14. Матушка Мария и её пирожки

               
                Иллюстрация к сочинению  "Просто Мария.
                Интродукция и  рондо каприччизо."   
                Часть вторая. Рондо каприччиозо


                « О том, как онтологическое, пройдя
                через нарратив, обращается в
                эпистемологическое.»
                Из книги «Нежные  прикосновения этой
                стервы Дженифер»

Содержание на http://www.proza.ru/2017/12/19/1599

      Кажется, матушке удавалось всё. И, если при этом она  не блистала в свете ни деревенской, ни городской жизни, а, напротив того, представала в глазах окружающих неудачницей по жизни, много в ней претерпевшей – так такова уж была щедрость судьбы, посылавшей на её голову одно испытание за другим. Тем не менее, всех её современников: и тех, кто был несравнимо более удачлив, и тех,  кто был удачлив в меньшей степени, и тех, кто был удачлив не вполне (но выглядевший на фоне бедной мой матушки, человеком, безусловно, благополучным) – всех их уже давно не стало, а матушка ещё долго продолжала являть собой неброский  пример жизненной стойкости. до того момента как сработал небесный выключатель и она обрела долго ею жданный покой  отнюдь не в постели,  а в тихую  от домочадцев следуя  по своим делам.
       Так вот, в числе прочего, ей удавалась стряпня. При этом взаимоотношения матушки с тестом проявлялись не как сугубая демонстрация достоинств, а были  всего лишь обычною частью того многочисленного круга забот, что составляли её повседневные дела.
       Когда возникала в том необходимость, она вставала к кухонному столу и делала там что-то  такое, от чего по всему дому распространялся вкусный запах печёного, а на столе – под покровом чистой тряпицы – обозначалось нечто, обещающее угоду нашей ненасытности.
Но годы давали о себе знать всё более требовательно, и у нас, её близкого окружения, стали обозначатся позывы узнать, пока не поздно, секреты матушкиных манипуляций, чтобы попытаться, используя приобретённый ею опыт, самим воспроизвести нечто подобное.
        Собственно, никакой тайны тут не было, а была лишь, выверенная  конкретно её опытом,  и всякий раз воспроизводимая ею последовательность событий  с участием конкретного же  круга предметов и действий над ними – несомненно реальных, и, несомненно, поддающихся исследованию, и представляющих собой процесс сотворения нового объекта -  ранее не существовавшего среди прочих  продуктов творения мира  - , сейчас вот имеющего для нас важное значение. 
Однако наши наблюдения за  стряпухой  были, по понятным причинам, не              систематическими и мало что давали для повышения квалификации возбудившихся неофитов.
       Попытки разговорить старушку и на этой волне выведать какие-то особые секреты её мастерства представлялись нам бессмысленными, прежде всего потому, что никакого секрета из своей практики наш наставник и не делал. Но рассказы её были, видимо, не вполне исчерпывающими: то ли отдельные детали её повествования пропускались нами, как несущественными, то ли несущественными, как само собой разумеющимися, определяла сама рассказчица и их отсекала из рассказа ещё на пороге  вербальных воплощений. Так или иначе, но наши представления о предмете интереса и, собственно, само содержание предмета никак не совпадали, что, собственно, и являлось препятствием на пути воспроизведения, полезного для нас, опыта с однозначно высоким результатом.
       Таким образом, мы столкнулись с  этической проблемой, сущность которой заключается в том,  что онтологическое, пройдя через нарратив,  обращается в эпистемологическое; и тогда мы, принимая, обретённое  таким образом, знание за абсолют, обращаем уже себя  в состояние, при котором реальные явления прошлой  жизни воспринимаются нами в искажённом  свете, а это  так формирует  действующую  сейчас нашу жизненную мотивацию, что мы неизбежно   приводим себя к столкновению с реальностью   грядущей. 
       Но это умозаключение мы оставим для другого предмета исследования.
                Продолжение 15 следует.