Воскресенье

Вчера, в субботу вечером, мой приятель, прощаясь с одним окололитературным перцем, пожелал ему «хорошего воскресенья». Из вежливости. Вроде как по-мушкетёрски галантно раскланялся шляпой, подметая пол пером - - - так, по крайней мере, ему казалось. А перец отвечает:
- А я и не собираюсь воскресать.
Пошутил, то есть.
- Да от вас, собственно, никто и не ждёт, - отвечает приятель.
Тоже пошутил. Но неуклюже.
- Это почему? Что вы хотите сказать? - налился обидой литературный человек.
- Ничего-ничего, - помотал головой приятель, сожалея о шутке. - В смысле,  чтобы воскреснуть, надо ведь умереть.  А вы, слава богу, живы.
- Не понял, вы сейчас оскорбить меня хотите? - полез в бутылку «литературный».
- Ни боже ж упаси! - замотал головой приятель, сожалея о том, что вообще начал с ним разговаривать.
- Вы, молодёжь, наглая, седин не уважаете, авторитетов для вас нет…
… И понеслось.
Расстались врагами. Когда приятель позвонил мне и рассказал, что он повёл себя как дурак, нажил себе яростного критикана из завсегдатаев тусовки Союза писателей, я спросила, в чём была соль конфликта. Ответы были феерические:
- Сначала он оскорбился, потому что я усомнился в его способности воскреснуть.
- ???
- Ну а потом, когда я сказал, что он же жив, воскресать рано, он обиделся, что я не имел в виду его бессмертие литературное.
Занавес.
Вот так ерундовая, казалось бы, шутка - не шутка даже, а словесная кудрявая взвесь, 2 никчемных грамма удельного веса, - способна за полминуты поменять градус отношений. Уж лучше их (отношений) не иметь вовсе.