Роман гарантия любви Часть1 гл 10

 
                АХ, ЭТА БАБУЛЯ !


Костик жил с бабушкой на третьем этаже в одном подъезде со своей будущей  невестой, даже через стенку от её спальни, когда  они уже целовались и перестукивались морзянкой ежедневно объясняясь в любви друг другу. А с подачи бабули, души не чаявшей в той невесте, все соседи знали буд – то они и росли – то в одной коляске, и одну соску сосали, отнимая друг у друга, . Кое – кто, конечно верил, если сравнивал их рост. На самом же деле жених был старше невесты  на целых два года, и вполне мог возить невесту сам и соску ей подавать облизав предварительно. Костик, однако, был личностью в высшей степени примечательной. И создал же господь такое! Сухой не художник, - всего лишь любитель, как говорится, но и ему глядя на парнишку, так и хотелось взять карандаш  и блокнот и прежде нанести все  несимметричности в его рожице, а вот если б сие удалось, что мало вероятно, то получился бы гениальный портрет с отвратительной рожей. А почему, да потому, что всё в этом лице до морщиночки не на месте, то бишь не симметрично. Всё разноцветно, разновелико. Глаза и те размером и цветом разные, да и посажены как попало. Носик расплющен и сдвинут, ротик развёрнут, уши и те залепились разно. И весь его череп, вместе с лицом казался ненастоящим, а как бы сделанным кем – то шутя, но очень старательно. И всё бы это было действительно безобразно, если б не освещалось некой глубинной, врожденной смешинкой во всё лицо, которая, как бы дежурила в полнакала, а включала всю рожу только на встречу шутке, смешной догадки и всем разным  прелестям ситуации, кои не каждый и замечает. А если добавить с сему раскованность, потребность дурачиться, выпить в меру, сыграть, сплясать и сострить на тему, то можно поверить несчастной Дине в том, что якобы девки суки липнут к нему как пчёлы на мёд , даже в её присутствии.
Разумеется, выслушав, новости от Дины, от  Виктора Андреевича, Костик всей душой рвался туда: в яму, в пещеру в скалы в знакомые ему места, в которых он бывал много раз в детстве, в поисках именно этих арсеналов, а за тем этого арсенала с золотом, который  красные чекисты так и не нашли. Да тогда все мальчишки, копались в этих бесчисленных чёрных дырах по всему высокому побережью и мысли  не допуская о том, что КЛАД могли увести за десять километров от берега, где и пещер - то в помине не было. И вот поди ж ты! А он как раз тут и оказался.
Нина Петровна хоть и  бодрилась, смеясь и болтая, а двигаться она могла именно только двигая ногами по громкому щебню, а не шагая, как прежде, или, как все близкие рядом с ней. И всё – то у неё болело. И вся –то она страдала А в оправдание тётки Дина тайно сообщила Сухому о том, что всё тело Тётки от колен до плеч превратилось в сплошной синяк., приняв чёрно синий окрас а местами ещё и кровоточило. Вот почему этот трёхсот метровый гремучий зигзаг они шли час с лишним , не видя пока впереди ни какой перспективы кроме  непрерывного страха обвала, дикого эха, или даже нападения, как , говорят, бывает у шахтеров в первые спуски в глубины  недр. А как доплелись, Нина, плюхнулась на диван и нервно сказала: « Ну, где этот твой туннель? Ах, как ей не терпелось, наконец, туда – в  поле, в его колдовство, предчувствуя там хоть какое – то облегчение, а то  и первый удар спасительной анестезии, коль он действительно лекарь от господа. Сухой разумеется тоже на то надеялся, испытав эти его соблазны уж явно не совместимые с болями, если не сопротивляться. Но более всего он переживал за то, что она туда  не поместится, вот не поместится, не пролезет, и что тогда? – Да, нет! –Да, не может быть! -Всунем!- Всунем! - Нас теперь трое – Уж, как - то запихнём , хотя бы до того, что бы дверь закрыть, - рассуждал Виктор Андреевич, - и с этой мыслью, да  ещё, как бы с горькой улыбкой, распахнул роковую дверь. У всех, кроме Сухого сбилось дыхание, Нина же вскочила, как молодуха, и сразу туда, полагая, видимо, что там за пожаром и есть прямая кишка туннеля,  которой так восторгался «муж». И что бы с ней сталось, если бы Виктор ни кинулся в след  и не принял всю её мощь на себя с чем и пролетел по полированному полу до самого конца ниши. То - есть – Нина Петровна,
пересекла   туннель поперёк, ударилась брюхом в другую стену и вылетела назад прямо на мужа, получив таким образом первый урок неосторожного обращения с туннелем, с полем и вообще с подземельем. А что ей ещё предстоит при таком оптимизме, - один бог знает. Прости, - Прости  милый, - скулила она вставая, я ошиблась, я забыла, как там дверь – то врезана.. Ты не ушибся? Давай вместе:  ты меня только воткни и направь, а там уж  я пойду, и  пойду, лишь бы только голова прошла. А, коль в рост не получится, то, ведь и ползком,  по, самой ширине его можно, тем более мне ведь в один конец, как ты понимаешь, так что и беспокоиться ни о чём.  Сухой промолчал её грустный вывод, нацепил  на себя и на неё очки, захватил наган, фонарь, нож вместе с ремнём,  и снова повёл на прорыв  во банк, и снова без  права на возвращение.   На этот раз живот Нины тоже сразу упёрся в стену, но повернулся, и для головы определилось  место, и они пошли и пошли теперь уже вправо от входа в надежде найти нечто похожее на лабораторию графа, где могла бы и Нина  остановиться для своего дикого эксперимента.
Вопреки их надеждам Сухой  отметил боле слабое освещение в этом конце туннеля. -Какая уж тут лаборатория? Тем не менее Молодожёны всё – таки шли, и шли, упираясь руками в стены стараясь не пропустить ни одной дырки ни одной царапины на полу, на волнах обеих стен, которые бы свидетельствовали о том, что здесь стояли, ясли, перегородки, крепления для ножных кандалов, для ошейников, для наручников, для других орудий пыток а то и стационарные клетки, кровати, нары, . Но более всего оба хотели найти некие послания узников в виде  имён, дат и фамилий, нацарапанных перед смертью, наверняка в виде маленькой  мести своим мучителям.  Прошли они метров сто пятьдесят, если верить  интуиции Виктора Андреевича. И вдруг преграда. Да – да , - преграда. Туннель оказался перекрыт  гранитной скалой, да так аккуратно, что сколы туннеля не превышали размера рюмки, то - есть это был почти искусственный срез, от которого не пострадали ни скала ни туннель, которому, по мнению Сухого, ещё больше досталось, если бы он вышел к руслу реки, на растерзание тупой природы.  Но и это ещё не всё. Дальше ещё интересней: небольшой выступ,  скалы, висящий  прямо над  горизонтальной осью туннеля, так и приглашал присесть на него. А, поскольку боли у нашей героини уже как бы стихли, а кое - где и на ощупь не ощущались, то она и присела на этот выступ отдохнуть, ибо с ног уж валилась при таких  делах, простите.
Виктор отвлёкся на щели, да на осколки, А Нина вдруг крикнула, колыхнув эхо, буд – то её  змея укусила. И что бы вы думали? На стене справа вдруг возникла, или она уже была тень головы человека  которая  при ближнем обзоре, да в луче фонаря оказалась профилем вполне земной девицы , похожей  то ли на богиню, то ли на артистку: ну в общем, там шейка, носик причёска, с шишкой, как огурец , и полное пренебрежение к мужскому полу , если хотите. Сухой сразу  тронул пальцем,  растёр,  лизнул, понюхал, ещё раз взял чернь на палец, да и сдул тончайший налёт элементарной сажи. Нина таращилась на него в него, а он в Нину с единой мыслью: « Это ни как не рисунок!» -Тогда что? –Тогда как?- Скорее  всего проекция,- шепнул Виктор, -  но с кого? – И опять же, как? И что бы хоть как – то осмыслить тему Виктор, обняв подругу, и почти в ухо, в пол тона рассказал ей  своё вчерашнее более чем сексуальное приключение в пустом туннеле, да ещё как бы с её участием напоследок. Говорить было трудно, да и дети там заждались, потому решили скорей вернуться,  ребятам новость не говорить отправить домой. Да и вселяться,  наконец в туннель, коль  попался такой участок уже как бы  с иконой, вполне возможно, приготовленной  кем – то именно для них, коль уж знакомы; только вот зачем? Ну, не случайно же? То ли, как приглашение на возрождение, то ли, как пугало на убиение, то ли для пленения на веки вечные, то ли как шутка, определённая общим развитием местной какой то там жизни. Хотя возможно, она там ещё при царе горохе торчала. Ребята  действительно заждались;
Костик уже хотел в след бежать. Но пришла Тётка, уже, как бы здоровая и весёлая и вот что выдала на прощание: « Всё миленькие, мы остаёмся.  Ваша задача, завтра же найти могилу графа и удостовериться
в том что, он действительно похоронен.  Деньги там у вас в ящике. А далее жить, поживать, и не только наш дом охранять, но соседний, коль уж люди от туда выбрались. Снабжать нас продуктами, но, опять же не самим сюда нырять, а через Виктора Андреевича. Самим сюда не ногой, если не пригласим! Не хочу что бы вы видели меня виде полуфабриката, мумией или какой либо уродкой, собранной из всяких там остатков погибших видов. Запомните: я будучи  в полном здравии, разрешила Виктору Андреевичу Сухому, застрелить меня, трупп скормить полю, если я воскресну с каким – либо дефектом, который ему не понравится.
Записывать мы это не будем, потому, что и искать меня никто не станет, если деньги не заплатить. В общем, если что: я уехала к Бабе в Сибирь, адреса которой вы не знаете. А на наших пограничных переходах, документы  вообще  не проверяют.   Да и неохраняемых кусков границы у нас, более чем достаточно.
- Ой, да ладно, начала уж, крикнула Дина уже сорвавшимся, слёзным голосом.
Всё будет нормально…. –Конечно – конечно, - сказала Нина, - это я так на всякий  случай. - И дело наше не бросайте,  - всё таки  продолжала Нина Петровна. - Дело то какое, Господи! – Век себя не простите! -  Слушайтесь во всём Виктора Андреевича, если что. – Нина  Петровна, - вдруг сказал Костик, - а можно мне взять книгу графа  Домой? -Я знаю, что этого делать нельзя, но времени – то уж не будет. Вы, как выйдите, как закрутитесь…. -Ну, разумеется, можно, сказала Нина, если ты сам разберёшься, и Дине всё растолкуешь и  вернёшь дня через три, ибо мы будем беспокоиться. Заметьте, читатель, как вовремя и хорошо сказал Костик, и как с книгой поступил. Вот он всегда таким был. На том,  собственно, прощание и закончилось. Только вконец расстроенная  Дина, отстав от мужа и  Виктора Андреевича, бросилась на шею  тётки и зашлась долгим громким рыданием, прекрасно помня о том, что за громами щебня и эха  мужики её ни как не могут услышать.
Оставшись впервые одна в подземелье Нина, как ни странно, и не подумала испугаться, и даже наоборот: встрепенулась, оправила платье, лифчик, трусы,   взглянула в длиннющее зеркало во весь рост, и вдруг мысль, да ещё какая: «Стоп! А ведь боли –то у меня совсем прошли! – Во, как! - И это после той мясорубки! – Анестезия?! – Ей – богу, - анестезия  и именно от поля, от поля, Господи! – Вот те раз!  – А я -то  боялась. - А эта проекция! – Как она там? – Копоть – это ведь что? – Да органика, чёрт побери! – Ну да. – Ну да. - И как же поле её не слопало ?– А, может уже?   – Уже сожрало? – Взглянуть бы  - А что?  - тут не далеко. И с этой мыслью Нина «рванула» снова в туннель, что бы убедиться есть там ещё та мадам  или её уже нежно слизало его величество Биополе. А вот если её там, нет, то это же в корне изменит дело; то - есть сделали её там на минутку, лишь для неё. то бишь, для Нины Петровны  , да бы заманить её в свой невидимый  мир, мол,  если придёшь, к нам - будешь вот такая, а не придёшь, так будешь  таскать своё  тело, пока  сдохнешь, глупая баба. Добралась. -Добралась, подкралась, да и заглянула, упаси бог, только картинки  той  там уже не было. У Нины так и отлегли все её страхи. Да – Да. Представьте, поверила, поверила!  А что? На её месте и в чёрта поверишь.  Ведь только подумать: «Как может поле такое нарисовать, если оно инертно, как океан? А, стало быть, что? А стало быть, у него есть, сотворённые  им же некие существа, защищавшие его интересы на таком вот мельчайшем уровне, и даже в образе местных женщин  А Нине – то каково. Разве непонятно, что Нине Петровне много приятней оказаться в руках существ, понимающих её, и людей, чем в лапах бездушного поля, который, похоже, только тем  и занимается , что
поддерживает жизнь на земле, для пополнения себя же био энергией.    
 Проводив детей Виктор Андреевич
задержался, копаясь в ящиках военной амуниции выбирая новые ватные матрасы, простыни, одеяла, подушки для Нины, для себя и ещё для Костика с Диной, на всякий случай. Да, ещё сделал вторую ходку за продуктами, которые Костик сунул ему, для приготовления первого их подземного ужина. Нина за это время прибралась на кухне, за одно пришла к выводу о том, что Кухня графа вполне приличная для  них, и муж естественно  справится с их питанием, там более он и всю жизнь себе сам готовил, а уж для неё постарается. Увидев милого, Нина сразу к нему со своим стыдом с открытием с гипотезой, да и со слезами. Мало ли что она там на сочиняла  а вот что он скажет, со своим трезвым Мужским умом. К умилению Нины  муж не только согласился со всеми её догадками , но и добавил свою мысль о том, что девицы эти скорее всего одинаковые, однополые, и безобидные, о чём свидетельствуют годы прожитые графом в соседстве с ними.
-И всё – таки, миленький, я боюсь, - начала Нина, - так боюсь, что и сказать нельзя. -Графу – то, небось не приходилось вот так: в молекулы... И свинью ту не спросишь … -А я боли знаю;- уж насмотрелась. -Их ведь ни одно существо не выдержит -В них ведь миг порой  вечностью кажется..
- Ну, что ты? – Что ты?, - сказал Сухой, - откуда ты это взяла? – Ведь всё же, как раз наоборот. - Сама же говорила о том, что у графа там и намёка нет о криках о муках, а вот о половых стенаниях борова вокруг самки, во время эксперимента весьма подробно изложено.-  Да, разве бы он( Граф) не предупредил, не порекомендовал, какие – то там препараты и всё такое? – И, что туг говорить? у тебя боли - то прошли, как я понимаю, коль сидишь вон нормально, и это всего за какой – то там час пребывания в поле. Разве это факт не кричит тебе о том, что поле, ко всему, еще и сопровождает свою миссию мощной анестезией. – А что, правда что ли про боли – то? или мне показалось? - Уже другим тоном спросил Виктор Андреевич, видя, что его доводы, более – менее успокоили бедную его «былинку.» –Да – Да,  миленький, всё прошло и чернь вся исчезла; забыла я похвастаться. – Ты прав.– Зря я запаниковала. – А  то, смотри, я могу и всю аптеку сюда стащить, - добавил Сухой, в шутку выражая готовность прямо сейчас и бежать там куда – то. – Да уж, пожалуй не надо, - сказала
-Нина, ты и здесь без работы  не соскучишься. Что с полем – то решил? – Вот как узнать течет оно или нет? А если по трубам потечёт, то надо в здание – то его надо
так ввести  что б никто о том и мысли не допустил.- Это вообще реально или нет?
- А, как бы хотелось! – Вот бы придумать! –Ну, что скажешь? – Небось уж придумал, упаси бог! – Представь: придумал!, - сказал Сухой, и тут же добавил: «
- О чём бы я ещё думал, как ни о вашей с графом прямо таки  сомой убойной затеи во все века.- Да, тут и думать тут нечего: - Поле очевидно не только притекло сюда,, но и столетия вытекало в ту дырку где теперь люк стоит. – Отсюда сухой зигзаг, не ржавый арсенал, ваша встреча с графом, твой вариант спасения , это ваша затея и это моё выступление здесь.  –Брава! – Браво! – воскликнула Нина Петровна, ещё и изобразила первые аплодисменты по этой теме. – Ну, а как же теперь его в здание  – то? – крикнула Нина. - А здесь похоже надо поискать чуть – чуть., продолжил, - 
Виктор Андреевич,- я твёрдо уверен в том, что в мировом море строительных материалов непременно есть такие, которые в той или иной мере пропускают это самое биополе. Нам из таких  материала нужны: внутренние двери, прошивка для плит перекрытий, простенки, общее половое покрытие и жёсткое покрытие для подвала,   под которым и будет спрятана труба, пришедшая из туннеля. – Вот как? –Великолепно,- сказала Нина., - и где же теперь эти товары.? –Ой, да  в наших  магазинах  или на свалках, коль они европейские. Я даже на нашей свалке видел кусок прессованной двери, точно из такого материала, по образцу которого я закажу ту дверь где угодно. А дверей таких в кабинетных –то корпусах сотни три наберется. – Вот сейчас тебя уложу, и махну туда, пока не стемнело. -Кода это было? вчера? Так темнеет же уже, крикнула Нина, взглянув на часы,- чего ждать? –Давай Бегом, а  коль уж засыпали  место замет;  завтра с Костиком и откопаете.
Виктор помчался зигзагом, да мимо пса, через двор, мимо окон насмерть перепугав Дину и Костика. Зато возвращался он уже, неся в одной руке целую, но треснутою дверь, в другой , кусок такой же двери но весьма грязный. Поскольку, целая дверь в люк не лезла, Сухой велел Костику   спрятать её в сарай, а сам помыл за домом кусок двери и хотел было  двинуть к своей мадам, но тут к нему обратился Костик, с просьбой объяснить такой вот его интерес к странным предметам с их
драгоценной свалки. Виктор, конечно, торопился, но объяснил свою супер гипотезу  про материалы пропускаемые биополе.
 – Вот как? - удивился Костик,- а что этот картон  пропускает что ли? – Предполагаю, сказал Сухой – А, как точно узнать?
-Да, вот не знаю пока. - Надо подумать.- Должен же быть хоть какой то способ. 
- Да, есть – есть,-  сказал Кости, и тут же добавил: ой, что это мы здесь? – Пойдём в хату. В хате же Костик показал в книге графа место, где тот предлагал  проверять наличие поля где – либо , путём внесения туда дождевых червей. То есть если червь сразу сгинет   -  значит поле присутствует; тут уж не до каких –то там других свойств,картона.   - Правда здорово? – Крикнул Костик,- но ведь этот же трюк и для всего годится  -Ещё и как годится!- – Я даже знаю как это сделать,  прямо сегодня, сейчас! - Червей только надо,- кричал Виктор Андреевич, уже придумав, приспособление для  реализации этой мысли.
Так это мы мигом,-  воскликнул Костик. А, когда они накопали червей прямо  в углу двора, возле верхней калитки, Костик сказал: «А можно мне с вами, хотя бы на этот эксперимент?» - Да, ты что? – Дину оставить? -И тётка рассердится, - сказал Сухой, -  потом всё увидишь, не обижайся. – А давай с тобой на ты. – Что это ты всё мне выкаешь? Мы уже теперь родичи как бы.  . 
-Договорились, - ответил Костик, - ну, хоть в схеме – то расскажи. – Да, всё там элементарно, - начал  в по лтона  Виктор Андреевич, моя руки, под струе родника за домом. - Если ты заметил, там кухонный потолок метра на полтора выше туннеля; вот туда я и выведу из туннеля  жестяной короб. – А в том коробе две задвижки: нижняя  держит поле,  верхняя держит подопытный материал с червями. Если  после, пуска поля  черви исчезнут, то, стало быть материал пропускает поле,которое уж точно летит навех, что и требовалось доказать. – Здорово! Здорово!, - шептал Костик, - просто находка:
  - так можно все материалы перелопатит. А мы так и сделаем, - сказал Сухой, тем боле нам надо – то всего пять таких  товаров, разумеется, из органики. Поблагодарив, похвалив Костика, пообещав звякнуть ему результат первого опыта, Виктор помчался к своей зазнобе,  предчувствуя некое её возмущение. Но он ошибся. Нина только сказала: «Ты что там, всю свалку перекопал? А я за это время уже суп сварила, и пельмени откинул. – Давай садись и рассказывай. Виктор уселся, но к ложке не сразу притронулся, увлёкшись рассказом о находке, о био материалах, а пуще, о фантастической перспективе в случае удачи тихого ввода  поля, в лечебные корпуса, хотя бы только одной больницы, разумеется, помня о том, что деньги на её восстановление прямо зависят от идеального излечение Нины теперь, и ни как иначе.
-А Нина вдруг и свою мысль ввернула, но уже на другую тему: «Слышь, Витёк, а ведь шины – то на тачках,  будто  только что куплены. Не уж- то граф ещё песок возить собирался?  Но, это вряд – ли , сказал Сухой, - скорее всего он оставил это для нас, как намёк на то, что туннель он ещё так и не успел расчистить, мол, продолжайте ребятки, - там мизер остался.
- Вот – вот , - спохватилась Нина, - Можно,  я не буду лежать там, как та свиноматка, а продолжу работу  графа,  то есть буду и в поле, и в пользе для дела и на кухню  выходить, не надо: ты  будешь сам высыпать и выставлять в поле за дверь все мои тачки. Сухой от того сразу, и растерялся: - это ж нарушение условий, надо полагать,  удачного эксперимента, - как же так можно? И тут же мысль: «Ой, да пусть уж попробует. Куда ей с телегой , если она и сама там не помещается; схватит, ругнётся, ноготь сломает, на том всё и кончится.  Вслух же сказал: «Да ладно уж,  пробуй.» - Спасибо, милый. -Тогда, знаешь, что сделаем: Вот сейчас переселимся, и ты мне тачку с лопатой выставь пожалуйста прям в туннеле, а я утром вместо  зарядки глядишь ходку одну и махну с божьей  помощью. Сухой чуть было не прыснул, но тут же и насторожился: - что это с ней? От волнения что ли? – Ой, не дай бог. -Давай уж лучше переселяться. Прежде всего Виктор отнёс в туннель два новых ватных матраса, которые на полукруглом полу плотно соединившись, образовали уютный настил, Ну. аккурат для фигуры  Нины Петровны. Две малые подушки, тоже легли как матрасы , добавив еще больше уюта этому гнездышку на эшафоте,  который так манил туда плюхнуться. А вот приготовленный столик, так и не стал как надо. Тогда Виктор принёс  плоский ящичек от чего – то там, сбил с него жесть , обвернул в целлофан, аккуратно пристроил справа возле подушки, выложил туда всю мелочёвку и только потом привёл, как к могиле свою несчастную мадам, которая так и рухнула в то гнездо, спровоцировав долгое эхо своим рыданием. А что прикажете  Виктору в той ситуации? Он просто пристроился рядом, да так гладил  подругу, пока она не замолкла, и не захрапела. И только тогда, он принёс ей туалет виде ящика с песком и с совком на верёвочке. Решив оставить её,  он всё -таки занёс в туннель ещё и  тачку с лопатой, прилёг на диван и тоже уснул несказанным сном. Да, ведь хорошо, что уснул при таких делах. Другой бы мог и психически тронуться. Хотя кто может предсказать перспективу этой дерзкой игры с судьбой и так на краю отпущено богом жизни. Виктор, проснулся, взглянул на часы, осознал момент, и прежде чем готовить завтрак для любимой, кинулся к ней, к ней: может там уже и пища - то отменилась. И вот он – первый удар: тачка с лопатой была на месте. Нина оказалась живой, и даже узнала его, и похоже после долгого ожидания, она тянулась к нему глазами, руками, всем телом, истошно крича: «Миленький, родненький, скорей, скорей, хватай, спасай, держи меня,  я не могу, что со мной,  мне страшно, я тону, улетаю.- Ну, и что?- Ну, и как  при таких делах?  Разумеется,  Виктор, плюхнулся рядом, прижался к ней телом, да так рыдал, обливая её и себя слезами, пока она не успокоилась, точнее не улетела  в своё стихийное, непонятное, так и не познав своё право на возвращение. Через минутку Сухой, уложил её по свободней, сам прилёг рядом и ну гладить,  шептать цокать в ушко маячок, как обещал, надеясь, на то, что она там в своём провале, как – то сообразит о его присутствии. А что он ещё мог? Чем помочь? Ну, разумеется, он бы конечно  принял муки вместо, неё лишь бы с тем же мило  обещанным результатом. Ну, не дано же. Так он с ней пролежал до обеда, слушая бурление в её животе, еле слышимое сопение. А приподнявшись  что бы уйти, Сухой вдруг услышал, прямо – таки журчание между межу ног несчастной.  Глядь: а там из неё почти  фонтаном извергалась чистейшая вода и уходила  в узкую щель  между двумя матрасами и далее по туннелю. И вот она мыль:  «О, Гсподи! А ведь может так и обойтись! Ведь если поле выдавит, выпьет, выцедит, из неё  всю воду, то  что же там останется? - мизер один. Так из того мизера оно и слепит девчушку по старой схеме, на молекулярном, конечно , уровне. Вот хорошо бы! И поскорей! Поскорей! Более менее успокоившись, Виктор, забрал свой разнос и бегом вон , - на кухню -  к другому делу. Жесть он у графа в сарае видел. Верстак сколотит. Трубу - раз плюнуть, гляди  к утру уже будет чем удивить подругу, даже если она не слышит. Детям он про Нину пока смолчал. Лежит, мол пока. Вот Дина с расчётом на двоих и нагрузила, ему такой пакет продуктов, что пришлось в начале его отнести, а потом возвращаться в сарай за жестью  в количестве десяти листов, которых по его расчётам ,должно было хватить с излишком. В добавок пила у графа оказалась тупой и наточить – то её было нечем. А потому дубовые доски для верстака из зигзага  пришлось пилить долго и нудно,  да ещё каждые десять – пятнадцать минут стремглав лететь в туннель к Нине что бы взглянуть на неё, а  пуще на прозрачную струю воды, из под неё, которая к ночи растеклась метров на пять и уж больше не удлинялась, ибо, должно быть, поле её потребляло, как говорится,  с велики своим удовольствием. В результате массы таких вот неурядиц, к двенадцати часам ночи  Виктор успел сделать только верстак, и то не доне конца потому как не прикрутил  уголок, который набрал по частям от винтовочных ящиков. А если уж честно, то наш Виктор Андреевич так устал, так устал, что еле добравшись до графского дивана упал на него одетым и уснул, слава богу благополучно, самым глубоким и чистым  сном.
,А, как же там Нина Петровна? Да – Да, именно наша милейшая Нина, которая
только что наяву, улетела, рухнула, сгинула в некий совсем уж чуждый,
мир,  который многое обещал, но пока только выкачал из неё воду, да
да, зачем-то сменил беленькую живую кожу на пузырящуюся кровавую, похожую на старую мешковину. Сухой так и обомлел от такой напасти , а больше от такой мощи и жестокости уже как бы уважаемого им поля.И чего теперь от него
ждать? что будет дальше с Ниной? Возможно всё плохо?
не получилось?  И пора к графу.Но - но,- Пардон мадам.

  На самом же  деле, в лихом  воображении Нина  она плюхнулась вовсе и не в матрасы, а сразу в чьи - то в чьи - то лапы, грубо, как щупальцы лезшие  всюду, причём одновременно. Вот уже залез, сукин сын, и туда и сюда, да ведь ещё и присасываясь. А дальше, как в жизни: горячее   пламя стекло в  промежность, наполнив весь низ живота истомой – той самой кощунственной сладкой радостью,
 Да, это же и есть лечебный процесс …Именно! Именно! Оно ведь иначе - то и не может. Оно же прародитель.Согласна.  Пожалуйста, умоляю: пусть
будет так с распадом,с уничтожением,  за пределами всех возможностей.    Да, ещё что бы миленький мой не знал. Нельзя им мужикам знать про такое, ни в коем случае. Они конечно всё примут и поймут, но не простят, не простят; мозг у них так устроен, да и всё прочее тоже. Да,  ведь ты и сам небось знаешь? . Заметьте это она уже не к мужу, но к нему, к нему, - непонятному, незаконному, который уже «лапками»  нежно касается  её тела, перестраивая его для своих ни кому не понятных страстей неземного происхождения. . Да – да, уважаемый, вы не ошиблись, (Это я опять к читателю.) на самом – то деле именно так и началась первая и, должно быть, единственная непрерывная лечебная процедура нашей уважаемой героини; только чур, дорогой; об этом пока не стоит очень уж распространяться.

Сухой, проснувшись, сразу метнулся к ней, стараясь ещё на подходе подметить все изменения: с водой с телом и вообще в туннеле   
по привычке ещё и . Тело за ночь на первый взгляд  уж точно не изменилось: лежит, как восковое;  но ещё в лохмотьях. Не дышит. однако, если верить ощущениям Виктора с водой непонятно: если и колыхнулась то в мизере, а ведь это, должно быть, самый главный показатель изменений в её утробе, подумал Виктор Андреевич, уже хватаясь за эту мысль, как за соломинку. -Течёт вода - живёт- организм; перестанет течь, организм начнёт возрождаться, надо полагать в новом обещанном качестве. - Нужны пометки: фломастер, камень иле железка. Метнулся на кухню. Принёс три  вчерашних обрезка уголка, одним из которых обозначил конец ручья, другими его ширину, и все  продублировал ещё и
метками от фломастера. Вспомнил про профиль  из сажи, - не появился ли? Чем
чёрт не шутит. И что бы вы думали? – чёрный профиль той же девицы оказался на том же месте в том же классическом исполнении. Только теперь Виктор подумал
: «Э, нет, сие ни как не с натуру, скорее всего из архива, или из бездонной памяти поля, как образец человеческой особи  заложенной к стати совсем недавно, если судить по форме черепа и вообще. И тут Виктор решился на дерзкий трюк. Будьте
Внимательны, мой читатель. Он вдруг отвернулся, свернул за камень бут – то уходит, за тем выпрыгнул из - за скалы, глядь: а  профиля уже нет. Но он тут же и появился, будто   его включили, поспешив выключить ни ко времени. Ах вот как?
 хотел было  крикнуть Виктор Андреевич открыв уже рот, но  так и не закрыл ошарашенный новым явлением. Он вдруг узнал в том силуэте  свою Нинку – Былинку. – Ну, прям, как живая. – О, Господи!, простонал наш герой, чуть ли не падая, держась за камень, а как присел на тот «трон», так и вспомнил слова несчастной: «Да – Да, - она права. – Не поле это, не поле, должно быть. девицы местные, невидимые; сказать –то не могут, так … вот и суют нам такоё,мол, не бойтесь, ни чего с ней не будет; сделаем всё, как надо. – Стоп! – А ведь вчера – то не Нина была, да и с утра тоже, я бы,  узнал, а этот портрет они только что сунули. – Ну, аплошали слегка; с кем не бывает.» – Девочки, милые, - уж взмолился Виктор Андреевич, понимая, что может быть смешным, ничтожным, и вообще не понятным,  - сделайте, сделайте. -За нами не пропадёт. –Мы отработаем.  У нас телевидение, Интернет, телефоны, и весь земной шар в нашем распоряжении.» Лопоча всё это, Виктор взгляд не спускал с портрета, ожидая в нём,  хоть какой либо знак, о том, что его слышат и понимают; - ведь с дедом - то они наверняка общались. Но,  только что шевелившаяся, поменявшая суть изображения, банальная копоть теперь, похоже, притворилась случайным налётом в этой богом забытой яме. Виктор к подруге, точнее к уху. В сравнении с камнем, тело любимой 
оказалось много теплее, хотя за ночь могло и до камня остыть, тем более уши, которые и при жизни у всех холоднее, других отростков. Теперь же Виктор, или это ему показалось, потянул из ушка  Нины  вместе, с еле ощутимом, теплом , ещё и тончайшие колебания чего – там . – Ведь не могли же это быть признаки смерти? Однако, ему и иллюзий хватило, чтобы уткнуться в холодное ухо милой и шептать, шептать,  как бывало в тёплой пастели, пока подруга не засыпала. Теперь же он рассказал ей про всё самое главное их ситуации: про  её хитрый портрет, про жесть, про детей,  про верстак, про его новый вариант отбора поля для эксперимента не из дырки в двери, а из под двери, где короб можно замазать и алебастром, да и про подкоп потом также, про то что  кроме дверного картона, он постарается пропустить поле, сквозь разные виды фанер,и  рубероидов, линолеумов, ламинатов, и вообще сквозь все органические строй материалы, какие найдёт на свалке. 
И опять же сюрприз, - прямо – таки ответный: пока он там через ухо рвался к  душе несчастной, ручей до сих пор текший из под нё как – то незаметно,  теперь  оказался на шаг длиннее, то есть протёк от конечной железной отметки почти на метр. – Вот что это? – Как это?- думал Виктор, - ведь очевидно же, что, реакция, только на что? –на кого, и с какой целью? – Даже если это и совпадение, но событие, акция, которой конечно же есть причина. На сей раз Виктор даже зачерпнул рукой, и, как следует пощупал, и даже понюхал эту бывшую часть жизни своей подруги и был весьма  удивлён: теплом, отсутствием запаха и таким  ощущением, бут - то он прикоснулся к чему – то такому интимному в ней, от чего и сам возбудился..
Разумеется он это принял, как благо и как надежду  вдохновлённый спешно пошёл на кухню что бы хоть как – то позавтракать и наконец приступить к   «жестянке» к родной жестянке, которой он владел в совершенстве и даже скучал по деревянному молотку и по звону любимой жести. Но и граф его здесь обрадовал: мало того что он в своём труде прямо предлагал подумать о вводе поля в цеха и общественные здания, он ещё приготовил и весь инструмент для жестянщика с расчетом на то, что уж верстак для того потомок и сам сколотит. И что теперь Виктору этот труд, как он себе представлял: примитивный временный короб  с одним коленом, с двумя задвижками:  раз плюнуть. Дело, однако, сразу упёрлось вовсе не в жесть, но в вод короба в туннель, как я уже говорил, не в вырез двери, а под дверь  с вырубом дырки в теле туннеля, с которой он провозился часа три, да и с изготовлением и монтажом короба  часов, пять, поскольку  крепление этого  короба в кухне, да по граниту оказалось весьма даже трудоёмким и соответственно долговременным, от чего он не мог выбрать  и минутки для того, что бы нырнуть в туннель к миленькой, да, честно говоря  и похвастаться  было нечем. Зато к ночи: к двадцати ноль- ноль кухню уже было не узнать. Она была обметена, вымыта и через неё  тянулся ярый никелированный короб в полной готовности принять исторический эксперимент, определяющий, если угодно дальнейшее благополучие человечества. И только теперь, скинув  спецовку, умывшись, и причесавшись он благословенно вошёл в туннель. А тут его ждало чуть ли не мировое представление в которое сразу и не повериш: Ручей из под тела  милой теперь растянулся сразу метров на двадцать пять, от последней метки, был  шире, и, должно быть, теплее,  коль над ним стоял лёгки пар и сама брюшина, да – да, именно брюхо несчастной упало на столько, что превратилось как бы  в пятнистое одеяло из под которого торчала бледная голова с тёмной копной волос, да и вся эта постель вместе с хозяйкой тоже лежало в воде, почему –то, оставшейся здесь, как в ванне с закрытым  сливным отверстием. Сухой даже растерялся от сей картины. Пришлось так в кроссовках  и идти по ручью, что бы добраться до уха, до камня, возле коего ещё утром являлась ему милейшее из созданий. Теперь, сама запруда
 на ручье показалась ему глупой случайной, и даже  вредной, потому он сразу убрал её, и только тогда, улёгшись прямо на мокрое, приложился  к родному  ушку; да вот только сказать ни чего не мог. А толь ко плакал и плакал надеясь хоть на какой - то отзыв. А кто бы здесь выдержал? Тронулось!  - Тронулось! - И как  это ей сказать? - Как проглотить ком?- Как собраться ещё и на её радость – Так ведь  и брюха уже нет. -Теперь уже всё! -Победа! -Почти победа! -Что там осталось –то? – -.Подгонка? – Сборка? – Да, заживление? – Так это у нас в миг. И всё – таки Виктор собрался и зашептал: «Миленькая, слышишь ли? Ну, услышь! Ну, услышь меня. Радость- то какая. Хотя может ты уже и чувствуешь. Вытекла ведь  ты вся! Вытекла! Ты не представляешь: в туннеле огромный ручей, как слеза, а уж поле небось ещё больше выпило. Брюхо –то твоё теперь, как  одеяло и ты под ним: с личиком чистеньким, но пока бледным, спокойным. . Ты не подумай: с тех пор как ты улеглась , всего только ночь две ночи прошло. А ты уже вон как …
А если ты ещё и слышишь меня, то мы уже тогда вообще на лихом коне: завтра увидишь, после завтра встанешь. Погоди – погоди! А, ведь я видел твой профиль на том же месте. Да – Да. Именно твой  и ни как иначе. Ты права оказалась: там не только поле, а ещё некая живность  в образах наших девиц, которые, надо полагать, как раз тобой и занимаются. Я, их просил умолял, обещал, что угодно, и должно быть услышали, коль теперь именно так  всё и  подвинулось. Ты только не бойся, потерпи, потерпи, я с тобой. Работаю. Ещё и как работаю. Короб, врезанный в туннель, как мы с тобой и решили, уже стоит и блестит как на выставке. Вот ты увидишь.  Завтра  с утра я сразу к тебе, потом  на свалку; покопаюсь там ещё.  Хотя нет, я, пожалуй, сразу заряжу и проверю этот картон от двери; ведь если он наш, да ещё с биокраской: - это же – пол дела. Ладно, золотце. Я пошёл . Устал я . Устал. А ты держись, держись. Помни: мы уже у финиша, у  самого пика нашей с тобой неземной  мечты. 
Даже при смертной, усталости Виктор и эту ночь спал плохо: всё мерещилась свалка, то исчезающие, то возникающие девицы, почему –то  Дина в фате, вороньё на тополях, во дворе и опять же на свалке, под гомон которых он и проснулся. В сны он не верил, и не наблюдал их последствий, а теперь вот ему как – то стало не по себе. Однако, умывшись, и тут же забыв обо всём на свете, сразу за дело, за дело надеясь с результатами эксперимента потом уж к Нине, на общую радость, лучше к которой, как он полагал, в семье и быть ничего не может, тем более этой, почти от    от господа, а скорее всего от его сиятельства случая, большого  друга его величества графо Сытина Леонида Антоновича. В запредельном волнении Виктор заправил в задвижку образец испытываемого куска двери, подвинул стремянку, залез на три ступеньки, задвинул задвижку в короб, слез на пол, набрал в пакет червей вместе с земелькой, снова влез на стремянку, открыл дверцу на коробе,  кинул туда червей, спрыгну на пол и уже не дыша, перекрестившись, вырвал на себя ещё одну задвижку, чем сразу пустил поле в железный короб. И ничего в мире  как бы и не произошло. Только вот  как он оказался на третьей ступеньке стремянки Виктор уже и не помнил; очнулся только с  пакетом в руке, в котором не было ни червей, ни земли, и сам пакет был всё так же запаянный, что свидетельствовало о явном успехе эксперимента. Конечно же, Виктор Андреевич с пакетом сразу к жене и
бегом, более всего желая застать её хотя бы слышащей и понимающей. Туннель, однако встретил его с явно уж радостной перспективой: сухостью поля,  без единой капли воды на полу, да и вся лежанка Нины  даже из дали показалась ему более
яркой, будто  постиранной и сложенной заново, как после генеральной уборки
в больнице перед посещением самого министра здравоохранения. А что же наша
подопытная? Нина теперь лежала  вовсе без «одеяла», то –есть голой, при настоящем девичьем теле, в такой неподвижности, что казалась сросшейся  с тканью матрасов, как говорится, на веки вечные. И тело – то её всё было в язвах, в синяках в волдырях, кое – где ещё весели лоскуты кожи, а возле уже
выделившихся девичьих грудей, всё ещё топорщились остатки прежних в виде пустот самых разных форм. Лицо, под стать телу тоже покрылось частично желтизной, синью, а губы и веки казались не просто закрытыми  а именно слипшимися плотно и навсегда, как у давних покойников. Прежде чем улечься под ушко милой, Виктор шагнул опять же  к той «галереи,» надеясь снова увидеть образ своей ненаглядной, наверняка, приготовленный ему их  несусветными опекунами. - И вот она, Милая: тот же портрет, та же чернь но как сделано! – И это не кисть, не резец, ни карандаш, наконец, а, заметьте, сажа, банальная сажа.
И вдруг, совсем уж не к стати к нему ворвалась  вот такая мысль: «А откуда портрет, простите, если Нина проникла сюда вовсе не узнаваемой: жабой, медузой, уродкой, куском отвратительного мяса? Как можно было увидеть в ней такой бриллиант, да ещё хранить его где – то? Ну, что за вопрос при таких делах? 
И к кому? К благодетелям. Тут же выбросив этот бред, Виктор Андреевич, стал на колени и сложив руки, как на молитве, запричитал по сути те же слова  преданности и благодарности, что и прошлый раз. За тем извинившись, перекрестившись сунулся к Нине и уже в ухо вскричал ошалело, но всё – таки шёпотом: «Всё! Всё! Победа! Победа! Ты представляешь? Я червей – то в пакет запаял, что бы, значит, картон не пачкать, и вообще целлофан опробовать, а  как поле подал, так оно, пройдя  сквозь картон и пакет, смахнуло  червей, оставив  пакет совершенно целёхоньким. Вот ведь фокус то! Кто бы мог  подумать? Так ведь оно точно так и сквозь нас проходит! Да ещё неизвестно:  с какими последствиями. Ой, да,  ладно, ладно! Мы  уже почти на коне! Я знаю этот завод: кроме таких дверей, он делает фанеру, половые покрытия, ещё там что – то, и всё на том же клею, а стало быть, есть надежда, на то что и вся эта продукция  точно так же прозрачна для биополя. А коль это так, то из того же материала мы можем заказать и прошивку перекрытий. И тогда у нас останется только одна задача: найти заливной, твердеющий органический раствор  для  залива полов в подвалах, где как раз будет вводиться поле из подземелья. Но, и на это у меня есть мысль. - Ой, прости- прости, я всё о делах. – Ну, как ты тут? – Ой, опять прости! –  Растерялся я. - Столько всего! – Держи самое главное: нет больше всей этой твоей горы безобразия. –Всё: растаяло, распалось, утекло испарилось, сожрано полем, и лежишь ты теперь ну, сущей студенткой: килограмм шестьдесят; не больше. – И всё – то уж при тебе, 
как тогда, вот только всяких мелких болячек тут столько, что руки  не приложить. - Ну, ничего, ничего. - Я потерплю. – Мы дольше терпели.
- Завтра, я думаю, ты очнёшься, и я буду тебя кормить самым лучшим и самым вкусным, но не сверх меры, а как положено. - Я ведь для себя – то не готовлю, всё бутерброды да чай, да и прошло всего двое суток - И вот еще что: как я уже утром тебе  говорил , - на свалку мне надо бы - Магазины – то далеко,  и болтаться там надо днями. А тут под носом, и  выбор больше. – Свалка – то здесь ни абы – какая, а строительная. Тут привозят столько всего толкового, что хоть собирай да строй особняк себе рядышком. – Ну, я пошёл, хорошо? - Детей не пущу и ничего им не скажу, не волнуйся. 
-Я всего на пол часа.
Разумеется, Нина не слышала  ни словечка из уст любимого, да  и  Виктор Андреевич не очень надеялся на её слух при таких делах, а общался с ней просто так: для души, на авось, как с  уснувшей только что, после страстных усилий, уже ни на миг не сомневаясь  в её божественном воскресении.
Выскочив на воздух,  Сухой прежде  всего поспешил успокоить детей, сказав следующее: «Всё нормально, не переживайте, есть улучшения. Всё не так просто делается.» после чего он послал Костика в магазин за телефоном для Нины, сам же 
поприветствовав ещё и Рекса нырнул, наконец, в утробу огромной свалки,- в свою стихию, надеясь всё – таки решить главную техническую проблему семьи здесь и  сейчас, и, как раз к выходу в жизнь своей несусветной  жены, как она и завещала, прежде, чем лечь на плаху. И что ему полчаса, когда, вокруг столько  всего нужного, интересного?  уж оторвался, расслабился, нахапал всего: что надо теперь, и что под сомнением, и что сгодится потом, для чего – то там. .  Глазами  он бы всю свалку к себе  стащил. А коль уж честно, то Костик нашёл его уже затемно, помог перетащить все находки  за люк, вручил телефон и мигом в объятья  жены, в ожидании, конечно же «света преставления»  за то, что «таскался там где – то с бабами.» Виктор же Андреевич, проклиная себя за всё и вся, схватив там что – то, из материалов, помчался  к ней, к ней, уже представляя себе, как она очнулась, слабенькой  да беспомощной  как звала его, из могилы , придумав небось бог знает что, в такой то дьявольской ситуации. - И каково же было его удивление, когда он узрел её в той же постели, и в другой позе: но точно уж спящую.  Да и вообще,  она теперь походила на ярую спортсменку, только что отработавшую  тяжелейший спортивный бой  и теперь наслаждавшуюся  жизнью, явно демонстрируя  миру свои синяки на тренированном плотном теле. Ясное дело, что Сухой так сразу и обалдел, что б хуже не сказать. Кто же такое мог перенести,  да ещё после стольких лет ожидания , вопреки всему именно этой  миленькой девчушки. И, всё – таки Виктор и не коснулся подруги, а постоял, полюбовался, по вспоминал, по представлял, по фантазировал, пристроил телефон слева от подушки да и ушёл, забыв поблагодарить неких таинственных существ, столь благосклонных к ним, в существовании, которых он уже сомневался. Разумеется ушёл он только на   кухню, что бы хоть как – то «перекусить» и заняться всё тем же великим делом, то бишь, исследованием новых материалов, рассчитывая  к утру  одолеть если не всё то хотя бы половину им принесённого. Работал, молча нервно, то и дело
 бегая то за материалом, то к миленькой, родненькой, опасаясь пропустить именно миг её просыпания , что бы не испугалась, упаси бог, а то ведь из могилы же, Господи! -  К полуночи  только из половины принесённого  поле пропустили:  бумажные обои, четыре половых покрытия, немецкий ламинад, доска какого - то мягкого дерева со слоем масляной краски, рубероид, и ещё плоский кусок битума,  который значительно упрощал  сам ввод поля в здание, то - есть теперь даже   трубы  из кровельной стали, залитые битумом будут выводить  поле вечно, да ещё так, как будто  они пустые. Ещё бы работать и работать: и азарт был и материалов  хватало, да только сил у Виктора Андреевича осталось  только дойти лежанки любимой и ещё до дивана, ныне покойного его величества графа Леонида Антоновича. Мало того, что Телефон Виктора, звякнул, там впервые, так он ещё и запись исказил, чего с ним сроду – то не случалось в результате хозяин его так испугался,, что схватил не так, и приложил не так, а, не взглянув на экран стал сразу грешить на Костика, но трубка , прямо – таки по детски вдруг заявила: «Миленький, я уже! И жду с нетерпением!» !
- Сухой ждал всякого, вплоть до того, что придётся снова, учить её( Нину)пить, ходить и читать, писать, не говоря уж о чём – то там сексуальном.- И вдруг такое, -
 это же призыв в бой, в атаку и вообще непонятно к чему, с её – то, быть может другим  «Я» и другим восприятием ситуации. Засуетился огляделся. шмыгнул к умывальнику, разделся до гола, воды  не оказалось, схватил ведро, бросил, одел трусы, плюнул, распахнул верь, шагнул  в туннель, закрыл дверь. Далее шёл, как первый раз, и как корова на льду; душа ушла пятки, ноги не слушались. А когда – то на первое их свидание он шёл под хмельком в соответственном возбуждении, а теперь вот поди же ты: идёт, как на казнь, и при этом переживая за то, что казнь не  дай боже, не состоится. Она встретила его в полный рост,  протягивая к нему руки юная, дерзкая. явно жаждущая его, как партнёра и как мужа после целой вечности воздержания.  А что же Виктор Андреевич? А он и шага сделать не мог, а потому Нина, прыгнула к нему первой и они рухнули не в матрасы, нет, а туда, где не бывает ни каких апартаментов, постелей, стогов, травы, песка и морской воды, а  только полёт непонятно куда, но сквозь зори, сквозь земные зори, которые в других состояниях  только дразнят нас, обрекая на вечно одиночество. Однако же, согласитесь,
было же о чём и поговорить. Очнувшись, опомнившись, разобравшись: где чьи руки, ноги, и ещё даже не отдышавшись, Нина первая затараторила, представьте, о своих впечатлениях от всей этой, якобы, экзекуции. -Ты не поверишь! - Вскричала она, сразу обрадовав местное эхо, полыхнувшее в своё удовольствие, как от подарка. - Мне ведь ни капельки не было больно, - продолжила она уже тише, но всё ж полушёпотом - полу криком, на что эхо, похоже, ещё и обиделось продолжая ворочаться тоже шёпотом но где – то вдали, что совсем уже было не свойственно для туннеля, - клянусь: я ничего не слышала, не видела, не ощущала, не обоняла, но, постоянно знала и помнила о том что возле меня суетятся, какие – то, надо полагать, местные девицы. - Да – да. именно девицы.  – Нет, ты всё – таки поверь, поверь. - Зачем мне врать – то?  - И ещё я абсолютно точно знала, что именно эти девицы, ни как не прикасаясь ко мне, постоянно поддерживали во мне прямо - таки кобелиную похоть. – Вот. – Вот. – Представь себе «кайф» – врагу не пожелаешь! – Но, как я поняла уже там,  - это и была моя местная анестезия, моё единственное спасение, хотя противно же, Господи. - И нет что бы как – то удовлетворять, а  всё дразнили, дразнили,  пока  я вот такая не получилась. Виктор слушал девчушку и тихо млел от наплывающих воспоминаний. Перед  ним Ниночка, Нина, Нинка – Былинка, тоже тельце, тот же говор, та же развязность Та же наивность в глазах, за которой прячется жёсткий расчёт, некий элемент кокетства, и готовность к самым безумным совокуплениям, но по призыву любви и ни как иначе. А, знаешь что, миленький, - зашептала Нина под самым ухом, - я думаю эти девицы для нас сущий подарок господа, в них не может быть зла вообще. Я представляю их здесь, как косяк рыб в океане: безобиднейшие существа, созданы полем, кормятся полем, вечны, как поле, стараются пестовать всё живое, как поле, размножаются полем, да, наверняка ещё и однополые то есть без всяких возможных претензий к нам в этой  самой лихой проблеме для нашей цивилизации. А тебе, дорогой не кажется, что наш героический граф прекрасно про всё это знал; и это он первоначально берёг эту яму  на случай возвращения своих вояк, а как в девок – то влип, так уж только для них и жил. Ну, сам понимаешь : при таких деньгах, да при здоровье, да при гареме, надо полагать вселенского уровня, можно и охранять, и заниматься наукой, и расчищать туннели и даже выстелить полированный пол на камнях, для приёма этих самых девиц  как на поверхности. Я, миленький, даже допускаю самый пронзительный  факт, заключающейся в том, что именно эти девицы и обязали графа подобрать своей наместницей именно женщину кровно, заинтересованную в их среде, а стало быть в перспективе  сотрудничества с их "народом" если можно их так назвать по аналогии с нашим несчастным стадом.
. – ООО! только и мог сразу выдохнуть Виктор Андреевич на эту речь, увидев вдруг рядом с собой не просто любимое существо из бездны своих недостойных лет, но умницу девку  под стать её «тёски», а то и умнее. - Каков опыт жизни! - Каков анализ. - И это,  в её то  теперь уже в двадцать или чуть меньше девичьих лет.             
А,  что, и нормально, - Рассудил Сухой, - у «тёски» ведь только тело пошло  в развал, а мозги – то, всегда  были: чистыми, хваткими, анализирующие ситуацию, пусть и по женской врождённой схеме, но на всю глубину, предлагая порой сразу два – три варианта решения, из которых один был всегда:  с зерном, на грани её пульсирующей гениальности, о чём она и сама не знала. - А разве эта затея с графом, с пещерой и полем не гениальный ход? - А поле, стало быть, больную часть её тела прочь: (Само,  небось слопало.) а мозг, хоть и взбалмошный, но оставило, а то ещё и почистило для порядка. – Ой, да, это, может быть, и не поле, а те же девки, но для поля, в угоду его интересам, коль уж он их родитель, кормилец, а за одно и среда обитания на все века - . – Да! – Что же ты о главном - то молчишь? – спохватилась новорождённая, - как там у нас с экспериментом? – Ну, что? – Ну, что? Не получилось? Ты же обещал...– А как раз получилось, сказал Сухой!  только не успел я чуть – чуть. - Рассчитывали – то на неделю. А ты, как в род доме: только воды отошли и уже, сплыла.. – Как на неделю? «вскричала» Нина, - Так, а я  сколько там была? – Да, три дня  всего, включая и этот,  по сути  второй и самый великий твой день рождения, с чем и поздравляю, - заявил Виктор Андреевич, и ещё раз и поцеловал свою любимую. - Ой. миленький, -  три дня! - Три дня на такое! То есть, надо понимать, что и на каждую столько, а то и меньше. А, коль это поле наверх, да в больничку… Это же, какие деньги! – И что мы теперь имеем? – Ну, что там у тебя? –  прежде всего, - начал Сухой, - эксперимент показал, что поле, наше крайне стеснено и ищет любую дырку для выхода на поверхность. -Я уж пожалел, что такой короб сделал, оно бы  и в обычную, скажем десяти дюймовую трубу пулей бы пролетело. –В общем на сей день у нас есть почти все  материалы, для того, чтобы поле, утром введенноё в здание через дырку в подвале, само  невидимо заполняло, все его этажи,  вечером так же и уходило но уже через окна, входные двери и форточки, а то и через обычную  вентиляцию, если она есть, конечно. Ну, а если такой вентиляции нет, или она не работает, то поле за ночь уйдёт и через форточки, а если всё - таки какая – то часть не уйдёт, то утром на эту самую часть нового поля и не добавится. в – И всё же: что это за материалы? - сказала Нина, готовясь терпеливо слушать столь важное сообщение. – Да. пожалуйста, сказал Виктор и, не торопясь по деловому перечислил следующие   свои находки: Дверь кабинетная, блок для простенка из органики, четыре покрытия для поля, рубероид для гидроизоляции подвала,  органический  материал для прошивки плит перекрытия, битум, обои бумажные, краски и шпаклевки, ковры, и утеплители.» И далее пояснил : «Ну, это, как ты понимаешь, только образцы, по которым надо еще заказать всё это. На заводах, о которых мы почти ничего не знаем. Но у нас нет самого главного, - продолжил Виктор Андреевич, - органической, заливной быстро твердеющей смеси типа цемента  для подушки по этажам и особа в подвалах, для заливки именно труб, выводящих поле из нашего бесценного подземелья. - Но она есть, есть в природе. Её только на свалке нет, потому, как редко используется  и дорогая . – А причём тут свалка,  - сказала Нина, подозрительно глядя на муженька. - Как это причём? - удивился  Виктор. - Как раз всё это я и нашёл на свалке, пока ты там миловалась со своими развратными амазонками. -Да ты что? – удивилась Нина. Правда что ли? Получив  подтверждение Нина , так и запричитала не шее мужа: «Золотце ты моё, мужичище ты мой,  умница, прелесть, - да мы с тобой горы можем свернуть. а не то что какую то там больницу отремонтировать, При этом она впервые рассмеялась в новом своём обличье, с белыми зубками, с пухлыми губками, с  россыпью тёмных, капризных, ещё не прибранных волос, но уже украшающих её здесь не иначе как не здешнюю особь, только что выпавшую из поля. ! – . Сухой же, любуясь, женой, уже как бы и с тревогой. сказал так: «Ой, милая, твоё обаяние просто убойное. Как же ты к людям – то?  Тебя же бабы  в клочья, как ведьму и как колдунью»  Но, и это ещё не всё, - вскинулась Нина, -  толи ещё будет, когда я невестой, принцессой выйду!, Да – да, миленький, и не противься. Сейчас мы всей семьёй: ты, я и Дина с Костиком прёмся  в «Мадонну», одеваемся все для ЗАКСА а завтра с утра на эту самую регистрацию наших счастливых браков.  У тебя  деньги есть? Деньги – то есть, но я хотел  приберечь их для заказа тех самых дверей. Это же самое важное, как я полагаю. Нет, миленький, само главное нам на сегодня  только ЗАГС,  в котором очень большие деньги. Расшифровываю свою мысль: «Руководит городским  загсом родная сестра, той самой моей подруги,  которая замужем за учредителем сети банков, которая теперь ещё толще, чем была я. Так вот если завтра мы расписываемся, то после завтра  эта самая жена олигарха с самого утра примчится ко мне предлагать любые деньги не говоря уж о ссуде, за то, что бы я сделала из неё такую же  птичку, как я сама. Как тебе это? – Конгениально! – Браво! Браво! – Воскликнул Виктор Андреевич, добавив ещё и аплодисменты. –А  рекламу для неё ты, стало быть,  оставишь там же: сестрёнке? - Ну, конечно же, господи! - Меня, что, их печати интересуют? - Я туда прусь, что бы  обосновать перед всеми своё похудение, а за одно и деньжат срубить.Тогда что ж мы лежим? сказал Сухой, и завозился, готовясь, выбраться из той крайне неприятной  теперь лежанки.
- Ой, не спеши. Не спеши. Мне ведь выйти – то не в чем.
- Как так не в чем?
-  Ах, да. Ну, конечно …
-А ты чем ни - будь  обернись пока …
-Ну, что ты? Что ты?...
-Тогда звони: пусть Дина несёт своё там что – то.   
-Погоди, дорогой. Послушай меня.   
- И как же тебе не стыдно: в такой, единственный в своём роде, можно сказать мирового значения день, выгонять меня, новорождённую в новый мир в каких – то тряпках, в чужих одеждах, что б я потом всю жизнь вспоминала, да упрекала….-Ладно – ладно. -Я всё понял. - Виноват. - Жди меня здесь Я  куплю и принесу тебе лучшее в мире платье.
- Да на фига мне твоя портянка!  Тоже мне кавалер …
- Стоп! Тогда  что за  дела? Что за обиды?   Может быть объяснишься? Поняв, наконец, что она перегнула в своём капризе, Нина прижалась к тёплому телу мужа и зашептала в родное ушко: «Миленький, умненький, мой, прости меня дуру. Да ни в чём ты не виноват. Просто Дина в последнее время слишком уж о себе возомнила, мол я  до того толста, что ни  в дин люк не лезу, а она видите ли принцесса. Позволь мне выйти теперь перед ней в чём мать родила, голяком, как звезда, чтобы она меня тут же сравнила со своей пузатой  конструкцией. Я хочу видеть её лицо. И это всё? – Удивился Виктор Андреевич, готовый  рассмеяться на всю пещеру. Но вместо того заявил вдруг так: «Да, ради бога! Хоть каждый день! Кто б мог подумать? Вот уже женщины!» --Спасибо! Спасибо, родной, век не забуду, шутя и с улыбкой сказала Нина, и сразу, как говорится, быка за рога а мужа на изготовку. - Значит, сделаем так: ты звонишь и приглашаешь их обоих встретить тебя у люка сейчас же, мол у тебя для них хорошая новость есть. - Они придут раньше, поднимут зелень, а  я и выйду в полном, так сказать. великолепии. Но выход – то через кухню. А на кухне муж пристал   со своим аппаратом, да с образцами, да с целой лекцией, напрочь забыв о делах, и о том, что душа её  давно уже там: на воле, под солнцем, под зеленью, а пуще в объятьях любимой Дины. И ещё на кухне оказалась целая куча её одежды из прошлой жизни. О, Господи!  Где же ей быть – то? Однако Нина приняла это чуть ли не за бомбу и сразу в крик: «Что это? Как это сюда попало? Миленький, я тебя умоляю: унеси это куда ни – будь и сожги,  сожги, и пепел развей, нет  так, что бы и листика не осталось. Пришлось Виктору наливать керосин, тащить тряпки в самый дальний конец зигзага, жечь, закапывать, а за одно обдумывать план реконструкции пещеры, для неопределённо долгого обитания.
А Нина ещё и за сына переживала: «Диплом – то писать не шутка.  Как он там? - Здоров ли? Сыт ли? Получается ли у него всё.» До слёз хотелось схватить позвонить, и уж наговориться, по  матерински. - Ой, да куда там: ведь не поверит,  не поверит детскому голосу, а  только расстроится да наплачется. - Дину!  - Дину надо просить, что бы она, как сестра поговорила с будущим инженером, ни касаясь  пока самых важных  тем. При мысли о, предстоящей встрече Нина  взбодрилась, а тут и муж подоспел.  а у Нины снова недоразумение: «Миленький, ты ведь кроссовки -  то мои сжёг.» И пришлось Виктору Андреевичу, триста метров по громам, по углам, по острому щебню, нести новорождённую на руках, что бы показать её  миру как лучший образец, родившейся  вопреки ныне действующей эволюции, Я вам не скажу про весь мир, а только Дина, увидев перед собой убойной красоты голую девку, надменно  пялившуюся на неё, как на дурнушку, вовсе не растерялась а сказала так, обращаясь к Сухому: « Что это? Где вы её нашли? А тётушку, значит, прочь?  Да, как вы смели явиться сюда, да ещё с этой …- Рекс ко мне! Костик отстегни его там! Дина тётку нормальной – то сроду не видела: пятилетней  её привели уже к довольно полной, мало знакомой тётке, уже имевшей мальчика, ей ровесника.  Не узнал Нину  и Костик, обалдевший от красоты, да ещё непонятно от куда взявшейся. А вот пёс, представьте себе, сразу узнал, ту, которая лезла зачем то в дырку. Похоже, желая опередить команду «Фас!» он (Пёс.) вмиг оказался возле знакомой, ткнул её носом и уселся возле её ног явно призывая хозяйку опомниться и не дразнить судьбу. Но первой опомнилась всё – таки  Нина, пожалев  Дину. Да, и шутка уж получилась. И только тогда, когда тётушка плача, и причитая,  тискала свою чудо – защитницу, Дина тоже расплакалась и поверила,  наконец, в несказанный переворот в их тяжкой семейной  жизни. Но это было пока так … во дворе, - как бы семейный спектакль от скуки.
А, что бы не светить двор и не пугать чаек, Костик девчонок спровадил  в дом, а Виктора пригласил остаться, вроде как бы  прибраться у люка, показать часть разреза обрыва, который оголился в результате работ по устройству, задуманного им подъезда, а на самом деле поговорить об очень важном семейном деле. Сухой, конечно сразу всё понял  и, видя не решительность друга, сам погодя, так прямо и спросил его: «Ты что – то хочешь мне сказать, или мне показалось?»
- Да вот  собираюсь. - Ну, давай, давай, не робей, а то ведь нам некогда. - Понимаешь, какое дело, - начал «зять», не поднимая глаз,
я вчера побежал домой, ну, там за  мелочами всякими, а там баба приехала. Она к подруге: в Россию ездила. Кстати, она меня с пелёнок вырастила. и надеялась жить с нами, как мы поженимся. – И тут вдруг такое. – Как ей одной – то? – Ну, я взял да, и привёз её. – Как привёз? – Куда? – Ну, сюда. – Она там в доме, теперь с юной Ниной Петровной знакомится. Виктор еле сдержался, что бы не наорать, не от материть пацана, полагая, что и Нина там возмутилась. - Полоумную старуху и вдруг сюда, - Это же конец, провал. - Если её там нельзя оставить, то здесь и подавно. Она же будет звонить, письма писать. – К ней же  подруги припрутся. А то и сама поползёт к соседкам. Костик узрев, как побледнел и расстроился  Виктор Андреевич, понимая его, и предвидя такой пассаж , кинулся защищать  бабулю.
- Да, погоди ты! –Ну, что ты ей – богу? - Ты её не видел, не заешь. – Ей восемьдесят пять, а она нам с тобой фору даст. - Ей больше сорока и не даёт ни кто. - Закончила пединститут, всю войну  в партизанах, подпольщица, командир, взвода
разведчиков, знает, немецкий, а сколько она всяких боевых операций провернула, сколько поездов под откос пустила, трижды  ранена, - Да у неё только боевых орденов три штуки,  а уж медалей и не счесть: там их и цеплять – то некуда. - А какая хозяйка: все блюда знает и всё может приготовить так, что и зауши  не оттащишь. - Да, если хочешь знать: я бы таких, как она, десяток взял в наше дело вместо всяких там современных, высоко образованных мужиков. – Да? – уже мирно спросил Сухой, всё ещё ни очень веря в такую рекомендацию. – Ну, что, же посмотрим.
В доме уже стоял аромат застолья. Костик сразу поймал пробегавшую мимо старушку и представил Сухому, назвав её Бабой Оленькой, а сам тут же исчез куда – то.  А Виктор аж оробел от встречи,  всё – таки с постаревшим лицом, но улыбающимся  сразу всеми своими морщинками , и глазами , будто   только что вставленными в те морщин для маскарада и для обольщения всех окружающих. .  Герой наш только и смог взять её руку, пригубить да и выпустить как мотылька, опасаясь поранить своей ручищей. И уже, стоя в пустом зале с книгой, Виктор Андреевич с нетерпением ждал  появления бабули, что бы уже при большом свете оценить её, как личность и постараться всё - таки ответить на свой,  глупый вопрос: кого  же она напомнила ему из его ближайшего давнего и сегодняшнего окружения. А как появилась, так он и ахнул: «Костик же, Господи! Та же улыбка, та же асимметрия в лице, те же движения 
и, даже та же готовность посмеяться над чем угодно, что придавало лицам её и  внука особую привлекательность.» -  Это ж сколько же мужиков  она околдовала,  за всю свою жизнь, будучи совсем некрасивой в общепринятом смысле этого слова? 
- подумал, Виктор Андреевич, не в силе отвести взгляд от сего бездонного старческого обаяния, осенённого ещё и, явно не растраченным ореолом земных страстей. Как оказалось, консилиум дам, одобрив идею завтрашнего бракосочетания, не утвердил поход в магазин, для реализации той же схемы; а всё это Дина со своим гостеприимством и своей предпринимательской жилкой, как она себе сочинила. В результате оказалось, что у самой хозяйки, для «закса» всё уже было давно готово; тётку она обещала одеть из своих нарядов, а вот Виктора Андреевича Сухого, пригласив в спальню, те же девчонки и Баба Оленька Заставили примерить великолепный, графский костюм, предназначенный  как раз для приемов, для свадьбы, для венчания , а поскольку всё это в жизни молодого офицера  так и не состоялось, прелесть сия, наверняка долго возимая по фронтам, так и успокоилась в старом шкафу, до наших, не менее тяжких времён, предлагаемых здесь читателю. Да, но в том же шкафу, сохранилось и всё, прилагаемое к  костюму: пара туфель, нижнее бельё, рубашка,  галстук – бабочка, шляпа, перчатки, и даже пара носовых платков явно не российского происхождения. Разумеется, Сухой всё это тоже одел, а, как  вскинул шляпу, да  наискосок, да взял какую – то трость, подсунутую Костиком, да стал в позу, да улыбнулся, то  дамы так и заскулили, так и захлопали от восторга. А, как же граф без графини? Костик  подкинул мысль: ещё и Нину одеть для Загса.  Было бы сказано. С Ниной – то проще: вошла за ширму одна вышла другая: в бальном платье Наташи Ростовой, с алмазной короной на голове. Эх, на улицу бы их, да на красную площадь.
Но Костик  потащил молодожёнов в их простой деревенский зал где больше света, пространства, надеясь с помощью мобильного телефона запечатлеть этих людей навечно, хотя бы пока как  героев любви, какую и принять – то не всем доступно. Но не случилось. Пока он разбирался с новым, для него аппаратом, Нина вдруг спохватилась, юркнула в спальню, за ширму за тем на кухню в помощь бабули и Дины по приготовлению яств для предстоящего застолья в честь её таинственного рождения. Но, не таков Костик, чтоб отступать. Освоив, наконец, телефон, он ворвался в кухню, и «нащёлкал» там множество ценных  кадров с участием и своей неподражаемой Бабы Оленьки. А коль уж дорвался до беплатного, как говорится, то Выйдя  во двор Костик сразу кинулся снимать всё подряд: дом, Рекса с котом, сарай, родник за домом и особенно виды; грандиозные виды поймы реки и бут - то застывшего вала  зелени, из под которого только кое – где стыдливо выглядывали убогие стены и крыши местных халуп, бут – то не смея   вылезти перед другим сытым, любезным, и одновременно надменным миром.  Едва Костик угомонился, Виктор предложил помочь ему же убрать с его же, уже  обозначенной дороги, два огромных камня, которые он от обрыва отворотил, а стащить их с проезжей части без помощи кого - либо ни имел ни какой возможности. Вооружившись лопатой и ломами мужики за пол часа сдвинули камни, хотели было ещё и обрыв подработать, но появилась Баба Оленька и позвала мужиков к столу. И вот, - вся семья в сборе:  всего - то две пары молодожёнов  и милейшая Баба Оленька. Стыдно признаться, но как – то так получилось, что всем, включая бабулю, смертельно хотелось выпить. Хотя, может быть, - день такой: от одних только «родов» души у всех до сих пор сомневались, не желая принять несусветное. А тут ещё Нина  на правах героини  подняв свою рюмку кивком головы пригласила всех, как на поминках молча, спокойно выпить. Ну, а дальше уж разболтались. Прежде всего с подачи Костика приняли в свою боевую бригаду Бабу Оленьку. За тем, после следующей рюмки  Нина увлекла всех своим удивительным  рассказом про свою жизнь, начиная со встречи с будущим мужем, особо выделив роковой случай с графом и уж конечно очень подробно о своих страхах и родах в туннеле, разумеется с участием его величества поля и своего миленького, прилетевшего к ней по первому зову её души.   Виктор же Андреевич сразу начал с деловой части их приключения, то есть про идею графа уже теперь использовать поле для лечения людей, путём тайного ввода его пока только в одну больницу, для чего у них уже есть все возможности: деньги найти, больницу купить, поле ввести, причём лечить он предложил пока только очень богатых с тем, что бы уже с первых прибылей и рассчитаться с кредитом и попытаться найти более транспортабельный вариант поля  для использования его много шире, а то и во всемирном масштабе.  После монолога мужа, Нина Петровна уже навеселе  заявила следующее, обращаясь прежде к Костику с Диной:  «Значит, так, дорогие мои, завтра с утра, со всеми тряпками, и бумагами к нам.
 У нас мы завтракаем, одеваемся, вызываем такси и едем расписываться в документах, свидетельствующих о приобретении в вечное пользование мужей и жён. Там моя подруга и нам всё сделает вмиг, без речей и оркестров.
Потом снова к нам. Мы с тобой остаёмся ждать банкиршу с деньгами. Мужики же остаются помужики останутся по свои боевым делам.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.






\