Глава 3. Инсектарий

Протоволновой излучатель, будто сторожевой пёс, почуявший приближение чужака, уставился в обесточенную переборку. Командир уже минуту как скрылся из виду. Время тикало, отмеряемое одному Ивану слышимыми звуками дыхания и толчками сердца: вдох-стук, выдох-стук…
Воображение, как от него не отмахивайся, назойливо, с садистской детальностью придавало запертому отсеку узнаваемость. Он понимал, что произошедшее на Хиц-2 не может повториться на Ясной, это невозможно. Сводящая с ума боль в человеческих глазах, непрекращающиеся ни на миг страдания и бессилие что-либо поделать – всё это осталось там, в жарких джунглях.
 
Иван глубоко, медленно вдохнул, ненадолго задержал в лёгких воздух. Выдохнул. Затем ещё раз. И даже не заметил, как очутился около стены – всё это время, пристально глядя в лишённую напряжения переборку, он пятился.
«Спокойно. Спокойно». - принялся он себя уговаривать, пытаясь собственными силами одолеть подползающий страх, рождённый воспоминаниями. Но глухие рывки сердца уже забивали и дыхание, и даже мысли.

Внезапно всё прекратилось. Это было похоже на электрический разряд высокоамперной динамо-машины: укол в мозг крайне болезнен и краток. Все негативные эмоции вдруг исчезли, сгинули точно их и не было. Остались лишь шум в голове и ощущение чего-то забытого, не сделанного… 
В конце коридора показались товарищи. Впереди шагал Нечаев: живой взгляд слегка прищуренных глаз даже сейчас сохранял неизменную толику насмешки. Позади высился Буров. Страшно было представить, как он станет выглядеть, когда вновь отрастут брови. Даже не имея их он умудрялся производить впечатление хмурого человека с каменно-неподвижным лицом.

Буров не остановился около злосчастной переборки. И даже не взглянул на неё, прошагав размашисто-долговязой походкой прямиком в генераторную.
– Постреляем в человечков? – заговорщицки сощурился майор, потирая раскрытой ладонью слегка ребристый затвор автоматического пистолета.
«Хорошо б там были… не человечки». – на пепелище тревоги родилась у лейтенанта мысль.
Иван с самого начала отметил тяготение командира к простому как три копейки малокалиберному скорострелу, в то время как за спиной у него сиротливо болталось воплощённое в металле и углепластике чудо оружейной мысли. К тому же редкое настолько, что на Земле за него знающие люди заплатили бы не меньше двухсот рублей!

Инженер вернулся с каким-то прибором в руках. Встал к панели управления вплотную и загородил собой почти половину шлюза. Иван хотел было что-то сказать, но не успел: Буров обернулся к ним, холодно посмотрел в глаза каждому, и сухо спросил:
– Открываю?
– Чего уж там, открывай, раз пришли - Нечаев чуть согнул колени и прицелился гордеевым прямо перед собой.
Переборка прохрустела, отъезжая вбок. Царившая в отсеке тьма отпрянула, свет из коридора тут же хлынул внутрь. Впрочем, его не хватило даже на ближайшие три метра.

Безопасники двигались спина к спине, глядя в разные стороны. Свет фонарей изучающе полз по стенам и ровным рядам высоких, в человеческий рост контейнеров вдоль них, защищённых противоударной бронёй.   
Не менее трёх минут ушло на внешний осмотр. Ни один угол, ни один вентиляционный лючок в потолке не остался неосвещённым, каждый закуток получил свою дозу фотонов. Ящики, что громоздились в центре арсенала, а это был именно арсенал, все до единого оказались опломбированными ещё на Земле.
Не сговариваясь, люди приблизились к первому контейнеру, располагавшемуся ближе к выходу. Внутри запросто мог уместиться человек. Нечаев махнул Бурову чтобы тот исчез. Дважды просить не пришлось – пасмурный гигант скрылся в направлении генераторной.

Помедлив, они открыли первый контейнер.
– Что за хренотень?! – в голос выругался Нечаев. Лейтенант же от неожиданности отпрянул.
Внутри, на совесть закреплённый транспортными растяжками, стоял боевой костюм Альянса. Безопасники направили на него оружие, будто он был страшнее всех внеземных чупакабр вместе взятых.
– «Оса»…
– Угу…

Инженеры Запада извечно тяготели к броским хищным названиям, к хищным дизайнам. Чего уж – Запад и сам, по сути своей, некогда был ненасытным наглым хищником. Не стало исключением одно из последних их детищ. Недаром костюм назвали «Осой»: чёрный и грязно-жёлтый цвета чётко граничили меж собой, вырисовывая всюду по графитовой поверхности острые углы. Забавно, но дизайн перенасытили «хищничеством», на выходе получив нечто, очень схожее с героями национальных японских мультфильмов.
– Цветная какая-то… - переминаясь с ноги на ногу, пробормотал сдавленно «недокрепыш».

Иванову было всего двадцать два, он не мог видеть их в бою, на фронте. Но зато хорошо, даже очень хорошо знал историю войны. С раннего детства состоял в поисковом отряде «Вымпел», в том самом, о котором многие СМИ планеты в пятьдесят первом пускали рейтинговые слёзы, наперебой штампуя некрологи, напичканные приторным состраданием. Где-то под Варшавой «Вымпел» обнаружил и раскопал бункер, как предполагалось имевший допросную комнату. В ней рассчитывали найти если не самого Азамата Нурбагандова, то хотя бы что-то о знаменитом командире «Дикого батальона». Для этих подростков не могло быть ничего лучше, важнее, чем собственными руками достать из-под земли хоть что-то о легендарном комбате. Но вместо личных вещей офицера они раскопали смерть. Синтетик Альянса, тип «Оса», каким-то образом не отключившийся после потери оператора и стольких лет захоронения под землёй – вот что ждало их там. Взрослые руководители бросились на защиту отряда, может это и спровоцировало трагедию. СМИ, особенно западные, не умолкали о том, что в моделях поведения синтетиков, даже «Ос», никогда не было допуска к убийству несовершеннолетних без оружия. Может и не было. Но из двадцати четырёх детей в живых остались только пять.

– Вот те, бабушка, и Юрьев день! – просипел Нечаев; пальцы белели, сжимая пистолет.
«Автономный боевой комплекс сил специального назначения Альянса, образец две тысячи сорок пятого года. Тип «Оса» - прозвучала в голове безопасников сухая справка от Ординатора.
– А то я не вижу! Какого чёрта он тут делает?! – Нечаев душил эмоции как мог. Ему было что душить, он прекрасно помнил эвакуацию в Екатеринбург по железной дороге. Ему, ещё тогда пацану, было плевать на войну. Ровно до подрыва диверсионной группой синтетиков железнодорожного полотна, по которому, как раз, и шёл эшелон с эвакуируемым заводом точной оптики. 

Ординатор не ответил. Он не знал ответа.
В голове Ивана выстраивалась логическая цепочка. Вот кто закрыл шлюз изнутри! Всего контейнеров четырнадцать, и в каком-то из них, получается, засел активный синтетик!
– Может им каждому в голову, м? – предложил он, озираясь на остальные, пока ещё закрытые вместилища «Ос».
– Не надо торопиться, Ваня. А что если ничего другого нет?
Мысль была дельная. Действительно, а что если других скафандров нет, как тогда выходить на поверхность Ясной? Вряд ли где-то в ящиках вдруг обнаружатся отечественные «Сапфиры». Но от перспективы влезать внутрь этого Ивана передёрнуло.

– Давай за Буровым! – Нечаев хлопнул лейтенанта по каменному покатому плечу, пятясь к выходу так, чтобы в поле зрения оставались все контейнеры разом. Благо, глаза попривыкли к полутьме, и движение, если что, уловят. 
Иван с места сорвался в бег и не понял, как очутился у переборки в генераторную. Буров выслушал всё с одним выражением лица. Ни единый мускул не дрогнул, когда ему сообщили характер находки. А ведь судя по возрасту, он запросто мог быть фронтовиком. И скорее всего был им. У Иванова мелькнула мысль, что великан постоянно находится под воздействием Ординатора. Такого, конечно, быть не могло, но его покоробило, стоило представить жизнь под силой тока десять килоампер.
Буров вошёл в арсенал и не спеша огляделся.
– Видели такие раньше? – без задней мысли спросил Иван.
Но ответа удостоен не был. Космопроходцы приблизились к открытому контейнеру: инженер, хмурый пуще прежнего, впереди, двое с оружием чуть поодаль сзади. Высокий лоб Бурова испещрили морщины, образуя дельту на приплюснутой переносице. Казалось, в и без того тёмном помещении стало ещё темней – повисла тяжёлая тишина ожидания.

Минуты две инженер осматривал «Осу», не прикасаясь к ней. Безопасники позади молчали и старались даже дыханием не отвлекать. Вдруг Буров протянул руки к костюму. Нажал что-то сбоку, на шее, и хищная композиция на тему жвал насекомого разъехалась на три стороны. Внутри пустой головы пестрело царство машинерии: всевозможные мягкие фиксаторы, датчики, нейросканеры. Некоторое время Буров снова изучал объект с расстояния.
– Где у него?.. – начал было он, но смолк на полуслове. То ли оттого, что нашёл искомое, то ли оттого, что усомнился в способности коллег что-либо подсказать.
Буров аккуратно дотронулся до эмблемы Альянса на груди: стального белоголового орла над многострадальным земным шаром. Ничего не произошло.
– Что в остальных? – вдруг спросил он.

Безопасники открыли стоявший рядом контейнер. Острой чёрной полосой на людей оттуда воззрилась точно такая же «Оса». Инженер погрузился в раздумья. Задача перед ним стояла не из лёгких. Шутка ли – определить активность боевого синтетика, произведённого на свет некогда враждебной технической мыслью? Да ещё на чужой планете за сто одиннадцать световых лет от Земли.
Эти, как и многие предыдущие аналоги, даже более простые, пехотные, могли служить офицерам Альянса сразу по двум направлениям. Стремясь к универсальности, технари из-за океана, среди которых, по слухам, больше двух третей было корейцев и японцев, пришли к принципу двойного назначения. В ущерб боеспособности, не без этого, они создали синтетиков, могущих как служить автономно, так и вмещать в себя оператора, командовавшего отделением из трёх таких же искусственных солдат. Без оператора, кстати, боеспособность отделения синтетиков круто снижалась, поэтому не существовало никаких внешних отличительных черт у вмещающего в себе человека костюма. 

Буров потянул вперёд руку и тут же отстранил её, передумав. Точно у него осталось всего одно правильное касание, а дальше…
– Он неактивен. И никогда не был активен.
– Уверен? – уточнил Нечаев, следуя за переходившим с места на место инженером.
– Уверен, - тон последнего поставил такую жирную точку в теме о его компетентности, что желания сомневаться или переспрашивать у безопасников больше не возникало.
На осмотр второго синтетика ушло значительно меньше времени. Приблизившись, Буров первым делом нажал ему куда-то на шею. Забрало подчинилось сию же секунду, распавшись натрое. Минута-полторы молчания, вердикт:
– Неактивен.
Спустя некоторое время они уже открывали седьмой по счёту контейнер. Напряжение постепенно нарастало, расслабляться никто не спешил.
– Неактивен.

Буров перешёл к следующему предполагаемому объекту изучения. Защитный кожух опал, собравшись в неширокие полосы по краям проёма.
Внутри было пусто. Нечаев и Иванов переглянулись. Буров только хмыкнул неоднозначно и перешёл к следующему контейнеру. Как будто его это ничуть не удивило.
Следующее вместилище имело пассажира. На его проверку ушло чуть больше времени, будто Буров что-то перепроверял.
– Неактивен.
Дальше подряд были три пустых «осиных гнезда». Фонари безопасников один за одним выхватывали контейнеры из полумрака. Непроверенных оставалось всего два, и Иван не на шутку забеспокоился. Нет, он не страшился вдруг обнаружить виновника всего этого мрачного детектива. Наоборот. Возникло смутное ощущение, граничащее с дежавю, что они никого не найдут. А значит – не объяснят запертый изнутри шлюз.
– Пусто… - рассеяно проговорил лейтенант, когда предпоследний контейнер явил им ничем не занятое внутреннее пространство.

– Активных синтетиков нет.
Нечаев и Иванов уставились на инженера, само олицетворение невозмутимости и суровости. Рядом с ними чернела пустота последнего, четырнадцатого вместилища, которое они только что открыли. 
– Быть не может! Кто-то же запер вентиль-затвор!
– Никогда не сомневайся в моей компетенции, - Буров склонился над Иваном. - Или ты хочешь меня оскорбить?
– Никак нет, товарищ капитан… - без особого служебного рвения ответил тот, поправляя ремень излучателя.
– Хорошо. Активных синтетиков нет. Значит нет и проблем.
Буров было двинулся осадной башней обратно в свои чертоги, из которых его так бесцеремонно выдернули, но отчего-то остановился.
– Есть у нас проблемы, - с неохотой заявил Нечаев. – «Ос» всего восемь. Нас – одиннадцать.

– Десять, - поправил инженер. Видимо, ему тоже пришла в голову эта же мысль.
– Нас одиннадцать, Тимофей, - твёрдо повторил Роман, вспомнив имя Бурова.
Последний постоял ещё несколько секунд и, более ничего не сказав, удалился. Пренебрежение во отношению к Милош возмутило Нечаева, но не более. Он понимал природу этого пренебрежения, и даже в какой-то мере разделял его. В малой, очень малой доле. Пусть инцидент, почти стоивший жизни его другу, Санычу, и произошёл у него, так сказать, на глазах. Но всё же, этот случай не повод поголовно менять отношение на скотское ко всем, чей показатель повреждения личности превысил норму. Пусть даже в тридцать девять раз…
Иванов не понял сути состоявшегося короткого диалога. Разве что про неравное соотношение синтетиков, - он не мог заставить себя мыслить о них как о скафандрах, - и космопроходцев всё было предельно ясно. Хоть он и пробудился раньше, но к моменту суеты вокруг Милославы вновь провалился в беспамятство. От обморока он очнулся только когда её уже определили в изолятор.
На обратном пути капсульный отсек майор всё ему вкратце объяснил.
Во второй раз Тимофей вошёл в генераторную так же, как и в первый: строго с правой ноги. Внезапное появление вояки прервало ритуал знакомства ещё в самом начале. Но ничего, это нестрашно. Теперь, думается, они ушли. И тут долго никого не будет.

Отсюда проистекало поистине дивное пение: колеблясь в заданной творцами амплитуде, эфемерный голос исходил от источника электрического тока. Это ни с чем не сравнимое чувство! Существуя за пределами человеческого осязания, волны растекались по всему челноку, но здесь было их средоточие, их центр, сплетение в нерв. И он, Тимофей, тоже был тут. Как чуткий паук, казалось, он осязал потаённый звук всем телом…
Набрав полные лёгкие, Тимофей открыл глаза. Воздух высушил гортань - признак низкой ионизации. Это означало, что подолгу в генераторной находиться не следует. Ничего, ради такой возможности многие из его окружения отдали бы глаз, не говоря уже о таком пустяке, как дыхание вредным воздухом. Это ж не тяп-ляп! Это протонный генератор второго поколения! Предстояло, правда, выяснить чем же это самое второе поколение лучше первого… Технические отсчёты и прочая документация погибла при бомбардировках Новосибирского института межпланетных исследований ещё в сорок пятом. Но ведь сравнение – тоже опыт! Даже не так. Сравнение – основной, базовый принцип познания человеком окружающего мира. Так что, получается, только на потерянной в Пространстве планете человеку суждено вновь вернуться к истокам познания…

Задумавшись, Буров не сразу обратил внимание на центральный пульт. С ним всё обстояло привычно: прозрачный анти-ЭМИ экран, а под ним помимо, собственно, узла управления челноком, аналоговой шифратор. Ещё до начала войны стало предельно ясно, что Союзу нет никакого смысла пытаться догнать противника в направлении цифровой электроники и искусственного интеллекта. Поэтому высшим руководством было принято решение о возврате к аналоговому типу сигнала и способам его усовершенствования. Этим же решением на всех исследовательских программах по искусственному интеллекту разом был поставлен крест. В расчёт не брались ни заслуги, ни на здравый смысл в доводах учёных, твердивших об ином, в корне отличавшемся от видения визави, видении перспектив существования ИИ. В России всегда умели рубить с плеча…

Но даже такое грубое, варварское вмешательство в развитие науки принесло позитивные результаты. Не потребовалось много времени чтобы хакеры Альянса осознали всю свою беспомощность по отношению к оборонной промышленности противника. Вооруженные подручными киберразумами, они, тем не менее, мало чем в сущности отличались от котят, которых впервые оставили одних в большой квартире. Всё виденное было им незнакомо в принципе.
Буров никуда не спешил. Чувствуя почти физическое наслаждение от пребывания в этой обители технического прогресса, – потерянной, утраченной, и ныне открывающейся лишь ему одному, - он останавливал взгляд на каждой, даже незначительной мелочи. Чтобы ничего не упустить, Тимофей начал прямо слева от себя. С пустого, ничем не примечательного пространства пола и стен. Вскоре он оглядел всё, что попало ему на глаза, и перед ним снова предстал протонный генератор.

Буров приблизился. Обошёл с одной стороны. С другой. Провёл пальцем по ложбинке на верхней части циклического контура. Он был чист – ни пылинки! Удивительное действие обратного магнитного поля!   
Протонный генератор запускался импульсом с орбиты. И только после обработки ЭВМ «Герольда» отсчёта о целостности челнока. Страшно представить себе картину, когда челноки отправлялись бы на неизведанную планету с уже запущенными генераторами на борту. Это больше походило бы на вторжение и орбитальную бомбардировку, чем на исследовательскую миссию. Взрыв при крушении вероятно такой, что вряд ли что-то уцелеет в радиусе пяти километров, в том числе и вглубь поверхности! Материю просто втянуло бы в точку падения.

Внутри у этого чудесного существа пульсировало голодное сердце антиматерии. Люди научились создавать устойчивые чёрные дыры в искусственных условиях ещё в далёком две тысячи двадцатом. Буров много читал - и был убеждён, что это правда - об участии в проекте БАК молодого ещё тогда учёного Эдуарда Кирилловича Антонова, о его неоценимом вкладе в создание безопасной среды для продолжения исследований. До его переезда в Женеву проект большого адронного коллайдера без пяти минут назвали провалом, обманом надежд человечества. Со вступлением же в команду ЦЕРНа Антонова и ещё двух умов, пришедших позже, Мани и Коллинза, проект по изучению антиматерии получил новую жизнь. Впоследствии Антонов с командой вообще сотворит чудо, опытным путём подтвердив знаменитый ЭПР-парадокс. Парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена. То есть, докажет возможность прямого взаимного воздействия на так называемые «запутанные» частицы, проще говоря – создаст прецедент телепортации.

Это было сумасшедшее время. К две тысячи двадцатому году человечеству удалось не провалиться в очередную пучину взаимного насилия. Это, вкупе с десятком выдающихся международных исследовательских проектов, на протяжении долгих десятилетий терпеливо финансируемых правительствами и корпорациями, и дало старт беспрецедентному полёту научной мысли. Начиная с двадцатого года, года, когда человек запнулся о ключи от Вселенной, как его пафосно окрестили журналисты, развитие науки и техники набрало такую скорость, какой не наблюдалось никогда. Значительные открытия, а главное их внедрения в повседневную жизнь, случались даже чаще, смена фаворитов знаменитой заокеанской дивы, к началу седьмого десятка лет как сорвавшейся с цепи. Один весьма авторитетный литературный критик того времени писал после в мемуарах: «Если бы я знал раньше, что люди за один какой-то год отменят рак и мимические морщины, а к следующему понедельнику вырастят в пробирке чёрную дыру – на книжных полках стало бы неизмеримо больше людей, которых вы называли фантастами. Я же их хочу назвать пророками. И извиниться».
У протонного генератора, размещаемого на челноках, имелся один недостаток. Он выдавал всего один мегаватт мощности, чего впритык хватало только на нужды внутри челнока. Казалось бы – целый мегаватт! Таким количеством электроэнергии на Земле питались небольшие посёлки. Дело тут было вот в чём. Активировав однажды квантовые маяки, отключить их значило бы навсегда проститься с возможностью вернуться обратно. Приёмники должны были работать беспрерывно, если космопроходцы желали снова увидеть закат именно Солнца, а не, скажем, циклический переход Анубиса от кратковременных сумерек к извечной тьме. Зато о ресурсе протонных генераторов можно было не беспокоится. Прежде чем таковой генератор выработает себя, из колонистов на той или иной планете вырастет полноценная цивилизация, случится местный Апокалипсис и всполыхнёт заря новой жизни.

Буров, как ни старался убедить самого себя в «нормальности» увиденного двадцать минут назад, не смог отделаться от навязчивой мысли об экзотелах Альянса, тех самых «Осах». Хоть он и создал вид, будто бы для него это не что-то из ряда вон выходящее. Показать воякам – одно. Думать так на самом деле – другое.
Экспедиция на Ясную, в погоню за доктором Кислых, как привык про себя её именовать Тимофей Тимофеевич, впишется в его послужной список не много не мало под номером восемь. Не станет большим откровением, если выяснится, что он самый опытный член группы. И ни в одной из прошлых его экспедиций ничего подобного даже близко не наблюдалось. Зачем на исследовательском челноке боевые автономные системы? Кому они могли понадобится?

Мысль, родившаяся в полумраке арсенала, теперь питалась свойственным уму Бурова сомнением. До поры, до времени он не озвучивал её даже самому себе, что, впрочем, не мешало ему постоянно изыскивать подтверждения либо опровержения. Что если этот «Герольд», тот самый – третьего поколения, прототип, и всё такое, был послан сюда учёными не Союза, а Альянса? Ведь не для кого не секрет, что экспедиция под руководством доктора Кислых отправилась на Ясную раньше этого самого мифического запуска аж на целых семь лет, ещё до войны. Да и сам факт запуска прототипа, чего уж там, по мнению Бурова был достоин скорее театральной критики. К тому же никто не опровергал однозначно мнение некоторых специалистов о банальной, если это слово употребимо в отношении космического корабля, краже «Герольда» во время вторжения с востока.

Связь с Ясной прервалась с первых дней войны, с января сорок первого. К тому моменту сюда уже было отправлено более тридцати человек. «Герольдов» третьего поколения, построенных в жёстких условиях боевых действий специально для полёта на Ясную, было всего два. Первый по официальным данным был уничтожен Альянсом во время провалившегося вторжения на Дальнем Востоке. Второй, якобы, был-таки запущен.
Инженер насильно выдернул себя из оцепенения, вызванного глубоким раздумьем. Теперь он метал взор на всё, что по его мнению не могло не претерпеть вмешательства со стороны яйцеголовых любителей броских названий. И в первую очередь это был центральный пульт.
Буров всполыхнул. Неужели они смогли сделать всё настолько тонко, что он не разглядел подмены с первого взгляда?! Он не опустился - он упал на колени рядом пультом, и нырнул под него. Рост вынуждал его принимать крайне неудобное положение, и вскоре он попросту лёг спиной на пол.

Ну не могли же они додуматься до дешифровки и должного усиления аналогового сигнала! Не могли! Простая логика: это был две тысячи сорок пятый год, год предполагаемого запуска данного «Герольда». А значит, дотямай Альянс до вскрытия прямолинейного как фонарный столб аналогового сигнала, Новосибирск бы целиком лежал в руинах, а не отделался потерей двух корпусов НИМИ, включая архив. И вместе с ним и Барнаул, и Омск, и Кемерово… Весь юг Западной Сибири превратился бы ровно в то, во что превратилась Европейская часть России!
В подбрюшье центрального пульта не нашлось ровным счётом ничего, что указало бы на сторонее вмешательство. Натужно выпустив воздух, Тимофей сел на пол и обхватил колени длинными руками. Голова работала как конвейер мыслеподозрений: а что если то, а что если это…
– Нет, - вслух открестившись от очередной идеи, Буров хотел было встать, но так и замер на полпути.

Справа от генератора, на полу виднелись… следы?.. Как был, так и пополз гигант на четвереньках.
Следы. Незаметные. Не пыль, не грязь, не царапины – нет. Следы от постоянного пребывания точно в одном и том же месте тяжёлого объекта, и пребывания по времени крайне продолжительного. Контур следов разнился с поверхностью разве что на какие-то микроны, он был практически незаметен. Но не угадать в нём очертания ног было невозможно. Очень больших ног.
Буров потерянно сел, упершись спиной в резонирующий генератор. Взгляд его посерел, потух. Следы означали, что кто-то в течении долгого, очень долгого времени приходил сюда и вставал рядом с протонным генератором, строго в одном и том же месте, вплоть до миллиметра.
Следы означали, что Буров ошибся. На борту челнока был активный синтетик.