Среди людей. Глава 7. Письмо

      За первый год начального обучения я приспособилась к обществу ровесников, но избавиться от внутреннего одиночества не смогла. Мама бесспорно верила в пользу коллективного воспитания и на целый месяц летних каникул определила меня на детскую площадку, созданную при школе. Там за младшеклассниками с утра до вечера присматривали учителя и пионервожатые. Под их контролем мы завтракали, обедали, гуляли, играли.
      Я не привыкла к жёсткому режиму и как цепная собачка рвалась к прежней свободе. Теперь у меня её совсем не было: когда ребятня уходила в кино, парки и на прогулки, я скучала в опустевшем здании. А всё потому, что мой единственный поход на кукольный спектакль закончился плачевно.
 
      В тот злополучный день взрослые без приключений довезли детишек до театра и рассадили по местам. Я не сводила заворожённого взгляда со сцены. Вот оно, пристанище добра и зла! Впечатление от сказочных зверушек, разных колдунов и колдуний было колоссальным! На обратном пути мальчишки и девчонки пылко обсуждали представление, забыв о послушании. Молодая учительница растерялась и на пешеходном переходе не справилась с галдящей ватагой. На зелёный сигнал светофора все побежали через довольно широкую дорогу. Меня, не столь шуструю, за руку никто не взял.
      Второпях я зацепилась носком туфельки о выбоину в асфальте и упала в паре метров от тротуара, разбив до крови колени и ладошки. Не успела подняться, как прямо над моим лицом зависла грязная кабина огромного грузовика. Машина содрогнулась от резкого торможения и пыхнула вонючим жаром. Огромные колёса взвизгнули так, что уши заложило. Водитель злобно распахнул кабину, утёр потное лицо задрипанной кепкой и громко выматерился. Ругательства летели с высоты поганым потоком и предназначались вовсе не мне, но я сильно-сильно устыдилась своей неуклюжести. Прямо сквозь землю хотела провалиться!
      В школу вернулась в плохом настроении. Осторожно дула на ссадины, обильно обработанные йодом, и старалась скорее забыть про дорожное происшествие. Как назло, рядом крутился противный Игорёшка. Он смеялся и корчил рожи, ехидно выспрашивая: "Ну как, хорошо под машиной? Следующий раз насмерть задавит!". Я ненавидела этого пацана до тошноты, однако не могла ни догнать его, ни ударить. Остальные ребята сочувственно молчали, видимо, они уже знали физическую боль. Всего за несколько дней зона отчуждения между нами сократилась.

      Теперь во время всеобщих развлечений я оставалась на попечении старенькой уборщицы тёти Маши. Если она пребывала в добром расположении духа, мне разрешалось гулять по двору с лейкой, совком и ножницами. Я усердно поливала цветочки, рыхлила землю, стригла траву, выдёргивала с корнями сорняки. Неухоженные растения, утолив жажду, выпрямляли слабые стебельки, поднимали листики и поворачивались к солнцу за порцией живительной энергии. Я восхищённо наблюдала их воскрешение. Любила важные занятия.
      Однако счастливые дни выпадали редко. Обычно тётя Маша скоренько мыла полы, потом усаживалась за учительский стол, хватала телефонную трубку и набирала номер за номером, пока не находила подходящего собеседника. Болтовня затягивалась надолго, я тосковала и не решалась самовольно пойти на улицу или в библиотеку. Увы, тётя Маша не разделяла мои стремления к чтению толстых книг, ей вполне хватало замызганной жиром газетки. Разглаживая ладонью эту обёртку от домашних пирожков, она шепеляво озвучивала колонку городских новостей, совершенно неинтересных, и бесконечно их комментировала.

      В эти часы не только наружные, но и внутренние двери школы закрывались наглухо. Одна спальня, оборудованная из просторного класса, была в моём безраздельном распоряжении. Я слонялась из угла в угол, рисовала на огромной доске узоры, выглядывала в окна, рисково свешиваясь за подоконник. Или брызгалась водой, открывая кран на полную мощность. Его протяжный стон сотрясал стояки и напоминал уборщице о служебных обязанностях. Она с ворчанием принималась вытирать пыль, снабдив и меня, как главную помощницу, драной тряпкой.
      Свою роль я выполняла быстро и добросовестно, до возвращения детей оставалось ещё немало пустого времени. Утомлённая ожиданием и тишиной, я закрывала глаза и представляла цветущий больничный сад. Ах, покататься бы на качелях и поделиться новостями с Александром Михайловичем! Да поспрашивать кое-что о новых словах, показать, как умею читать, считать, писать, стихи рассказывать и загадки разгадывать.

      Старшего друга давно не было рядом. Мама утверждала, что сейчас он живёт на небесах. Вот и решила я однажды написать письмо в заоблачный мир. Забралась на кровать-раскладушку, достала чистую тетрадочку, улеглась на живот и взялась за дело. Поведала Александру Михайловичу про оценки, летнюю жару и тополиный пух, похожий на хлопья снега, про дворовых щенков, снующих за мной повсюду, про спасённых кошек. И о первой любви не умолчала. С белобрысым голубоглазым Андрюшкой мы весь год сидели за одной партой и возвращались из школы бок о бок, а то и взявшись за руки. После уроков тоже не расставались: выполнив домашние задания и едва отобедав, посвистом вызывали друг друга во двор, чтобы до темноты шастать по округе. Казалось, наше "вместе" сложилось навсегда. Не зная истинных намерений Андрейки, я жила с маленькой любовью за пазухой и чувствовала себя счастливой. Такой радостью надо было обязательно поделиться с Александром Михайловичем!
      Исписанные листики складывались вчетверо и отправлялись глубоко под подушку. Уже на спаде откровений, прямо с карандашом в кулачке, меня сморил сладкий сон. В нём мы с Андрюшкой беззаботно гуляли по знакомому саду, наслаждаясь ароматом цветов и фруктовых деревьев. В точности как искусительница Ева, я предлагала закадычному дружку спелые плоды и ожидала в ответ чего-то невероятного, волшебного. Аж сердечко замирало от восторга! 
 
      Когда вернулись одноклассницы, чудное ведение разлетелось на множество осколков. Я проснулась от непонятного шума и увидела обрывки своего письма в чужих руках. Рассказы о погоде, природе и собаках никого не колыхнули, а тёплые чувства к мальчишке без внимания не остались. Окружив коечку, Оля, Тяня и Лида по очереди читали задушевные строки и осмеивали мою тайну. Поодаль хихикали другие озорницы. Было очень больно. Я переносила позор и обиду молча, не проронив слезинки. Вчерашних подруг считала безмозглыми дурами. Не зная, как исправить собственную глупость, мысленно умоляла маму быстрее забрать меня домой. Думала, что придёт новый день и неприятности забудутся. Да не тут-то было!
      "Сарафанное радио" работало круглосуточно и бесперебойно: на следующее утро вся округа знала и уморительно повторяла имена "жениха и невесты". Я не принимала издёвку и плохое значение хороших слов, а тихоня Андрей застеснялся неожиданного прозвища, захлопнул форточки, засел возле телевизора. Он умолкал и краснел, услышав дразнилки, симпатию ко мне утратил, общался только с пацанами. Наша любовь не состоялась. Я не сочла это трагедией, просто твёрдо решила не поглядывать на мальчиков с дальним прицелом. Вдруг они на самом деле не такие хорошие, как кажутся сначала? Лучше хороводиться с собаками - эти точно не предадут!   
      Срок пребывания на площадке вскоре истёк, сердечные страсти улеглись, вражда с девчонками утихла. Я погоревала о плохо спрятанной тетради и успокоилась. Писем на небеса больше не писала. Но вспоминала Александра Михайловича часто. И гадала, какое облачко стало ему домом. 


      Фото из сети Интернет.
      Продолжение -  http://www.proza.ru/2017/03/31/405