Брезгливая ворона

   Ворона бегала по убранным огородам в поисках пропитания. Она носилась

туда- сюда, взад и вперёд, но всё было напрасно. Ничего! Словно Мамай прошёл.

И ей ничего не оставалось, как вновь и вновь нарезать круги вдоль и поперёк в

надежде найти хоть что- либо съестное. Но, увы, и эти забеги оказывались

безрезультатными. « Куда все подевались?» - недоумевала ворона,

остановившись, чтобы отдышаться.  « Как сквозь землю провалились»,-

негодовала раздосадованная ворона. « Где эти тупые мокрицы, ленивые, но

прожорливые слизни, эти пройдохи - сороконожки, суетливые пауки?- вопрошала

она сама себя.- Куда они вдруг поисчезли?»  Уставшая ворона уже не бегала, не

носилась сломя голову, она теперь ходила по взрытой земле, переворачивая

клювом комки, опавшие листья, надеясь хоть под ними обнаружить что- то,

похожее на еду.  Но  ни козявки, ни червячка, ни жучка не было. Она

остановилась посередине огорода и, вскочив на небольшой сухой пенёк, 

оставшийся от спиленной старой яблони, некоторое время  пребывала в  каком-

то забытье. Потом, будто очнувшись, ворона повертела головой и зачем- то

подолбила пенёк,а левым глазом посмотрела вверх, будто бы надеясь, что

оттуда посыплется манна небесная. Совсем отчаявшись, она взлетела на яблоню и

стала оглядывать сохранившуюся на ветвях листву.  Хотелось есть, кружилась

голова и даже подташнивало. Нахохлившись, сидела ворона на толстой ветви

яблони, уже не надеясь ни на что, как вдруг её осенила мысль, от которой она

даже издала непонятный звук то ли ликования, то ли благодарности своей

вороньей голове. « Какая же я, старая дура,- ругала она сама себя,- чего ж

это раньше- то я не додумалась, столько времени потеряла зря, когда спасение-

то рядом».
    Да и действительно, она вспомнила, что здесь совсем недалеко, за

домами и сараями, была выгребная яма, проще сказать -  помойка, где всегда

можно чем- либо поживиться. « Вот склероз- то  окаянный»,- пробормотала она

сама себе и, оттолкнувшись от ветки, полетела по направлению к спасительной

яме, то бишь, помойке. Пролетев над огородами, домами, старыми развалившимися

сараями и опустившись на такой же допотопный забор, что был рядом с этим

сытным местом, она чуть было не потеряла сознание, когда увидела, что в этой

выгребной яме были- люди…  Да, да, самые настоящие, живые люди. « Зачем они

здесь? Почему они здесь?»- мелькали обрывочные мысли в её голове. Или это ей

только показалось, померещилось от голода?.. Она потрясла головой, как бы

прогоняя недоумение, и ещё раз всмотрелась туда, в яму. Да, сомнений больше

не было: в выгребной яме находились люди. Ворона сначала с любопытством стала

рассматривать этих, непрошеных  гостей,  которые ворочали содержимое ямы кто

палкой, кто проволочным крюком, а кто, не церемонясь, - голыми руками. Людей

было несколько. Один мужик длинный, как водопроводная труба, вытягивал

брошенные с отходами целлофановые пакеты и тут же, стоя в вонючей  жиже,

потрошил их, как заправский мясник, разделывающий тушку птицы, выбирая что-

то из содержимого. На шее у него висела грязная замусоленная тряпичная сумка,

в которую он складывал полезные для себя находки. Несколько поодаль от него в

помойке ковырялась толстая тётка, обутая в резиновые сапоги, в кофте без

пуговиц и суконной юбке, рисунок которой состоял из различного рода пятен,

неизвестно какого происхождения. Но зато юбка была с разрезом сзади, поэтому,

когда тётка наклонялась к  «товару», то обнажалась её красная в синяках

ляжка. Тётка перебирала тряпьё, выброшенное в яму за ненадобностью. Достав

очередную вещь, она прикладывала её к себе, как бы примеряя, подойдёт или

нет, и только потом складывала понравившийся «товар» в большую дорожную

сумку, найденную, вероятно, тут же. Ворона сидела на заборе и не верила

глазам своим. Чувство любопытства сменилось на брезгливость. Такого она не

видела никогда в прежней своей вороньей жизни. А работы в яме продолжались.

Две бабки, сухие, как испечённые груши, трудились совместно: одна разгребала

отходы, искала, другая складывала нашедшее в пакеты: в один - съедобное, в

другой- бутылки, банки из- под пива, в третий- обноски. Но особое внимание

вороны привлёк старик, сидевший на куче отходов и грязным пальцем достававший

из банки какое- то месиво, отправляя его в беззубый рот. Ворону стало тошнить

не то от голода, не то от увиденного, она открыла клюв и сделала несколько

глотков воздуха. « Что же это такое? Кто эти люди? Что заставляет их

ковыряться в этом дерьме?» - такие мысли сменяли одна другую, не находя

ответа. А в это время одна из бабок обнаружила в пакете селёдку, от которой

шёл такой запах, что перебивал общую вонь помойки. Пока бабка любовалась

находкой, она и не заметила, как подскочила толстая тётка, выхватила у бабки

селёдку и стала её объедать. Обиженная старуха бросилась отнимать своё, но

толстуха была мощнее и здоровее. Она, держа селёдку за хвост, шлёпнула бабку

по лицу, та, потеряв равновесие, не ожидая такой агрессивности, шмякнулась в

чёрную тухлую жижу, и, дрыгая ногами, размахивая руками, долго не могла

подняться, пока ей не помогла  напарница. Здесь же, в помойной яме, рылись и

собаки.   Поджав хвосты, они, озираясь по сторонам, тоже отыскивали что- то

съестное и тут же, отскочив немного в сторону, с голодным усердием грызли и

глотали  это, не разжёвывая.  Одна из собак обнаружила в помойке телячью

ногу, которую никак не могла вытянуть из - под завалов, а когда ей это

удалось, то потащила дорогую добычу из ямы в сторону. Но не тут- то было.

Мужик, здоровый верзила, заросший щетиной, как запущенный огород бурьяном,

увидев находку собаки, уцепился за неё обеими руками и стал тянуть к себе.

Собака не хотела так просто отдавать свою добычу, она изо всех собачьих сил

тянула кость к себе, а мужик с другого конца, тоже тащил к себе. Но

поскользнулся, упал, выпустил из рук такой лакомый кусок. Собака рванулась,

выскочила из ямы и поволокла коровью ногу порочь. Но верзила, рассвирепев, не

мог упустить такой добычи. Выбравшись из хлама , он погнался за собакой,

махая толстым металлическим прутом. Собака, не в силах соревноваться с

человеком, бросила кость,  отпрянула в сторону и залаяла. Громила замахнулся

на неё трубой, подобрал кость и вернулся на прежнюю позицию, продолжая

исследование наваленного в яме. Внимание вороны привлёк ещё один мужик, ещё и

не старый, но одутловатый, грязный, неряшливый, который тёрся спиной об угол 

туалета,находившегося рядом с помойкой. Он усердно чесал себя руками,

пытаясь через лопатки достать спину, и когда это не получалось, то яростно

чесался о выступы досок туалета. Видно, его донимали и грызли паразиты, от

которых он никак не мог избавиться. Так чешется в хлеву свинья, когда ей

досаждают кровососы, испытывая при этом и приятное, и полезное. «Искупался бы

в пыли,- подумала ворона с птичьей позиции,- и дело с концом». Мужик был

изрядно  пьян, поэтому несколько раз терял равновесие, падал в навозную кучу,

где, не в силах подняться, продолжал скрести себя по груди грязной рукой с

чёрными ногтями. А в это время к яме подошёл ещё один «кладоискатель» и хотел

было приступить к поискам, как толстая баба, что была в юбке с разрезом,

перегородила ему дорогу и завопила: « Куда лезешь, чмо  неумытая?  Откуда ты

сюда заявился?  Это наше место, самим не хватает…  Пошёл отсюдова, пока цел».

Новичок оторопел, выпучив больные красные глаза, заикаясь, пытался что- то

возразить, мол, помойка не частная, а общая, что ,мол, и ему можно …  Но

баба - бой, схватив металлический крюк, стала размахивать им перед самым носом

непрошеного гостя, угрожающе рыча: « Не подходи! Это наше, моё, проваливай

отселева к …  …  … !»  Видя такое негостеприимство, новенький, отступая

спиной, через несколько метров развернулся и дал дёру. Толстуха же орала ему

вдогонку разные непристойные слова и торжествующе, как копьём, размахивала крюком.
   - Да,- подумала ворона,- что же это такое творится? Как же дошли люди до

такого состояния? Да, конечно,все знают, что вороны питаются отходами, но это

им на роду написано. Да и сама она не без греха: любит поковыряться в

отбросах. Но не до такой же степени, как эти люди.» Брезгливость сменилась на

отвращение. Уже не хотелось есть. Вороне было противно видеть этих, так

сказать, людей, которые наравне с кошками и собаками, роются в этом зловонии,

дерутся друг с другом за тухлую селёдку, тряпки, кости…

   Оттолкнувшись от забора, ворона тяжело поднялась и полетела прочь...