Нас утро встречает прохладой...

Пожалуй, нет в нашей стране взрослого образованного человека, не слышавшего когда-либо такие строки, звучащие в виде лёгкого и стремительного марша Дмитрия Шостаковича:

«Нас утро встречает прохладой,
  Нас ветром встречает река.
  Кудрявая, что ж ты не рада
  Весёлому пенью гудка?..»
И далее, припев:
«Не спи, вставай, кудрявая,
 В цехах звеня,
 Страна встает со славою
 На встречу дня!»

Не правда ли, чудесные стихи, написанные под звонкую оптимистическую мелодию, будто вылетающие прямо из сердца молодого человека, сообщающего всему миру, как о своей личной радости, так и о радости общей?
Интересно, что песня эта была написана к фильму «Встречный», теперь уже, несомненно, забытому, и вышедшему ещё в 1932, где режиссёрами были классики отечественного кино - Фридрих Эрмлер и Сергей Юткевич. И сюжет в нём достаточно типичный для фильмов на индустриальную тематику тех лет. То есть речь там ведётся о встречном плане, выдвинутом одним из ленинградских заводов о производстве мощной турбины в кратчайшие сроки.

В общем, сюжет завораживает, не правда ли?
А интрига заключается в том, что старый мастер Семён Бабченко, имеющий пагубную привычку - употреблять с утра стопку водки, запарывает важную деталь турбины. Затем, правда, от привычки своей на время отказывается, изготавливает деталь новую, но подводит прогнувшаяся станина старого станка, и снова получается брак.
Тем не менее, на помощь старому мастеру приходят производственники новой волны – секретарь парткома Вася, начальник цеха Павел, трезвый во всех отношениях рабочий Чуточкин и позитивный советский инженер Лазарев, противопоставляемый негативному инженеру Скворцову, знавшему о неправильных чертежах турбины, но никого об этом не предупредившего в силу ненавистных эмоций к советской власти.

Вот, что рассказывает нам о сюжете этого фильма первоисточник.
«Годы первой пятилетки. Коллектив одного из ленинградских заводов выдвигает встречный план, согласно которому завод должен выпустить новую мощную турбину. Обточка одной из важнейших деталей турбины поручена старому мастеру Семену Ивановичу Бабченко.
Завод торжественно отмечает выполнение задания сменой Бабченко. Внезапно начальник цеха Павел объявляет, что деталь "запорота". Сказалась пагубная привычка Семена Ивановича к своей "законной" стопке водки.
На всю жизнь запомнилось следующее утро его жене Бабчихе: впервые за много лет Семен Иванович отодвинул от себя водку. Вскоре смена Бабченко изготовляет новую деталь. И вновь она оказывается непригодной. На этот раз прогнувшаяся станина станка стала причиной брака.

Секретарь парткома Вася собирает экстренное совещание. На совещании появляется беспартийный Бабченко. Он пьян, в руках у него черное "знамя позора", сорванное мастером со своего станка.
Поздно вечером на квартиру Семена Ивановича приходит секретарь парткома. Он ждет помощи от старых рабочих, заводской гвардии. Старики во главе с Бабченко находят заброшенный станок и под руководством опытного специалиста инженера Лазарева приводят его в порядок. Казалось, встречный план будет выполнен в срок. Но новая трудность встала на пути заводского коллектива.
 Рабочий Чуточкин случайно находит в чертежах турбины ошибку. Её давно обнаружил, но пытался скрыть инженер Скворцов, затаивший злобу на Советскую власть. Выполнение плана снова под угрозой. Смелое конструктивное предложение начальника цеха Павла позволяет заводскому коллективу преодолеть и эту трудность.
 Турбина изготовлена. Она успешно проходит контрольные испытания. На квартире Бабченко его друзья и товарищи по работе празднуют выполнение встречного плана».

В общем, одно из дебютных, так сказать, советских кинополотен, воспевших впоследствии на все лады романтику прокатного стана. И, конечно же, не обошедшее стороной «коварные происки врагов».
И вот, тем не менее, в последующие годы фильм оказывается едва ли не под запретом.

«И радость никак не запрятать,
 Когда барабанщики бьют.
 За нами идут октябрята
 Картавые песни поют.

Отважные, картавые
 Идут, звеня.
 Страна встает со славою
 Навстречу дня».

Так почему же эта картина оказалась тогда под запретом? Зададимся сегодня мы вопросом. А всё дело в том, что автора этих чудесных стихов к песне, звали Борис Корнилов. Известный в тридцатые годы поэт.
Говорят, лютый был гуляка и пьяница, этот Боря, что не мешало ему состоять в членах ЦК ВЛКСМ. Плюс ко всему, приятельствовал с Алексеем Толстым.
А мне нравятся такие его стихи:

"Гуси-лебеди улетели,
Чуть касаясь крылом воды,
Плакать девушки захотели
От не ясной ещё беды...

... Я свою называю куклой,
Брови выщипаны у ней,
Губы крашены спелой клюквой,
А глаза - синевы синей..."

Не правда ли, есть в этом во всём, какая-то есенинская мощь? Да и ясно, кому они посвящены. Ольге Берггольц, его первой жене, и главной, наверное, любви.

В ресторане Дома писателя на улице Воинова (в настоящее время, да и до революции, улица Шпалерная), он как-то отдыхал с приятелем, который познакомил его с одной шикарной балериной из Михайловского театра.
Боря был на хорошей метле, и балерине это обстоятельство страшно не понравилось. Возникла ссора, перешедшая в склоку, и закончившаяся выдворением поэта из покоев престижного по тем временам, кабака.

Короче, выволокли его за шиворот вышибалы, да ещё и пинка дали так, что полчаса организм свой в единое целое собирал он по булыжной мостовой.
Но затем выпрямился, выколупал камушек размером с небольшую дыньку, да и запустил оный снаряд в горящие окна писательского ресторана. Кто видел сей домик, знает, какие там шикарные окна в полстены. А в этот момент по зале шагал с подносом официантик, и угодил ему Борин камушек прямо по лбу…

Вопли, шум, гам, кровища. Собственно, поэта захомутали тут же, бдительные блюстители нравственности. И, понятное дело, отвезли в кутузку.
А, когда уж очухался Боря, то тут же и давай Алексея Толстого искать в качестве заступника.
- Что он там, говорите, натворил? - спросил у ментов пролетарский граф-писатель.
- Да по пьянке, понимаете ли, ваше сиятельство, официанта камушком угробил!
- На смерть?
- Да вроде нет, очухался уже, говорят в Мариинской больнице официантик. Но, дело это, уж будьте любезны, он просто так не оставит...
- Халуи, халдеи, ети их мать... - пробормотал граф.
- А что с вашим поэтом-есенинцем изволите делать. Отпущать, или как?
- С есенинцым, говорите?.. А, врежьте-ка ему по первое число!
Вот и врезали поэту-песеннику. Расстреляли в 38м...

А мне нравятся такие его стихи:

«У моей, у милой, у прелестной
на меня управа найдена.
Красотой душевной и телесной
издавна прославилась она.
Говорит, ругается:
- Ты шалый,
я с тобою попаду в беду,
если будешь водку пить — пожалуй,
не прощу,
пожалуй, и уйду.
Навсегда тебя я позабуду...
Я встаю.
В глазах моих темно...
— Я не буду водку пить,
не буду,
перейду на красное вино.

Или:
Маленькая рыбка,
Жареный карась,
Где твоя улыбка,
Что была вчерась?..