин стремился приобщить к знаниям как можно больше российских граждан. В 1885 года он выпустил «Всеобщий календарь», который стал своеобразным справочным пособием для многих семей.  Здесь же издавалась самая дешёвая среди ежедневных изданий газета «Русское слово». Одним из крупнейших проектов Сытина И.Д. явилась «Военная энциклопедия», издание которой осталось незавершённой по причине начала Первой  мировой войны и последующей Октябрьской революции.  Иван Дмитриевич Сытин учился в школе всего три года. А.П. Чехов впоследствии писал о нём: « Это интересный человек. Большой, но совершенно безграмотный издатель, вышедший из народа».

     С последней информацией мы познакомились, конечно, позднее. А в десятилетнем возрасте нас потряс сам момент появления книг. Мы увидели металлические  выпуклые буквы. Из них набирали строки и с помощью пресса оттискивали на бумаге.

     К сожалению, я в то время не знала, что мой дедушка по маминой линии,  Пётр Акимович Дементьев,  некоторое время работал в типографии дворником.  После тяжёлого ранения на баррикадах он был вынужден поменять изящные инструменты декоративно-прикладного искусства на дворовую метлу.
    
       Учиться нам нравилось. Класс был очень дружен. Нам было интересно  друг с другом,  и мы находили совместные занятия дома или играли во дворах.

       Но один момент школьного образования тех лет чем-то напоминает нынешнюю бестолковую реформу.

      Только он намного безобиднее и не нанёс ученикам никакого ущерба. В третьем классе у нас ввели изучение немецкого языка, а через два года признали, что обучение иностранного языка  необходимо начинать с пятого класса. И мы вместо того, чтобы продвигаться вперёд, вернулись с пятого класса к изучению уже изученного. Но благодаря таланту нашей учительницы, мы не почувствовали повтора:  она сумела построить уроки так, что мы на каждом из них получали новую информацию.
 
      Когда я перешла в пятый класс, азы школьного образования  пришла осваивать моя двоюродная сестра Лариса. И надо же такому случиться: её первой учительницей тоже стала Валентина Андреевна. Но по характеру Лариса была полной противоположностью мне: шустрая, неугомонная. Просидеть без шалости  урок  для неё была большая проблема.

      Как-то мы с Галей решили навестить Валентину Андреевну. Подходим к классу, а за дверью, в коридоре, в наказание стоит моя сестричка. Много нареканий о её поведении выслушивала  моя мама: она ходила на родительские собрания вместо родителей Ларисы, потому что те были глухонемыми, и мама им во многом помогала. Потом эту эстафету приняла я. В три года  младшую сестрёнку  Ларисы - Марину ошпарили кипятком в детском саду. Ребёнок от боли и страха стал заикаться. Сначала заботу о девочке взяла на себя моя мама. А когда сестрёнка подросла, я стала водить её в те же платные поликлиники, куда в своё время меня водила мама, чтобы вылечить уши. Врачи-то те же – отоларингологи. Но ничем помочь ей так и не смогли.

     Обе двоюродные сестрички у меня славные, и хотя все мы обзавелись семьями и разъехались по разным районам, но связи не теряем. Лариса долгое время работала главным бухгалтером Московской городской страховой компании. А меня сейчас тянет  к  семье Марины, потому что её внук Алёша  тоже журналист,как и я. Видеть продолжателя своего дела, оказывается, очень приятно.

                (продолжение следует)