ЦС Святое единство 17

    И вот, злопамятная, я еду снова туда. И в голове звучит привязавшийся, о как давно приставший мотив:"
Хочу тебя забыть,
да видно не получится,
сплетаются в года
моей печали дни.
Я отдала тебе,
Америка- разлучница,
того, кого люблю-
храни его, храни...."

    Меня захлестывало девяностыми годами двадцатого века. Взамен Америки возникло:"
Зима, зима, кругом снега..."
И набатно отдалось в измученной голове:"
"...Ну а в прощении прощаются."
И вот передо мной горка для саней Мне десять лет, я только начинаю жить- я заработала вместе с бабушкой мои первые деньги!
 Бабушка вязала в артели свитера, а я пришивала пуговицы. И вот уже я тащу домой свой первый транспорт- санки.
А горка для саней упирается в стену дома. Они постоянно во что- то упирались, эти горки, то в автотрассу, то в стену, то в металлические столбы.
 Через год я долбанусь на санках в тот столб, на котором еще через семнадцать лет удавится мой дед.
Обычно на этих хреновинах сушили белье. А тогда дед еще был молод, и даже красив, и легко давил грецкие орехи одной рукой.
   А я влетела в железный столб, вынесла себе сустав на пальце, и ножик в моем кармане воткнулся мне в пах.
    И вот мне сорок лет, и я иду будто на могилу туда, где нет могилы того человека, которого я любила слишком ярко, чтоб это было возможно в реальности,и мы были слишком разные, чтоб возможно было нам встретиться, и в сознании жалобно тренькает и стремительно воет:"
деревья на ветру как вскинутые руки,
нам, женщинам земли, зачем нужна она,
свобода потерять, свобода жить в разлуке,
свообода забывать родные имена...?"
И снова страшно плачет этот замечательный человек Ирина Шведова, как тогда в девяностых, бьется в гОре, раздельно чеканя слова:"
Хочу тебя забыть, да видно не получится,
сплетаются в года моей печали дни!
Я отдала тебе, Америка- разлучница,
того, кого люблю- храни его, храни,.."

     И было во всем этом что- то странное. Что- то неправильное. Я уже однажды похоронила самоубийцу, и не меня этим пугать, не меня. Моя первая попытка была в семилетнем возрасте, вторая в восьмилетнем, третья в одиннадцать лет. Мне к сорока, и счет я потеряла.
     Ох неправда что- то с этой Америкой- разлучницей. Я привыкла смотреть и видеть. Я знала, что мне врут.
     От призрака разило насильственной смертью, этой болью причиненного зла.
Я помню как году в 2003 мы с мужем Степанчуком, первым из черной банды моих стремных мужей, шли мы по пляжу в Крыму ранним утром.
     Ногами в воде лежал парень с отрезанной головой. Можно было разглядеть перерубленные кости позвоночника.
     А вокруг него было поле смерти, поле убийства. Как будто боль материальна и может обволочь тебя ядовитой паутиной.



   Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/05/08/121