Дворянин

В соседнем доме за Мисюками  (тётя Шура и её сестра) был старинный дом с затейливым крылечком, в котором жил «дворянин» Николай Васильевич Гонорский. Он служил адвокатом, уходя, запирал жену, страдающую тихим помешательством. Калитка в дом всегда была открыта и мы с Людой с опаской заходили во двор в сарай, где было столько «сокровищ »: цветные лоскутки, соломенные шляпы с дырами и много чего заманчивого из прошлой жизни. Однажды, войдя во двор, в кустах мы увидели страшные лица бандитов, испугались и убежали. Как оказалось, воры  делали подкоп, чтобы проникнуть в дом, где будто бы было золото. Как то им удалось проникнуть в дом и унести какие-то вещи, но неожиданно пришедший хозяин вспугнул их и, убегая, они уронили ротонду на лисьем меху. Загадочное слово ротонда будоражило воображение детей войны, не знавших роскоши, не имевших кукол, мячей,  всё лето ходивших босиком, не имея обуви, разве что кирзовые тапочки…  А знаете ли вы, что такое цыпки? Вот то-то. Это результат босоногого лета. А как было больно, когда мама их отмачивала! С «дворянином» нас  связывали добрые отношения. В годы войны мама  некоторое время работала в пекарне, и можно было подумать, что хлеба у нас было вдоволь. Ничуть, всё было очень строго и наказуемо. Разрешалось брать только пеклеванный хлеб. Что это такое, я и по сей день не знаю: с виду он был красив, но есть его было очень невкусно. Тем не менее, мы делились этим хлебом  с Николаем Васильевичем. По его просьбе мои старшие сёстры иногда убирались в его доме под его присмотром, мало ли что (он был расчётлив и скуповат).  Я при этом тоже была, общалась с Прасковьей Гавриловной, которая  для меня разворачивала коробочку. Ожидая чего-то сказочного, я с удивлением видела вторую коробочку, потом третью и маленькую четвёртую…пустую. Что сказать, человек был  маниакально болен.  Однажды мне она всё-таки подарила красивую рождественскую  открытку. Был подарок и для сестёр. Был канун нового 1945 года, сёстры оканчивали  школу, предстоял  новогодний  бал. Николай Васильевич дал  для бала платья своей жены, разумеется, на прокат.  Боже, какое это было богатство!  Кружева, страусовые перья на шляпах, лайковые туфли и перчатки. О, эти лайковые перчатки! Какое изящество! Какая ласковая нежность! Я помню как стоя на стуле, сёстры примеряли эти платья, ведь они были со шлейфом. Всё было похоже на сказку.  Успех сестёр на балу был сказочный. С каким восторгом они рассказывали об этом маме. Один костюм  был белого  цвета, другой - чёрного, представляли  день и ночь. Я с восторгом разглядывала эти вещи, такого я никогда больше не видела: это был другой мир унесённый ветром...