Весна

Зеленой тоской опускается свет на девятиэтажку. И бычками горящими стоят фонари по самый фильтр воткнутые в громоздкий асфальт. Ее глаза светятся, когда я подношу к губам холодное стекло с багряной обжигающей жидкостью. Смотрит с укором и завистью. С упреком и желанием. Расправляет узкие плечи навстречу последним угасающим лучам, ветвями ивы уныло вздыбающимся под гнетом легкого ветерка. Подумать только, подумать только. Закрывает глаза и хмурится, жмурится, черт ее поймет.

- Чего ты пялишься? - не открывая глаз, мурлычет она. отвожу взгляд в сторону, смущенный, сконфуженный и абсолютно пьяный.
- И не стыдно тебе?
- А чего стыдиться? Посмотреть нельзя?
- Может и можно, вот только не дыши на меня зловонным дыханием.
- Считаешь винное дыхание зловонным?
- Это вечная игра с самим собою.
Поводит плечом и смотрит исподлобья. Она меня ненавидит. Скорее всего, ненавидит.
- Я тебя ненавижу, - говорит. Чересчур предсказуемая, а может быть, просто решила подыграть.
- О какой игре ты говоришь? - спрашиваю.
- О той самой, в которую ты по-обыденному играешь один, но иногда втягиваешь и меня.

Я помолчал и застегнул верхнюю пуговицу рубашки, а она тут же потянулась к ее воротнику. Провела пальцами по ткани и разочарованно вздохнула.
- Признаюсь честно, что бесконечно, невозможно скучный. Рубашка выглажена, воротник в порядке. Какой момент ты сумел испортить своим поганым воротником!
- Какой момент? - я с непривычки поправил и так уложенный воротник. А она не ответила. Только пошире открывает окно и высовывается из него, свешивая руки.
- Я задолбалась.
- Отчего?
- От твоих бесконечных тупых вопросов.
- Это просто смешно! - наконец дал я отпор, - ты пререкаешься с тем, кто тебя, фактически, создал.
Она осеклась и покраснела. Брови сдвинулись к переносице, ноздри стали раздуваться от злости.
- Никто меня не создавал. Я сама появилась. Захотела и появилась. Сама. Не благодаря тебе, а твоему дурацкому больному сознанию.
- Вот именно, моему, - отвечаю спокойно. Она выдыхает и кладет голову на мое плечо. Неожиданно и чрезвычайно странно. Чрезвычайно мило.
- Видишь. Я делаю все, что захочу сама, вне зависимости от тебя. Согласись со мной.
- Соглашаюсь с тобой.
- В кои-то веки.
Говорит, но головы не поднимает. И что мне делать с ней? Стоим у окна, смотрим оба бездонными глазами на темнеющее, пустующее, вопиюще чернеющее небо.
- Тебе не холодно?
- Нет.

Темнеет. Чертовски быстро. Растягивая, стараясь на подольше оставить тусклую лампу солнца, не перегорая. но искры, последние искры, летят, разбрызгивая блеск неаккуратно и брезгливо, по стране, городу, нашему балкону, немножко грея. Иногда мне кажется, что я сумасшедший. Впрочем-то, так оно и есть. Я благодарен моему сознанию, мозгу и душе, что из-за их безудержного взаимодействия, шутки, смеха, сумела появиться в моей тоскливой жизни такая, как она. Такой идеальный и совершенно сумасшедший образ, совершенно безумный, совершенно милый. Отливающий теплотой и млеющим дымом, наполняющим ситцевые занавески и крошащийся камень моего бестолкового духа.

- О чем думаешь? - спрашиваю почти шепотом.
- О том, что пора нам с тобою прощаться.
Говорит и обнимает меня. От неожиданности я столбенею. Прощаться? Так скоро? Я думал, она будет еще долго сидеть со мною так, смотреть на меня смеющимися глазами и проводить бледными пальцами по моим рукам. Ненавижу я такое. Ненавижу. Сухая кожа еще тусклее была на свету, пропуская через себя тепло, а в темноте становилась холодной и голубоватой, и только подушечки пальцев обжигали меня каждый раз, когда она решала дотронуться до меня. И сейчас она уйдет. Мое творение, моя святая выдумка, моя муза! Я не верю всему, что происходит.

В конце концов она отпустила меня и поплелась куда-то в темень. По квартире. Шагая маленькими, но такими огромными шагами. А я остался стоять. Смотреть на безжизненные огоньки на небе. В иное же время, пока мы стояли и обнимались, они несли загадочный смысл и полнейшее, неподдельное умиление. Поражали своим блеском, зеленоватым огнем, они были нужны, нужны нам обоим, словно нечто необходимое. А сейчас... Будто бы без нее потерялась вся суть. И теперь - они просто космические пылинки, парящие в странном пространстве. Такие большие. И такие ненужные.

Я отрываюсь от окна опустошенный и абсолютно трезвый. Засовываю руки в карманы и иду сквозь тьму навстречу свету. Свету в ванной. Она не смогла покинуть меня? Как я хотел бы верить в то, что сейчас она стоит там, облокачиваясь на раковину, смотрит в зеркало, готовясь ко сну. Она наверняка думает о чем-то хорошем о том, как бы лечь рядом со мной, потрепать меня за волосы. И как это было бы ужасно - обнаружить ее там в тяжелой уличной куртке, моющей белые руки, готовящейся и впрямь уйти куда-то. Но я не волнуюсь. Надолго она не уйдет. Она вернется. Я не позволю ей уйти надолго. Моему смыслу жизни, лучшему творению, что когда-либо вбрасывало мое больное сознание.

Пока думаю, сам не замечаю, как поворачиваю ручку и захожу. Был конец весны. Конец безумию, и в подтверждение этому - конец любви. Петля, а в петле - моя муза. Холодная и неприступная. И только подушечки пальцев до сих пор теплые.