555 Мечта сбылась 21 07 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 555. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Мечта сбылась. 21.07.1974.

Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора: Польша. Гдыня. БПК «Свирепый». На крейсере КРЛ «Железняков» опять выстроился торжественный строй моряков. Играет оркестр. Звучат сигналы горна, команды. Там провожают командование и высших офицеров флотов Балтики и Польши. Мои друзья-товарищи, осенние ДМБовские годки разбежались по своим местам и шхерам. Я остался на баке БПК «Свирепый» один. Прохладный влажный ветер трепал ленточки бескозырки. Кто-то из молодых матросов сфотографировал меня, а я в этот момент думал: «Вот и сбылась твоя мечта, Суворов, - ты в Польше, но почему же так грустно мне, а?».  21.07.1974.


В предыдущем:

- Не знаю, - честно признался я, - но догадываюсь. Так всегда бывает в первый день визита…

Так оно и случилось…

На крейсере КРЛ «Железняков» опять выстроился торжественный строй моряков. Заиграл духовой оркестр. Зазвучали сигналы горна, команды. Там начали провожать командование Балтийского и Польского флотов и высших офицеров. На пирсе засуетились офицеры рангом пониже и гражданские. Открылись двери автобусов и в машины стали заполняться людьми.

Я оставался на баке БПК «Свирепый» и видел, как уходили стройными колоннами по одному внутрь помещений крейсера моряки, как сначала машина польского ГАИ, потом «адмиральские «волги», за ними машины сопровождения, а в конце два польских автобуса повезли довольных командиров и их свиту дальше, в город, на военно-морскую базу, к дальнейшим праздничным мероприятиям и приключениям…

Прямо перед нами «кипела» интересная, насыщенная событиями жизнь, а мы были пока здесь, на корабле, в стороне от всего этого, «позабыты-позаброшены»…

Я обратил внимание, как контрастировала одинокая фигурка вахтенного часового у флагштока гюйса на БПК «Бдительный» с шумом и гамом праздничных мероприятий на корме крейсера КРЛ «Железняков». Он стоял спиной к флагу и к крейсеру и ему, наверно, очень хотелось обернуться, посмотреть, что же там происходит. Скоро и мне предстоит встать на пост охраны нашего шёлкового Военно-Морского Флага или Гюйса…

Мои друзья-товарищи, осенние ДМБовские годки, разбежались по своим местам и шхерам. Я остался на баке БПК «Свирепый» один. Кто-то из молодых матросов сфотографировал меня, а я в этот момент думал: «Вот и сбылась твоя мечта, Суворов, - ты в Польше, но почему же так грустно мне, а?».

Через несколько минут от этой грусти не осталось даже ощущения, потому что как только наш командир БПК «Свирепый» вернулся на корабль, начались лихорадочные сборы-хлопоты команды на торжественные мероприятия и на выход-поход в гости к польским военным морякам в их военно-морскую базу Гдыня. Там нас ожидало праздничное собрание и концерт художественной самодеятельности.

Правда нас успели покормить праздничным обедом и сменить нам форму одежды, заменив белые кители и форменные рубахи на обычные, чёрные и тёмно-синие, только всё первого срока носки.

Нас, третью смену вахты часовых у флага и гюйса, покормили раньше, потому что с 13:00 до 17:30 я встал с автоматом Калашникова у гюйса БПК «Свирепый». Теперь пришла моя очередь смотреть гордо и строго только вперёд, настороженно наблюдать за приближающимися матросами и старшинами и «играть» с ними в игру «замри».

Игра «в замри» очень простая: надо вдруг (по команде) остановиться и замереть, не двигаясь и не моргая. При этом ведущий пытается тебя всячески отвлечь, рассмешить, вызвать твою реакцию, сделать так, чтобы ты пошевелился, сделал замечание, ругнулся и т.д. При этом правилами игры «в замри» запрещается прикасаться к замершему игроку…

Друзья-годки, матросы и даже некоторые «салаги», на которых я вообще не обращал никакого внимания, приставали ко мне издали. Они шутили, делали колкие замечания, говорили: «Суворов, к тебе из-за спины приближается чайка!». Они звали меня, спрашивали, обращались с вопросами или за советом, короче, делали всё, чтобы я перестал стоять «истуканом», а говорил с ними, общался, реагировал.

Особо «продвинутые шутники» говорили и пугали меня тем, что сообщали, как замполит «шерстит» и «шмонает» ленкаюту и в доказательство даже предъявляли (показывали мне) книги из корабельной библиотеки. Один из моих «друзей» вытащил из кармана брюк аккуратно сложенный матросский воротник с тремя белыми полосками по краям и спросил: «Суворов, это не ты обронил у дверей ленкаюты? Не возражаешь, если я твой воротник подарю пшечке?».

Ребята ждали, что вот-вот их позовут на ют к трапу-сходням и они дружным строем пойдут к полякам в гости, а я, Суворов, останусь тут один стоять на баке с автоматом без патронов и даже без штыка…

Сначала я внутренне улыбался шуткам и играм, забавам и розыгрышам моих друзей-годков, но когда они «осмелели» от моего молчания и невозмутимости, то я начал немного раздражаться. Я хотел сказать им, что «шутка, повторенная дважды, превращается в издевательство», но обет сдержанной гордости и напряжённого внимания, данный мной перед заступлением на вахту часового у гюйса, не позволял мне что-то говорить вслух.

Тогда я постарался строгим и красноречивым взглядом осадить шутников, но их моя строгость во взоре только раззадорила.

- Может ты, Суворов, курить хочешь? – спросил один из относительно молодых «годков» и напарники поддержали его смехом. – На, курни…

Молодой «годок» сделал несколько шагов мою сторону с протянутой рукой с окурком в пальцах.

Я строго на него взглянул прямо в его глаза и слегка качнул стволом автомата…

Взгляд парня изменился, но улыбка и шутливое выражение на его лице ещё оставались. Краем глаза я видел, как за стёклами иллюминаторов ходовой рубки мелькнуло чьё-то лицо. Возможно, это был вахтенный сигнальщик-наблюдатель или дежурный по кораблю или по низам, но кто-то там был и мог видеть то, что происходило сейчас на баке у гюйса.

«Годок» ещё шагнул ближе ко мне и опять качнул вытянутой рукой в мою сторону. Я видел и чувствовал, - он хорошо понимал, что пристаёт к часовому, стоящему на боевом посту, поэтому я вполголоса сказал ему: «Стой на месте!».

Парень остановился, оглянулся на своих соучастников, а те весело его подзадорили: «Давай, давай, не боись!».

Окрылённый поддержкой, «годок» машинально сделал ещё один шаг ко мне и я, не дожидаясь дальнейшего развития событий, резко качнул автоматом, выставил его наперекос перед собой, напрягся и чуть-чуть наклонился вперёд, к нарушителю.

Парень ещё раз успел растерянно оглянуться на своих товарищей, а когда повернул ко мне своё лицо, я резко и отчётливо передёрнул затвор автомата…

Автомат лязгнул неожиданно так громко, что этот лязг услыхал не только я, но этот нахальный и самоуверенный «годок» и его сотоварищи. Всё, шутки кончились разом…

«Годок» растерялся, а я процедил сквозь зубы строго и авторитетно команду: «Встань на место!». Через секунду «годок» оказался среди своих, а я опять с невозмутимым видом красиво и достойно занял свою торжественную позу неподвижного часового у флага-гюйса БПК «Свирепый».

Наконец-то я «поймал» тот самый строгий, скромный, но достойный внешний вид и манеру поведения, которые независимо от событий и обстоятельств, придавали моему статусу осеннего ДМБовского годка 1974 года надлежащую силу, мощь и уверенность.

Этот внешний вид, стиль и манера моего поведения были нечто средним между видом и манерой поведения Юла Бриннера в роли стрелка Криса Адамса из американского фильма «Великолепная семёрка» (1960) и Вячеслава Тихонова в роли матроса Алексея из советского фильма «Оптимистическая трагедия» (1963).

Прочь с дороги тоска и печаль!
Я «жизнь» написал на знамени!
Первая шкура у меня, как сталь,
Вторая – закалялась в пламени!