Яблоневый звездопад

Елизавета металась по ночному неосвещённому двору. Дождь, вопреки прогнозам, полил неожиданно. Спросонья она не совсем понимала - что происходит, но подсознание твердило: «Надо спасать яблоки! Тут же сушки на целый год! Сейчас всё вымокнет, и их упорные труды «коту под хвост». 
Позже об этом случае девчонки рассказывали друг другу анекдоты, представляя в картинах, как пухленькая полусонная Лизка, в одной ночной сорочке и  целлофановой шапочке на голове «а-ля розочка», с  неуклюжей лестницей в три раза больше её, мечется по тёмному, освещённому вспышками рвущейся молнии двору и полуистошно кричит: «Люди! Там же яблоки пропадают!» Потом она, не слушая никого, лезет на скользкую подмокшую крышу и, связывая холщовые мешки с полусушёными яблоками в тугие узлы, бросает их вниз. Девочки быстро хватают узлы, тащат их в дом, а потом вместе спускают испугавшуюся высоты Елизавету.
Эпопея закончена! Все заскакивают в дом, и тут дождичек выдаёт по полной программе: долбит по крыше, грозится разбить окна, пугает бешеными растяжками молний на всё небо, но им уже не страшно; сушка – в доме, а они дружной гурьбой сидят на матрасах в большой комнате и пьют чай.
То лето, несмотря  на  полное безденежье, стало самым запоминающимся  для Лизки,  Александры,  Галины и  Анастасии.  Перестроечная судьба бросив их в общий котёл чернозёмной южнороссийской деревни, переварила, закалила и оставила жить с осознанием чувства прочно удержанного крошечного счастья. «Дальше в жизни бояться нечего – всё обернёться прекрасно!» – решили девчонки.  Тогда они, три сестры и их подруга детства, оказались  на перетутье жизни.  Да и как по-другому, если вся страна находилась в таком же неуверенном состоянии.
Сначала Галка и её муж с парочкой  - таких же, как и он - северных пангодинских товарищей, решили открыть небольшое кирпичное производство.  Посчитали точно – прибыль обеспечена!  Глина рядом с деревней отменная, рабочая сила дешёвая, цех можно сделать где угодно; вон их сколько – закрытых предприятий.  Но что-то не задалось, не пошло с самого начала.  Два партнёра Галкиного супруга быстро свернулись и уехали обратно на север, а Павла оставили завершать бизнес и рассчитаться с рабочими, хотя денег на счету предприятия оставался совершенный мизер.
Тут предприимчивая Галка,  не желающая увозить ребёнка на север в начале лета, присмотрела небольшой бревенчатый дом и телеграфировала младшей сестре:
- Приезжай, тебя ждёт новый дом!
Младшая сестра Шурка, всегда поддерживавшая Галинины авантюры, тут же схватила наживку и уже через неделю «нарисовалась» в деревне Дьяковке вместе с семилетней дочкой и маленьким чемоданчиком. В трусы она зашила куча денег, купюр различного достоинства, заимствованные у всех друзей, знакомых и соседей.  Список кредиторов составлял двадцать имён, и Александра пока не знала, как она рассчитается со всеми.
- Ничего, как-нибудь выкрутимся, - убежденно произнесла Галка, имевшая ввиду: «Зима длинная. Заработаешь, сестрёнка, и расплатишься». – Давай, бросай чемодан, и поехали дом смотреть.  Хозяйка уже заждалась.
Так началось это бесшабашное лето. Они прыгнули на велосипеды (единственное средство передвижения в деревне, не считая лошадей и нескольких тракторов) и уже через пятнадцать минут по-хозяйски осматривали  «новый дом».  Им оказалась бревенчатая крепкая изба с огромным кирпичным подвалом на небольшом, но вполне уютном дворе.
- Ну что? – улыбнулась всё решившая Галка. – Здорово! Тут тебе и дом, и двор, и подвал, и огород.  Смотри, хозпостройки! –  Галка уверенной рукой совладелицы распахнула дверь в сарай, поделённый на хлев и хозяйственный двор.
- А это ещё зачем? – удивилась Александра. – Я животноводством заниматься не собираюсь!
Галина поморщилась и уверенно добавила:
- В нынешней экономической ситуации такой сарайчик не повредит.  Прошлой зимой мы чуть ноги не протянули с голода на своих северах.  Если и в этом году такое же повторится, я первая всё брошу и вернусь сюда, заведу Бурёнку да парочку кабанчиков. Ты посмотри, -  она потащила Шурку через заднюю калитку в огород, прилегающий ко двору. 
В огромном огороде, посажено было лишь несколько грядок.
- Чей огород-то? – полюбопытствовала Шура.
- Это я в аренду у хозяйки взяла.  Смотри, вон и огурчики уже налились.  Я тебе что говорю? Здесь палку воткнёшь, и та растёт.
Галина всю жизнь лидеровала в их отношениях и могла проявить к деловитость и энергичность, если речь шла о принятии быстрого решения.  Последствия же - расчёты, оплаты – всегда оказывались не по её части.  Шура, зная об этой черте сестры, начала прикидывать в уме: «Необходим ли нам дом, или это летняя затея Галины».  В том, что расплачиваться придётся  ей самой, Александра знала наверняка, а вот в необходимости такого приобретения - не совсем.  Размышляя, она смотрела на Галкин огород, словно это созерцание помогало ей решить задачу с неизвестными.
Грядки хоть и выглядели не вполне ухоженными, но в маленьком арендном огороде дружно росли: и укропчик с петрушкой, и огурчики, немного гороха, помидоры с небольшими, еще зелёными плодами, косички густо посеянной моркови тоже занимали своё пространство, а там и кабачки, и баклажаны, и несколько тыковок.  Всё вполне по-хозяйски, расчётливо.  Девчонки, Галкина – Зинка и Шуркина – Нина, тут же принялись ощипывать горох.  Галина  воспользовалась и этой ситуацией:
- Смотри, смотри!  Ведь детям - какое раздолье!  Овощи с грядочки, свеженькие.  Никак у нас, на севере, дряблое да полугнилое.
Вместе с предприимчивой тётей Марусей, хозяйкой,  сестра убедила Александру в необходимости приобретения дома. Галина прочно стояла на своём: «Нам просто не обойтись без подсобного хозяйства в трудное перестроечное время».  Купля-продажа состоялась.  Тётя Маруся помогла сделать обещанный ремонт,  и счастливые новосёлы переехали из общежития, где раньше ютилась Галка со своей семьёй, в дом.
За день до переезда в усадьбу Галаксандрина (так Галка нарекла их скромный домик - в честь себя и младшей сестры) они получили телеграмму довольно слёзного содержания: «Погибаю сенной лихорадки Необходим выезд юг Сообщите возможность приезда Целую Елизавета».
- Как мы все разместимся в доме? Кровать одна, а нас уже пятеро, - вздохнула Александра.
 Галка тут же затараторила:
- Да зачем они, эти кровати, летом.  Кроватей нет, зато целая куча матрасов, одеял, пододеяльников. Слушай! – Галка, вскочив на табуретку, сложила ладошки в рупор и театрально загудела. - Рабочее общежитие аннулируется, в связи с закрытием предприятия, и вся собственность отходит завхозу (то есть мне), которому, кстати, не платили зарплату последние три месяца.
Шурка запрыгала от радости:
-  Теперь мы сможем пригласить Елизавету!  Вот здорово!  Мы так давно не проводили лето втроём.  Вернее, не втроём, а вшестером, плюс твой Павлик.
Галка, конечно, не упустила возможности похвалить себя:
- Я тебе что говорила!  Этот дом ещё послужит всей нашей семье.  Вот так!  Старшую сестру надо слушаться.
Потом они понеслись на велосипедах на деревенскую почту, отбили короткую телеграмму и до приезда старшей сестры возились с обустройством нового жилья.
Павлик-добрая душа - договорился с местным трактористом за бутылку самогона перевести весь их небольшой скарб.  Они погрузили на трактор матрасы, одеяла, бельё, чемоданы с личными вещами, старый деревянный стол и четыре табуретки.  Зина и Нина  уселись на кучу матрасов, а Галка с Шурочкой улеглись на одеялах.  Трактор задребезжал, взревел и медленно тронулся.  Галка скомандовала:
- Девчонки, запевай! 
Зинка с Нинкой бодро заголосили: «Вместе весело шагать по просторам...»  Трактор заглушал их голоса, но было почему-то очень весело. Галка беззаботно думала: «Наплевать! Пусть бизнес развалился, но мы нашли такое замечательное место для отдыха!»  Шурочкины мысли были в том же русле: «Подумаешь - залезла в долги, зато все отдохнут, наедятся свежих фруктов-овощей.  Вот и Лизу выручу, а то бы мучилась в Салехарде месяца два со своей сенной лихорадкой».
Александры пребывала не в самой прекрасной поре своей жизни.  Её недолгое замужество подходило к финалу. Постоянные пьянки, загулы и враньё мужа перестали быть драмой, как случалось в первые годы жизни.  Шурочке не обращала внимания: приходил ли он ночевать домой или оставался у одной из коллег после бурной пьянки…  Для семилетней Нины она всегда придумывала легенду: папа уехал в командировку, может остался работать в ночную смену.  Зачем травмировать ребёнка? Пусть хотя бы она испытывает счастье в их непрочной семье. Обо всём этом не хотелось сейчас думать, но необходимость разложить по полочкам финал драмы, понять для самой себя – достаточно ли она сделано, чтобы  муж вышел из подростково-буйного состояния вечных пьяных праздников. Казалось, за долгие восемь с половиной лет, она перепробовала многое: и кодировки, и бабок-знахарок, и придумывала для него всякие увлекательные хобби, и пыталась привлечь к воспитанию ребёнка, но только одна пламенная страсть-болезнь пожирала её Лёлика. Он мучился в дни принудительной трезвости, а она погибала в счастливо-беззаботные месяцы его беспробудного пьянства.
- Ладно, хватит душу надрывать, - подумала Александра  по-бабьи. – С такой жизнью я  остаток своей молодости загублю и Ниночкино будущее.  Не смогу я год за годом скрывать от неё нашу настоящую жизнь.  Да она и сама догадывается.  Спросила не так давно: «Мама, а что наш папа, на самом деле, пьяница?»  Я тогда  отрицательно покачала головой, прижав крепко к себе, подумала: «Рано, рано тебе, дочка, задавать такие вопросы».
Девчонки по-прежнему истошно голосили. Трактор подбирался к воротам усадьбы. Пожалуй, ворота да высоченная ограда вокруг дома были «коньком» в этой торговой сделке.  Любопытных в Дьяковке хватало.  Не особо интенсивная жизнь заставляла селян обогащаться впечатлениями путём обсуждения житья-бытья соседей. А тут ещё хлеще: в деревне поселились не просто городские жители из своей же области, а залётные северяне, в большинстве своём - одинокие женщины.
- Ты, глянь, Михайловна, - на следующий день приметила соседка из дома напротив, - их двое, а мужик один!  И что это они с ним делают?
В это время сёстры шли по улице и досужая Петровна, приветливо помахав рукой, предложила:
- Приходите, девоньки, молочко покупать.  Оно у моей коровки очень даже жирненькое!
- О нас судачат, - догадалась Галка, изучившая деревенские нравы.

Слухи долго не засиделись во дворах Петровны и Михайловны.  Они вырвались на просторы, дополнились, разрослись на курской благодатной почве стремительнее любой огородной культуры.
- У этих что ли? Один муж на двоих? – шипели им в спину.
- Ну да!  И дети от него!
- Да ты что? А я смотрю – уж шибко друг на дружку похожи.
Девчонки же, вопреки молве, выглядели настолько разными, даже на двоюродных тянули с трудом.  Зина - белокурая с зелёно-серыми глазами, круглым личиком и фигуркой пупсика.  Нина - не по годам высокая, несуразно- длинная.  Её бледное и летом лицо обрамляли милые каштановые кудряшки, а карие большие глаза так часто были задумчивы. В ней с трудом угадывалась девочка семи лет.
В подобных полуосадных условиях ворота и крепкая калитка служили  первой необходимостью.  Но и через это крепостное сооружение дьяковцы умудрялись узнавать новости с обратной стороны двора.  Как только - чихающая, со слезящимися глазами, красными от сенной лихорадки, заложенным носом - Елизавета ступила на двор усадьбы Галиксандрина, соседка тут же постучала в калитку. Не дожидаясь ответа, просунула маленькую головку в платочке с довольно большим и облупленным от вечной работы на огороде носом и беззастенчиво спросила:
- Сестра-то как, одна или с хозяином приехала?
- Да одна она, одна! – не удержалась Галина от слегка грубоватого тона. –  Хозяин её дома, на севере, деньги зарабатывает, - приврала она.
- Да как же так? Одна сестра без хозяина, теперь другая, - посочувствовала сердобольная соседка. – Мальчик тоже её? –  она кивнула в сторону стоявшего рядом с матерью долговязого Николки.
- И мальчик её, и хозяин дома!  Ещё вопросы будут? -  снова не выдержала Галина.
Петровна проглотив следующий вопрос быстро закрыла калитку. А исчезнув  тут же поспешила на соседний двор со «свеженькими» новостями.
Лизавета, не знакомая с местными нравами, прогнусавила:
- Девочки, а что это было?  Почему, собственно, она интересуется моей жизнью?
- Привыкай, привыкай, Лизонька. Это не северная независимость, - посоветовала Галка. – Здесь о тебе соседка знает больше, чем ты сама.  Такого скоро наслушаешься о своей особе! Ты  первое время  с трудом будешь верить.
- Ладно, девчонки. Всё это ерунда!  Главное – мы вместе, а ещё: лето, воздух, речка, вкуснющее молоко, фрукты-овощи копеечные... Получайте удовольствие! – как- то беззаботно произнесла Александра.
Они, сцепив руки, закружились по двору, засмеялись. Стремительно подскочили Нинка с Зинкой и Николкой. Запрыгали вокруг веселящихся мам, радуясь их непонятному счастью, заглядывали им в глаза, смеялись вместе с ними. Услышавшая смех и шум Петровна вернулась с полдороги и плотно прижав зоркий глаз к маленькой щёлочке, наблюдала за «сумасшедшими северными бабами и их детьми», хотя они об этом и не подозревали. Позже, описывая  сцену веселья на дворе, она то разводила руки в разные стороны, изображая как сёстры втроём «крутятся, что твоя юла по двору», то махала руками, словно крыльями, описывая стремительные движения детей.
- Точно, говорю вам, бабоньки, помешанные они, эти девки.  Последняя-то, старшая, тоже без мужика приехала.  Надо следить за ними! Просто так всё это не кончится, - сделала вывод Петровна.
И деревня Дьяковка начала пристально наблюдать за приезжими северянками.
Девчонки-сестрёнки зажили своей размеренной деревенско-отпускной жизнью. Вставали часов в девять.  Шли к Петровне за утренним молоком.  Она выносила трехлитровку свежего с желтинкой, действительно, жирного молока, и  ехидным тоном подтрунивала:
- Доброе утро, соседушка!  Я уж пол-огорода выполола.
Галина обычно беззастенчиво отвечала:
- Бог в помощь, соседушка. Каждому – своё.
Брала банку с молоком и уходила.
Петровне такой ответ не очень нравился.  Другое дело, когда приходила младшая сестра. Она застенчиво краснела, начинала оправдываться:
-  Мы вот только встали.  Вчера допоздна засиделись.
- С кем же сидели? - тут же подхватывала Петровна.
- Да так, своей компанией. В шашки играли да разговаривали.
Петровна тут же придумывала, как бы поинтересней рассказать последние новости о «диких северянках».  Александра едва успевала купить свежий хлеб в местной хлебовозке, а Петровна уже вольно интерпретировала её слова на углу, перед магазином:
- Они, видите ли, грамотные.  Они в шашки до полуночи своей компанией играют. Меня что ли за дурочку держат?  Вчера, как стемнело, слышу, около ихнего дома затарахтел мопед.  Я Зорьку пошла доить.  Ну, думаю, не упущу такого случая.  Ведро бросила... И за калитку!  Там Юрка-электрик мопед свой ставит, а к сидушке мешок с чем-то привязан. Увидел меня и заоправдывался: «Привёз тут новосёлам кое-что.  Надо же по первости людям помочь».  И шмыг в калитку.  Эх, думаю, Юрка, дурень ты, дурачок.  Своих тебе девок мало?  Лезешь к детным бабам.  Я и Зорьку управила, и поужинали с дедом, телевизор посмотрели, а они слышу - всё хохочут на дворе, да хохочут. Мы с дедом так не ржём, даже когда Петросяна смотрим.  Должно быть, Юрка им что-то заливает.  Я уже задремала, когда мопед снова завёлся.
 Бабы тут же подхватывали опасения Петровны за Юрку.  Все как одна были согласны: «Облапошат его северные девки». Хотя сами толком и не понимали - в чём оно, это «облапошивание» заключается.  Всех ждали  дома дела, но последняя новость не давала покоя, и деревенские тараторки, перебивая –друг друга повторяли:
- Вот дурачок-то - Юрка. Уж обманут, обведут они его вокруг пальца.
- Точно-точно!  Вот увидите!
В то время, как бурное обсуждение около магазина завершилось,  наши девчонки закончили завтрак и, захватив пакет с овощами,  фруктами и свежей буханкой душистого хлеба, отправились  на речку. Ребятишки бежали впереди. Елизавета, Александра и Галина брели не торопясь, тоже перебирая вечерние новости.
- Ну что, Лизонька, как тебе деревенский ухажёр? – подначивала Галка.
- С чего ты решила, что он за мной ухаживает? – парировала Лиза. – Александра помоложе меня.  Может, он ей интересуется?
- Не скажи! – запротестовала Шура. – Видела я, как он на тебя смотрит.  Весь вечер общался только с тобой: «Елизавета, а как вы думаете? Елизавета, а какое мнение у вас?»
- Да-да, я тоже заметила, - подтвердила Галка.
- Ну, хватит вам, девчонки.  Даже если я ему и понравилась!  Пусть приезжает.  Во-первых, в качестве духовно-деревенского обогащения, а во-вторых, давайте назовём его… «гуманитарная помощь» для обнищавших северян. 
На том и порешили. Младшие сёстры могли иногда подшутить над доброй, пухленькой и симпатичной Елизаветой, но спорить с ней не любили даже по мелочам, признавая авторитет её ума и интеллекта.
Вот так у Юрки-электрика появились две клички: «Гуманитарная помощь» и «Юрка-балбес».  Последней его наградила заботливая Петровна.
2.
Походы на речку были излюбленным времяпрепровождением трёх сестёр и их детей.  Сёстры научились плавать ещё в детстве, во время летних каникул.  Каждое лето они проводили на реке Дон, под Ростовом, опекаемые бабушкой и тётушкой.  Их любимая тётя Валя не была бестелесым существом; плотненькая, кругленькая, с тёмными, слегка грустными глазами. Она превращалась на три-четыре летне-осенних месяца в хлопотливую наседку. Тётя вставала с рассветом, бежала на базар, возвращалась оттуда с полными сумками всякой всячины, готовила завтрак из трёх блюд и уходила на работу в детский сад.  Вернувшись со смены, собирала свою летнюю команду, вела на речку, и там начинались уроки плавания.  На речке тётя Валя превращалась в какое-то поплавочное - в буквальном смысле - существо. Девочки с удовольствием и удивлением наблюдали, как тётушка заносит свои пухлые ручки над водой и с лёгкостью продвигается всё дальше и дальше от берега.  Показав несколько приёмов плавания, она брала одну из племянниц и учила плавать, терпеливо добиваясь результатов.  Вот так, благодаря тёте Вале, все трое полюбили плавание, речной песок и долгое лежание под тёплым южным солнцем.  Пусть сейчас это был не Дон, а Сейм, они так же беззаботно, как и в детстве, плавали наперегонки друг с другом и со своими детьми,  вставали в дружный хоровод и затевали: «Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок…»  Нинка, Зинка и Николка плескались и визжали от удовольствия. Потом все вместе выбирались на берег и, разложив общежитские простыни, как скатерть-самобранку, уплетали фрукты, овощи, свежий хлеб. Запас провианта живо уничтожался, а следом начинались игры на берегу - в города и в кино.  Так незаметно подбирался ранний вечер.  Какая-нибудь из сестёр бежала первой готовить ужин, и к приходу  проголодавшихся пляжников свежая картошечка уже кипела на плите, помидорки с огурчиками лежали в салатной миске. 
«Гуманитарная помощь», несмотря на предостережения Петровны, наезжал к ним довольно часто. Вот и в тот вечер, только сели за стол, он заскочил на огонёк.  Его добродушное, очень загорелое лицо появилось в калитке:
- Можно к вам, хозяйки, - как-то робко произнёс Юра.
- Проходи, проходи Юра, - пригласила Галка, - мы ужинать собираемся, присаживайся с нами.
Юра достал из пакета палку полукопчёной колбасы и бутылку с прозрачной, оказавшейся спиртом, жидкостью.
- Ничего себе! – произнёс Никола с совершенным восторгом. – Девчонки, смотрите – колбаса.
Дети потянулись за редким яством. Николай сразу положил на свою тарелку несколько кусков пахнущего пряностями деликатеса.  Лизавета принесла литровую банку и в ней развела спирт с яблочным сиропом. Попробовала на язык:
- Неплохой ликёрец, девочки!  Ну что, по какому поводу гуляем? – спросила она, разливая ликёр в чайные чашки.
- А повод… Какой ни на есть - самый прекрасный: лето, курское звёздное небо, счастье, семья и друзья! Лучше повода и не надо, - подсказала Александра.
Взрослые дружно подняли кружки с самодельным ликёром.  Выпили с удовольствием, потянулись к колбасе, которой оставалось всё меньше и меньше.  В основном усердствовал Никола. Долговязый, смешливый, очень себе на уме подросток. Он был  вечно голоден, несмотря на море поглощаемой пищи.  Нина и Зина любили двоюродного брата.  Если утром ему не хватало каши, то они с удовольствием подкладывали ему из своих плошек.  Никола уплетал всё «за милую душу», а потом пил чай с большим ломтем хлеба, щедро намазанным толстым слоем яблочного варенья.
Лиза пододвинула тарелку с колбасой гостю:
- Юра, закусывайте!
- Что вы, что вы! Оставьте детям! –поспешно произнёс тот.
Александра разложила всем в тарелки ещё тёплую картошку, приправила её свежим салатом.  Ели с аппетитом!  Даже Юра, привыкший к деревенскому - сытному и разносольному - ужину,  ел эту простую еду с нескрываемым удовольствием.  Он улыбался непонятно чему, смешно морщил нос, когда пил Лизин импровизированный ликёрец, а потом неожиданно выпалил:
- Хорошо с вами, девчонки. Зря наши бабы говорят, что вы «продуманные». Да вы намного проще их. Попробуй к нашим, к деревенским, вот так «запросто» ввалиться. Им ведь надо  готовиться целый день, чтобы человека на чашку чая пригласить.  По мне лучше просто, без особых церемоний. Душевней получается, - добавил он в конце.
- Уж коли мы тут заговорили о душевности, давайте-ка, девоньки, споём гостю нашу – коронную, - предложили Галка.
Никто не стал ломаться. Девчонки запели. Здесь явно лидировала Александра. Голос у неё был не очень сильный, но какой-то глубокий.  Он рождался в  груди и изливался так свободно и естественно. Шурка пела без всякого напряжения, с таким удовольствием, что хотелось не просто слушать, но и смотреть на неё. Не отрываясь! Её слегка курносое, круглое, хорошенькое личико преображалось,  озарялось  внутренним песенным светом.  Лиза и Галка следовали за её голосом.  Елизавета пела вторым, а Галка, как и Шурочка, первым.  Юрка от удивления затаил дыхание:  «Ле-тят у-у-тки, ле-тят у-у-тки и-и два-а гу-ся...» Песня сначала заполнила Юркину душу, потом поплыла по тёмному низкому небу, выходя за калитку и отдавая эхом в соседних дворах. Там, вероятно, тоже поразились долетавшему невесть откуда напеву, ведь дьковцы просто так, без повода, в будний вечер не пели.  Песня была простая, но, в то же время, тёплая и такая задушевная, что Юрке самому захотелось быть милым, которого ждут и встречают в этом доме.  Он уже  представил - как  стучит в стену, а Елизавета в наброшенном на плечи пёстром платке выходит встретить его за ворота. Юре хотелось слушать бесконечно, так нереально-уютно было жить там, в лирическом выдуманном мире.    Когда же девчонки завершили пение, то гость не знал что и делать.  «Похвалить их, - подумал Юрка, - значит ничего не сказать.  Совсем не тот момент для похвалы». Тогда он встал и тихо произнёс:
- Я, наверно, пойду домой.
После памятного застолья Юра стал приезжать почти каждый вечер. Он всегда что-нибудь подбрасывал к их скромному рациону; то мешок кукурузы, то корзину огурцов, а то и ящик сладких мясистых помидоров, которые, похоже, лучше всего росли на курских чернозёмах.  Для сестёр уже не было секретом, из-за кого Юра тратит бензин и время; да ещё такую уйму продуктов поставляет. Только Елизавета старалась выглядеть равнодушной, словно к ней Юркины визиты не имеют никакого отношения.  Она держалась вежливо и ровно, даже как-то прогулялась вечером до речки, где они сидели и слушали курских закатных соловьёв.  Когда же парочка вернулась обратно, то на Юрином лице сквозило блаженство счастья вполне состоявшейся жизни.  После ухода гостя сёстры начали приставать к Елизавете:
- Неужели так и не поцеловались?  Лизка, ты дурная!  Под курских соловьёв только блаженный не целуется.
Лизка улыбнулась:
- Да Юра сам блаженный. Он три раза меня спросил, можно ли ему присесть рядом со мной на собственный пиджак.
- Я-то думала, все деревенские ребята шустрые, вроде того, что предложил Александре скамейку в обмен на секс.
Девчонки начали громко смеяться и вспоминать, как два дня назад один из местных «ухарей», подсев к ним на пляже, предложил помощь:
- Слышал, вы новосёлы северные. Не стесняйтесь, девушки!  Если что: я всегда готов помочь... Там дров наколоть или траву обкосить, а то - и по плотницкому делу могу.
- Девочки, а нам скамейка как раз нужна, - догадалась Александра.
- Ну, скамейка - дело серьёзное, - задумался парень. – За скамейку расчёт нужен.
- Если не очень дорого, так мы и заплатим, - заверила Галина.
- Да мне... Того... Деньги не нужны.  Вот если бы раздеться да пообниматься… Да ещё там чего... Так я не против.  И скамейку обязательно сделаю.
Он произнёс всё так наивно-доверчиво. Девчонки сначала не поняли, о чём идёт речь.  Первой опомнилась Галка:
- Так ты что, в обмен на скамейку секс хочешь получить?
- Ну да, ведь Юрка-то к вам ездит!
- Ах, вот оно что!  Знаешь ли ты, что он нам друг? -  выпалила Александра.
- Так и я хочу быть другом, - поспешил уверить парень, назвавшийся Вовиком.
- Знаешь что, Вовик? Катись-ка ты подальше! – разозлилась Галка. – Таких «за скамейку» здесь, на пляже, каждый второй, а нас только трое.
Она подошла и слегка толкнула обидчика. Он встал, очевидно, догадавшись, насколько неверно повёл разговор.  «Как же Юрка подкатил к таким классным девчонкам, -  думал озадаченный Вовчик. – Я его завтра спрошу. Через него, возможно, и зазнакомиться будет легче».
Но как не просил и каких только обещаний не давал Вовчик, Юра даже не намекнул о нём сёстрам. Он гордился эксклюзивной дружбой и совсем перестал прислушиваться к гулу деревни об отношениях с «северными вертихвостками».  Так их назвала Петровна, и деревня тут же подхватила.  Петровна, безусловно, лидеровала во всех новостях из северной усадьбы.  Даже о приезде подруги детства – Анастасии - соседка  узнала раньше старшей сестры.  Она-то и сообщила подъехавшей на велосипеде Лизе эту новость.
- Слышь, соседушка, гостья к вам едет. Она-то как? Замужняя аль одинокая?  С ребёнком, небось, тоже?
Лиза только пожала плечами, хотя очень хотелось съязвить: «Если та, о которой я думаю, то почти одинокая и будет четвёртой женой нашему Павлу».  Но, прикусив язык, она нырнула в ворота, где Галка с Шурочкой подтвердили только что услышанную новость.
- Во даёт, сарафанное радио! - удивлялась Александра. – И как только эти женщины всё успевают: и дом, и огород, и накормить животину? И ещё собрать, обработать и разнести новости…
- Шурочка, ты забыла: они не лежат на пляже по полдня, и утро у них начинается в пять, а не в девять или десять.  Ты попробуй подняться хоть раз на четыре-пять часов раньше и сразу же научишься распространять отредактированные новости по деревне, - резюмировала всезнающая Галка.
- Да ладно, девоньки, давайте лучше порадуемся, ведь к нам едет не только подруга, но и повар-золотые руки, а значит – наше питание улучшится, расходы - уменьшатся, а времени для пляжной жизни- прибавится, - подбодрила сестёр Елизавета.
Девчонки разговаривали, а на противоположной стороне дороги всё ещё стояла любопытная Петровна. Благо, ветер дул в её сторону.

3.
На следующий день сёстры встретили Настю. Она приехала с Ванюшкой, голубоглазым двенадцатилетним мальчуганом, как две капли воды похожим на мать. Настина жизнь со вторым мужем совсем не ладилась. Встретились они на севере, в Лабытнангах, через три года после смерти первого Настиного мужа, её второй половинки. Что было делать?  Сама ещё молодая, а на руках трое пацанов. Он, Василь, залился соловьём почти с первого свидания:
- Ласточка ты моя!  Всю жизнь такую искал и вот где нашёл – на краю света.  Да я же тебя на руках носить буду. Дети твои родными мне станут.
Насте бы надо насторожиться -  не везёт в жизни дважды подряд.  Ей, дурёхе, снова захотелось поверить в сказку. И поверила.  Увёз  её Василь  на Украину.  Всё, что нажили с первым мужем, тоже улетело туда.  Когда построили крепкий кирпичный дом и записали на Василя, тут-то Настюха и узнала меру его любви.  Бил он её, из дома выгонял,  девок молодых приводил, сыновей каждым куском попрекал.  Весёлая и работящая Настя стала быстро стареть.  Подошла как-то к зеркалу и себя не узнала.  «Да что я? Жизнь снова не построю?  Пусть он подавится всем!  Я больше терпеть не стану!»  Повезла ребятишек к матери в Салехард, там и узнала, что подруги детства уехали на лето в деревню под Курск. Быстро прикинула: «Почему бы и мне счастья не попытать?»  Имелась у неё небольшая денежная заначка, и мать немного подкинула.  Решила: «Поеду. Может быть, домик там недорогой куплю. На земле уж как-нибудь прокормимся».
В этот вечер четыре молодые женщины сидели до самой ночи под звёздным небом, рассуждали о судьбе, о салехардском детстве, о будущем.
С приездом Насти ситуация с питанием и впрямь улучшилась.  Сметливая Настёна быстрёхонько сложила печку во дворе.  Кирпичи от старой разобранной печи ей дала соседка, тётя Люба - женщина добрая, работящая и редко слушающая сплетни. Настя, как женщина хозяйственная, сразу нашла общий язык с тётей Любой, подсказавшей, - где можно взять глину для кладки печи.  Вместо трубы Настя приспособила старое оцинкованное ведро, предварительно выбив протекающее дно. Опробовали печку на следующий день. И работа нового шеф-повара закипела.  Каждое утро готовилась большая кастрюля пахнущей дымком овсяной, манной, гречневой или пшённой каши.  На обед обычно варили большое ведро овощного супа.  Благо, овощи на базаре стоили копейки.  Иногда соседи подбрасывали излишки со своих огородов.  Да и Галкина делянка тоже плодоносила.  Супы заправляли свежей и густой дьяковской сметаной. Ели разнообразные салаты, приправленные пахучим маслом, производимым на ближней маслобойке. Свежая - отварная и запечённая - картошечка, ноздреватый утренний хлеб; и все были сыты, довольны и энергичны от обилия простой деревенской пищи.
Тётя Люба как-то принесла ведро яблок из собственного сада, и когда все стали благодарить, посоветовала:
- Вы бы, девоньки, разворачивались побыстрей, да сбегали в заброшенный колхозный сад.  Там этих яблок нынче видимо-невидимо!
- Да разве можно просто так? В колхозный сад? – удивилась Лиза.
- Нечто ты не слышишь? Сад-то заброшенный, бесхозный значит. Никто его не охраняет. Там вся деревня пасётся, у кого своих яблок нет.
На следующий день вся команда в составе восьми человек отправилась в заброшенный колхозный сад.  На всякий случай Александра заглянула к Петровне проверить, - точно ли сад безхозный.  Петровна подтвердила, добавив:
- Правильно, что за яблоками собрались.  Всё лучше, чем на речке болтаться целыми днями да по пивным шататься.
Александра только и сказала - «спасибо», пропустив мимо ушей комментарий о пивной. Кстати, туда они зашли единственный раз, а после этого вся деревня гудела:
- Во бесстыжие северные бабы!  Спровадят единственного мужика на работу, а сами шмыг - в пивную.
Конечно, тут же доложили Павлу. Он, в свою очередь, прочитал  лекцию Галке:
- Гал, ну сколько раз тебе говорить?  Хочешь пива – скажи мне.  Я куплю, и никто сплетничать не станет, что у меня в доме беспутные бабы. Ну не принято здесь женщинам ходить в подобные заведения. Это дома любая деревенская женщина может выпить литр самогонки и будет святой по сравнению с тобой, пропустившей стаканчик в пивнушке.
- Паш, ну просто сходили для изучения дьяковских нравов.  Да и девчонки давно собирались осмотреть эту местную достопримечательность, - возразила Галина.
Да! Деревенская пивнуха явно тянула на достопримечательность. Туда забегали, заходили, забредали, заворачивали мужчины всех возрастов и сословий деревни Дьяковка. Здесь все были на равных: тракторист и председатель колхоза.  Мужики пили из одинаковых пол-литровых банок и закусывали пересоленной и пересушенной воблой.  Иногда приносили с собой раков, стараясь угостить друг друга, но женщин в это мужское пивное братство не допускали, и когда четыре северянки очень смело, без всякой оглядки, зашли в пивную, обитатели растерялись.  Галка, не стушовавшись, запросто подошла к прилавку и, как заправский посетитель, спокойно заказала:
- А ну, Антоновна, плесни-ка нам четыре баночки пива.
Антоновна, потерявшая дар речи и возможность «разливать», смотрела на мужиков, как бы спрашивая: «Ребята, мне то что делать?»  Немая сцена длилась бы ещё дольше, но самый главный завсегдатай, Иван Кальяныч, произнёс разрешительным тоном:
- Ладно, Антоновна, побалуй северянок.  Они, небось, такого пивка отродясь не пробовали.  Ну-ка, мужики, - расчистите стол для дамочек.
С одного из столов полетела рыбная шелуха.  Тут же появились четыре больших рака, и девчонки начали пировать. Пиво отличалось не только вкусом, но исключительной свежестью, прохладненькое, с пенной шапочкой на макушке оно приятно щекотало горло и охлаждало тело.  Девчонки с удовольствием потягивали коричневатую, слегка терпкую жидкость из поллитровых банок, закусывали свежими раками, а мужики, перестав материться, прислушались, о чём же говорят «залётные пташки».  Так их окрестил тот же Иван Кальяныч.  Северянки просто хвалили вкус местного пива, удивлялись кривизне полов в пивной, строя догадки, - сколько же лет зданию с такой перекособоченной поверхностью.  В общем, вели разговоры не для «ушей шпионов».
После первого и единственного посещения сельского злачного заведения дело с походами в пивную для них стало закрытым.  Все пообещали Павлу - больше туда не ходить. И дорожка в сад осталась для девчонок и их детей новым, пусть и маленьким, приключением.  До заброшенного сада добрались быстро, только раза два по пути спросили, - в том ли направлении идут.  Оказалось, в том.  На самой обочине дороги уже начинали прорисововаться яблоневые деревья.  Нинка, Зинка и Николка никогда не видели такого обилия яблок.  Ванюшка, поживший на Украине, смотрел на усыпанные яблоневые деревья вполне спокойно. Дети стремглав бросились собирать яблоки, Лизе даже пришлось их остановить:
- Подождите немного.  Давайте хоть от дороги отойдём.  Там и яблоки будут чище.
Ребятишки устремились вглубь сада, обгоняя друг друга, и чем дальше они заходили, тем больше становилось яблок. Разнообразие сортов всех удивляло. Знающая Настёна называла некоторые из них, но для закоренелых северян они делились на: жёлтые, красные, розовые, жёлто-красные, зелёные, а ещё сладкие, кислые и кисло-сладкие.  Дети снимали их с деревьев, подбирали с земли самые лучшие.  Они делали это увлечённо, почти с упоением и взрослой команде оставалось лишь упаковывать этот набор ароматов и пестроты по сумкам. Даже когда вся тара заполнилась, дети продолжали приносить яблоки, упрашивая взрослых:
- А вот это самое лучшее, такое ароматное яблочко! Давайте и его возьмём!
Дотащились еле-еле.  Зато и наготовила Настёна-повариха из яблок всяких - украинских,  молдавских, русских - блюд.  Тут были и плацинды, и вертуты, и блинчики с яблоками, и яблочное варенье к чаю, и компот из яблок с мятой, и запеченные яблоки с творогом,  и запеченные с сахаром.  Когда вдоволь наелись яблок, начали сушить «в зиму».  Даже Петровна зауважала северных бабёнок.  Рассказывала местным около клуба:
- Заглянула я в щёлочку в ограде: они все сидят и яблоки режут на сушку.  Даже дети - и те работают.  Так уже и крышу подвала всю яблоками устелили, и на сарае - полно, скоро на дом начнут раскладывать. Странные они всё-таки; то на речке сидели целыми днями, а теперь из сада не вылезают.  Всё яблоки таскают да сушат. И варят всё только из яблок.
- Хватит заливать, Петровна.  Оставь бабёнок в покое, - попыталась угомонить всезнайку тётя Люба. – Живут как могут. Тебе всё неладно.
- Да как неладно? Я и говорю: молодцы, девчонки - таскают яблоки с колхозного сада.  Правда, времени для речки у них мало остаётся.
 Петровна, поджав недовольно губы, попылила к дому. Она ещё слышала, как Любка плела небылицы бабам, а те удивлялись.  «Уж завтра я высмотрю что-нибудь эдакое! – мыслила Петровна. – Любке и во сне такое не привидится.  Она начала обдумывать следующую интригу. Новости о Юрке-балбесе никого больше не удивляли.
В это же время девчонки спокойно завершали нарезку последнего ведра яблок и собирались идти на поиски дома для Настюхи.  К счастью, Петровна ничего не знала об этом мероприятии.
Домов на продажеу в Дьяковке имелось  немного.  Ещё меньше - тех, которые Настя могла себе позволить.  Предполагалось посмотреть три дома.  Самый дорогой из них находился на центральной улице, недалеко от почты и базара, да и магазинчик продуктовый рядом.  Дом выглядел, как новенький: с просторной горницей и  большой кухней, крепкой, хорошо сложенной печькой, холодными сенями, высоким цементным крыльцом, летней кухней во дворе, хозпостройкам. Планировали всё надолго, но хозяин умер, а престарелую мать дети увезли в город.  И теперь дом искал новых хозяев.  Насте очень понравилось, особенно - большой кирпичный подвал, ухоженный фруктовый сад и огромный надел земли.
- Ну что, Настёна, - спросила Елизавета, – нравится?
- Очень! – призналась Настя, - но по деньгам не вытяну.
Посмотрели второй дом, третий. Настя решила остановиться на последнем.  И хотя девчонки её отговаривали, она оставалась непреклонна:
- Подумаешь, рядом с кладбищем!  Я покойников не боюсь. Зато цена подходящая. Да и дом самый большой.  У мальчишек своя комната будет.
- Ведь пацаны испугаются, – забеспокоилась Шура.
- Ваня, иди сюда, - позвала Настя. – Ты хочешь, чтобы мы этот дом купили?
Сын по-взрослому посмотрел на мать и серьёзно произнёс:
- Я согласен, но решать тебе, мам.
- А что с кладбищем рядом – ничего? – настаивала Настя.
Ваня пожал плечами и ответил:
- Самое главное нам жить будет где, - и поспешил обратно к ребятишкам.
Елизавета даже прослезилась:
- Да ведь он у тебя как настоящий мужик рассуждает.
Настя пригорюнилась:
- Настрадался, бедный, из-за мамкиной доверчивости!
-Ладно, не кори себя, Настюха.  Теперь всё пойдёт по-другому.
Настя договорилась с продавцом дома и на следующий день оформила купчую.  Новости по деревне понеслись тотчас.
- Эти северные пройдохи хотят все дешёвые дома в деревне скупить, - твердила возле магазина неугомонная Петровна.
Иван же Кальяныч, проходивший мимо, бросил в сторону знаменитой деревенской сплетницы:
- Оставь ты «залётных пташек» в покое. Что они тебе сделали?  Купили два домишка.  Так и москвичи покупают; и наши,  курские, тоже берут  под дачи.  Дались тебе девки!
- Ты ещё увидишь, Кальяныч, - не унималась Петровна. – Они уедут к себе, на Ямал (так что ли они местечко своё называют?), а там в три раза дороже продадут наши домики.
- Ну и что?  Тебе-то какое дело?  Твой дом никто не продаёт.
Иван Кальяныч поспешил в пивную, а Петровна ещё долго рассказывала то одной, то другой порции слушателей, как она раскусила «северных пройдох».
- Этот бизнес ихний надо прекращать, - говорила она озабоченно, - иначе - облапошат эти девки всю деревню.
Вопреки предупреждениям Петровны, дьковцы зауважали северянок.  Во-первых, они становились «своими», во-вторых, у них явно имелись деньги.  А то, что девчонки хитрят и не выставляют напоказ свои средства для деревенских, было делом вполне нормальным.  С ними стали всё чаще и чаще здороваться.  Несколько раз соседки из дальних домов приносили большие миски овощей, как повод для знакомства.  Соседи Анастасии на новоселье устроили такой тёплый приём, что та перестала сомневаться в правильности принятого решения.
На Петровнины сплетни не обращали внимания. Она как-то сразу потухла и целыми днями вкалывала в огороде, а когда северянки приходили за молоком, то наливала трёхлитровку с щедрой горочкой.  Соседушка перестала выпытывать у девчонок новости и напрочь открестилась от того, что прозвала Юрку балбесом, а северянок - вертихвостками.  Даже по Петровниным понятиям, они вдруг стали работящими, предприимчивыми женщинами, хорошими матерями и вполне сносными хозяйками.
- Ребятишки-то у них какие уважительные, - всё чаще и чаще повторяла Петровна своим верным слушателям. – Ведь никогда просто так не скажут «здрасьте», а уж обязательно: «Здравствуйте, Аграфена Петровна!»  Вот так-то, бабоньки, детей надо воспитывать!
Дьковские женщины лишь улыбались ей вслед. Никто не хотел  попасть к Петровне на язычок, - сейчас возможность открылась для каждого. Аграфена явно загрустила и подыскивала кандидатов.
Лето подходило к концу. У Елизаветы совсем прошла сенная лихорадка, но Юра последнее время стал заезжать редко.  Уже дней десять он не приглашал Елизавету послушать соловьёв. Вчера Петровна по секрету сообщила Галке, что его видели на речке с Маринкой Скороспеловой.  Александру ждали на работе.  Там, по слухам, даже ожидалась прибавка зарплаты. Занятия сельским хозяйством снова откладывалось на неопределённый срок. О разводе пока не хотелось и думать, и она откладывала решительный момент. Павел завершил работу своего горе-предприятия и даже умудрился рассчитаться с рабочими. В рассчёт пошли остатки прогоревшего производства, ведь наличных денег не осталось.  Неизбалованные дьяковские мужики радовались и этому.
Сёстры с детворой по-прежнему ходили на речку. Настя присоединялась к ним редко. Она с головой ушла в обустройство нового хозяйства. Ванюшка помогал ей как настоящий мужик, и когда Николка, Нина и Зина звали его поиграть, серьёзно отвечал:
-Я маме помогаю!
На речке началась самая настоящая «рачья страда». Сёстры покупали ведро раков у местных мальчишек буквально за копейки, тут же, на берегу, разводили костёр и варили их в большом походном котелке. Теперь и Павел присоединился к ним, и все кавалеры «со скамейками» обходили сестрёнок стороной.
Последний вечер дружною гурьбой сидели во дворе.  Павел, наконец-то, протянул лампочку над большим дворовым столом.  Пригласили Аграфену Петровну, бывшую хозяйку дома тётю Марусю, тётю Любу, пришли Юра с Маринкой, Вовик.  Последний, как бы оправдываясь по поводу своего визита, поставил рядом со столом новую скамейку, сам намерился сразу же уйти, но сёстры его задержали, усадив между Петровной и тётей Любой. Настёна в этот день превзошла себя.  Стол просто ломился от яств.  Елизавета сделала наливку с яблочным сиропом, - как в то памятное застолье.  Первой заговорила Аграфена Петровна:
- Скучной без вас зима покажется, девоньки. Попривыкла я уже.  Это поначалу вы мне странными казались, а теперь... Свои, родные.  Приезжайте на следующее лето.  Буду вас ждать!
Потом что-то говорила тётя Люба, а расчувствовашийся Вовик назвал их «классными девчонками». Тут неожиданно погас свет, и курское небо темное, теплое и низкое опустилось до самой крыши.  Звёзды висели почти над головой - такие крупные, как яблоки в заброшенном колхозном саду. Одна из них дрогнула и медленно поплыла вниз, потом вторая, третья и четвёртая.
- Фантастика какая-то! – шептал изумленный Юрка. - Загадывайте желания! Быстрее!
Четыре пары глаз с надеждой смотрели вверх. Все смолкли и напряженно, не отрывая взгляда, следили за девчонками. И только по лицу встрепенувшейся Петровны блуждала странная улыбка.

г. Ростов, 2014 год