Долг

   Утреннюю прохладную тишину прорезал паровозный гудок. От платформы в клубах тумана плавно отходил поезд. Не успели скрыться последние дома Гленфорда, как впереди показалась одиноко стоящая фигура. Машинист подал гудок, но находившийся на путях даже не пошевелился, просто молча смотрел на приближающийся состав. Помощник машиниста со страхом закрыл глаза и отвернулся, а паровоз, тормозя и высекая снопы искр, с рёвом налетел на безмолвного наблюдателя. От экстренного торможения некоторые пассажиры попадали, а вещи опрокинулись.
   Паровоз стоял, пыхтя паром. Обеспокоенные люди повыскакивали из вагонов, чтобы узнать о случившемся, слышался плач детей. Машинист и помощник спустились вниз и стали осматривать пути в поисках таинственного самоубийцы, время от времени заглядывая под состав. Но никого так и не нашли. Через двадцать минут поднялись обратно в кабину и свистком подали пассажирам сигнал вернуться на свои места. Ещё через пять минут паровоз вначале очень медленно, а дальше всё быстрее и быстрее повёз вагоны в направлении Ньюарка.

   По тропинке среди облетевших кустов шёл мужчина в макинтоше, старомодной шляпе и ботинках, чистых и блестящих, несмотря на размокшую после затяжных осенних дождей землю вокруг. В руках он нёс большой кожаный саквояж. В одном месте дорожка круто поворачивала и путник зацепил рукавом ветки, увешанные мелкими каплями от оседающего тумана. С пасмурного неба время от времени срывались дождинки, резко пахло прелой листвой.
   Мужчина направился к калитке и остановился, задумчиво разглядывая небольшой одноэтажный дом с мезонином. Затем подошёл к окрашенной белой краской двери и несколько раз громко и отчётливо постучал.
   Раздалось "Иду!", послышались шаркающие шаги, зазвенела связка ключей, замок несколько раз повернулся и дверь, наконец, распахнулась. На пороге появился хозяин, булочник на покое: сутулый пожилой мужчина среднего роста с пегими волосами. Недоверчиво и вопрошающе он, прищурившись, смотрел на пришедшего, но низко надвинутая шляпа и поднятый по причине холодной и промозглой погоды воротник скрывали черты незнакомца.
   — Вы мистер Браун? — хрипло спросил он.
   Булочник кивнул, подтверждая.
   — Позвольте, я войду, — произнёс мужчина в плаще. — Меня к Вам привёл долг.
   Мистер Мэтью немного отступил назад и посторонился, пропуская пришедшего.
   Хлопнула, закрываясь, входная дверь и хозяин, позвякивая ключами, запер её.
   В натопленной гостиной, куда прошёл человек с саквояжем, было бы сумрачно, но горящие дрова в камине освещали небольшую комнату, обставленную простой, добротной мебелью.
   Незнакомец, засмотревшись на огонь, погрузился в размышления, а хозяин встал у круглого стола, находившегося посередине комнаты и настороженно ждал, когда мужчина расскажет о цели своего визита. Наконец, мистер Браун не выдержал и, чтобы отвлечь таинственного гостя от мыслей, негромко кашлянул. Тот несколько раз моргнул и перевёл взгляд с языков пламени на мистера Мэтью.
   — Ну, здравствуй, давно не виделись, — произнёс визитёр.
   Увидев, что булочник не узнаёт его, снял шляпу, стряхнул с неё капли и положил на край стола. Потом расстегнул плащ, аккуратно сложил, повесил на спинку стула и повернулся.
   Мистер Браун испуганно охнул:
   — Ты... Ты... Это ты... — срывающимся тоном прошептал он. — Этого не может быть!
   Мэтью Браун смотрел в бледное лицо и не верил своим глазам. Это был друг его детства Кристиан Эванз.
   — Наконец-то ты меня узнал, дружище, — так же хрипло проговорил он. — Я же обещал, что вернусь, это мой долг, а долги надо отдавать.
   — Этого не может быть, — повторил булочник. — Так не бывает! Ты же...
   Мэтью округлившимися глазами уставился на Кристиана. Внезапно резко запахло эфиром и мистер Браун погрузился в темноту.

   Когда булочник очнулся, то почувствовал, что сидит на стуле с высокой спинкой с крепко привязанными к нему ногами, руками, телом и головой. Рядом стоял Эванз и наблюдал за тем, как Браун пытается сбросить верёвки.
   — Ничего у тебя не выйдет, Мэтью, — сказал Кристиан и поставил саквояж на стол.
   — Зачем ты это сделал? — дрожащим голосом спросил Браун. — Что ты собираешься делать, Крис?
   — Я же сказал, что пришёл вернуть долг, — бесстрастно сказал гость. — У меня долг перед Линдой и Вильямом. Ты помнишь Линду, Мэтью?
   Мистер Браун с ужасом смотрел на мистера Эванза, хотел что-то сказать,но вместо слов послышался стон.
   В это время Кристиан открыл саквояж и стал раскладывать на столе хирургические инструменты. Не мигая наблюдал булочник за действиями своего бывшего друга.
   — Скажи, оно стоило того, что ты сделал, Мэт? — спросил мистер Эванз. — Смотрю, не так уж много денег принесли твои булки.
   Мистер Браун засопел, не спуская взгляда с так внезапно появившегося Кристиана.
   — А ведь мы дружили с тобой с детства, — продолжил Крис. — Всё делали вместе: вместе играли, вместе убегали в лес, защищали друг друга. Я помогал своему отцу развозить молоко, ты своему — в булочной.
   Потом мы выросли. Я уехал учиться на медика, ты стал полноценным помощником в пекарне, со временем отец выделил тебе долю.
   Я закончил учёбу и вернулся домой в Ньюарк. Ты продолжал работать у отца. Затем он умер и ты получил в наследство пекарню и булочную. Через несколько лет сначала женился ты, потом я, на Линде. Мы продолжали дружить. У тебя родилась Барбара и я стал её крёстным. А когда у меня родился Вильям, его крёстным стал ты, Мэт. В течение года умерли мои родители, но благодаря Линде, Вильяму и тебе я не был одинок. Мы хорошо и дружно жили. Я лечил людей, а ты пёк и продавал хлеб.
   Тебе улыбнулась удача. Ты собрал денег и решил расшириться: как раз в городе освободилось несколько подходящих помещений. Вложился своими деньгами и взял кредит. Но этих средств хватило только на покупку новых мест под пекарни и магазины. Нужно было их отремонтировать, закупить оборудование, муку и всё, что нужно для выпечки, нанять работников, платить им зарплату.
   И ты пришёл ко мне за помощью. Я взял кредит на своё имя и передал тебе деньги. Ты клялся нашей дружбой, что вернёшь всё до последнего цента. И я поверил тебе, Мэт.
   Предприятие увенчалось успехом. Хлеб продавался, доход рос. Ты понемногу гасил свой кредит. А когда пришло время выплачивать мою часть, внезапно отказался. Я внёс свои деньги, но их было совсем недостаточно. Мне пришлось идти к тебе и напоминать о нашем уговоре. Но ты сказал, что ничего не должен, кредит уже погасил и внезапно прекратил общение.
   Кристиан подошёл к мистеру Брауну и посмотрел ему в глаза. Тот, не имея возможности отвернуться, зажмурился.
   — Банк подал на меня в суд. У меня бы свидетель, но старик Смит к этому времени умер. Ты принёс присягу и поклялся, что в тот день ноги твоей в моём доме не было. Я ничего не смог доказать.
   Мистер Эванз порылся в саквояже и вытащил жгут. Подошёл к Мэтью и перетянул его ногу чуть ниже колена. Вернулся к столу, раскрыл несессер, достал шприц. Сделал укол в бедро Брауну прямо через одежду.
   — Зачем ты это сделал, Крис? — испуганным взглядом Мэт следил за каждым движением. — Что ты мне вколол?
   — Морфин, обыкновенный морфин, — ответил Кристиан, укладывая шприц обратно. — Мне нужно кое о чём с тобой поговорить и я не хочу, чтобы ты умер раньше времени.
   — Так какой твоей ноги у меня в доме в тот день не было, а? Так какой, Мэт, правой, левой или обеих?
   Доктор Эванз что-то извлёк из саквояжа и опять встал около привязанного Брауна. Присел и несколькими уверенными движениями рассёк кожу и мышцы на ноге булочника. Отложил скальпель, взял ретрактор и оттянул плоть, оголяя кость. Не обращая внимания на вопли Мэтью, перепилил кость и, отрезав оставшееся, отбросил ногу к камину. То же самое проделал и со второй ногой.
   — Пощади, Кристиан, мы же были друзьями! — по лицу Брауна текли слёзы.
   Эванз развернул ещё два жгута и затянул их на предплечьях булочника.
   — Ты поклялся в суде на Библии, что тех денег в руках не держал. Неужели, Мэт? — саркастически скривился Кристиан.
   Умело провел разрезы и ампутировал кисти рук. Прежде, чем отшвырнуть их к очагу, где уже лежали ноги, потряс ими, держа за окровавленные пальцы, перед носом Брауна.
   — Вот этими руками ты ничего не брал? — спросил Эванз.
   — А ведь ты прекрасно знал, как обстояло дело, — продолжил доктор.
   После суда, исполняя приговор, мне пришлось продать всё, что у нас было. Мы с Линдой и Вильямом оказались на улице. Я отдал немногочисленные оставшиеся деньги жене, чтобы она с сыном могла поселиться в гостинице, а сам попытался устроиться на работу. Но никто не захотел брать человека, который оказался вором, мошенником и клятвопреступником. Линда и Билл уехали в деревню, где их взяли работать на ферме. Поселили в маленьком, грязном и тесном сарайчике рядом с хлевом. Я был там и всё видел.
   — За что ей это, Мэт? Ей, которая в жизни никому не сделала ничего плохого! — из глаз Криса брызнули слёзы.
   Линда и сын работали на ферме, а я перебивался случайными заработками: таскал уголь, работал грузчиком, на бойне — везде, где можно заработать хоть несколько центов. Просил милостыню, иногда бывшие пациенты втихую, чтобы никто не видел, совали деньги.
   Через четыре месяца я поехал проведать Линду и Вильяма. Но меня ждали ужасные новости: сын сильно простыл. К маленькому пациенту позвали местного лекаря, но помочь он не смог. Мальчик нуждался в срочной госпитализации, а у жены не было денег.
   — Как ты жил, Мэт, — Крис устремил на него горящий взгляд. — Как, зная, что пока ты жрёшь свои булки, в деревне от горячки на тощем матрасе умирает твой крестник? Но ты и не интересовался, просто вычеркнул его из своей жизни.
   Билли сгорел за неделю и его похоронили на деревенском кладбище. А Линда... Судьба Линды тебя ведь тоже не интересовала. Она не вынесла всех несчастий и сошла с ума. Её поместили в сумасшедший дом. Я иногда проведывал её, но Линда никого не узнавала. Через год она умерла, ровно двадцать пять лет назад. О смерти жены я узнал только через два месяца в канун Рождества.
   Я не смог попрощаться ни с сыном, ни с женой, я не был на их похоронах. Что мне оставалось делать? Жизнь потеряла смысл, стало не за чем бороться. Я взял достаточное количество снотворного и принял его. Но перед этим я пришёл к тебе, чтобы рассказать о тех несчастных, кто умер из-за тебя. Ты попытался меня вытолкать, но напоследок я успел пообещать, что ещё вернусь, чтобы отдать долг. И вот я пришёл.
   Мистер Браун смотрел на высокого, худощавого тридцатисемилетнего мужчину, молчал и только прерывисто дышал.
   — И тебе хватило совести смотреть людям в глаза и говорить: "Пусть у меня язык отсохнет, если я вру!". Ну и что ты теперь скажешь? Чего же ты молчишь, Мэт, или язык отсох?
   Доктор подошёл к мистеру Мэтью, разжал у него челюсти, заглянул в рот, ухватил язык и отсёк половину. Подошёл к камину и бросил кусок языка в огонь. В комнате послышался запах жжёного человеческого мяса. Мистер Браун хрипел, из глаз лились слёзы и смешивались со струящейся кровью.
   — Ну, теперь ты больше не сможешь лгать, — подытожил Эванз. — Но мне помнится, тогда же ещё утверждал, что тех денег в глаза не видел. Я думаю, что человеку, который не смог рассмотреть такую кучу купюр, глаза ни к чему.
   Договорив эту фразу, Кристиан взял кочергу и выжег Мэтью оба глаза.
   — Ты клялся богом, родителями и призывал на свою голову самые страшные кары в доказательство правдивости своих слов. — Мистер Эванз стоял, опершись о стол и спокойно смотрел на задыхающегося и захлёбывающегося мистера Брауна. — Родители твои давно умерли и, наверное, плачут каждый раз, когда смотрят на своего сына. И кто, как не Всевышний, послал меня, чтобы тебя наказать?

   По тропинке от дома бывшего булочника к железнодорожной станции шагал высокий мужчина в плаще с саквояжем в одной руке и небольшим свёртком в другой. Туманное утро сменилось тусклым непогожим днём. Моросил мелкий дождь, по кустам и деревьям стекала вода, под ногами чавкала грязь.

   Прохладную тишину прорезал паровозный гудок. К Гленфорду подходил поезд. Неожиданно на путях возникла фигура. Паровоз с оглушительным свистом, высекая искры, начал тормозить, но всё равно наскочил на стоящего. Пыхтя паром локомотив остановился. Машинист и помощник спустились вниз, испуганные пассажиры вышли из вагонов. Несколько раз прошлись вдоль состава, заглядывая всюду. Но незнакомца нигде не было, он будто испарился и машинист решил, что высокий мужчина в макинтоше просто привиделся из-за ненастья.
   Внезапно у предпоследнего вагона рядом с насыпью увидели свёрток. Развернув его в ужасе отшатнулись: в нём была голова Мэтью Брауна без глаз и с отрезанным языком.
   Бросились в дом к бывшему булочнику. В гостиной с подсыхающей кровью на дощатом полу обнаружили привязанное к стулу изувеченное тело хозяина, а возле камина сваленные в кучу ноги и руки. На столе лежала пожелтевшая от старости визитка, на которой было написано: "Кристиан Томас Эванз, врач, город Ньюарк, штат Огайо" и адрес.
   Вспоминая уже давно забытую историю, люди в страхе шептались, поползли слухи сначала по Гленфорду, потом в Ньюарке.
   Полиция штата произвела самый тщательный опрос и розыск, но так ничего и не узнала про убийцу Мэтью Брауна.