Прекрасное и безобразное

Борис Родоман: «Меня волнует — сочетание прекрасного и безобразного»

Опубликовано Май 29, 2015

Елена Коносова

«Что, я, бог что ли, чтобы за мной записывать?» — сказал он, когда я включила диктофон. Мы стояли недалеко от православного храма, в Орле-городке, куда приехали на экскурсию с участниками всероссийской конференции «Человек в ландшафте». Был прекрасный майский день. Играло солнце после дождя. В Каме серебром разливалась вода. Во всём царило великолепие природы. Со мной рядом стоял Борис Борисович Родоман. Всю свою жизнь он посвятил эстетике ландшафта. Советский и российский учёный, теоретик географии, публицист, доктор географических наук. Конечно, он не бог. Просто, человек-легенда. Гений своего времени, на чьих трудах будут учиться многие поколения. 29 мая Борису Борисовичу исполняется 84 года. В канун своего дня рождения он стал гостем Усольской земли и одним из самых ярких участников конференции.
 
        - Какую оценку Вы дадите конференции в Усолье?
        - Очень хорошую. Атмосфера творческая. Конференции делю на два типа. Подавляющее большинство научных конференций называю отчётно-пулемётными, где каждый в короткий регламент докладывает, чем занимается. Это его задача как научного работника, потом об этом отчитается. А бывают редкие конференции, где главные идеи рождаются в процессе самих конференций. В результате общения учёных между собой появляются новые идеи. У нас ближе ко второму типу. Ближе к творческому, где участники обменялись своими мыслями и в процессе общения возникли новые идеи.
        - Доклады, которые были сделаны на конференции, будут иметь практическое применение?
        - В этом отношении доклады слишком философские. Они имеют только косвенное применение. Под их влияние попадают люди разных планов, профессий. Непосредственно ждать от нас рекомендаций, что делать, не следует. Не наша задача. А касательно того, что можно сделать, мы относимся к этому достаточно скептически. Я скептик. Я вижу те препятствия, которые сегодня стоят перед работниками музеев и заповедников.
        - Вы были на Строгановском острове, какое впечатление он на вас произвёл? Что там можно изменить на ваш взгляд?
        - Произвёл впечатление немножко мрачное, умирающее. Но есть перспективы развития. Если аккуратно к этому подойти. Восстановить старую часть улиц, показать, что там раньше было, привести в порядок дома, построить другие мосты. Людей здесь селить, конечно, не надо.
        - Сейчас как раз идут разговоры о том, что возможно эти земли надо продавать. Выгодно…
        - Я против этого. Не все земли могут и должны находиться в частной собственности. Надо исходить из свойств ландшафта и его исторической ценности. Во-первых, определённые части ландшафта, как береговые полосы, овраги, поймы, не должны находиться в частных владениях, так как являются экологическим каркасом. Во-вторых, земли, которые признаны особыми объектами культурного наследия, тоже не могут находиться в частной собственности. Хотя, есть прецеденты за рубежом, те же замки Луары во Франции. Но там действует сложное, веками складывавшееся, развитое право частной собственности. Оно предполагает не только права владельца, но и обязанности. Налагаемых ограничений, так называемых сервитутов так много, что не каждый может выдержать владение историческим памятником.
        - У нас, по-моему, даже задумываться над этим не будут, как выдержать ограничения…
        - У нас собственность понимается: «делаю, что хочу на своём участке, от космоса до центра земли – всё моё». И скважины свои, где люди посягают на общие грунтовые воды. И так далее. Пока у нас существует такое понятие собственности, которое родилось в результате «прихватизации» 90-х годов, у нас не должны в частную собственность переходить те земли, которые в неё ещё не перешли. Земли, которые не приватизированы, это сокровища, их можно использовать на благо общества, даже если сейчас они никак не используются.
        - Вы всю жизнь занимаетесь эстетикой ландшафта. Что должно соответствовать этому понятию, что служит критерием?
        - Я не берусь сейчас дать определение. Меня волнует другое — сочетание прекрасного и безобразного в одном и том же ландшафте. Вот и в вашем крае, как в значительной части России, очень выражены такие контрасты.
        - Примеры можно привести?
        - Конечно. Ваш Пермский край — сплошной пример. Есть основа красоты пейзажа, она всем известна, это природный ландшафт, который уродливым не бывает. Прекрасный ландшафт сохранился у вас не только в заповедниках и национальных парках, он встречается повсеместно. Но рядом существуют безобразные так называемые «культурные» (в кавычках) ландшафты, которые возникают на промышленных территориях, в промзонах. Хотя, промышленные объекты вовсе не обязательно должны уродовать местность. Они могут её украшать.
        С 19-го века до начала 20-х годов прошлого века продолжались традиции хорошей фабричной архитектуры, красивых фабричных зданий. Наличие складов, подъездных путей, вовсе не означает, что местность должна быть безобразной. Однако, у вас эти объекты безобразные, чтобы у вас наслаждаться ландшафтом, необходимо прибегать к эстетической сепарации, мысленно отделять прекрасное от безобразного, и восхищаясь прекрасным в ландшафте, усилием ума отвлекаться от безобразного, которое находится в том же поле зрения. Когда мы рассуждаем о заповедниках, как охранять природу, не надо далеко ходить, не обязательно брать пример с заокеанских стран. Нужно смотреть, как это делают в странах Балтии, где ещё в советское время был хорошо решён вопрос охраны природы. Надо ездить туда и смотреть. Там природа очень похожа на нашу, там проживает частично русскоязычное население.
        - Так, может, это невыгодно сегодня нашей стране, если не учимся, не применяем?
        - Я считаю, что наша ныне существующая рыночная экономика не совместима с охраной природы.
        - Город Березники, как его охарактеризовать, это антропогенный ландшафт, это ландшафт с элементами регулярного культурного ландшафта?
        - Попытка была сделать его красивым городом, не то что городом-садом, а удобным, комфортным для жизни людей. Но само по себе загрязнение, которое идёт, оно этому помешало. Даже по советским законам, которые никто никогда не отменял , но и не соблюдал, людям, проживающим в загрязнённой ниже нормы местности, в течение двух недель нужно предоставить новую жилплощадь.
        - Город в мире, в котором Вам очень комфортно?
        - Я люблю Петербург. Я восхищаюсь этим городом. Но это не значит, что я хотел бы там жить постоянно. Я люблю, как ни странно, Москву. И никогда не было мысли куда-то уехать. Если говорить о зарубежных странах, о красоте… Красота ландшафта – это не свойство политических границ, но если в их рамках, то на первые места я бы поставил Исландию, Норвегию и Черногорию. Я разочарован в странах Юго-Восточной Азии. Я ещё заочно полюбил экваториальный климат, где можно спать в хижинах, на сваях, ничем не укрываясь, рядом океан плещется. Где так легко и свободно дышится. Оказалось, что это совсем не так. Больше всего там автомобилей. Мы в своей стране страдаем от автомобильных пробок, но наши такие чистенькие милые пробки, ни в какое сравнение не идут с теми, где всё заполнено автомобилями, мотороллерами и даже коровами, как в Непале, Индии, Таиланде. В 50-ых годах в Непале совсем ещё дорог не было. Телег не было с колёсами. Всё носильщики носили. Сейчас невозможно протолкнуться. Вот это потребительское общество. Если сейчас многие люди там ездят на велосипедах, то только от бедности. Как только они станут богаче, они купят автомобиль, ещё богаче – ещё один автомобиль. Это ужасно. Автомобили губят нашу цивилизацию. Из-за них происходит то, что связано с добычей нефти. Всё, что связано с добычей и экспортом нефти, это следствие жадности людей, которые хотят ездить на автомобилях, и не хотят пользоваться общественным транспортом. Отсюда и политические последствия, и военные конфликты. Всё упирается в менталитет людей. Их губит жадность. Примитивная жадность.
        - Когда мы ехали, Вы сказали, будущее нетрудно предсказывать…
        - К сожалению, ближайшее будущее нашей страны примерно на десять лет вперед, если конечно не случится чего-то чрезвычайного, если будет мирно страна жить, я не скажу развиваться, потому что это не развитие, — всё будет то же, что уже было. Потому что чиновники что-то должны делать, а придумывать они могут только то, что уже было. В любой сфере разрешать или запрещать одно и то же.
        - Каким Вы видите будущее небольших российских моно-городов, каких в Пермском крае десятки?
        - Я считаю, что будущее в нашей стране имеют большие города и городские агломерации, которые вокруг них. И вот те города, которые являются центрами регионов — субъектов Российской федерации, за исключением может быть малого числа, они имеют будущее и население там будет жить. Что касается остальных территорий, не знаю, к сожалению или к счастью, там людям делать нечего. Там пусть восстанавливается природный ландшафт, от этого все только выиграют.
        - Борис Борисович, сегодня люди работают в крупных городах, но стараются жить в таких городах, как Усолье?
        - Стараются жить, но, при этом, там гадят. Если они ценят чистоту, почему они там оставляют мусор? У нас исчезает постоянное население, но сменяется населением сезонным. Зона, где много населения сезонного, не повсеместна, но охватывает эти городские агломерации. И вблизи, и даже далеко. Для людей, которые скованы хождением на работу пять дней в неделю, располагаются ближе. Для людей творческих профессий, могут простираться на километров триста от крупного города. И всё равно, за пределами этих ареалов остаётся площадь около трёх миллионов квадратных километров, на которой цивилизованная жизнь невозможна и не нужна.
        - В этих словах есть обречённость…
        - Да, безусловно, обречённость есть. Но я же не могу призывать к коренному изменению, к смене общественного строя, к революции. Это не моё дело. Это вряд ли поможет. Это плохо кончалось и раньше. Российскому менталитету соответствует профессия сторожа, охранника. У нас самая востребованная профессия — охранник. Так давайте охранять природу. Это же хорошо. Чтобы наши вооруженные силы стали частью международной природоохранной полиции, жандармерии. Армия вполне может выполнять эту благородную задачу. Во всём мире в мирное время армия всегда выступает в помощь населению для борьбы со стихийными бедствиями. Когда наступает стихийное бедствие, помощь армии необходима. Так вот, нашу эпоху мы можем рассматривать как сплошное экологическое бедствие. Пожалуйста, для них прекрасная работа. Вместо того, чтобы угрожать соседним странам, лучше бороться со своими и иностранными хищниками и браконьерами, которые вырубают нашу тайгу и продают. Если мы стремимся к миру во всём мире, то надо, чтобы армия перестраивалась. Охранять природу, и есть благородная задача. С помощью увещеваний бороться с бандитами-браконьерами нельзя. Для этого нужны вооружённые силы. На тех, кто применяют к природе физическое насилие, нужна другая мощная сила.
        - Сколько для России надо городов-миллионников, чтобы жить?
        - Для нашей страны не нужно выдумывать никаких новых городов и городских агломераций. Я сказал, что уже есть перспективные города — центры агломераций. Они будут расти. Тихо или быстро. Но быстрее всех будет расти Москва. В ближайшее время, возможно, там городская агломерация дойдёт до сорока миллионов. Так что и Перми, как столице прекрасного края, никакой упадок не грозит. Но у нас есть и возрождение провинции, чему мы являемся свидетелями как раз здесь в Усолье – возрождение культурной жизни.
        - Такой печальный рисунок, огромная голова в виде сорокамиллионной Москвы и такое хиленькое тело в виде остальной части России…
        - Это связано с особенностями нашего государственного строя, централизацией. У нас страна унитарная. У нас так называемый тоталитарный ландшафт, в котором все регионы, субъекты федерации, связаны, прежде всего, с Москвой. Друг с другом они не связаны, а если связаны, то если находятся на одной дороге, ведущей в Москву. Вот вам пример. Чтобы из Оренбурга проехать в Казань, то удобно только самолётом через Москву. Но когда-то Пермская губерния и Оренбургская друг дружку захватывали. И расстояние между этими губернскими городами не рассматривалось, как что-то отдалённое. Нынешняя гиперцентрализация имеет политическую причину, которая связана со способом управления страной.
        - А как же жить, чем жить людям, которые остаются на территориях, отдалённых от крупных центров, сегодня половина России кочует по стране в поисках работы?
        - Это связано с односторонней сырьевой ориентацией нашей страны, живущей добычей. Я считаю, главное перспективное богатство нашей страны – природный ландшафт. И Россия должна избрать экологическую специализацию. Охрана природного ландшафта на своей территории — это вклад в здоровье всей биосферы, всего человечества. За это надо получать отступные. Россия может стать экологическим донором глобального масштаба. За это она должна получать вознаграждение от других стран. Россия должна получать дивиденды не за деятельность, а за бездействие. Есть понятие благостного недеяния, то есть воздержания. Это не паралич всякой деятельности, всяких интересов, это означает, что ты доверяешь природе. А у нас считается, чтобы чего-то достичь, надо действовать. А для того, чтобы действовать, нужно финансирование. А финансирование означает, что можно хапнуть. То есть, когда ты находишься вблизи потока денег, ты его присваиваешь частично. Вот надо от этого отучиться. И получать деньги за бездействие, за воздержание от вредной деятельности, это уж не такая чудовищная идея. В советское время у нас преобладал труд на гонку вооружений, который привёл страну к историческому тупику, а сейчас тоже много псевдотруда. Вместо того, чтобы заниматься псевдотрудом, лучше ничего не делать или выполнять другие важные функции, например, в домашнем хозяйстве, в личной жизни. Не нужно считать, что производство — это самое главное. Чем больше производства и рабочих мест, тем больше мусора. На какие средства у нас живут многие люди в «развивающихся» странах? Они живут на помощь и пособия. Дело в том, что труд в развитых странах сейчас настолько производителен, что один фермер может прокормить двести человек. К этому дело идёт. Нам нужно, прежде всего, изменить понятия, что такое труд, отдых, производство. Эти понятия во многих отношениях устарели. Но над ними работают учёные. Нам надо менять свои представления. Я не считаю, что экономика приоритетна в жизни людей. Развивать производство для чего-то и переселять людей для развития производства – это какой-то архаический подход. Конечной целью является человек, а не производство. Потребительство человеку внушается. Большая часть потребностей возникает у обывателя, когда он видит какой-то товар, и видит других людей, которые этот товар уже употребили. И он гонится за ними. Большинство вещей не являются необходимыми с точки зрения медицинской, биологической и нравственной. Обилие вещей порождает мусор. Современная индустрия заинтересована, чтобы вещи быстро устаревали. Компьютеры, телефоны, они же делаются с расчётом, чтобы люди чаще покупали новые. Куда девается старое? На свалку, это бесконечное загрязнение биосферы избыточным потреблением. Для избавления от мании потребителя необходим другой менталитет. Соглашусь, возможно, иное, квазирелигиозное мышление.
     - Есть что-то светлое, что может порадовать?
     - Ну, как же?! Я радуюсь тому, что я жив. Что я вижу такой прекрасный ландшафт и вас в том числе, таких очаровательных женщин, которые не только красивы, но и которые поражают своим незаурядным умом.

Подготовлено для "Проза.ру" 19 марта 2017 г.