О предназначении литературы

Сразу предупреждаю: о необходимости романов, повестей, историй, баек, рассказов, новелл и прочей прозы я говорю только со  своей точки зрения, так как за всех не почувствуешь. А для самого себя, кроме развлечения и увода от надоевшей реальности, я вижу это предназначение так: заполнение пустот в картине мира. Той картине, что складывается в воображении постепенно, по мере накопления опыта в чередовании дней и лет. Мы, люди, создания несовершенные, и видим мир довольно искаженным, и всегда неполным – только какие-то его части, доступные пониманию и усвоению в соответствии с устройством именно вот этого аппарата для понимания. Который у каждого свой.
Есть знание академическое, прикладное. То есть география там, экономика, физика. И есть знание чувств, а именно: что не до конца понимаем – пытаемся как-то ощутить, приспособить у себя в голове. А многого просто не знаем. Мужчины не знают, что чувствуют женщины, женщины – что ощущают мужчины. Южане понятия не имеют, как живут люди крайнего севера. Живые не знают, что чувствуют умирающие. Обо всем этом лишь догадываемся.
Картина мира в голове напоминает детскую игру в мозаику – площадку с дырочками, куда ты ребенком втыкал граненые пластмассовые кнопки. На этой площадке много пустоты, а заполненных мест мало. Так вот, писатели, сочинители прозы, рассказчики историй помогают заполнять пустоты в нашей мозаичной, в основном чувственной и эмоциональной картине мира. Скажем, Лев Толстой так описал чувства умирающего, что в этом месте можно уже воткнуть кнопку, правда, не слишком уверенную – может, мы-то будем это ощущать иначе, – но все же пустота заполнена.
У многих нет и никогда не будет такого опыта, какой попадается в литературе. Опыта счастливой или несчастной любви. Опыта угрозы и риска для жизни. Убийства, совершенного на твоих глазах. Прочих странных или адреналиновых ситуаций. Казалось бы, литература – это выдумка, именно таких героев вместе с их приключениями никогда не было. Но они могли быть, потому что правдоподобны. Их чувства, описанные сочинителем, похожи на наши. И вот уже, например, описанную в рассказе любовную историю воспринимаешь как собственный опыт, и где-то в ячейке памяти она остается, как урок.
Впрочем, даже если задуматься, какие пустоты заполняют «Самая легкая лодка в мире» и «Суер-Выер» Коваля, записные книжки Ильфа, «Вино из одуванчиков» Брэдбери, и остальные – книги Кривина, Гоголя, Чехова, Лема, Токаревой, Толстой, Клюева, Хэрриота, Агаты Кристи, Мураками, Стругацких, Шекли, Акунина, Анчарова и десятки других – я вам точно не скажу. Но чувствую, что каждое из этих произведений заняло свое место, предназначенное только для него. И что без них это место осталось бы зияющее пустым.