Дело Бломберга - Фрича. часть первая

               
После окончания Первой Мировой войны на Германию были наложены огромные репарации: 132 миллиарда золотых марок. Это примерно 50 тысяч тонн золота. Разрушенная и ослабленная страна не способна была выплачивать такие деньги. И в 1922 году союзники начали забирать репарации натурой – сталью, углем, древесиной. В 1923 году комиссия по репарациям заявила, что Веймарская Республика умышленно задерживает поставки (в 1922 году вместо требуемых 13,8 млн тонн угля — только 11,7 млн тонн, а вместо 200 000 телеграфных мачт — только 65 000)

И тогда французские и бельгийские войска численностью 60 тыс. человек (позднее 100 тыс.) оккупировали всю территорию Рура – сердце немецкой экономики. Это 7% территории Германии. Там добывалось 72 % угля и производилось более 50 % чугуна и стали. Промышленные мощности по производству угля и кокса были взяты в качестве «производственного залога» в обеспечение исполнения Германией своих репарационных обязательств.

Справедливости ради следует отметить, что это мероприятие происходило с молчаливого согласия Англии, а потому считалось вполне законным.

Ввод оккупационных войск вызвал в Веймарской республике волну народного гнева. «Дело идёт не о репарациях, — заявил в своей речи в Рейхстаге 13 января рейхсканцлер Куно. — Дело идёт о старой цели, которая уже больше 400 лет ставится французской политикой... Эту политику наиболее успешным образом вели Людовик XIV и Наполеон I; но не менее явно её придерживались и другие властители Франции до настоящего дня».

Немецкие рабочие объявили забастовку и отказались сотрудничать с французами, а немецкое правительство призвал к пассивному сопротивлению в Руре. Выплата репараций была прекращена, некоторые предприятия и ведомства отказались подчиняться распоряжениям оккупантов. Франция отреагировала на это назначением 150 тыс. штрафов, которые порой сопровождались высылкой с оккупированной территории. Бывшие члены фрайкора и коммунисты организовывали акты саботажа и совершали нападения на оккупационные войска. Оккупационные власти отвечали карательными операциями, в результате которых погибло 137 человек.

Помимо пассивного сопротивления, в борьбе с оккупантами использовалось и языковое давление: все заимствованные из французского языка слова заменялись немецкими (например, вместо Kantine — Werksgasthaus «Столовая для персонала», вместо Telefon — Fernsprecher «Телефон», вместо Trottoir — Gehweg «Тротуар» или вместо automatisch — selbsttatig «автоматический»).

Во время пассивного сопротивления германское государство взяло на себя выплату заработной платы рабочим Рурского региона за счёт дополнительного выпуска денег. Длительное время эта ситуация продолжаться не могла, поскольку обострение экономического кризиса, инфляция, простой производства и недобор налогов негативно сказывались на экономике Германии. И 26 сентября 1923 года новый рейхсканцлер Густав Штреземан был вынужден объявить о прекращении пассивного сопротивления.

Введение французских войск на территорию другого государства резко усилило позиции националистов в Германии.

7 марта 1936 года Гитлер совершил то, что подняло авторитет нацистов на совершенно недосягаемую высоту – он ввёл войска в Рурский регион, вернув, таким образом, его Германии. Отныне Рур принадлежал своим исконным хозяевам – немцам, и, как легко можно было заметить – одновременно был нанесен колоссальный удар по самомнению Франции и Англии.

В Рурские районы вошли так называемые «символические» военные части – тринадцать пехотных дивизионов и тринадцать артиллерийских – всего около двадцати тысяч человек.

Возвращение Рура происходило на волне невиданного восторга со стороны жителей Рура. Германские военные, перешедшие Рейн и занимавшие старые рейнские казармы (где немецких солдат не было с 1918 года) засыпали цветами, приветствовали как освободителей.

При таком свидетельстве ярчайшей симпатии местного населения к германским военным, правительства Франции, Италии, Англии и Бельгии не сумели решиться на попытку возвращения Рура военными действиями. Несмотря на то, что некоторые гражданские министры Франции и политики Англии выступали за немедленное введение в Рур военных сил и возвращение аннексированной части Германии, военные решительно отказались. Все понимали, что данная акция столкнётся с мощным сопротивлением со стороны не только военных, но и гражданских – а это могло привести к новой войне.

Лишь по прошествии очень длительного времени удалось узнать, что вошедшие в Рур военные части Германии имели строжайший приказ – отступить в случае военной акции французов – независимо от её масштабов. Гитлер откровенно блефовал, но его блеф сработал (в который раз!).

Возвращение Рура играло колоссальную роль в возвышении партии Гитлера. Для немцев Рур был не просто экономически важным регионом – это была часть Германии, вокруг которой постоянно кипели жуткие страсти, на протяжении многих веков. Аннексия Рура была болезненно воспринята немецким народом. Действия Гитлера не только воодушевили немцев, но и позволили им понять, что на самом-то деле их противники – Франция и Англия, умеют только махать дипломатическими нотами, но никак не способны на военные действия.

С 1936 года Германия вступила на путь подготовки к войне. Отныне немецкий народ уже не боялся иностранных государств, и стремился к так называемому «реваншу».

Лучше всего позицию тогдашнего немецкого народа высказал Геринг – «все меры должны рассматриваться с точки зрения неизбежности войны».

В Германии начался выпуск так называемых «зрзацев» - заменителей продуктов. Создан концерн «Герман Геринг», который быстро «эволюционировал» в колоссальный трест, снабжавший углём и сталью  для военных заводов Германии и Третьего Рейха. Несколько управлений экономики перешли под жестокий контроль военных – за сырьё стал отвечать генерал фон Лёб, а за энергию, железо и уголь – генерал фон Ганнекен.

Увлечение такими новыми перспективами будущей жизни настолько ослепило немецкое военное командование, что оно проглядело следующий удар нацистов, который был направлен уже непосредственно против них.

Уместно будет сказать, что Гитлер и его партия хоть и оказывали огромное влияние на армейские чины, но всё же говорить о том, что нацисты полностью управляли армией Германии было наивно – «белая офицерская кость»  с презрением посматривала на «цыганского ефрейтора» и по прежнему относились к нему как к простому политику, выбранному народом для управления Германией. Но при этом – без вмешательства в дела армии, что было для Гитлера неприемлимо. Задачи, которые поставил Гитлер перед Третьим Рейхом, требовали беспрекословного подчинения любым приказам Гитлера. А именно этого Гитлер не мог добиться от своих собственных генералов.

Поэтому основной задачей Гитлера после возвращения Рура стал, говоря вульгарно, «абордаж» высшего военного руководства Германской Армии. И, справедливости ради, следует признать, что Гитлер и его приспешники «взяли на абордаж» армейскую верхушку исключительно удачно.

Весной 1933 года командование армиями Германии (речь идёт о пехоте и флоте – авиация с самого начала подчинялась Герингу) находилось в руках трёх человек - военного министра генерала фон Бломберга, главнокомандующего армией генерала фон Фрича и начальника генерального штаба генерала Бека.

Три этих генерала были «белой костью» офицерства Германии и пользовались непререкаемым авторитетом и уважением со стороны офицеров и множества солдат (и даже тех солдат, что служили в гестапо).

Гитлер решил нанести удар в первую очередь по Бломбергу, поскольку  тот был приверженцем теории, что Германии не грозит никакое нападение со стороны других европейских стран. В июне 1937 года, Бломберг подготовил отчёт о международном положении, в котором  было тщательно скрыто осуждении агрессивной политики Гитлера, построенной на том. что всея Европа готова бросится на Германию и уничтожить её.

«Общая политическая ситуация оправдывает предположение, что Германии не грозит нападение с чьей-то стороны. Причина тому, помимо отсутствия желания совершить агрессию со стороны почти всех стран, особенно западных держав, заключается в слабой подготовленности к войне многих государств, в том числе и России» - писал в своём отчёте Бломберг.

Гитлер и его люди сразу же уловили опасность, содержащуюся в этих выводах – Бломберг ставил под сомнение путь, который Третий Рейх выбрал для Германии. Данные выводы могли иметь далеко идущие последствия. Таким образом Гитлер не колебался и атаковал Бломберга.

…В тихий январский день 1938 года (12 января) немецкие газеты поведали обывателям о в общем-то незатейливой новости – фельдмаршал фон Бломберг, военный министр Германии, сочетался браком с некоей фрейлин Евой Грун. Свадьба проходила очень скромно, в интимной обстановке – в общем, в тесном «семейном кругу» - свидетелями на данном мероприятии выступили некие Адольф Гитлер и Герман Геринг. Венчания в церкви не было, что в целом было нормально для того времени – церковь подвергалась резкой критике со стороны правящей партии.

Будет уместно заметить, что Бломберг был вдовцом и на момент описываемых событий уже имел взрослых детей (одна из дочерей Бломберга сочеталась браком с сыном небезызвестного российским историкам генерала Кейтеля). Его второй брак, в общем-то, никого не удивил, ибо в то время в Германии активно поощрялись многодетные семьи (матерям платили специальные пособия за двух и более детей).

Несколько удивляла сама невеста – она была мало кому известна, её собственно до самого брака никто не видел и никто не знал о ней практически ничего. В газетах ей дали стандартную характеристику – «юная фрейлин, обладающая истинными достоинствами, соединёнными с прелестным обликом, что делает её украшением брака и основою счастья семейного, своего любящего супруга».  Так же упоминалось, что Ева Грун происходит из очень скромной немецкой семьи – в общем, ни дать ни взять – «Золушка» на современный лад.

Судя по всему девушка (которой Бломберг годился в отцы) была очень даже привлекательной на вид, что только подогревало живое воображение немецких обывателей, которые были просто в восторге от этого брака.

Интересно, что сам Бломберг очень привязался к своей юной жене и, как говорится «пы-линки с неё сдувал».

В общем – тихая мирная и прямо таки романтическая идиллия…

Однако для начальника берлинской полиции – графа Вольфа Генриха Гелльдорфа, всё обстояло не так спокойно и благополучно, как это подавалось в газетах. Сразу же после свадебной церемонии в официальных кругах начали, словно дождевые черви после сильного ливня, ползать смачные слухи о том, что Ева Грун известная личность среди «жриц Венеры», причём не самого высокого пошиба.

Поскольку обязанности графа Гелльдорфа обязывали его предпринимать шаги по нейтрализации порочащих «честь мундира» слухов, то он отважно бросился расследовать эти слухи, намереваясь ужасно покарать тех, кто порочит честное имя жены Бломберга.

Однако вместо этого начальник берлинской полиции натолкнулся на ряд совершенно странных обстоятельств – оказывается, многие предшествующие свадебной церемонии формальности для невесты были нарушены. В частности Ева Грун была освобождена от обязательной в те годы необходимости предъявлять некоторые официальные бумаги. А именно – сведения об отсутствии у себя судимости и о гражданском состоянии родственников (отца, матери, а также дедушек и бабушек по обеим линиям).

Для начальника полиции Берлина, уже одно это было подозрительно. Однако лезть копать это дело он опасался, поскольку (не без оснований) полагал, что рыться в «грязном белье» столь высокопоставленных особ – себе дороже. Особенно если учесть, что скандал мог, рикошетом, задеть Гитлера и Гиммлера, которые были свидетелями на свадьбе Бломберга. При таких вводных данных совершенно понятно нежелание графа Гелльдорфа рисковать…

Кроме того сразу после свадьбы Бломберг и Ева Грун отправились свадебное путешествие –  и никто не знал куда (!!!) по меркам тогдашней Германии это было просто что-то невероятное. Поэтому граф Гелльдорф решил, что следует дождаться возвращения новобрачных и, поставив в известность Бломберга, начать расследование.

Судя по всему, графу Гелльдорфу была поручена роль «слепого орудия» - человека, что делает грязную работу, даже не подозревая, что им управляют. Когда было замечено, что Гелльдорф  колеблется, то произошло «маленькое чудо» - на стол начальника берлинской полиции попала фотография фон Бломберга и его молодой жены, которую сделал в Лейпцигском зоопарке шустрый репортёр. Репортёр выследил молодожёнов и сделал великолепный снимок парочки на фоне обезьяньей клетки.

Каким-то «чудом» фотография миновала собственно редакцию газеты и приземлилась на стол графа Гелльдорфа ещё ДО того, как появилась в газетах.
После сильнейшего колебания, граф всё же приказал начать секретное расследование.

Данное расследование получило ход с 20 января 1938 года и с невероятной, просто таки сверхсветовой скоростью, собрало такие пикантные детали о биографии молодой супруги Бломберга, что графа Гелльдорфа бросило в холодный пот.

Не станем осуждать Гелльдорфа.

Ева Грун родилась в 1914 году в одном из рабочих предместий Берлина – Нойкельне. Причём, что особенно было «пикантно» - её мама – известная уголовному розыску Берлина как «мамаша Грун», была «на карандаше» у полиции нравов, была дважды судима, а под старость остепенилась и открыла «массажный салон» на Элизабетштрассе. Хотя как догадываются читатели, «массаж» в этом салоне имел существенные отличия от того, что мы привыкли считать массажем.

У Гелльдорфа, во время чтения этого досье, можно не сомневаться, был очень «суровый цвет лица». Уже одно только это «семейное обстоятельство» по идее могло служить причиной для недопустимости брака!

Однако вскоре граф убедился, что история о матери Евы Грун – это только самая что ни на есть невиннейшая деталь в биографии молоденькой жены Бломберга.

Юная Ева Грун была, как уже упоминалось, довольно хорошенькой, и быстро пошла по стопам матери. За «оказание услуг интимного плана за деньги» её задерживали в семи (!!!) городах Германии – и это только те случаи, что стали известны «полиции нравов».

Самым смачным было участие Евы Грун в съёмках «непотребных фотографиях», что по тем временам считалось чем-то из ряда вон выходящим. Проституция, как ни крути, была работой интимного характера, а вот «непотребные фотографии» - напротив, делались для как можно более широкого распространения в массах и посему осуждались не в пример тяжелее, чем «оказание сексуальных услуг за деньги».

Участие Евы Грун в этих «непотребных фотосессиях» было вскрыто аж в 1933 году Центральным бюро по борьбе против непристойных изображений и текстов (каких только контор и бюро не было в Германии…). Именно тогда девушку, опознанную на фото, вычислили и арестовали за то, что она позировала (и не только позировала, как можно заключить по общему смыслу документов) для «непотребных» фотографий.

Однако тогда Ева Грун сумела вывернуться из «железной длани Закона», уверив следователей, что она занималась этим находясь в крайней нужде – её бросил любовник, денег на жизнь не осталось. А за каждую фотосессию ей платили немалые по тем временам деньги – шестьдесят марок. Сумма по тем временам солидная – даже почтенная мать семейства призадумалась бы – предложи ей такую сумму за фотографию нагишом. Что уж говорить о девятнадцатилетней девчонке?

На фоне всех этих потрясающих открытий, дело о привлечении Евы Грун к уголовной ответственности за кражу, смотрелось как-то блекло, малозначительно. И интересного было то, что в материалах этого дела остались отпечатки пальцев Евы Грун и её антропометрические данные.

Гелльдорфу доставили не только собственно само дело о «непотребных» фото, но и сами эти фото – сравнение «непотребных» фото с фотографией новобрачных в Лейпцигском Зоопарке показало, что ошибка исключена.

Фельдмаршал фон Бломберг взял в жёны особу с категорически… мрачным прошлым!!!

Состояние графа Гелльдорфа, после чтения всего можно было описать простой фразой – «одной ногой в инфаркте». И осуждать его, положа руку на сердце, автор этих строк не может ничуть. Слишком мрачное дело разрыл начальник полиции Берлина –  такое нельзя было показать широкой общественности, ибо в этом случае грянул бы скандал такого уровня, что даже представить нельзя.

Совершенно обезумев от ужаса, граф Гелльдорф совершил довольно серьёзное нарушение – вопреки обязательной в таких случаях секретности, он известил о своих открытиях генерала Кейтеля – напомню – одна из дочерей Бломберга была женой сына Кейтеля.

Гелльдорф, сообщая Кейтелю все эти сведения, был убежден, что тот сообщит обо всём Бломбергу и предупредит его. Однако Кейтель поступил по своему – он отправил графа и его скандальное досье… к Герингу. Который, как все (даже простые обыватели) знали, спит и видит, как он сам занимает место Бломберга…

То, что сделал граф Гелльдорф, было серьёзнейшим нарушением правил секретности и при обычных обстоятельствах он бы «получил по шапке»  лично от Гиммлера, но в данном случае Гиммлер даже бровью не повёл, когда граф Гелльдорф оказался в кабинете Геринга и выложил ему на стол досье.

Это было 22 января – всего два дня (!!!) понадобилось начальнику берлинской полиции, чтобы докопаться до истины о «тёмном прошлом»  Евы Грун и попасть с результатами расследования к Герингу. Будет уместно сказать, что Гитлера на тот момент в Берлине не было – он находился в Мюнхене.

После прочтения досье Геринг «приобрел очень бледный вид», однако, несмотря на внешнюю нервозность, утешил и успокоил находящегося в прединфарктном состоянии начальника берлинской полиции. Более того, Гиммлер поведал, что он и Гитлер ещё до свадьбы знали о «тёмном прошлом» Евы Грун.

Оказывается перед свадьбой Бломберг пришёл лично к Герингу и поинтересовался у него:

«Могу ли я взять в жёны девушку низкого происхождения?».

Геринг, по его словам, поставленный в тупик таким вопросом, ответил утвердительно:

«Конечно. Это будет очень хороший брак для партийной пропаганды. Женитесь смело на вашей «рабочей».

Через несколько недель бравый фельдмаршал снова явился к Герингу, с очень щепетильной просьбой – его невесту преследует некий бывший «дружок». Причём ведёт себя очень нагло – не может ли «друг Герман» посодействовать в том, чтобы этот молодой нахал оставил невесту Бломберга в покое?

«Друг Герман» ответил – «никаких проблем» и навязчивого «дружка» не то, что в Берлине – во всей Германии больше уже никто не видел.

Мол, таким образом, Геринг спас брак Бломберга, и заодно узнал о том, что у Евы Грун с прошлым не всё в порядке. Но само собой, что ни Геринг, ни Гитлер, ни Бломберг и понятия не имели о том, НАСКОЛЬКО у Евы Грун скандальное прошлое.

Успокоив графа Гелльдорфа, Геринг приказал ему продолжать расследование и не беспокоится о последствиях, ибо он, Герман Геринг, лично предпримет некоторые шаги, чтобы «сгладить» этот скандал.

На следующий день Геринг собрал своеобразный секретный совет, где кроме него участвовали Гиммлер и мало кому известный в России – Гейдрих. Этот совет обсудил новоявленное дело и, дождавшись Гитлера, изложил ему обстоятельства нового скандала, в который оказались, так или иначе, запутаны Бломберг, Гитлер и Геринг.

Гитлер, по своему обыкновению, немного поплакал, однако, в отличие от «дела Рема» у него не было и тени той нерешительности, которую он проявил во время «атаки на СА» - решение Гитлера было быстрым и жёстким – «развод и девичья фамилия. Точка».

Более того, по совету Геринга, Бломбергу, на момент исполнения всех процедур связанных с разводом, было запрещено надевать военную форму и появляться в канцелярии. 

Для того, чтобы «спасти» честь Бломберга, «друг Герман» лично прибыл в гости Бломбергу и поведал обо всём, и о том, какие шаги были приняты «Комитетом 4 Г» - Гитлером. Гиммлером. Герингом и Гейдрихом».  Бломберг был шокирован (и это мягко сказано), однако сумел сам шокировать Геринга, заявив, что очень привязался к Еве Грун, которую называл не иначе как «нежной супругой» и что пока с разводом будут трудности… Да и вообще - не шёл бы Гитлер со своим приказом о разводе, куда подальше...

Озадаченный таким Герин, тем не менее, сумел «в прыжке переобуться» и значительно расширил приказ Гитлера, внеся в него свои личные поправки – настояв на том, что чета Бломбергов должна немедленно отбыть за границу и некоторое время жить там, пока не уляжется шум. Гитлер, напомним, приказал только расторгнуть скандальный брак.

Бломберг незамедлительно согласился на это и объявил о своём желании отправится в Рим и на Капри, с супругой. Геринг, говоря вульгарно, не только «помогал паковать чемоданы», но и, уже лично от себя, вручил солидную сумму в иностранной валюте на «дорожные расходы».

В конце января супруги Бломберг покинули территорию Германии. Гитлер, «сильно возмущённый» произошедшим, запретил въезд Бломбергам на территорию Германии на целый год… Легко понять. Герингу, за то. что тот не добился развода, да ещё сам профинансировал длительное путешествие молодожёнов (причём деньги были взяты из партийной кассы, как потом выяснилось), даже пальцем не пригрозили.

Несмотря на все меры предосторожности, все эти скандальные подробности просочились в общество и послужили причиной множества слухов и недомолвок. В частности никто понять не мог, как Бломберг мог вообще познакомиться с Евой Грун?

Принятая сейчас версия такова: Бломберг вел тайную жизнь. С 1934 г. по вечерам он переодевался в гражданскую одежду и приказывал шоферу отвезти его в указанное место, оставляя инструкции, где подобрать его через несколько часов. Вдовец искал любовных приключений – странное времяпрепровождение для военного министра. Во время этих эскапад в начале 1937 г. он и встретил привлекательную девушку по имени Маргарет Грун. 60-летний Вернер влюбился в это «искушенное в любви» создание. Он стал ее рабом, называл Евой и решил жениться.

Такова романтическая версия знакомства Бломберга и Грун, которая, кстати, вполне имеет право на существование, если не считать нескольких «заковырок».

Навряд ли можно было представить, что Бломберг посещал промышленные окраины или портовые районы, где во множестве водятся такие девушки. Такие «походы» были любимым делом таких лиц как Гейдрих, который часто посещал низкопробные бордели и уличных «жриц Венеры».

Однако Гейдрих был в этих местах «своим», не говоря уж о том, что бродил там, в сопровождении пары мордоворотов из СС, которые при нужде могли «спрессовать» в банку американского «спама» любого представителя криминала, что во множестве шнырял в этих местечках.

Невероятно трудно представить себе, чтобы Бломберг в одиночку ходил по таким мрачным местам, в поисках удовольствий сомнительного толка. Скорее всего за ним «приглядывали» и оберегали от разного рода неприятностей – такая «ненавязчивая охрана», когда объект охраны и сам не подозревает о том, что за ним следят – обычное дело среди разного рода спецслужб.

Ясно было то, что Еву Грун кто-то «приглядел», заручился её верностью и только уже потом, аккуратно, свёл с престарелым маршалом, во время его поездок в поисках «любовных удовольствий»…

Понятно было, что этот «кто-то» весьма могущественен, раз сумел скрыть от Бломберга «тёмное прошлое» его невесты – ведь Бломберг должен был навести справки о своей невесте перед свадьбой!

Более того, он явно наводил их и несмотря ни на что у него были какие-то подозрения – иначе, зачем он приходил к Герингу за советами насчёт своей будущей свадьбы?

И тут всплыли интересные подробности насчёт «молодого нахала», который приставал к Еве Грун незадолго до свадьбы и которого помог «приструнить» «друг Герман».

Оказывается, этот молодой человек был бывшим сутенёром Евы Грун, который, узнав о том, что она стала невестой самого Бломберга, начал шантажировать свою бывшую «работницу», вымогая деньги. Судя по всему у парня явно было не всё в порядке с головой, раз он решил, что сможет без опаски «вытягивать» деньги из Евы Грун, после того. как она обзавелась ТАКИМ мужем. Герман Геринг самолично приказал «заняться» «молодым нахалом» душевным ребятам из Гестапо, под предводительством Генриха Мюллера и данный вопрос был решён сразу и окончательно.

Однако тут и была зарыта собака - Генрих Мюллер просто не мог не установить личность "молодого нахала" что не давал покоя Еве Грун. А поскольку сутенёр оказался хорошо известным полиции типом, то Мюллер так и так должен был установить что за связи у сутенёра с обворожительной невестой Бломберга. И обо всём этом он должен был информировать Геринга или Гейдриха. Но... Геринг вёл себя так, словно он узнал истину только от начальника берлинской полиции!

Вероятнее всего Ева Грун была на примете у Артура Небе – именно он курировал Центральное бюро по борьбе против непристойных изображений и текстов, которое арестовало Евы Грун в 1933 году. Не исключено, что Ева Грун тогда была завербована гестапо и по сути дела была их агентом, пока не подвернулся шанс представить её Бломбергу, одновременно изъяв, временно, все компрометирующие её документы и вернув их обратно, чтобы потом предоставить графу Гелльдорфу.


Итак – Бломберг был «дисквалифицирован» и покинул Германию, оставив своё место на растерзание Гитлеру и его компании.

В начале 1939 г, вероятнее всего под давлением жены, он с большими предосторожностями связался с Кейтелем, наивно предложив расторгнуть второй брак при условии, что Гитлер восстановит его в должности.

Здесь, конечно, легко увидеть желание старого офицера помочь своей родине в грядущей войне, которую Ьломберг предвидел. Ради служения Родине старый министр был готов даже пожертвовать своим семейным счастьем, что в принципе было логично.

Однако Гитлер категорически отверг предложение, заметив Кейтелю, что он уже предлагал Бломбергу такое решение, и тот отказался. Чтобы скрыть прошлое своей второй жены, Вернер совершил необычный поступок: в генеалогическом справочнике европейской аристократии (Готском альманахе) он дал «Еве» имя «Эльзбет Грунов». Сомнительное предприятие, учитывая то, что записи такого характера должны иметь документальное подтверждение.

С коллапсом Третьего рейха в 1945 г. бывший военный министр был арестован. Он умер в заключении в Нюрнберге 14 марта 1946 г. от сердечного приступа. Два его сына-офицера погибли на поле боя за «фюрера, народ и родину».

Таким образом, была проведена операция, позволившая освободить Германию от Бломберга, который был весьма серьёзным противником Гитлера, но совершенно не учёл того, КАКИМИ методами с ним будет воевать гестапо.

Продолжение - http://www.proza.ru/2017/06/13/295