омн гарантия любви аРчсть 1 гл 4

    

                ЗОЛОТО, НАПАДЕНИЕ.




 Сухой и всегда предпочитал пройтись по земле пешочком. Только тогда и успокаивалась душа, когда себя ощущал, хоть и маленьким, но гордо шагающим по земле, теша себя колоссальным обманом, что всё это твоё, для тебя, и всё – то тебе доступно, и ты ещё успеешь столько наворотить, и ещё для любви кое – что останется. Вот и теперь вдыхая с усладой  чудесную лунную ночь,
 он всё – таки пошёл пешим, по наикратчайшему, маршруту, который наметил ещё от берега, выбрав начальной точкой угол квартала с какой – то там  стеклянной верандой. отражающей свет едва ли ни ярче зеркала. И высоченный тополь на берегу и таким образом он уже через час был на месте.Прежде всего 
 накормил Рекса с котом,а уж потом приступил к подготовки своего адского похода в этот непонятный дремучий мир. Не зная чужого жилья и уже волнуясь, он рыскал по ящикам хватал и кидал в рюкзак всё, что на его взгляд могло пригодиться в его непременных мгновениях гибели. Разумеется, кроме спичек , зажигалок, свечей, он взял два аккумуляторных, фонаря, новых, заряженных, да и стоящих на видном месте. Из вооружения нашёл лишь нож, но за то какой: Наполеон бы позавидовал.
И вот оно то мгновение: перед ним люк, скала и не единой мысли. Виктор как – то в юности прыгнул с вышки. Вот там
тоже: все мысли вон и только пропасть, и только смерть, да ещё голубое небо. А теперь у мужика, а, по сути у того же мальчишки,  даже неба не оказалось. Вот так вот. А как же? Это тебе не с поезда прыгать. Ой да, о поезде после кода ни – будь. Ну, миленький, с богом! И Виктор прыгнул … Нет – нет. Извините. Оговорился. Всего то рычаг повернул  и тихо открыл злополучный люк. Его обдало, представьте, не сыростью и не вонью, но сухим, до боли знакомым теплом от российской печки с привкусом хвои, как ему тогда показалось. Сие его так удивило, что он, забыв о фонарях, внюхивался, пялился в ночь норы, пока вдруг не приметил на правой стенке проёма что бы вы думали? Да обыкновенный, дореволюционный, фарфоровый, беленький выключатель сети электрического освещения и витой провод к нему. - О! – только и мог сказать Сухой, торопясь включить фонарь, который, как назло, оказался ещё и не так повёрнутый. Но он уже  видел стену гранита, на полу щебень, а, как вдарил луч, стена оказалась почти в трёх метрах, потолок , ровный, как стол, щебень тоже гранитный но в виде тонких и должно быть хрупких лепёшек, вероятно, насыпанных когда – то под сильным давлением, да ещё с перегретых стен, коль уж потолок представлял собой не иначе, как днище плиты, непонятно какой породы.
Луч, как известно, много чего видит, может и поделиться, только не знает он ни хрена. Приходится самим всё осмысливать. Вот и теперь, дерзко скользнув по стене направо, луч показал ему, что тот уголок, который он видел, всего лишь часть как бы коридора длинной метров тридцать с разно наклонными, стенами, при чём на левой стене и потолке огромная клякса сажи, должно быть от, горевшего там факела, когда электрического  освещения ещё и близко не могло быть. За то теперь на стене светильник и провод от него, свернув налево, показал , что коридорчик тоже туда свернул с непонятно какими целями. А я вот, нарушая закон жанра, сообщаю вам по секрету, что дальнейший, почти
 трёх сот метровый маршрут Виктора  будет проходить примерно по такому  же коридору, созданным зигзагообразным разломом гигантской гранитной плиты, в результате подтопления или землетрясения, или того и другого вместе. Однако зигзаг уцелел не весь: большая часть из его углов, оказавшись на весу, отломилась, и погрязла в более мягком  грунте, оставив весьма явные следы на местах своего рождения. И вот уже теперь, то бишь, в нашу эпоху, здесь вдруг появляется дед с караваном барж. (Впрочем «дедом» он тогда ещё не был). И что бы вы думали? Он заваливает всю, погрязшую  часть зигзага, но уже ящиками того самого, арсенала от белой армии, который новая власть так и не смогла найти, благодаря всяким там совпадениям, изощрениям нашего
умненького «дедули».  Впрочем, ящики были набросаны явно небрежно, но, как говорится, по чертежу, оставив всё таки тот же проход, и это, надо полагать, в полутьме, в гари, в дыму в грохоте эха, руками, скорее всего, полупьяных солдат, к тому же, подлежащих уничтожению. Да, к стати про эхо. Явление это здесь, я бы сказал, сразу казалось искусственным: откуда, как,
по каким законам в этой дыре вот такая «горячая» сушь, сохранившая саму пустоту, и всё её содержимое от коррозии, от распада?  Виктор
Андреевич   мог только гадать, представлять, удивляться всему, а пока, даже от первого эха, возле самого входа, он в страхе присел, вообразив уже обвал всей  этой горы на свою мизерную персону. Дальше, втянув во внутрь «швабру», зажав крышку люка, он старался идти по оси тропы, где хоть малость  утоптано, но щебень всё одно, ломаясь, создавал такое дроблёное звонкое эхо, что казалось за его спиной марширует рота таких же, как он пришельцев.         
Ящики по обе стороны сразу шли новые, цвета хаки, с трафаретами разных значков и надписей, с пломбами, с замками, с большими, удобными ручками. За тем, всё сменилось наваломи самого разного, вплоть до просто зачехлённых кавалерийских сёдел, пулемётов, баулов с обувью, с обмундированием.
Далее четыре больших и более аккуратных штабеля, судя по значкам на ящиках состояли в основном из боеприпасов для лёгкого вооружения, то бишь: для наганов, винтовок, пулемётов, и всяких там взрывных веществ. Сухого удивил штабель с медицинским оборудованием, с посудой ... Кстати, на многих ящиках «домашнего» изготовления, а также на баулах, мешках и прочих мягких упаковках  было просто чёрным написано: сапоги, шапки, нижние кальсоны и рубахи, штабные бумаги, всё для походной кухни, гранаты без запалов, сбруя для офицеров, знаки различия разные, рулоны для обмоток и портянок, инструмент для  подковки коней, ремни и ботинки солдатские. А вот перл, который Сухого слегка рассмешил, всерьёз прослезил, и вообще снял напряжение от сей погребальной супер экскурсии: На грязном, неровном листе бумаги, приклеенном к ящику, вкось и вкривь было начертано: «Всякие христианские книжки приказанные к чтению нижним чинам и солдатам, не умеющим читать.  Согласитесь, вот согласитесь, читатель, разобрав сие и взглянув в тот далёкий мир, разве можно удержать душу от слёз о несчастном, тёмном народе, который разделили вот так: унижать, убивать себе подобных, что бы верхушка, видите ли укрепляла свою же власть.
А конец, ящиков по маршруту, как - бы, ещё и не просматривался. Но, странное дело: Сухой вдруг отметил некую несуразность в, этом как бы,   эхе. Вот рассудите: то оно (эхо) обрывается именно с его, (Виктора) остановкой, то тянется ещё метров пять впереди, то там как то, возвращается снова назад. И так же чётко, будто  шагающая в такт ему, какая – то «рота», вдруг ошибается, или разбегается– Что это, Господи?
-Нонсенс! – Нелепость! – Иллюзия? –- рассуждал наш турист, - стараясь ступать теперь мягче, и  реже, то по краям, то зигзагом, то, уж и задом, но по оси, стараясь «держать» её (ось), таща руку по ящикам.  А вот вам и фокус! Ну, как для смеха!  Едва Виктор попробовал идти в перспективу задом, а носом к выходу, то эхо тут же и перестроилось, то – есть, «буянило», так же, но затыкалось как раз на стоп. - Вот, те и раз, - удивился  Виктор. – А ведь похоже на намёк даже, мол: «Что ты припёрся? Вот молодец! А теперь ступай туда, куда носом держишь. Разумеется, Виктор сразу отбросил такой расклад, и зашагал прежним курсом, стараясь не обращать внимание на всякие там бяки,  даже и не от среды, а от собственного воображения. Однако в голову ему лезло всякое. О всём и не скажешь, что бы не перегрузить,  не загубить сюжет. А вот о чём Виктор теперь и не думал, неся фонари на шее, так это о своей реакции, если вдруг  погаснет свет и фонарь?
 и где потом искать этот электрощит, или обрыв, рискуя наткнуться ещё и на живность с двумя ногами. Нет - нет, пока всё в норме.  Но впереди, на углу оказался последний электро фонарь  из пока ещё горящих; за ним ночь, неизвестность, надежды, страхи … Виктор приготовил
свой фонарь и пошёл медленно, всё – таки надеясь на лучшее  – Ну, не может же быть, что бы вот так и кончилось  его, столь мило начавшееся, приключение.
Фонарь ему так и не пришлось включить. Так же как и при входе в пещеру, он различил на стене выключатель и повернул его белый рычаг в вертикальное положение. Свет вспыхнул чуть по маршруту и справа. Под ногами песок. Поступь тихая, лёгкая, будто – он пальцем ещё и эхо выключил. Перед ним ниша, ах, ах … Но уже не клином, то бишь не «зубом» разлома, как все, а, почти что – прямоугольная, хотя стены такие же: - все в развалах в расколах, но представьте – обжитая. ... Да, да -  ещё и как обжитая. Сухому сразу бросилась её схожесть с прорабской на  стройке, за неким миленьким исключением, о коем я погожу пока … Электроплитки, кухонные столы, посуда,  холодильник, три шкафа, один из которых стеклянный, явно уж с медицинской утварью. В дальней стене, как ни странно, железная дверь с висячим замком на ушках. Сразу возле двери старый, кожаный диван, заметьте, с двумя подушками. Над диваном офицерская портупея с наганом и саблей. Ближе к левой стене аккуратный штабель из ящиков, за коем на полу ряд длинных, раскрытых ящиков от винтовок, но теперь в роли напольных полок с нагроможденной на них всякой всячиной. связанной  с работами по каменной кладке, или штукатурки, включая три очень старые тачки, с совершенно новыми  шинами.  В самом центре ниши стоял ещё один стол, но уже как - бы «офисный», сложенный из ящиков, накрытый скатертью, с графином, со стаканом, с хрустальной  вазой, набитой ручками карандашами во главе с яркой стальной линейкой, заметьте, не торчащей из вазы, а лежащей на ней ребром между прочим
канцелярским хламом. К столу были приданы ещё и две «табуретки», но тоже из малых, должно быть тяжёлых  ящиков. А теперь о том самом исключении, которое я обещал чуть выше. Тут пожалуй и сказать стыдно, но вся эта,  каменная ниша  отражалась сатанинским месивом в полированном полу
из толстых дубовых досок, закопанных ,похоже, в подушку из песка и, ограждённых тоже полированными плинтусами. - Вот что это, господи? – «взвыл»Виктор Андреевич. - Что бы то значило здесь в яме, почти в могиле? - И откуда песок, простите? Он поднёс песок к свету, да так и ахнул: песок – то «пляжный» ракушечный, и это здесь: под шести  метровой плитой гранита? (А, именно почти такова была высота гранитного слоя  в береговом обрыве, под котором и тряслись в страхе и нищете  трущобы.) - Ой, да бог с ней с геологией, разберёмся,решил Виктор Андреевич.

Сухого, как строителя, ко всему, ещё дерзко удивили тачки: «Ну, как же. Ведь очевидно: они именно здесь износились и постарели, вероятно возя песок. Куда, сколько и откуда – это другой вопрос, но почему на них шины новые?  Не для парада же?  А, стало быть дело ещё не кончено.» Странная мысль метнула Сухого к ближайшей тачке , а точнее  к шине, и уж он рассмотрел все три. А вот повернулся он к нам - к человечеству с лицом идущего на костёр, а потому и сказать не смог, что, резина сия изготовлена зарубежной фирмой, в текущем году, в мае месяце.  – И, для кого же тачки, простите? Уж не думал ли дед еще и эти шины стереть или здесь была  и есть ещё такая же живность? И замок вроде свежий. А что если ключ где то здесь. Ну хотя бы для
нас: для потомков? Вот где? Вот где? Стоп! А ведь он может
быть только возле двери или в какой то носимой обуви или одежде.
Портупея!Кобура? Схватил  сунул наган за пояс, вытряхнул из кобуры ключ   щёлкнул выключателем, вставил ключ в замок и распахнул роковую дверь. И что же он Видит? Ой, да в  первый удар ярого многоцветья он вообще ослеп на минуточку, а как успокоился, то от него влево и вправо тянулся гигантский туннель, как бы, собранный  из ярких перламутровых, каплеобразных  колец, размером, пожалуй чуть  выше роста среднего человека. А если точнее, то Сухому сразу  показалось что его занесло во внутрь, бесконечно длинной, фантастической ракушки, из которой ,только что вытекло всё её содержимое. Но Сухой, же строитель. Ему только дай конструкцию. Он сразу включил весь свой интеллект для разгадки сего феномена:  шагнул  влево и вправо, ударяясь плечами в «стены», проверяя тем самым, прочность, устойчивость; прильнул руками, телом, лицом,  щекой, языком легонько постукал суставом пальца, топнул пятками, кашлянул, да и воскликнул: -« О,Чёрт  побери! -Да, это же действительно ракушка! . Виктор даже представил себе некого  моллюска, который не тащит свой дом по дну океана, и не строит его на месте, прилепившись к чему – то твёрдому, но сам движется, только за счёт того, что непрерывно достраивает свой, совершенно неподвижный корпус. Однако теперь в этой чудо - скорлупе было такое великолепие, такое смятение души, что жалко было ступать на  такую прелесть, да и боязно: пол полукруглый, волнистый и уцепиться – то не за что. Кроме того при малейшем движении туннель вдруг вскипал  месивом  бликов, от  чего видимость в нём падала метров до десяти. Стоило Виктору  замереть, как блики гасились, увеличивая видимость метров до ста пожалуй. Уверяю вас: иной бы восторгом таким и кончил, Виктор же узрел ещё кое - что: блики не только слепили, но ещё, должно быть, именно бликами сигнализировали на весь туннель о его появлении, а ему о том, что он пока один в этом панцире. Более того: погодя, оказалось, что, и разговаривать здесь можно, разве что шёпотом, из за лихого  эха.  Поперечный разрез панциря явно просматривался в виде висящей капли,  при том эти самые блики, как главные раздражители,  ослепители,  сигнализаторы движения, и главное украшение, в конус конструкции не попадали.  Сухой сразу усомнился в целесообразности сей конструкции: «Какая  уж тут эволюция? Кроме как, разовым и случайным, этот урод и не мог быть.» Пустой панцирь, возможно ломался, терялся, но моллюску – то ни почём. И вот нам подарочек. Да – Да, конечно: знатный, редчайший подарок из тьмы веков, только Виктора Андреевича он не устраивал. Он так надеялся узреть здесь
 хоть что ни – будь, ну не пустоту же? – А откуда же тогда песок? – Зачем дверь? – Замок?  - Ах, да, здесь же должно быть некое биополе! И где оно, чёрт побери? – Здесь только глаза слепит! Да и скользко до невозможности.  И всё – таки,  вглядевшись  в левую часть ракушки он отметил некую мерцающую тень, ни где – то там, но  в самом пике ракушки. И как не рискнуть? Ведь совсем рядом. И, вот он уже там: потный,  «ослепший» с синяками, должно быть на локтях, на плечах, и вдруг сексуально так  яро настроенный, что невольно представил себе свою ночную  Нинку - былинку. Чернь оказалась безобразной, явно неумело нанесённой, кляксой цемента и, вовсе  не просто так: а от неё  по кольцам обеих стен, широко  накрывая и днище, ниспадала тёмная тень явно оставленная не иначе, как кучей песка, насыпанной сверху, и, стоявшей  здесь, так долго, что даже налёт жемчуга потемнел. И вот ведь как, - рассуждал  Виктор Андреевич, - куча и не могла быть большой, но зато копилась она веками, да по крупинки, пока не заткнула саму себя. -Ну и что? – Сколько их здесь? – Две – три? – Но ведь там эшелоны, подумал он, имя в виду зигзаг, разумеется. - Откуда столько – то? – А если, сверху  ещё взглянуть? – Бликов там нет, можно ящичек принести.- Ой, да, чего уж? – Я пожалуй и так рискну. . С этой мыслью гость посидел минут двадцать, зажмурившись, а как глаза, отдохнули, разделся до до гола, и уж влепился в обе стены, ногами, руками, спиной, животом, подтягиваясь по сантиметру а то и меньше, всё – таки заглянул в пик ракушки, куда, как мы уже знаем, гадкие блики не попадали. Заглянул, да так и ахнул: черная линия таких клякс уходила  за "горизонт," как говорится, а  точнее за предел его видимости. А уже отдыхая, и одеваясь, Виктор рассуждал так: «Это же какая должна быть ценность этого поля  если люди, в полной секретности, положили здесь жизни, раскапывая да, ещё изучая его в каких – то там опытах?» А, как строитель он отметил ещё и такой, казалось бы мизерный факт от печки: «А, ведь в туннеле – то не песчинки, ну,хоть одна бы скрипнула.
 Всё же очевидно, как дважды два: Люди а, возможно, уже и дед в одиночестве готовил  свой  тайный объект именно  к сдаче. - И, кому?  - Вот кому? - Ведь ни кому иначе, как именно нам: потомкам с надеждой на то, что мы оценим его труд, его открытие, спрячем, сохраним, а то и используем по назначению. Ага, как бы не так.Ведь если тут было много людей, такой клад ни как не мог уцелеть. наверняка перестреляли друг друга.И последний Выстрел наверняка был за графом.  Тут, пожалуй,следует добавить,вот ещё что: Граф тогда,
 в основном для 
 
 конспирации жил не в пещере, а в доме, а потому первым узнал о взрыве штабного корабля и о том, что казна  оказалась как бы ничейной и не защищённой; а,  будучи истинным патриотом России, Он расстрелял всех своих подчинённых, да тут же и похоронил, засыпав песком в одной из самых глубоки ям, разумеется, не отметив сие в бумагах.
  Оставшись один,  он так  и копался здесь до конца своей жизни пытаясь, хотя бы в перспективе обеспечить нормальную жизнь  своему погибающему народу.   Подвигам графа семья ещё не раз удивится. А вот Виктор Андреевич восхитится и позавидует ему   уже сейчас, ещё не выбравшись из этой, казалось бы безобидной, ископаемой кишки. Да – да. Конечно.   Вот рассудите:   
Отдышавшись, и отдохнув, душой, глазами, гость всё ещё колебался: рвануть ему дальше по ракушке, или вернуться и заняться наконец золотом, записями деда, да Дамы небось уж там с заждались. Едва он сие подумал,  как вдруг на него навалилось знакомое, ах, как знакомое наполнение сексуальной, и, если угодно, на этот раз – просто убойной похоти. А к похоти тут же вскочил  и элемент тела, соответствующий.  И на кого бы  бы вы думали? Да, на соседку по самолёту с которой он и взглядом не обменялся. Только коленки и видел. Но теперь она голая и прозрачная, впилась в него, как пиявка, и ту же наладила с ним не иначе, как яростный половой акт. Сгинула эта, на её место прилипла другая и тоже знакомая: --Дина! – Господи, Дина!  Но этой как бы  и по заслугам. Ну, как же? Виктор Андреевич тоже вздрогнул  душой при первой  встрече с ней. Девица эта , даже  не зная того, настораживала  душу, только своим явлением, . А уж теперь   Дина, буквально издевалась над ним, покрыв сразу всего, чтоб, значит, не выскочил.
Виктор, конечно, и не думал сопротивляться и дал себя обглодать до косточек, до удушения, при этом разум его кричал: – пропал! Ползи! – Ползи ! Дверь уже рядом!  Ах, слова, , слова! Вам бы ещё прикосновение,  что бы веки поднять, да ущипнуть побольней,  да  помочь  хоть за что –то  уцепиться. Как потом оказалось, Виктор действительно полз, непонятно куда и как, не ощущая ни каких болей, должно быть под прикрытием, я бы сказал своей и чужой дикой страсти непонятного, незаконного происхождения. А как очнулся, так оказалось, что это ещё не всё: объявился ещё один предмет страсти, но уже безымянный: некто невидимый, вдруг принялся елозить по нём чем - то горячим и мягким, похоже пытаясь ласкать, или, простите, искать там что – то. Душа, как ни странно, так и плавилась соглашаясь. Разум же, мыча, то ли от страха, то ли страсти всё - таки заставлял тело ползти, щупать стену, да ещё и мысль конструировать: «Ползу, ползу, а вдруг не туда? –Где наган, где фонарь, они же справа были. - Не туда. -Точно не туда, а, может я голый? А что же здесь зацепилось? Хотел было что то пощупать, но рука провалилась в проём, и он впился в железный косяк двери, как в мамину юбку, почти рыдая. Теперь что -то обвило шею, вцепилось  в бедро, в лодыжку, явно стараясь перевернуть героя, тем самым оторвать, соблазнить, утащить навсегда в свой дремучий мир. По крайней мере, именно так и казалось Виктору. А поскольку, отрыв из за боли в руке был неминуем, нашему гостю, как и многим другим перед гибелью, тоже явились вдруг самые милые кадры прошедшей жизни: Мама на кухне, зрячий отец за тетрадками, садик, рябина, скворечник, тузик, коза Маринка. Но всё это было вмиг сметено, представь те, глазищами юной Нинки Былинки, вокруг которых  и плоти – то не было, а тем не менее голос был: «Крепись, крепись, миленький! Я здесь. Я с тобой. Я помогу тебе. Видишь, я голая. (А тут и плоть появилась.) Вот я какая! До смерти соскучилась. Ну, иди ко мне. Подтянись. Давай сюда и другую руку. Вот так! Хорошо! Ещё чуть – чуть!  Теперь этой ногой оттолкнись. Ах, хорошо как! Всё – всё  успокойся. Я с тобой. Мы победили. Ой да куда там той мерзкой подземной похоти!? Пакость какая – то. А наша любовь сроду – то  была умненькой, чистенькой, глазастой, телесной, смешливой, бойкой, да и убойной, упаси бог. Что происходило с ними дальше, пока они были в трансе, – никто не знает. Да и было ли что?
Только ощутил он себя на полу, возле штабеля в позе распятого Христа, если угодно,  бодро вскочив, огляделся, ощупался, приник к одному зеркалу, ко второму, хлебнул минералки, да и задумался. А точнее на Виктора рухнул тот самый тяжкий из всех вопросов: что это было?  К счастью мозг его теперь оказался таким чистым и мощным, что он вспомнил всё что говорила ему подруга ещё в первое их застолье: про деда, про наводнение, про чекистов, про взрыв парохода про баржи с убитыми, про хитрый дом деда, про биополе, про арсеналы, про легенду о золоте, про некоторые догадки, про свои возможности и мечты. Из всего того, биополе, как раз оказалось к стати. - А, что, возможно и действительно поле, - подумал Виктор Андреевич,
- поле – оно ведь что? - Коль уж оно прародитель, как пишут, то за что же ему брать, как не за схему деторождения? - вот оно и взялось аж до последней молекулы. – Правда, похоже, что кто – то там ему ещё помогал.- Ну, да бог с ним, - дело – то совсем в другом То - есть, герой наш, уже как на духу – перед мужской половиной мира,  горестно сожалел об упущенном, и в тайне, даже от своих ангелов, скулил по ребячьи так: «Ну. чего испугался – то?  Случай – то какой … Поле – то вселенское. Стало быть и секс на таком же уровне. Да, что бы со мной было, даже если бы в атомы весь распался … Дед – то  живёхонький! – А, что - он не влетал? – Да, Господи боже мой, небось каждый день распадался? – Ничего – ничего! – Ещё не вечер, как говорится. Мы тоже псковские!
Теперь же на подступах к штабелю его посетила такая мысль: «А, ведь и дедуля хлебал отсюда! И где же «блюдо»?
А, предполагая  дикую тяжесть  «золотых» ящиков, Виктор решил, что начатый ящик, скорее всего один из напольных, и должен был оставить следы на полировке, даже если при выдвижении, под него что – то там подстилали. Так гость  легко обнаружил чирки на досках, искомого ящика, деревянная ручка, которого, была ещё и залапана более всех соседних, да и ящики в проходе  были раздвинуты так, что бы он(Виктор) мог поместиться сидя у стены, упираясь спиной в гранит, а ногами в  тяжёлый штабель.
- О! – удивился Виктор – пытаясь усесться, так же, как некогда  хитрый дед. - Похоже, у нас и тела  одинаковы! А вот о чём снова, вдруг
вспомнил   милейший Виктор Андреевич, так это – о бомбе, которой,
 казалось бы только здесь и место в виде, например, растяжки, по
бедности. И как раз к стати, - подумал, Виктор, меня же без
малейшей боли в пыль разнесёт. Где же ещё найдёшь такой вариант божеского  исчезновения? Ан, нет, погоди.О чём это ты бредишь придурок?, начал он о самом себе Совсем страх потерял? Да, у тебя впереди такое, что что и богу не снилось. Ведь только что пробовал.А твои дамы! А твои друзья; Они плакали о тебе,а ты тут о дурацкой смерти думаешь.  И как же можно думать теперь об этом  а, тем паче, представить себе злодея, который бы мог уничтожить такой подарок из тьмы веков, вероятно единственный на планете. И, тем не менее, гость волновался,  и возможно, всё таки чувствуя тень опасности, не рванул ящик сразу, а прежде стронул  ногами, поправил руками,  потянул по чуть – чуть, и при этом, раскачивая. Ящик шёл плохо, но, ускоряясь, давая надежду на нормальный для его веса ход. Внезапно он (ящик) выскочил, как по маслу предъявив человеку чёрный набор трафаретных букв, означающих  - «Динамит». Взгляд отметил шнурок, тянувшийся из под крышки, слух схватил тихий щелчок  под штабелем, а обвал  страха уж тут – как тут: «Всё! Растяжка! И что делать?» Понимая, что ему, даже не успеть выскочить из распятия, Виктор, весь уйдя в напряжение, так и отдался той ситуации. И снова в сознании поплыли кадры, из прошлой жизни,  но теперь уж на тему рассказа соседа – фронтовика, в его же якобы исполнении. Представьте: наступление,  артподготовка, дым, пыль, гарь, окопы; а вот соседа, команда - «Вперёд! В атаку!», застала повёрнутым лицом не в сторону врага не,вперёд но в родной тыл, который тоже был весь в
дыму и в огне и в истошных криках. Вот сосед и рванул туда, то же
аря чёрте что и стреляя куда попало, пока не упал в воронку на немца – разведчика с рацией, который должен был наводить огонь артиллерии. В результате  соседу вручили орден, ну, а Виктору тот разведчик шепнул на ушко: «Ну, что навалился – то, растяжка твоя так и не взорвалась.»  Да и взрываться – то было нечему. Отойдя от кошмара, гость вспомнил со слов легенды, что золото и в белом штабе хранили в ящиках из под динамита, пока вместо них на корабль чекисты не погрузили настоящий динамит, чем и пустили весь штаб на дно.
И, всё – таки, прежде чем тронуть ящик, гость шевельнул шнурок так напугавший его, как деталь элементарно простого взрывного приспособления. И вот вам проделка дьявола: шнурок оказался отдельным ровным куском бечёвки нигде, и ни как не крепившийся.  Ну, а щелчок,  имитирующий звуки выпавшей чеки и удар бойка гранаты, Виктор тут же повторил замковым рычагом ящика, едва коснувшись его рукой. Вот и всё! Вот и весь «ужас», Господи!  Оставалось только вытащить ящик полностью, да и перевернуть наконец эту крышку с таким ненавистным, фальшивым, дурацким словом, так раздражающим и без того напуганный, страстью  мозг. Сухой  теперь так и предполагал: сразу под крышкой именно самодельную книгу, в которой бы поместились все приключения, открытия, эксперименты, и вообщё всё, что хотел сказать перед смертью дед.  И, представьте, угадал таки. Под крышкой, действительно лежала  толстая книга, в красном переплёте,  занимающая чуть ли не третью часть формата ящика, и с
таким вот заглавием на наклейке:  «Частные исследования графа Сытина Леонида Антоновича подземного, нерукотворного туннеля, открытого им в 1920 году под городом Энском, энской губернии, нашей России – матушки.»
Вот так, уважаемый. (это я к читателю) И пока не намёка на ещё там кого – то. Будто он один всё открыл, разместил, построил, откопал, изучил, написал, да ещё потомкам оставил на великоё исцеление. Хотя, чему удивляться?  Титул – то какой, упаси господь!


Под книгой, как ни странно, лежал всего один золотой. Дальше –картон на весь ящик, под картоном небось остальная «мелочь». Но Сухой, схватив золотой и книгу метнулся к свету, к большому свету – на старый диван, на подушки, где он ещё раз взглянул на заглавие и наконец открыл драгоценный перл.
Разумеется, Виктор более всего ждал теперь описание тех самых запредельных приключений в поле, какие он сам упустил только что, допуская присутствии там ещё и местных амазонок. (Ведь кто – то же дразнил и лапал его в туннеле?)
- Нет. – Ну, а как же? Конечно расскажет. – Как  всё это похоронить: не описать, не оживить, не обрадовать нас потомков за ,что будет вам память вечная, рассуждал Виктор, не унимаясь.   – Ой. да ладно. - Такое дело. – Мы понимаем, Допустим самим вам стыдно, вы не посмели, не потребляли, или признаться невмоготу, но можно выдать и поскромнее, скажем в виде эксперимента  как – бы от имени там кого - то но так, что бы удивить, потрясти, подарить это нам – потомкам для еженощного потребления.   
- Всё, успокоился! Взял себя в руки! – командовал Виктор своей персоне, подминая подушку, ослабляя давлении джинсов, то – есть усаживаясь, как всегда для просмотра лихой парнушки.
И, что же он видит? – И, как это, чёрт возьми! Сразу, без всяких там предисловий: фото двух поросят в клетках с надписью прямо по фотографии Эксперимент № 58. то есть, надо полагать, – последний, но выданный вдруг  на заглавный  лист.
Дальше шёл текст, который Сухой и не думал читать, а лишь  пробежал торопливо взглядом, хватая начала абзацев, подчёркнутое,  невольно отмечая ещё и ошибки. Но ему и из того  стало ясно, что один из поросят обречён на откорм, и видимо на смерть, от чего – то там.   Ещё одно фото предлагало, похоже, уже результат откорма. Представьте нечто вроде живого студня с ушами, с глазами, запрудившее туннель, согласно меткам, на стене на два с половиной метра. Правда прикольно? Но, Виктор и это перевернул, даже не взглянув на текст.  Дальше он листал через лист, через два, в ожидании всё – таки конца этих диких страхов. А вот, вероятно и результат той «казни»: с картинки пожирала его зверским взглядом, надо полагать, дикая, тощая, рыжая свинья, на длинных ногах, и с торчащей вразлёт щетиной. – Вот те раз!  - удивился гость, - ты откуда взялась? Такие у нас уж точно не водятся. За свиньёй Сухой «кидал»  уже листов по пять – десять, отмечая, всё – таки фотографии крыс, собак, кроликов, А в конце книги, чуть было не развернул толстую схему, или карту в государственном исполнении. Захлопнув, наконец книгу, он отшвырнул её в сопровождении неких редко употребляемых им слов, адресованных вообще непонятно чьей матери. – Стоп! –Погоди, спохватился Виктор – А ведь эта свинюка с глазами бабы как раз намёк Нинки: мол, видишь эта медуза тоже такой была, а теперь вот какой стала и суёт ей должно быть ту самку на длинных ноках и со щетиной в дыб. – Да, да. – Так и есть. – Ведь получилось! – Получилось!        Ведь это здорово, здорово, чёрт возьми! - Хотя хрен его знает, – может там и не так совсем. - Ой да всё там прописано, разрисовано, распечатано. - Пусть сама разберётся а потом, возможно, и нас обрадует. Нет – нет, он очень был рад находке, считал это главным, и прежде всего для Нины. Теперь. Немедля.
- Но ведь секс тут – тоже эксперимент, ещё и едва ль не решающий, но граф, ведите ли, не сознался. - Ну, как же: титул, известность и всё такое. - Ой. да у него здесь Клондайк, для  романов, для приключений – рассуждал Виктор Андреевич…
- Можно подумать, - тут и земных баб не было? - А друзья по оружию где? - Тоже от старости умерли? – Ха – ха – три раза!

-
.
- А, что? – И, нормально. Тут и нельзя иначе …  - Стоп! – А ведь, пожалуй я зря с ним так ? – Ящик – то я и не досмотрел.   Возможно там, кроме золота есть, ещё и вторая часть книги…
-Припрятал парнушку. С такой, как ему казалось, толковой мыслью, гость метнулся  снова к тому же ящику, уже почти ощущая в штанах мечту. Но, как говорится … Ах, да что уж там … Пусть наш герой поживёт надеждой ещё минутку. А читателю скажу так: нет там больше ни каких  бумаг, кроме банковских «упаковочных», в которых о указаны: вес, проба, дата, название банка, печати, штампы, подписи а так же,  и расписка  нашего графа, о том, что, он, видите ли, якобы для нужд науки, из оной суммы изъял: два миллиона золотых рублей. Подпись. Дата. -1.3.1995 года. Эх, ни хрена себе! – Зачем ему столько? – Да, ему такую сумму, в такой глухомани за десять жизней не распылить. да и разменять их негде. Разве что червонцы, ему поменяли ещё при белых, одновременно с постройкой дома, в порядке подготовки к столь сложной, и долговременной операции?»
И хотя версия была – так себе, с учётом всяких там обстоятельств, пришлось Виктору на том и остановиться, пообещав себе на досуге поразмыслить на эту тему. Однако вернёмся к ящику.
Червонцы оказались упакованными очень просто: в квадратные, картонные коробки, перевязанные шпагатом, (того самого, обрывок которого, напугал нас до «смерти») плотно уложенные в два слоя, с указанием суммы на верхних крышках – «200000», надо полагать, золотых  рублей в каждой. Судя по сумме, указанной в ведомости, таких коробок должно быть – 50.  По примерной оценке  Сухого, в штабеле таких ящиков должно было быть не менее сорока. А теперь прикиньте, уважаемый, какой мизерный процент взял его сиятельство за свой пожизненный каторжный труд, по сути в одиночку, как потом оказалось, и это ещё не считая его открытий, которым и цены – то не может быть. И только теперь Виктор взглянул на свои часы. - Всё! – Домой! – Домой! –  миссия кончена, три часа ночи, там небось девки уписались. Представляю, как там Динка засомневалась.  И тут же подумал: « А что? Так и заявлюсь с одной золотинкой? Они ж меня растерзают! – Может хотя бы «конфетку» взять, пусть поиграют, а как завтра придём, так я её и назад поставлю.  Сказано – сделано. Благо ящик и не закрывался. Сухой осторожненько взял один весьма тяжёлый цылиндрик, похожий на конфету типа батончик, сунул в платок, в нагрудный карман, быстро собрал и задвину ящик.  Деньги  напомнили  ему о покупки дома, в за какие –то там десять тысяч, разумеется, в долларах. - Надо бы не забыть отдать им эту сумму, а то ведь НЕБОСЬ расстроились, не заболели бы, а то, чего доброго, золото схватят для компенсации. Вот тут у Сухого снова пикнула горькая нотка сомнения: уехать или остаться? -Дело – то сделано. Но, думаю, это у него так: впопыхах, неосмысленно.  Бросить вот так их  теперь? … Нет – нет! Не посмеет! Да и не сможет он, Господи!-  Былинку – то надо спасать, тем более и наметилось кое что. Так ведь  ещё и  сын, - родная кровинка –И вообще: чего уж скитаться? В Энске тоже дела найдутся.  Вот погоди, дорогой, ( Это я к гостю) все эти чудеса, риски, интриги да ещё и с пополнением семьи, да ещё в поле, так закрутятся, развернутся что и объять всё души не хватит. Задвинув золотой ящик, Виктор подумал: « А ведь Нинка так  прямо и спросит: « А ты уверен в том, что в остальных ящиках то же золото?»
И что ей скажу? А ведь было собрался душой и телом … - И что же? – И как же?. Пришлось разбирать, да ещё ремонтировать стремянку. Пломбы – то ведь в средине, а потому каждый малый ящик пришлось выдвигать хотя бы до первого замка чтобы сравнить его пломбу, с пломбой  уже вскрытого, а это возня со стремянкой, с фонарём, с нервами, с неустойчивостью штабеля, который качался, как на резине. Но зато уже через два часа, уважаемый Виктор Андреевич
 летел по громам зигзага, рискуя влепиться в скалу, напрочь забыв про время, интуитивно ожидая солнечный мир с голубым отливом, и ещё чего – то, более грандиозное, прямо здесь – во дворе в связи с новым поворотом его судьбы.  Но его встретила лунная ночь с тенями, с фоном кузнечиков и ещё с сюрпризом. Представьте: в сторонке, на самой большой и яркой полоске света мирно  стояли, по сути теперь уж сироты  - дедовы пёс с котом. Сухому так и хотелось схватить, обласкать, расцеловать, обоих, но – такт, извините, не те отношения – не испугать бы. Да и ждали – то они небось не его, а хозяина, всё ещё не веря, всё ещё надеясь на прежнюю тихую жизнь в любви.
Пока наш герой, закрывал, маскировал вход, заметал всякий след вокруг, пёс, как ни странно, сам решил ситуацию: выбрав момент, хромая. подошёл ткнулся носом в бедро, и, как бы, случайно взглянул в глаза, мол, ладно уж, жрать охота, давай знакомиться.
Тут уже Виктор Андреевич присел, погладил, всмотрелся в глаза обеим, при этом ещё и приговаривая: «Ничего, ничего. Не бойтесь. Семья у нас, дружная, умная – уж не обидим: будете жить, как и прежде, о то и лучше, поскольку у нас ещё и две дамы есть, и вот тебе моя лапа в том. При слове – лапа, Рекс, мигом подал свою,перевязанную, кот протёрся о джинсы хозяина, так, похоже, и восстановилась традиция нежной любви к животным, в бывшей, случайной усадьбе русского графа Сытина Леонида Антоновича.  А уже, новый хозяин, заметьте,так и обмяк от такой идиллии, еле справившись с комом в горле, скрывая сие даже от пристального взгляда пса.
При электрическом освещении «хоромы» деда выглядели, богаче, и я бы ещё добавил – таинственней. Виктор нашёл в холодильнике уже отваренное мясо, кашу, и какие – то там пузырьки с каплями для животных. Ну, в каплях он не разбирался, а кашу с мясом смешал, разогрел сунул животным и сразу домой, домой - напрямую, ориентируясь на телевышку, в районе которой и располагалось жильё его несравненных супер девчонок.Он шёл не торопясь
 всё ещё под впечатлением этого странного приключения, какое ему и не снилось. В его сознании, как в старом чёрно – белом кино крутилось всё тоже: люк, выключатель, навалы ящиков, полированный пол в могиле, родник, туннель, золото, наган дверь, даже наползало ощущение неминуемого обвала, нет – нет да и подступит прямо – таки возбуждение  от лобызаний с Диной, с молодой Ниной и ещё хрен знает с кем, о чем стыдно сказать, но как же желанно. -Да, а книга – то! Книга! – вдруг вспомнил Виктор. -О, Господи! -Это же бомба! -Ещё и какая! -И что сейчас будет? Вот бы рюкзак с собой в ванну
 взять, а то ведь она без меня там с ума сойдёт,рассуждал Виктор,
имея в виду, конечно же, Нину Петровну. Ну, это легко сказать,
пока их  глаза не видишь. А вот когда Они на него уставились,  как перед гибелью, так он и плюхнул "золотую конфету"на стол, сам же, пока они не опомнились, юркнул с
рюкзаком за дверь ванной комнатыы и даже на висячий крючок
закрылся.
Прислушался: Тишина! Да. не может быть? Спрятал в корзину
рюкзак, пустил воду, разделся , да и соблазнился взглянуть в узкую дверную щель.Глазам не поверил: вместо то го, что бы сидеть за столом
и считать  монеты, они умудрились рассыпать их по всем коврам зала
и теперь ползая, собирали их. При том Нина Петровн как то
попала в капкан стола и теперь ползала с ним, как черепах, всё- таки собирая золото.Ну, это надолго,  подумал Сухой,тут ещё и слона можно выкопать.