Глава 7. Атака

Глава седьмая, в которой друзья отважно направляются во вражеское логово, где им приходится вступить в опасную схватку.

        Утром Олю разбудили не привычные «потягушечки», а тихое урчание, которое, казалось, отдаётся щекоткой внутри живота, будто девочка сама научилась мурлыкать. Рядом с кроватью на табурете сидел Марсик и сосредоточенно вылизывал лапу, с таким видом, будто делал что-то очень важное. Нехотя отвлекаясь от любимого занятия, вежливо сообщил:
– Доброе утро, мурк! Ваш драгоценный свёрток хранится в Кочеборовых хоромах – в старых часах. Сам видел, всю ночь глаз не сомкнул, так что можете не сомневаться.
         Оле было непривычно и забавно разговаривать с котом, как с человеком, но она была девочкой воспитанной, поэтому в ответ поблагодарила Марсика, хоть ей очень хотелось схватить его на руки, тискать словно мягкую игрушку и смеяться. Кот оценил сдержанность маленькой хозяйки и, слегка поклонившись, преисполненный достоинства удалился.
        Но, оказывается, пушистый мурлыка не ушёл далеко, девочка увидела его сразу, как только вошла в бабушкину спальню. Кот свернулся «колобком» став похожим на беличью шапку, которую бабушка носила зимой, покрывая её шалью, и оттого становилась похожа на боярыню из старинных сказок.
        Бабушка лежала в постели, тяжело дыша, а серый урчаший клубок покоился на бабушкиной груди, видимо выполняя функцию грелки. Оле было непривычно видеть бабушку больной, в кровати, ведь она всегда просыпалась ни свет ни заря, была в вечных хлопотах, а теперь вдруг слегла.
– Бааб, – испуганно позвала девочка.
         Бабушка повернулась к внучке и слабо улыбнулась:
– Вот, чёта совсем твоя баба закорючилась. Сейчас маленько погодя оклемаюсь, да встану, кашки сварганю, покормлю тебя, моя золотенькая.
         Оля подошла к бабушке, погладила её седые кудряшки. Лица она почти не видела из-за набежавших слёз:
– Лежи, бабуля, не вставай. Я ведь сама умею и умываться, и кроватку заправлять. Кашу пока не умею, конечно… варганить, но если бы ты мне показала, то, наверное бы, тоже справилась. Зато могу намазать хлеб маслом и сделать бутерброды с сыром.
– Да ты моя помощница! Умничка!
         Завтрак вышел у Оли неважнецкий: хлебные кусочки получились кривыми, а сырные бруски слишком толстыми, чтобы считаться бутербродными. Масло тоже то ломалось, то липло к ножу, поэтому получилось «где густо, а где пусто». От чая и вовсе пришлось отказаться, потому как девочка не решилась самостоятельно включить газ, а разливая компот по чашкам, нечаянно пролила его. Пришлось ещё вытирать липкую розовую лужицу со стола.
        Когда Оля принесла завтрак бабушке, та уже спала. В её груди будто раздувала меха порванная гармонь, вместо нужных нот издавая лишь сиплые вздохи. Внучка поставила блюдце с бутербродами и чашку на стул рядом с бабушкиной кроватью, ещё немного послушала всхлипы сломанного инструмента, что жил теперь внутри бабушки, и, крадучись на цыпочках, вышла из спальни.
        В Олином закутке, где жили игрушки, без неё никогда не случалось никакого шума или движения, но только не сегодня. Ещё на подходе к детской девочка услышала дружный смех и возню. Настроение у неё было отвратительное, хотелось уткнуться в подушку и громко во весь голос зареветь. Однако девочка решила не показывать друзьям слёз, ведь теперь она осталась в доме за старшую, по крайней мере, пока не выздоровеет бабушка.
        Открыв дверь, Оля застала весьма необычную картину. Под самым потолком верхом на воронёнке летал Ермошка и кидал в кукол пластмассовыми шариками, словно бомбардировщик. При этом лётчик издавал тарахтение с завываниями, изображая то ли сломанный трактор, то ли мотоцикл с пробитым глушителем. Казалось, будто эти адские звуки наводят на живые мишени просто священный ужас, однако и они валились с ног в судорогах истерического смеха.
        Разноцветные снаряды-шарики от сломанных детских счёт били не больно, тем не менее, вводили игрушечный народ в такую панику, точно могли убить. Зая прикрывался своей балалайкой, как зонтом, Варюшка бегала по всей комнате кругами с радостными взвизгиваниями. Джоконя, вспомнив о своей обезьяньей природе, осваивала прыжки по шторам, чего с ней сроду не случалось, а хитрый Сэмми вообще залез под рояль, и лишь изредка высовывался, демонстрируя агрессору язык.
          Коварный домовёнок старался бить прицельно и, преследуя жертву, редко промахивался. Впрочем, при внимательном наблюдении можно было заметить, что страх на кукольных лицах – напускной, и все получают от игры огромное удовольствие. 
          Разгорячённые игроки не сразу заметили девочку, они продолжали бегать, падать, визжать и хохотать, даже тогда, когда понурая хозяйка стояла уже посреди комнаты. С этаким непочтительным озорством со стороны собственных игрушек Оля столкнулась впервые и оттого разозлилась не на шутку:
– Веселитесь, значит? Бабушка лежит больная, не может с постели встать, у меня украли мамин подарок и теперь вообще неизвестно, что мне за это будет, а вам  – нипочём! Ну, спасибочки! За помощь, за поддержку. Друзья называется!
        Веселье моментально погасло, словно кто-то выключил его одним щелчком. В детской, повисла тяжкая пауза. Каждый застыл на месте так резко, как будто кто-то всемогущий на несколько секунд остановил время.
         Первым в себя, конечно, пришёл Ермошка, он спрыгнул с воронёнка прямо на Олину кровать (что не прибавило ему плюсов в её глазах) и беспечно сообщил:
– Ну, что случилось-то? Подумаешь прям! Да я можа их тренирую! Воспитываю боевой, так сказать, дух. А то, вишь, расслабились без командования, а ведь нам можа даж на бой сёдня придётся идтить.
– Вот именно что «можа даж»! – срывающимся голосом повторила за домовёнком Оля, сглатывая злые слёзы.
           Её кукольные детки: Варюшка, Сэмми, Зая и Джоконя окружили со всех сторон, прижимаясь к Олиным ногам и, пристыженно канючили тоненькими голосами:
– Прости нас, Оленька… миленькая… мы же не знали…
         Ко всеобщему удивлению девочка не стала долго изображать несправедливо обиженную, а быстро мобилизовалась и совершенно деловым голосом скомандовала (кажется, она видела это в каком-то фильме про военных):
– Так, в связи со сложившимися какими-то там невидимыми (наверное, она имела в виду – непредвиденными) обстоятельствами, прошу ответить мне со всей ответственностью, кто пойдёт со мной на операцию по вызволению школьного ранца? Отправляемся немедленно, а то у меня ещё дел – куча, это вам, беззаботникам, всё бегалки да прыгалки…
         После недолгих  колебаний командиршей была выявлена группа захвата. Кроме неё и Ермошки, в вылазке участвовали: вязаная кукла Варюшка, обезьянка Джоконя и воронёнок Валера.

         К сараю подбирались мелкими перебежками. Джоконя сидела на Олином плече, а Варюшку девочка по привычке несла в большом кармане, специально пришитом бабушкой к внучкиному платью для этой цели (чтобы подружки никогда не расставались). Ермошка летал на воронёнке кругами над двором, словно вовсе не намереваясь посещать никакие сараи.
        Дверь в сарай оказалась на замке, но хитрая Оля знала, что старый ржавый навесной замок давно лишился своего ключа и висел просто так, для вида. Девочка не без труда сняла его и вошла в царство сумрака и паутины.
         Здесь всё было другое. Особенно запах, состоящий из смеси ароматов. Уютного и знакомого: свежей древесной стружки, мокрой извёстки, которой бабушка часто подбеливала печь. И вместе с тем, тревожного загадочного: плесени, сырой земли и скрытых где-то от посторонних глаз грибов.
         Сквозь щели ветхих стен пробивались тонкие солнечные лучи. Они, как сверкающие золотые нити, резали пространство, делая его ещё более таинственным. В ореоле лучей танцевали миллиарды крошечных серебристых пылинок, словно наполняя помещение живыми облачками.
         Вдруг, откуда-то сверху, будто обволакивая непрошенных гостей со всех сторон, обрушился невероятный гул и грянуло громогласное: «Бомм-бомм-бомм…»
          Оля ощутила, как игрушки испуганно разом вздрогнули и крепко прижались к ней, словно ища защиты. Они не сразу поняли, что это старые напольные часы, что притаились в тёмном углу сарая, неожиданно очнулись, провозглашая миру о том, что сейчас ровно десять часов утра.
        Девочка прекрасно помнила эти старинные часы, похожие на башню, куда, если верить сказке, вполне могли заточить маленькую принцессу, если бы та была ростом, например, с куклу Варюшку. Они стояли раньше в бабушкиной комнате, точнее, тогда это была их общая с дедушкой опочивальня.
        Той ужасной ночью, когда дедушкино сердце навсегда остановилось – часы тоже остановились, но, видимо, не навсегда, а лишь на время. Ведь теперь, привыкнув к полутьме, Оля и куклы могли видеть, как, нервно дёргаясь, тонкая секундная стрелка бежит по циферблату.
        Бабушка не любила часы, называла их – «гроб с музыкой» и вынесла с глаз долой. Но выбросить совсем, видимо, рука не поднялась. Да оно и понятно, ведь дедушка так любил «башенку», часто смазывал механизм, подолгу любовался движением разных металлических штуковин внутри, протирал каждый день корпус. Теперь часы исполняли роль обелиска памяти об утраченном хозяине, а недавно и вовсе ожили сами по себе, вновь тикая и отбивая временные промежутки громким музыкальным боем.
– Не трусь, малышня, это просто волшебные часы и не более того, – успокаивал всех Ермошкин шепот, от которого почему-то становилось ещё тревожней.
         Они с воронёнком приземлились в отверстие узкого окошечка под самым потолком сарая. Их силуэты на фоне светлого прямоугольника, словно вырезанные из чёрной бархатной бумаги, казались приклеенными к белому листу.
– Никакие они не волшебные, чего ты нас пугаешь! – возмутилась Оля, эти часы у нас всю жизнь в доме стояли и никакого волшебства, кроме громкого звона, не вытворяли.
– Ты многого не знаешь, детка! – насмешливым тоном поддразнивал Ермошка девочку, залихватски прыгая вниз по поленнице.
– Нет, это ты многого не знаешь, детка, – взвилась Оля, вот там, в нижнем отделении, где длинный маятник, вполне может, как в шкафчике, уместиться мой ранец, нужно только открыть ключом… только где ж его теперь искать…
– Пойдёмте, попытаемся открыть, может, дверца и не заперта вовсе, – предположила Варюшка, – ведь как-то они свёрток туда положили.
        Оля медленно, как бы прощупывая под собой вязкую топь, точно шла по болоту, выбирая твёрдую поверхность, двинулась вперёд. Таинственную тишину нарушил какой-то непонятный треск, похожий на стрекотание кузнечиков в траве. Однако эти невидимые кузнечики быстро прибывали, потому как треск усилился многократно и, казалось, звучит со всех сторон.
        Вместе с нарастающим шумом ожил и сам старый сарай, казалось, что стены, пол и потолок бьёт мелкая дрожь. Приглядевшись, Оля чуть не обмерла от ужаса. Она не могла поверить глазам: всё пространство вокруг кишело отвратительными тварями, которых она боялась больше всего на свете – это были двухвостки.
        Даже когда встречала на своем пути всего одну вилохвостую козявку, девочку охватывал ужас. Сейчас же, при виде тысячи омерзительных насекомых, она была готова упасть в обморок. На ногах её держал всё тот же страх, ведь если повалиться на пол, то окажешься в самом жерле, кишащем многоножками. К тому же она была надеждой и опорой ещё более беззащитным: Варюшке и Джоконе.
          Ермошку она в беззащитные при всём желании никак записать не могла. Озорник наносил вражеской армии нешуточные потери. Вскочив на круглое полено он, словно эквилибрист в цирке катался на нём, как на цилиндре, быстро перебирая ногами. Полено будто катком бульдозера давило членистоногих, оставляя за собой лишь маслянистую дорожку.
         Герою активно помогал бесстрашный ворон Валера, однако он не давил, а жадно клевал двухвосток, словно не ел несколько суток. Осмелев, глядя на товарищей, Оля тоже оттаяла от заморозившей её жути и стала давить ногами недругов.
– Это неспроста, Оля, на нас такое полчище полезло. Ох, неспроста, – предположила Варюшка, – Видать, сараешники свои козявошные войска на нас направили, чтоб мы подарок никогда не нашли.
– Ну, тогда хочешь не хочешь, а нужно как-то к часам продвигаться, – прошептала в ответ девочка и пошла вперёд, стараясь не обращать внимания на противный хруст под ногами.
        Вилохвотки стали массово разбегаться и прятаться по щелям, видимо понимая, что теперь остановить Олю они не в силах. Но когда до часов-башенки было рукой подать, путь преградил уже знакомый крысёнок Куц.
– Стой, глупая человеческая девчонка, тебе говорят, стой! Нету там твоёва супрыза. Я ж те обещал, што погрызём его, вот мы всё начисто и сгрызли.
         Но в девочку вселилась такая отвага, что после ненавидимых ею двухвосток теперь всё было нипочём:
– Ну, вот сейчас и посмотрим, погрызли или всё-таки не по зубам!
        Оля смело отпихнула крысёнка ногой и двинулась по направлению к своей цели. Но серый комок зла решил, во что бы то ни стало не пускать девочку к часам. Не долго думая, Куц вцепился зубами в Олину ногу. От неожиданности и боли девочка взвизнула.
         Помощь пришла незамедлительно. Домовёнок подскочил к обидчику и воткнул острую вилку прямо в толстый серый зад. Крысёныш высоко подскочил с громким противным писком. Отбежав на безопасное расстояние Куц по своему обыкновения принялся грозить домовёнку:      
– А ты шибко тут не хорохорьси, как бы, сам знаешь, не пришлось бы горько плакать. Щаз придут твои дядья-колдуны – никому не поздоровится.
         Вместо ответа Ермошка запустил в крысёнка полешком и, судя по приглушённому стуку и недовольному верещанию, видимо, попал.
         Оля уже протянула руку, чтобы открыть дверцу часов, как она вдруг распахнулась сама собой.