639 Военно-морской тост 27 07 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».

Глава 639. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Военно-морской тост. 27.07.1974.

Фотоиллюстрация из ДМБовского альбома автора: Ленинград. БПК «Свирепый». Ленинград. БПК «Свирепый». Рисунок автора из комикса «Одиссея трёх». Слева-направо: то ли тесть, то ли свёкор; то ли тёща, то ли свекровь; две подружки красавицы, не сводившие глаз с Алерки Маховика и Лёшки Мусатенко; кудрявый («кужлатый») подводник-диверсант с супругой, тоже спортсменкой, подводницей-диверсанткой; незнакомая черноволосая и черноокая умопомрачительная красавица – свидетельница невесты; Ирина и Вячеслав Евдокимовы – новобрачные; я, Суворов Александр Сергеевич, военомр-свиреповец Виктор Фёдоров – свидетель жениха; «коротышка» с печальной подругой, Валера Маховик И Алексей Мусатенко, влюблённая в Лёшку родственница; то ли свекровь, то ли тёща; то ли свёкор, то ли тесть. Все… 27 июля 1974 года.


В предыдущем:

Вот тут-то, сквозь боль от сжатой в тисках ладони правой руки, мокроту смачных материнских поцелуев и попытки удержать в руке всё-таки вручённый мне «штрафной кубок» с шампанским, я понял – мы пришли точно по адресу, мы дома…

Что тут началось!..

Славка Евдокимов и Витька Фёдоров наперебой представляют нас гостям, рассказывают, какие мы геройские моряки, что мы из себя значим и как вели себя в Атлантическом океане и Севером море на первой БС (боевой службе) БПК «Свирепый». «А ты помнишь, как…!?» - то и дело звучали эти слова и ребята взахлёб рассказывали и показывали гостям и участникам свадебного торжества малопонятными словами интересные и жуткие истории.

Правда не всем гостям это было интересно и приятно, наоборот, большинство молодёжи, участвующей в свадьбе, восприняли нас ревниво, потому что им тоже было что рассказать. Оказалось, что парни и девушки из этой компании занимаются почти профессионально подводным ориентированием, а это элемент подготовки подводных диверсантов…

Теперь мне стало понятно, почему «кудлатый великан» воспринял моё крепкое мужское рукопожатие, как демонстрацию силы и в свою очередь двумя руками выжимал из меня признание в боли и «слабине». Я бы рад был ему там, в прихожей сознаться, что мне больно, и я не хочу с ним состязаться в силе, но не имел такой возможности, потому что мой рот был в смачных тисках маминого поцелуя…

Все девушки на свадьбе были в праздничных платьях: одни в очень коротких, другие в прозрачных, третьи с глубоким декольте, а парни все были сплошь в джинсовых костюмах а-ля «хиппи». Только наш новобрачный был в сером красивом свадебном костюме и новобрачная, красивая молодая и очень счастливая Ирина была в шикарном воздушном свадебном платье.

Оказалось, что мы пришли очень вовремя, потому что все тосты, обычные для свадеб, уже кончились и уже почти совсем не было повода для того, чтобы вновь и вновь восславить красоту невесты, пардон, новобрачной супруги и жениха, опять «пардонте»! - молодого супруга…

Поэтому меня сразу же посадили во главу стола, рядом с «молодыми». Лёшку Мусатенко и Валерку Маховика посадили слева от меня рядом с очень красивой (ну, очень красивой! – автор) девушкой и с ещё одной, ну, очень, симпатичной спортивного склада девушкой небольшого роста, которая мгновенно влюбилась в нашего Валерку Маховика и не сводила с него влюблённого огненного взора.

Лёша Мусатенко, наоборот, сразу же влюбился в девушку, которая сидела по ту сторону свадебного стола напротив, была выше его ростом, вероятно, немного постарше, но именно поэтому блистала достойной, классической женской красотой интеллигентной ленинградки с высшим образованием. У этой девушки-женщины была очень красивая причёска и очень дорогой красивый золотой кулон с драгоценными камнями на груди, полностью прикрытой прозрачной белой кофточкой…

Рядом с новобрачной сидела её подружка (свидетельница) с умным, очень красивым, но грустным выражением лица. Я её сразу видел ещё в прихожей, потому что она с усмешкой смотрела, как меня тискают в объятиях друзья и лобзают матери «жениха» и «невесты». Теперь она сидела вполоборота ко мне и внимательно слушала, что я говорю.

Тот самый любитель народного фольклора, поговорок, пословиц и пабасенок (вероятно, он был томадой на свадьбе – автор), который по недомыслию неосторожно сорвал с меня бескозырку в прихожей, теперь требовал от всех внимания и тишины, чтобы «наши гости с военно-морского флота могли сказать свадебный военно-морской тост»…

Что я мог сказать, если у меня от голода и жажды сковало не только скулы и зубы, но и желудок с рёбрами и я даже не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть?! Тоже самое ощущали и чувствовали мои друзья-товарищи – Лёшка Мусатенко и Валера Маховик. Они чинно сидели вдвоём перед пустыми тарелками и делали вид, что не дышат, не вдыхают, не нюхают и даже не смотрят на обильное свадебное застолье.

Первой это наше состояние заметила та строгая и красивая трезвая девушка, которая сидела по правую руку от невесты и смотрела мне прямо в лицо, не отрываясь. Он негромко сказала что-то новобрачной и так с возмущением позвала свою маму и свою тёщу и сказала им: «Мама и мама, наши гости голодные! Они с утра ничего не ели!».

Этот возглас новобрачной как будто открыл шлюзы: все наперебой начали нам предлагать разные кушанья, еду, яства, блюда, готовку, продукты…

Сначала на наши тарелки положили по половинке больших солёных огурцов и чёрного хлеба (по словам тамады-фольклориста это было «вступительное яство, чтобы почувствовать вкус жизни» – автор). Одновременно моим друзьям налили по большому фужеру прозрачной до спиртовой чистоты жидкости, а мне, по моему настоянию, только стопочку...

Во мне играли пузырьки того шампанского, которым меня, как штрафом, угостили в прихожей между поцелуями и пыткой с рукопожатием. В животе были какие-то спазмы, и я подумал, что очистка организма «шилом» будет мне на пользу.

Начальный тост нам, гостям-морякам, почти хором сказали все присутствующие: «На здоровье!» и мы выпили. Валерка Маховик, как всегда, выпивал солидно, молча, достойно, сосредоточенно. Лёша Мусатенко выпивал свой бокал, поглядывая по сторонам и так, словно целую неделю брёл по жаркой безводной пустыне. Я выпил свою стопочку просто, индифферентно, мужественно, разом, одним махом, по-отцовски…

Присутствующие мужики одобрительно «крякнули», глядя, как мы выпивали спирт («шило»), не моргнув глазом, не дрогнув ни единым мускулом лица, и не запивая водой или лимонадом. Они поддержали нас и через мгновение началось обычное свадебное застолье.

- Горько! – орали в обнимку два родителя: отец и тесть. «Горько!» - подхватывали этот клич гости - спортсмены-подводники (им виднее, они плавают в море под водой – автор). «Горько!» - всхлипывали счастливые и довольные тёща и свекровь. Не было «горько» только нам, новобрачным – Ирине и Славе, нашему военмору-свиреповцу Витьке Фёдорову, который был свидетелем у Славки Евдокимова и свидетельнице – незнакомой трезвой девушке немыслимой красоты, которая серьёзно и настойчиво бросала на меня свои трезво оценивающие взгляды.

Тут я немного отвлёкся от происходящего, виновато улыбнулся этой незнакомой красавице с жгучим взглядом, скользнул глазами по великолепию праздничного свадебного стола, инстинктивно сглотнул и робко положил себе в тарелку чуть-чуть «селёдочки под шубой»…

Этот мой жест увидал мой друг и боевой товарищ Славка Евдокимов, он щедро начал накладывать мне в тарелку разные яства.

Сначала Славка положил мне в тарелку поверх «селёдочки в шубе» кусочек запечённой стерляди, приговаривая при этом, что «эта стерлядь – это тебе не какая-нибудь там речная гладь». Потом наш общий друг и боевой товарищ, Витька Фёдоров, тоже решив проявить братскую солидарность, положил рядом со стерлядью кусок запечённой сёмги и настоятельно потребовал от меня «попробовать и сравнить вкус». Я попробовал стерлядь и сёмгу, но кроме голодного рыбного одновкусья ничего не почувствовал…

Потом тамада-фольклорист, который всё время шутил, дерзил и сыпал вокруг себя русскими народными пословицами и поговорками, предложил тост за самое вкусное блюдо на столе – «жареную камбалу под соусом». Гости заспорили, что вкуснее из свадебных блюд и выбрали меня, Лёшку Мусатенко и Валерку Маховика «триумвиратом гастрономических судей».

По виду моих друзей я догадался, что для них сейчас возможна только одна роль и один статус – голодных моряков. Поэтому я выпалил первое, что пришло мне на ум из гастрономической памяти: «Вкуснее всего из морепродуктов – это мидии, приготовленные в панцире».

За столом вдруг образовалась пустота тишины, а потом брат новобрачной оторвался от своей молодой жены, которую о чём-то настойчиво и интимно уговаривал, с гордостью поднялся в полный рост и торжественно передал по рукам блюдо с остатками большого омара, приготовленного по рецепту «Термидор».

- Всё это ерунда! – вдруг подал свой густой и прокуренный голос отец или тесть (я их всё время путал – автор). – Главное в застолье – это мясо, много мяса! Дайте ребятам мяса, что вы их рыбой потчуете? Не видите что ли, как они есть хотят мяса?!

- Слышь! Дорогая! – поднял голову со скрещённых на столе рук другой родитель, то ли тесть, то ли свёкор, то ли чей-то папа. – Неси сюда мяса! Гости кушать «хочут»…

Две мамаши, тёща и свекровь, тут же стали носить из кухни блюда и сковородки с подогретыми, скворчащими и распускающими аппетитные запахи мясными блюдами: жареными цыплятами-табака; запечённой телятиной; остатками гуся, начинённого яблоками; поросёнком молочным, начинённого гречкой, от которого осталась одна голова и часть спинки с рёбрами; запечённая баранья ножка в соусе, которую, вероятно, никто из гостей так и не попробовал…

Моя тарелка всё время наполнялась, и я не успевал съесть всё, что мне предлагали заботливые мамаши, папаши и гости. Мои друзья, Лёшка Мусатенко и Валерка Маховик, заметно повеселели, освоились и с удовольствием и щедрыми улыбками принимали угощения и лопали, лопали, лопали…

- Неужели и ты также жадно ешь? – спросила меня своим строгим и внимательным взглядом незнакомая красавица, сидящая от меня за столом «на два часа». Мне стало стыдно…

Я вспомнил, что мы ещё не произнесли праздничный свадебный тост и медленно поднялся со своего места.

Тамада опять на всех стал шикать и брызгать слюной, осаживать говорунов и желающих выйти, а гости, особенно девушки, которые уже стайкой окружили Лёшку Мусатенко и Валеру Маховика с предложениями бросить есть и идти танцевать, с нетерпеливым ожиданием обратили свои взоры на меня и новобрачных. Надо было что-то сказать…

Как назло, после выпитого и съеденного, на ум ничего не приходило, кроме понимания ощущения усталости и нахлынувшей сытой сонливости, требующей интимного уединения вдвоём с удивительной красавицей с огненным искрящимся зовущим взглядом, сидящей почти напротив меня…

Надо было сосредоточиться и что-то сказать такое, «от чего душа бы сначала свернулась в жалостный комочек, а потом бы развернулась широким морским простором». Эти слова сказал мой друг и боевой товарищ Славка Евдокимов, прибавив, что «сейчас вы услышите слово нашего комсорга БПК «Свирепый», а Витька Фёдоров только согласно кивнул стриженой головой.

В голове моей было совсем пусто, поэтому я взмолился с мольбой о помощи к моим внутренним голосам: к моему другу детства – деду «Календарю» из деревни Дальнее Русаново, к моей воображаемой Фее красоты и страсти, к папе и маме, к моему наставнику Жене Мыслину, к моему старшему брату Юре – мастеру военно-морских застольных тостов.

Вероятно мои мысленные друзья, родные и близкие услышали мои молитвы, потому что я вдруг совершенно свободно, легко и просто стал говорить…

«Наша жизнь не плоха, чёртовы качели!»…
Уходили мальчики – тихо песню пели.
Уходили мальчики – на глазах взрослели,
Надевали, мальчики, чёрные шинели.
Всю тоску делили на двоих с подлодкой,
Запивали память опреснённой, горькой…
Уходили мальчики под мотивы маршей,
На года за сутки становились старше.
Не искали жизни сытой и стабильной,
Не рвались по блату в мясохолодильный.
Солнце незакатное, тёплый ветер с Westа,
Ни жены у мальчиков, нету и невесты.
Только море бесится, бьётся под винтами,
Умирают мальчики, где, не знают сами.
Где-то в штабе тоненько карандаш в пол силы,
Обозначит в картах братские могилы.
За стальной обшивкой, между переборками,
Спят навеки мальчики, улыбаясь горькими,
Горьким, как море, жёсткими губами,
Не забудут мальчиков, те, кто были с нами.
Соберутся, вспомнят всё, что не допели,
Трудные походы, где виски седели.
Столько было прожито, спирта уничтожено.
Вспоминают мальчики о друзьях своих.

Первое стихотворение все приняли молча, ошарашенно, с грустью… Тогда я одним духом, с чувством, с  толком, с расстановкой прочитал следующее стихотворение…

Уж так на флоте повелось,
Когда сидим с друзьями в сборе,
То третий, как обычно, тост
Мы пьём за всех – «За тех, кто в море!».

За тех, кто в этот день и час,
Не за одним столом, не с нами,
Кто шторм встречает, изловчась,
Крутыми проходя волнами.

За тех, кто нам несёт покой,
Весь день не покидая мостик,
Кому в походе боевом
Не раз волна приходит в гости.

За тех, кто вышел в океан,
Кто ныне в Тихом иль в Индийском,
Встречает бури и туман,
С бесстрашным гонором и шиком.

За тех, кто, может, не придёт,
А если вновь на якорь встанет,
За доброй чаркой в свой черёд
Погибших в плаванье помянет.

Когда придёт походный час
И станут дни и ночи жарки…
Друзья! Поднимем же за нас
Свои наполненные чарки.

От этой мысли нам теплей,
И где бы ни был ты в просторе,
- У моряка полно друзей,
Их третий тост: «За тех, кто в море!»

(Это один из многочисленный ремейков (вариантов) известного авторского стихотворения Николая Флёрова – автор).

Ребята и гости свадебного застолья Евдокимовых одобрительно зашумели, поддержали тост, зачокались рюмками и бокалами, но я их остановил взмахом руки…

- Но я предлагаю свой тост не за это, «за тех, кто в море» мы уже пили, а за другое…

Гости недоумённо притихли.

- Я предлагаю тост за то чувство, которое владеет всеми нами, независимо от того кто мы – мужчины или женщины, парни или девушки, мальчики или девочки. Это чувство одинаково всевластно для всех возрастов и всех людей, потому что это – Любовь.

- Любовь к детям, любовь к маме, любовь к родным и близким, любовь к своему дому, к городу, в котором мы живём, к нашей Родине, к любимой женщине – божественной и неповторимой.

- Я предлагаю тост за великое чувство, которое нас всех объединяет, делает людьми, даёт нам жизнь и смысл жизни, продляет нашу жизнь и делает её бессмертной в наших детях и внуках, в наших делах и наших поступках.

- Я поднимаю свой бокал за Любовь, и пожалуйста…

Когда Она приходит, пожалуйста, не спите.
Когда Она приходит, ей руки протяните.
Когда Она приходит, играют в небе трубы!
Когда Она приходит, о чём-то шепчут губы…
Конечно же, о Ней…

Когда Она приходит, откройте ваши двери.
Когда Она приходит, в неё вам надо верить.
Когда Она приходит, ты много замечаешь.
Когда Она приходит, ты всё равно мечтаешь…
Конечно же, о Ней…

Когда Она приходит, становишься сильнее.
Когда Она приходит, становится теплее.
Когда Она приходит, ты только ею дышишь.
Когда Она приходит, ты песню ей напишешь…
Конечно же, о Ней…

Когда Она приходит, ты счастлив бесконечно.
Когда Она приходит, ты говоришь: «Навечно!».
Когда Она приходит, не прячьте ваши взгляды.
Когда Она приходит, заботы столько надо…
Конечно же, о Ней…

Когда Она приходит, её в сердца ведите.
Когда Она приходит, её вы берегите.
Когда Она приходит…
Она пришла!
Стоит и не уходит… Она пришла!
Стоит и не уходит, у синевы!
Стоит и не уходит…
Ну!.. Что же Вы!?

(Автор стихотворения: гардемарин Коля Кольский, БПК «Свирепый», Балтийский ВМФ, Балтийск, 1973 – автор).

Наградой мне за это стихотворение был такой взгляд черноокой красавицы и такое её выражение лица, что я хотел было бросить всё и стремительно броситься к ней, чтобы схватить, подхватить и унести, как Черномор, через открытую дверь на балкон в вечерний сумрак Ленинграда…

Все участники этого тоста застыли в немом ожидании продолжения, никто не осмеливался поднять рюмки и бокалы к губам и выпить…

Тогда я, превозмогая страстное желание и дрожь в коленях, вспомнил ещё одно, последнее стихотворение этого моего «коронного» военно-морского тоста…

Любовь - она бывает разной.
Бывает отблеском на льду.
Бывает болью неотвязной,
Бывает яблоней в цвету.
Бывает вихрем и полётом,
Бывает цепью и тюрьмой...
Мы ей покоем, и работой,
И жизнью жертвуем самой!
Но есть ещё любовь такая,
Что незаметно подойдёт
И, поднимая, помогая,
Тебя сквозь годы поведёт
И будет до последних дней
Душой и совестью твоей.

(Стихотворение Ольги Высоцкой – автор).

- Вот! – сказал, поднимая голову со стола один из тех, кто был в этот день то ли тестем, то ли свёкром, - Видишь! Как я люблю тебя!

Отец, тесть или свёкор сказал это одной из мам, тёщ или свекровей, которые стояли возле стола по бокам своих мужей, но ошибся по направлению и обе женщины немного смутились, порозовели, а потом, уже после того, как гости вдруг очнулись от оцепенения и шумно с криками и возгласами выпили за мой тост, сцепились в споре – кому предназначались признания в любви то ли свёкра, то ли тестя…

Славка Евдокимов расчувствовался от моего тоста, плакал на груди у новобрачной, а та успокаивала его, как ребёнка и целовала его мокрые щёки. Все семейные пары на этой свадьбе тут же стали уединятся в разных местах, а все свободные парни и девушки, в том числе мои друзья Лёшка Мусатенко и Валерка Маховик начали бурно радоваться жизни и танцевать рок-н-ролл.

Меня от волнения «бил колотун», трясло всё тело, я чувствовал, как подёргиваются мышцы моих щёк и скрипят скулы от напряжения. Мне было не очень хорошо и мне хотелось срочно на воздух. Кто-то осторожно и ласково взял меня под локоток и вывел на балкон…

Вот что мне теперь было надо… Свежий морской вечерний ленинградский воздух – живительный и отрезвляющий, всё ставивший на свои места…

Как я по-мальчишески ошибался! Этот свежий воздух праздничного вечера Дня ВМФ пьянил, но при этом удивительным образом очищал мысли, память, ум и разум от всех бытовых ощущений, запахов и чувств…

Почему? Потому что – я влюбился...