Глава 4. Ритуал
Неясова Рената. Отличный, можно даже сказать высочайшего класса медик и психосервер. Лучшая её характеристика – это её поступки. Вот прямо сейчас она окружала заботой и опекой тяжело перенесшую пробуждение Вику. Притом, что сама, и это было очевидно, еле держалась на ногах. Знакома с Нечаевым ещё со времён учёбы в НИМИ, а с ним, командиром, только через того же Нечаева.
Виктория. Фамилии она пока не назвала. Должности и звания тоже. Впрочем, стоило всем сердцем надеяться, что она окажется вторым психосервером, иначе… Кстати, это она выдала матерную мастабу в адрес растерявшегося Трипольского. Да ещё и частью по-немецки. Выглядела она как небезызвестный мышонок, надышавшийся хлороформом мышонок из позабытой советской комедии.
Собственно, Трипольский. Алексей даже сейчас, усаживаясь рядом с Буровым – выбрал он крайне неудачное место, если не сказать большего – постоянно что-то говорил. Оно и понятно – нервничает. Несерьёзно, конечно. Иначе бы уже пускал слюни. Ведь ему ещё не доводилось успокаиваться при помощи Ординатора. Новоиспечённый выпускник факультета химии, уверенный в себе парень, раз после выпуска его следующей дверью в жизни стала крышка капсулы квантового приёмника.
Иванов Иван. Добродушный, на вид толковый парень из безопасников. Одного взгляда хватило, чтобы понять – Нечаеву за него не краснеть. Если командир ничего не путал, он принимал непосредственное участие в инциденте на Хиц-2…
О Ромке нечего было и думать. Тот ещё балагур, но, правда, строго во внерабочее время. Александр Александрович улыбнулся, вспомнив это часто приводимое самим Нечаевым резюме.
Майор перевёл взгляд на Бурова. Истукан – такое прозвище носил Тимофей Тимофеевич в кругах бывалых космопроходцев. В тех же кругах ходили жутковатые байки о происшествиях с ребятами, насмелившимися назвать его Истуканом в глаза, или же теми, кто выпалил по глупости. Поговаривали, он очень, очень не любил это прозвище. В остальном – золотой специалист.
Майкл Бёрд. Молча пышущий позитивом американец. Видимо, плод восстановления межнационального диалога. Больше о нём расскажет Ординатор, ибо сам он только и делал, что улыбался своей американской улыбкой да разглядывал всё вокруг, будто пришёл в интерактивный театр где-нибудь в старушке Вене.
Леонид Львович. Или Лев Леонидович… В общем – теолог, ректор какой-то там академии и главное «зачем?» к Корстневу по возвращению. Озирался не хуже Бёрда, правда, без идиотской улыбки.
Последним в отсеке появился неуловимый Павлов. Тот самый, что умудрился активно помогать при пробуждении, но так и остаться при этом неувиденным и незамеченным.
– Командир! Порядок.
Майор Подопригора кивнул и взглядом указал тому сесть.
Павлов был якутом. Невысоким, достаточно щуплым, с большой головой и живой мимикой смуглого лица. Разговаривая с такого типа людьми, ежеминутно кажется, что они вот-вот скажут что-то смешное… Александр Александрович поручал ему проверить всё ли в порядке у Милош.
Н-да… Милош Милослава. Вот и закончилась недолгая карьера знаменитой Старстрим… Так, кажется, её называли? Звёздный поток?.. Что ж, даже слегка непритязательное прозвище для единственного-то в мире межпланетного журналиста.
– Итак! – командир собрал всеобщее внимание в единый пучок. – В результате разведки возникли… непредвиденные обстоятельства. На челноке следы постороннего присутствия. Рома. После всего этого, - он обвёл рукой собравшихся за столом, глядя на Нечаева, - надо организовать безопасную ревизию арсенала. Всё для нас ценное – на хранение в пустой склад. Шлюз заблокировать. Чтоб изнутри вообще невозможно было его открыть. Соображения? Есть?
Предполагалось, что ответит Буров, но тот, уставившись в стол перед собой, хранил холодное молчание. Трипольский недоверчиво покосился на соседа.
– Себя же замуруем, - пожал плечами Нечаев.
– В любом случае, другого выхода я не вижу пока. Тимофей Тимофеевич?
На этот раз инженер пошевелился. Как сказочный Человек-из-горы, Буров оторвался от кресла, не поднимая головы, не переводя взгляда. Разлепил сухие губы:
– Я не мог ошибиться, - и с этим сел.
Космопроходцы переглянулись.
– Рисковать я не могу, - через некоторое время подытожил командир, – но и заваривать переборку тоже не выход. Других скафандров нет. А без них на Ясной остаться в себе сложно.
– В смысле?
– Подожди, всё по порядку, - Александр Александрович отмахнулся от порой нетерпеливого Нечаева. – Тимофей Тимофеевич, выставьте настройки шлюза в арсенал. Нужно чтобы он открывался только из коридора. Мой вам приказ: никому не входить в арсенал. Только в сопровождении офицеров безопасности. Вот так. Вопросы?
Вопросов не было. Мало кто из собравшихся вообще понимал о чём конкретно шла речь. Из сказанного очевидно следовало только одно: кто-то, помимо самих членов экспедиции, возможно присутствует на челноке. И каждый истолковал новость по-своему. Командир не тратил время на объяснения существующих версий хотя бы потому, что буквально через минуту после инструктажа всем будет всё известно.
– Начнём, - Подопригора сел и сложил руки на стол.
Любой член экспедиции легко мог запросить нужную информацию у Ординатора и получить развёрнутый брифинг, но не делал этого. Инструктаж всегда проводил командир. Так уж повелось с самых первых ещё экспедиций по разведке Марса.
Александр Александрович порой говорил слегка косноязычно, иной раз неудачно подбирая слова. Что, кстати, вот уже на протяжении нескольких лет служило Нечаеву бездонным колодцем новых колкостей по отношению к другу. Да и не только к нему.
– Ясная, дамы и… товарищи, - Подопригора громко прочистил горло. Он чуть не сказал «Господа», чему сам безмерно удивился. Видимо, последствия «прыжка» сказались на и без того не блестящих ораторских способностях.
С началом войны слово «Господа» у народов Союза приобрело крайне негативный эмоциональный окрас. Как во времена Второй Мировой ненавистью советского народа оказалось обезличено немецкое имя Фриц, так и искорёженное слово «Господины», применяемое ко всему англо-саксонскому Западу в самом широком смысле этого слова, стало более чем ругательством.
В две тысячи тридцать восьмом году, за три года до войны, к орбите Ясной впервые отправился «Герольд», стартовавший с «Восточного». Корабль вели четыре тяжёлых ракеты-носителя «Ангара», блестяще справившиеся со своей задачей и жертвенно упавшие в Тихий океан по окончанию миссии. Корабль успешно вышел на орбиту, где полгода две смены станции «Мир-2» доводили его до необходимого состояния, а по окончании торжественно оживили двигатель искривления. Когда пришло время, «Герольд» отдалился от «Мир-2» на безопасную дистанцию и включил импульсные двигатели, призванные впоследствии корректировать высоту рабочей орбиты. С их помощью он проделал путь, равный расстоянию до Луны, после чего ЭВМ на борту дал команду в машинный отсек, и чёрная дыра – слепая пленница корабля – исказила пространство.
Но за всем этим с Земли наблюдали не только восторженные, полные гордости взгляды авторов произведённого пуска. Забросив сначала собственную пилотируемую программу, а потом и отказавшись от всякого участия в проекте международной космической станции, США ударились в кибернетические разработки, часто откровенно двойного назначения. Как раз поэтому с открытием феномена Антонова Союз и стал абсолютным монополистом в области межпланетных сообщений. А возглавляемый американцами Альянс остался не у дел.
Впервые телепортировав фотон света, люди тут же задумались о подобном в отношении самих себя. Феномен же, открытый Эдуардом Антоновым – основа основ, породившая космоходство - был до гениальности прост: чем структурно сложнее объект, тем больше шансов на его удачное перемещение. Строго сказать, перемещением-то это не являлось. Уничтожением тела в точке А и воссозданием его копии в точке Б – да. Но не перемещением. Проще говоря, если попытаться отправить на Ясную слиток золота высочайшей пробы, то на выходе будет что угодно, только не аурум. А если живой организм – на выходе будет ровно тот же организм, разве что с небольшими отклонениями во внешних признаках, но сугубо свойственными виду. Рога у знаменитой подопытной вороны, в общем, ни разу не вырастали.
Ясная. Вся имевшаяся о ней информация была передана на Землю колонистами ещё за два года до войны. Жаркий темперамент её легко было разглядеть даже на орбитальных снимках: планету опоясывал экватор длиною в тридцать семь с небольшим тысяч километров, вытянувшись вдоль которого, три материка витиеватой диадемой украшали её лик. И только четвёртый, самый маленький, стремился прочь от остальных, тонким острым копьём указывая на северный полюс. Из снимков следовало, что преобладающий климат на Ясной – тропический. Но это только судя по снимкам. В действительности климат планеты описывался как «уникальный и сугубо контрастный».
– Колонию возглавляла доктор Кислых, Валентина Богдановна, - командир недаром упомянул имя выдающегося ксенобиолога в прошедшем времени. На момент «прыжка», в две тысячи тридцать девятом, ей уже было пятьдесят девять лет. А прошло с тех пор - девятнадцать.
Стоило в кают-компании прозвучать этой фамилии, сидевший каменным изваянием Буров как-то вдруг ожил, встрепенулся. Видимо, и для него Валентина Богдановна была кумиром.
– Из первого и единственного отчёта колонистов Ясной, который был в тридцать девятом, под новый год, ясно: возложенные надежды имели шанс оправдаться. Гриф секретности сняли недавно. У вас есть доступ к отчёту. Но скажу сам вот что: доктор Кислых не та, кто видел «ксено» даже в «брутто» и «нетто». Если она сообщила в отчёте – контакт второй категории, значит контакт правда был второй категории. Прошу зарубить себе это на носу. Что касается безопасников. Это вам не Хиц-2. Палить во всё, что движется не стоит. С целью нашей экспедиции всё как обычно: восстановить прерванное сообщение с колонистами. Наперво. Всё, что касается личных задач каждого – второстепенно. Я ясно сказал?
– Так точно, - нестройным хором ответили Нечаев, Иванов и Павлов. Кто-то просто кивнул, кто-то и вовсе не отреагировал.
– Теперь снова про скафандры…
– Я заблокировал переборку, - вдруг запоздало прогудел бездонным басом Буров. – Открыть можно только снаружи, из коридора.
Александр Александрович кивнул и медленно продолжил.
– Атмосфера Ясной схожа с Землёй. Почти идеальная температура, пики в минус десять и плюс пятьдесят пять. Давление земное, с небольшой слабинкой. Сила притяжения тоже комфортная. Рай в общем. Но есть одно «но». В отчёте говорится о неизвестном газе. Прямое дыхание не убьёт вас, но вызовет сильные галлюцинации. Даже помутнение рассудка. Короче говоря, если не хотите свихнуться – не гуляйте по планете без защитного костюма, - Подопригора через силу улыбнулся.
Последняя фраза, призванная, видимо, разрядить обстановку, только прибавила неловкого напряжения. Хорошим самочувствием похвастаться могли единицы, и командир в их число не входил. К тому же он был вынужден ораторствовать, и каждая сформулированная мысль давалась с большим трудом. Прилагаемые усилия отражались на лице сокращением мимических мышц.
– Имеется некая жизнь, о которой Валентина Богдановна упомянула как о «пятом домене». Понятия не имею что это, но на снимках это узенькая полоска по экватору – лес и лес. Ещё - пески. Много песков. Семьдесят процентов площади суши – пески. Десять – то самое царство. Есть ещё один материк, без песков, но о нём мало информации. Да, «богатый, уникальный животный мир». Этим, думаю, уже никого не удивишь, верно? Планеты, нам интересные, другими и не бывают.
Трипольский громко хохотнул, одобрительно закивав головой, будто командир только что выдал шутку весьма высокого пошиба. Заметив, что никто больше не смеётся, он стих и нахмурился.
– Колония, кстати, должна насчитывать тридцать четыре человека, - вспомнив, тяжело добавил Александр Александрович. – В отчёте говорилось о двух смертях за шестьдесят дней: один несчастный случай и одно, вроде как, самоубийство.
– Вроде как – это как? – переспросил Нечаев.
– Запросишь отчёт, Ром.
– Я правильно понял? - аккуратно вклинился Майкл Бёрд, говоря на таком чистом русском, что Александр Александрович даже поморщился. – Два месяца? Колонисты отправили кого-то обратно всего через два месяца? Если я ничего не путаю, это нонсенс. Все предыдущие группы отправляли отчёты строго по графику, один раз в полгода.
Феномен Антонова, как известно, исключал передачу информации путём прямого влияния на запутанные частицы. То есть, взять и просто отправить привет на Землю при помощи квантового оборудования было нельзя. Каждый отчёт, поступивший от той или иной экспедиции – это живой её член, вернувшийся обратно. Доля Ординатора в голове того космопроходца и являлась хранилищем данных.
– Всё верно, Майкл, вы поняли, - как можно вежливей ответил командир, ловя себя на мысли, что его раздражает улыбка американца. - Ладно, - поднялся он. – Пора, я думаю.
Всё происходившее дальше являлось, по сути, самым настоящим ритуалом. Данью традициям, к которым со всей полнотой относились и «марсианские правила». Миг спустя одновременно все члены группы услышали ровный, бесстрастный голос Ординатора.
«Планета Ясная или HR1203. Вектор – созвездие Стрельца. Год экспедиции две тысячи пятьдесят восьмой принятым летоисчислением».
Один из членов группы скривился, будто ему в руку ставили прививку от оспы Синдаровича. Это был тот самый теолог – единственный счастливый обладатель бровей.
Между тем Ординатор начал своё сухое перечисление:
«Майор межпланетной службы, Подопригора Александр Александрович. Должность: командир экспедиции. Год рождения две тысячи десятый. Экспедиция на Ясную седьмая по счёту».
Представленный кивнул головой. По идее, он должен был что-то сказать, держать небольшую речь. Но вместо этот с извиняющимся видом опустился в кресло – сильно закружилась голова.
«Майор межпланетной службы, Нечаев Роман Викторович. Должность: старший офицер безопасности. Год рождения две тысячи двадцать шестой. Экспедиция на Ясную шестая по счёту».
Роман поднялся из кресла.
– Очень рад знакомству со… вами, - проглотил он слово «всеми», столкнувшись взглядом со «священником». – Надеюсь на плодотворное сотрудничество. Есть одна просьба, товарищи. Если офицером безопасности сказано, что камень нельзя трогать, то этот камень нельзя трогать. Даже если он – очень важный-нужный-красивый-бежит от вас. Сначала объяснение своего действия, после – само действие. Иначе стреляю на поражение. Шучу. Сначала в ногу.
Нечаев сел, сжимая губы, чтобы не улыбнуться. Напротив устало и в то же время весело на него смотрела Рената, которой он не преминул заговорщически подмигнуть.
«Капитан межпланетной службы, Буров Тимофей Тимофеевич. Должность: старший инженер. Год рождения две тысячи девятый. Экспедиция на Ясную восьмая по счёту».
Истукан поднялся. Трипольский и Павлов, сидевшие по бокам, невольно отклонились, смотря ему в лицо – ростом он был около двухсот десяти сантиметров.
– Вопросы и проблемы, связанные с любой существующей техникой, адресуйте мне. Ответ, если будет, будет обстоятельным и компетентным…
Буров потупил взор и опустился обратно, будто бы недоговорив.
«Капитан межпланетной службы, Неясова Рената Дамировна. Должность: психосервер. Год рождения две тысячи тридцатый. Экспедиция на Ясную пятая по счёту».
Настал черёд Ренаты. Лёгкая улыбка не сходила с округлого, смуглого лица. Так в конце дня улыбались подле детских кроватей матери, воспитывавшие в одиночку двоих сорванцов: умиротворённо, счастливо не смотря ни на что.
– Прошу ко мне по лю… любому вопросу, - она слегка заикалась, но это её не особо смущало. – Я только к Ясной получила допуск психосервера. Вообще я доктор. Не лю… люблю слово «врач». Так что, обращайтесь.
Она уже села обратно, когда вдруг добавила, будто бы это было крайне важное уточнение:
– В лю… любое время!
Нечаев начал беспокоится о состоянии Ренаты. Выставить напоказ недомогание? Это не про неё. Она скорее скроет, утаит от всех своё самочувствие. Но сейчас она вряд ли что-то скрыла бы: широкий лоб поверху блестел от проступившего пота, губы выглядели так, будто на них нанесли модную в начале двадцатых годов выбеливающую сосудосуживающую помаду.
Капитан Неясова имела без преувеличения особый сплав натуры и призвания. Бесконечная самоотдача – так относилась она к работе. Она принадлежала к типу людей, и конкретно докторов, которые в своё время падали в обморок от усталости, но от операционного стола не отходили. Ни под бомбёжкой, ни даже слыша жужжание приближающегося синтетика. Впрочем, последнего ей судьба не уготовила – в конце войны шестнадцатилетняя девушка работала в эвакуированном из Орла военном госпитале.
Тот факт, что Ренату назначили одним из психосерверов в состав экспедиции на Ясную – целиком заслуга её трудолюбия и упорства. Особыми врождёнными данными, какие, например, имелись у Ольги, она наделена не была. Что, кстати, ни разу не становилось причиной зависти по отношению к молодой подруге. Рената была лишена зависти, как Роман в своё время аппендикса – напрочь и бесповоротно.
При мыслях об Ольге на сердце у Романа потеплело… Очень жаль всё-таки, что она осталась на Земле. Интересно, почему? По возвращении нужно будет задать этот вопрос Корстневу.
«Старший лейтенант Виктория Грау. Должность: медик-биолог. Год рождения две тысячи тридцать шестой. Экспедиция на Ясную третья по счёту».
– Как это – медик?! – воскликнул Нечаев, подскакивая.
Александр Александрович напряжённо смотрел на Романа, тот – на него. Буров прогудел себе под нос что-то из разряда: «этого ещё на хватало». Слушать бедную Грау никто и не думал. Впрочем, она не особо-то стремилась высказаться. Даже обрадовалась, что не придётся лишний раз шевелиться, вставая.
Выходило, что капитан Неясова – единственный психосервер. Это была плохая новость. Подозрение на сей счёт уже закрадывалось в голову Нечаева, ведь такие как Ольга – молодые, с врождённой предрасположенностью – встречались крайне редко. И оказаться таковой у Виктории шанс-то, правде в глаза, был невелик…
Психоактивность – способность человека взаимодействовать с Ординатором – делилась всего на три типа. За различия между ними отвечали определённые особенности строения мозга, в частности лимбической системы, а также нейронных связей, отвечающих за долговременную память. Люди первого типа психоактивности – это, по сути, обычные люди. Вмещая Ординатора, они могли воспринимать сигналы от него только на эмоциональном уровне, не более. Второй тип – прямой путь в НИМИ. Люди со вторым типом способны после размещения Ординатора напрямую обращаться к нему, запрашивать информацию и даже проекцию чужого восприятия. Космопроходцем можно было стать только обладая вторым типом психоактивности, или, как укрепилось в народе, попросту быть психоактивным.
А вот третий тип, это уже отдельная тема. Как, впрочем, и отдельный факультет Новосибирского института межпланетных исследований. Его ещё называли женским факультетом. В силу того, что психосервером, которых там готовили, имела шанс стать только женщина. Причины снова крылись в особенностях строения головного мозга, в тех же пресловутых лимбической системе и нейронных связях. Ни один мужчина не справлялся с нагрузкой, возникавшей во время размещения Ординатора в мозгу предполагаемого психосервера. И выяснилось это опытным путём, не без смертей. Были, правда, определённого рода исключения. Мужчина мог быть психосервером только в том случае, если его привлекали другие мужчины. Проще говоря, первый переживший размещение Ординатора представитель сильного пола на поверку оказался не совсем таковым. Но представителей нетрадиционных сексуальных ориентаций как-то не жаловали в среде космопроходцев, и факультет так и остался – женским.
Психосервер нёс в своей голове основную часть Ординатора, так сказать его базу. На заре космоходства в составе экспедиций была всего одна женщина с подобной специализацией, но после нескольких трагических случаев число таковых нормативно увеличили до двух. При этом женщины делили нагрузку пополам.
Между тем, спустя некоторое время, Ординатор монотонно продолжил:
«Лейтенант межпланетной службы, Павлов Роберт Анатольевич. Должность: инженер-маркшейдер. Год рождения две тысячи тридцать второй. Экспедиция на Ясную – третья по счёту».
Заметно стесняясь необходимости быть у всех на виду, Павлов поднялся и коротко поклонился, точно вышел к трибуне на вручение важной премии.
– Павлов. Роберт Анатольевич, - от незнания что дальше сказать якут хлопнул себя большими ладонями по ногам. – Пфф… Геолог. Взрывотехник. Ну… вот.
И быстро сел.
«Лейтенант межпланетной службы, Трипольский Алексей Сергеевич. Должность: научный сотрудник. Год рождения две тысячи тридцать девятый. Экспедиция на Ясную – первая».
Бурова сильно удивила воспринятая информация. Он даже обернулся на живо поднявшего Алексея. Трудно было разглядеть, но, похоже, в глазах инженера мелькнуло нечто сродни уважению.
– Приветствую всех! Меня зовут Алексей. Можно просто – Лёша. Но лучше Алексей. Я по специальности химик. По призванию… учёный, - Нечаев готов был руку на отсечение выложить, что он чуть не ляпнул «Гений». – По натуре – хороший человек, холерик, люблю читать и знаю три языка, в том числе английский, - он кивнул Майклу, - немецкий, - кивок, не такой уверенный, в сторону Виктории, - и китайский. Да! Русский ещё! Четыре получается.
Дрожь в руках Трипольского была заметна невооружённым взглядом. Вряд ли это было волнение, скорее – болезнь Паркинсона ранней стадии. Волнение просто выявило эту дрожь. В это время Алексей самозабвенно продолжал:
– Вне Земли я впервые, но я читал книги, то есть отчёты: про Марс, про Анубис, про Хиц-1, Хиц-2, Цереру-3, Таганрог...
При упоминании последней планеты некоторые члены группы слабо посмеялись, Нечаев даже немного посветлел лицом. Один только широко улыбающийся Бёрд так и продолжил улыбаться. Он не слышал о том, как рассерженный на руководство своего родного города астроном, открыв представлявшую интерес планету, назвал ту Таганрогом. Таким образом он искренне надеялся привлечь к проблемам населённого пункта внимание, да и вера в то, что хоть о каком-то Таганроге станут говорить лицеприятные вещи, имела место быть. В конечном итоге спор в каком Таганроге лучше – ныне притча во языцех среди подвыпивших работников ЦУПа, да и простых посетителей баров его города-спутника Циолковского.
Трипольского усадил на место только голос Ординатора:
«Лейтенант межпланетной службы, Иванов Иван…
– Иваныч! – идиотски хихикнув, выпалил Трипольский и принялся осматривать лица присутствовавших на предмет одобрения или смеха. Ни первого, ни тем более второго он не обнаружил и был вынужден сконфуженно уткнуться носом в стол.
…Витальевич, - Ординатор договаривал с неотвратимостью асфальтоукладчика. – Должность: офицер безопасности. Год рождения две тысячи тридцать шестой. Экспедиция на Ясную третья по счёту».
Иван поднялся, кивнул так, будто ему кто-то робко аплодировал.
– Сказать особо нечего… - он развёл руками. – Я всегда готов помочь. Всё уже сказал майор Нечаев.
Не успел он усесться обратно в подвижное кресло, как голос в головах космопроходцев поднял на ноги следующего:
«Полковник в запасе, Ганич Леонид Львович. Должность: эксперт-наблюдатель. Год рождения одна тысяча девятьсот девяносто восьмой. Экспедиция на Ясную первая по счёту».
Прежде чем что-либо сказать, Леонид Львович, сомкнув пальцы на животе, добродушно, как-то по-отечески даже, заглянул в глаза каждому. Нечаева передёрнуло.
– Я – ректор Уфимской богословской академии. Да-да, той самой, в которую не попал ни один снаряд или бомба… - теолог, видимо, поняв, что возгордился, потупил взор. – Я рад работать с такими профессионалами. Рад, что мы-таки добрались до восстановления коммуникации с Ясной. Выражу надежду, что доктор Кислых ещё в добром здравии. Всего семьдесят восемь лет… разве это возраст?
Не найдя что ещё можно сказать по такому случаю, Леонид Львович вернулся на своё место. Следом, поправляя чуть великоватую одежду, поднялся Майкл Бёрд. Он даже изобразил на лице некоторую серьёзность, вполне идущую ему. Возможно, у него была по случаю заготовлена неплохая речь, но ритуал внезапно оказался прерван безэмоционально продолжавшим перечислять голосом Ординатора:
«Лейтенант межпланетной службы, Пожидаева Ольга Андреевна. Должность: психосервер. Год рождения две тысячи тридцать седьмой. Экспедиция на Ясную вторая по счёту».
Казалось, в кают-компании возник вакуум. Между тем, Ординатор тут же, не делая никакой паузы, подытожил:
«Гражданская, Милош Милослава. Не входит в состав экспедиции. Её личность повреждена. Я закончил».
Но его никто не слушал.
Свидетельство о публикации №217030701195
Василиса Ветрова 12.03.2017 23:35 Заявить о нарушении