Коррекция-Глава 19-20

                Глава 19


        – Алексей, ставьте свои чемоданы в прихожую, – сказал Виктор. – Раздевайтесь, Лидочка, и проходите в комнату. Плохо, что уже конец рабочего дня, но сейчас попробуем созвониться с вашим будущим начальником. Обычно он задерживается на работе.
        Алексей помог жене и Елене снять верхнюю одежду и разделся сам. Уже снявший шубу Виктор сел на большой кожаный диван и пододвинул к себе стоявший на низком столике телефонный аппарат, после чего перелистал блокнот и быстро нашёл нужный номер.
        – Николай? Это Виктор говорит. Узнал? Хорошо, что ты на месте. Да, только что приехали. Я звоню не просто так. Тебе нужны работники? Да, нашёл ценного кадра. Служил в ВДВ, старший сержант, окончил десятилетку и умён настолько, что я сразу дал бы майора, но вы жмоты, поэтому он согласен на меньшее. Парень – кровь с молоком! Да в поезде и познакомились. Тут одна проблема. Он приехал в город с женой и пока нигде не остановился. Не хочешь, как хочешь, я тогда предложу Зайцеву. Ему нужен заместитель начальника охраны. А кто тебе такое говорил? Конечно, решай. Но сегодня ты их устрой. Если этим займусь я, ты больше его не увидишь. Не забыл мой адрес? Спасибо – это хорошо, но мало! Это уже лучше. И Катерину обязательно захватишь, а то моя по ней соскучилась. Ладно, я им скажу, чтобы ждали внизу.
        Он положил трубку на рычаг и посмотрел на Алексея.
        – Всё понял?
        – Спускаться и ждать во дворе? – спросил тот.
        – Сейчас приедет дежурная машина, и вас отвезут в общежитие для семейных сотрудников. Завтра утром за тобой зайдут и отведут куда надо, а там уже будут решать, нужен ты им такой умный или нет. Понял? Если решат, что не нужен, из общежития выселят. У них свободны только две комнаты, поэтому абы кому не дадут. Думаю, что у вас всё будет хорошо, но если нет, заходи. В охрану на любом предприятии устрою без проблем. Зарплата у них не меньше, а работа намного спокойнее, и почти на каждом заводе есть места в общежитии.

        – Товарищ директор! – в кабинет заглянул новый секретарь. – Звонили с КПП. Приехал Капустин с двумя сопровождающими. У всех документы на полный допуск. Сейчас им выписывают пропуска.
        – Хорошо, Виктор, как появятся, пусть заходят.
        Капица не долечился и чувствовал себя паршиво, а тут ещё принесло столичных визитёров. Приехавшие появились через полчаса.
        – Здравствуйте, Пётр Леонидович! – поздоровался Капустин, заходя в кабинет в сопровождении одного из своих спутников. – Познакомьтесь с Игорем Львовичем Кожиным. Это новый директор объекта. Здесь уже нет надобности в присутствии учёного вашего уровня, поэтому можете вернуться в Москву. Возьмите этот конверт, в нём перечень нескольких мест работы. В зависимости от того, что вы выберете, вам предоставят квартиру ближе к месту работы.
        – А мой прежний институт? – спросил Капица. – Его нет в вашем перечне?
        – Там другое руководство, – ответил Капустин. – Люди давно и нормально работают. Если хотите, можем создать в нём отдельную лабораторию. Прежде чем что-то решать, лучше прочесть всё, что вам предлагают. Вы неважно себя чувствуете?
        – Сильно простыл и десять дней лежал дома. Надо бы ещё полежать, но уже невмоготу. Как быстро я смогу уехать?
        – Сдадите дела и можете уезжать. Только раньше передайте своё решение. Надо ещё подготовить квартиру и помочь вам переехать. Я оставляю вам Игоря Львовича, а сам хочу встретиться с Самохиным. Не скажете, где он сейчас?
        – Он уволился и уехал вместе с женой, – ответил Капица, с интересом ожидая реакцию Капустина.
        – Как уволился? – не понял тот. – Он не мог сам ни уволиться, ни уехать!
        – Приехал подполковник из министерства с приказом и настоял, чтобы быстро оформили. После этого Самохины собрались и уехали. Мебель оставили, так что новый директор может занять их квартиру, она не меньше моей.
        – Так вот почему у вас новый секретарь! – зло сказал Капустин. – Как мне узнать фамилию этого подполковника?
        – Сходите в бюро пропусков, там должны знать. – Капица подождал, пока Капустин выйдет из кабинета и обратился к новому директору: – А вас, Игорь Львович, я сведу с главным инженером. Я почти не занимался вопросами эксплуатации, а он в курсе всех дел. Пока я ещё здесь, займите кабинет Самохина. Он был у меня одним из замов. И советую занять его квартиру. Там не только мебель, там вообще всё оставлено. Они взяли с собой только одежду, так что вселяйтесь и живите.

        – Говоришь, служил в ВДВ? – спросил полковник, разглядывая стоявшего возле стола парня. – И где конкретно?
        – Разведка, – лаконично ответил Алексей.
        – И чему тебя там научили?
        – Прежде всего – дисциплине, – позволил себе улыбнуться Алексей, – а вообще многому. Думаю, что в боевом отношении у вас для меня немного противников.
        – А если мои ребята повозят тебя носом по матам? – насмешливо сказал он.
        – Это вряд ли, товарищ полковник, – ответил Алексей. – Я был в полку одним из лучших.
        – Проверим, – сказал полковник, берясь за телефон. – Громов? Вот что, Николай, кто у тебя сейчас свободен из ребят? Мне нужно два-три человека проверить одного новичка. Утверждает, что он твоих ребят одной левой... А? Хорошо, мы сейчас спустимся.
        Он положил трубку на рычаг и поднялся из-за стола.
        – Пойдём, нас ждут в зале. Учти, у нас не любят хвастунов. Не побьют, но повозят носом по матам.
        – А если ничего не выйдет? – спросил Алексей.
        – Тогда будем разговаривать дальше.
        Разговор продолжили через полчаса в том же кабинете, только, кроме них двоих, в нём присутствовал молодой майор, который, наверное, и был Громовым.
        – Я понял, что ты не наглец и правильно себя оценил, – сказал полковник, садясь за свой стол. – Как стреляешь?
        – Снайпер, – ответил Алексей. – Профессионально могу водить все виды транспорта, только нет документов. Так что могу работать у вас шофёром.
        – Это хорошо, что у тебя нормально с юмором, только пока придержи его при себе. Что скажешь, Николай? Использовать его на обычной работе глупо, а отдать тебе нельзя. У тебя одни офицерские должности, а я не могу дать ему ничего выше старшины.
        – Ну так и дайте старшину, – посоветовал Громов, – и определите в ППС. Мы имеем право привлекать их к работе, вот и привлечём. Тебя как зовут? Алексей? Можешь позаниматься с нашими офицерами? У тебя интересный стиль боя, никогда такого не видел.
        – Могу, – согласился Алексей, – только у них должно быть желание, иначе ничего не выйдет.
        – Пришлось демонстрировать свои таланты, – говорил он жене двумя часами позже. – Почувствовал, что ещё немного – и мне укажут на дверь. Потребность в кадрах у них была, но не такая, чтобы из-за неё отдавать нам одну из двух свободных комнат, тем более не офицеру, а старшине. А в заводскую охрану идти неохота. Как тебе комната?
        – Жить можно. Хотя после нашей последней квартиры...
        – Это понятно, – согласился Алексей. – Метраж небольшой, но мебель есть и проход между ней тоже имеется. Сегодня сдвинем кровати, и я передвину стол к окну. Да, ещё поменяю замок. Коменданту об этом не скажем, но нам не нужны здесь посторонние. Так, дверь нужно уплотнять. В коридоре курит какая-то сволочь, а нам тянет дым.
        – А если попросить не курить? – спросила Лида. – Или здесь можно?
        – По идее, нельзя. Я уточню у коменданта, только большинству курильщиков плевать на правила и твои неудобства, лишь бы им было удобно. Они понимают только силу, а её нежелательно применять. Здесь почти все офицеры, а я только старшина. Рукоприкладство к старшему по званию, причём неважно, что не на службе, а в быту. Даже если не привлекут, врага себе наживёшь. А таких здесь должно быть много. И самое главное, что они все свои, а я пока чужак. Это не значит, что я буду подставлять лицо под плевки, но и сам не стану нарываться на неприятности. Тебя это не касается. Если прицепится какая-нибудь сволочь, можешь использовать всё, чему я учил. В этом случае я смогу действовать, наплевав на звания.
        Дверь приоткрылась и к ним в комнату заглянул мужчина лет сорока в гражданских штанах, майке и с дымящейся папиросой во рту.
        – Новенькие? – спросил он, выпустив в комнату клуб дыма.
        Лида, ничего не говоря, подошла к двери и резко выбросила руку, впечатав ему кулак в горло.
        – Открой, пожалуйста, форточку, – попросила она мужа, закрывая дверь. – Слушай, а он не встаёт. Я не могла его...
        – Хороший удар! – оценил Алексей. – Только бить надо было в челюсть и немного быстрей, а лучше совсем не драться.  У тебя получилось, потому что он такого не ожидал. Надо опять с тобой заняться, да пока негде. Да не бойся, живой он. Слышишь, матерится?
        – Что засунул, по тому и получил, – ответила Лида. – Мне и так было неудобно бить из-за его роста. А об его челюсть я ободрала бы себе костяшки.
        Минут пять проветривали комнату, потом из-за холода пришлось закрыть форточку. Вскоре в их дверь требовательно постучали. На стук вышел Алексей.
        – Чем обязан? – спросил он коменданта – невысокого полного мужчину с пышными усами, одетого в галифе и китель без знаков различия.
        – Откройте дверь! – потребовал тот.
        – Не могу! – развёл руками Алексей. – У вас в коридоре так накурено, что хоть вешай топор. И это зимой. Я не читал правила, но почти уверен, что ими это запрещено. А тут ещё всякие хамы без спроса лезут в нашу комнату с папиросами в зубах. Если вы пришли по поводу того, что моя жена выкинула одного такого, то она в своём праве, а он пусть делает выводы.
        – А что сделали вы?
        – А я его и пальцем не тронул, – улыбнулся Алексей, – просто не успел. Но жене сделал внушение. В следующий раз будет бить по-другому.
        – Вам надо отсюда уходить, – сказал комендант. – Это не шутки. Майору Лыкову придётся обратиться к врачу. А насчёт курения я не смогу ничего сделать. Здесь курят почти все, в том числе и женщины. Как ваша жена думает готовить на кухне, если там курят во время готовки? Будет драться с жёнами офицеров? Так они её саму отлупят. А о сегодняшнем случае я обязан доложить.
        – Слышала? – спросил Алексей, вернувшись в комнату. – Против лома нет приёма, а мы с тобой не наведём здесь свои порядки. Нужно срочно искать комнату или начинать курить. Завтра попробую что-нибудь найти. Пока обойдёмся без готовки. Здесь недалеко есть столовая, походим туда. Нам ещё не хватало драк с женщинами!
        С утра не получилось заняться поисками жилья, потому что за ним прислали дежурную машину.
        – Как это понимать, старшина? – спросил полковник. – Устраиваем драки и калечим сотрудников, которые намного старше вас по званию? Нам такие не нужны! Никакая полезность не заменит дисциплины. Что можете сказать?
        – Моё заявление к вам было ошибкой, – спокойно ответил Алексей. – Хотел максимально реализовать свои способности на пользу обществу, да, видно, зря. Считайте, что я забрал заявление. И общежитие мы вам освободим. Если не задержите, постараюсь сделать это уже сегодня.
        – Из-за чего случилась драка?
        – Я не знал, что всё общежитие курит, иначе никогда туда не вселился бы, – начал объяснять Алексей. – Мы с женой не курим и не переносим этой гадости, а там в коридорах и на кухне нечем дышать. И из-за холода толком не проветришь. А пострадавший майор влез без стука к нам в комнату с папиросой и надымил. У меня жена молодая и не всегда может сдержаться. Я просто выпер бы это хамло, тем более что на нём не было формы, а она не удержалась и врезала. Комендант мне потом сказал, что он не в силах с этим бороться и мне не советует. Совет был один – убираться оттуда в какое-нибудь другое место, что я и собрался делать с утра. Теперь нужно искать жильё. Деньги у меня пока есть, остаётся найти комнату.
        – Если всё так и было, мы не станем привлекать  её к ответственности, – сказал полковник, – но предупредите, что проявляем снисхождение в первый и в последний раз. Чтобы больше не распускала рук. С поисками комнаты поможем, только у вас уйдёт половина жалования на её оплату. На что собираетесь жить?
        – Жена отличный художник. Она не только умеет бить морды, ещё неплохо их рисует. Если не хватит денег, заработает. Я сейчас не нужен, товарищ полковник?
        – Куда торопишься? Сказал же, что найдём квартиру.
        – Жена волнуется, – объяснил Алексей, – и она голодная. Продуктов мы ещё не покупали, хотели с утра сходить в столовую, но не успели, а сама она не пойдёт.
        – Голодная жена – это страшно, – согласился полковник, – особенно такая, как твоя. Можешь идти. Машины не даю, доберёшься сам. Здесь три остановки троллейбусом.
        Лида действительно проголодалась и сильно переживала за мужа. Решив заглушить голод водой, она вышла из комнаты и прошла на кухню, в которой были две раковины для мытья посуды. На одном из трёх составленных в ряд столов стояла электроплитка, на которой жарила что-то мясное пожилая невысокая женщина.
        Лида поздоровалась и, стараясь не обращать внимания на запах, от которого рот сразу наполнился слюной, подошла к мойкам. Посуды не было, поэтому она принялась пить из-под крана.
        – Ты что делаешь, шальная? – Женщина, отставила сковородку и оттащила Лиду от воды. – Пьёшь ледяную воду! Совсем нет ума?
        – Сильно захотелось пить, – объяснила смутившаяся девушка, – а мы только вчера въехали и не успели разжиться посудой. Да и плитки, я смотрю, у всех свои.
        – Конечно, свои. А нельзя попросить? Или после вчерашнего не хочешь ни к кому обращаться? За что ты приголубила нашего майора? Неужели приставал? Раньше за ним такого не водилось. Хотя ты очень славная.
        – Не поэтому, – ответила Лида и рассказала, как было дело.
        – Только из-за папиросы? Ну и глупо! Здесь многие курят, а нравы... тоже простые. Если не хочешь, чтобы к тебе заходили без приглашения, запирай дверь. Здесь все так делают. А ты сразу драться. Он почти не мог говорить, но не пустил жену разбираться, никому не стал объяснять, и я уверена, что не жаловался. А вот комендант наверняка доложил. Получается, что ты нарушила закон и нанесла побои работнику милиции. Знаешь, что за такое бывает? Вот я и говорю, что дура! И никто здесь тебя не поймёт, все осудят, даже некурящие. Я сама не курю и не испытываю радости от табачной вони, но рук не распускаю.
        – И долго вы здесь живёте?
        – Третий год и, я надеюсь, последний. В следующем мужу обещали квартиру. Вот и терпим. Это, милая, общежитие, здесь не все под тебя, а ты под остальных должна подстраиваться. А если не можешь, тогда уходи.
        – Мы думаем уйти и снять комнату, – сказала Лида.
        – И чем будете за неё расплачиваться? Звание-то у мужа какое?
        – Обещали старшину. А деньги заработаем.
        – Детский сад, – вздохнула женщина. – Мой муж майор, и то нам накладно снимать комнату. Заработаем! Не так они просто зарабатываются! Что ты глотаешь слюну, голодная?
        – Хотели с утра пойти в столовую, а мужа срочно вызвали.
        – Горе луковое! Пойдём, угощу тебя хоть чаем с печеньем, пока твоего мужа чихвостят за вчерашние художества.
        Женщина взяла сковородку с котлетами и пошла к выходу из кухни. Жила она через две комнаты от Самохиных.
        – Садись за стол, – пригласила она Лиду, – а я сейчас схожу на кухню поставлю чайник. Что уставилась на папиросы? Не мои это, муж курит.

        – Здравствуйте, Алексей Александрович! – поздоровался Капустин.
        – Здравствуй, Яков Фёдорович, – сказал Кузнецов. – Как съездили? Есть результаты?
        – Директора заменил, а по вашему распоряжению ничего сделать не смог. Федотов в пожарном порядке отозвал Самохина в министерство. Ему тут же оформили увольнение и вывезли с женой в Кунгур на машине директора. О спешке свидетельствует ещё то, что он не стал ждать, пока оформят расчёт, и оставил в квартире не только очень качественную и дорогую мебель, но вообще всё. С собой забрал только несколько чемоданов с одеждой.
        – Вы не звонили Петру Васильевичу?
        – Я не стал беспокоить министра, послал своего человека в их кадры. Алексея уволили на основании его собственного заявления.
        – Они всех так увольняют?
        – Формально он имел право уволиться, – пожал плечами Капустин. – Я хотел поговорить с подполковником Ярцевым, которого посылали с проверкой, но он в длительной командировке.
        – Плохо! – сказал Кузнецов. – Вне всякого сомнения, Самохины люди Берии. Пока он был жив, они не хотели идти вам навстречу, а стоило ему умереть, и они тут же срываются с места, бросая всё нажитое. И похоже, что госбезопасность им помогает.
        – Мы не тронули руководство министерства после смерти Лаврентия Павловича, – со значением сказал Капустин.
        – Полагаете, он оставил им приказ на случай своей смерти? Очень похоже. Но это только подчёркивает важность Самохиных. Товарищ Сталин высоко их ценил и передал Берии, а вот Берия почему-то не захотел с нами делиться.
        – Может, не успел? – предположил Капустин. – У товарища Сталина было время. Кстати, есть один человек, который может пролить свет на причины пребывания этой семьи в Кунцево. Полковник Старостин был в то время порученцем Сталина и, по свидетельству охраны, много занимался Самохиными и близко сошёлся с Алексеем.
        – Поговорите с ним, Яков Фёдорович, – сказал Кузнецов. – Как коммунист он должен помочь. Если начнёт ссылаться на секретность, задействуем министерство. Что у нас по самому Алексею?
        – Его идеи нашли экспериментальное подтверждение, но от большинства пока мало пользы.
        – Почему? – спросил Кузнецов. – Есть причины?
        – Причина одна, – ответил Капустин, взглянув в глаза Генеральному секретарю. – По мнению физиков, мы пока не доросли до их практического применения.
        – А майор ГБ, значит, дорос? Книги, которые дали такой толчок энергетике, его?
        – Думаю, да. Он работал вместе с Гольдбергом, когда проводилось их предварительное изучение, а потом долго консультировал учёных.
        – И это при том, что он сам внешне совсем мальчишка.
        – Я считаю, что в его случае не стоит обращать внимания на внешность, – сказал Капустин. – Я несколько раз с ним разговаривал и могу утверждать, что он старше, чем выглядит. То же касается и его жены. На вид Лидии лет шестнадцать, но на должности секретаря показала себя превосходно. Она делала за Капицу всё, что не касалось науки. И по разговору она тоже гораздо старше.
        – У нас ничего нет, кроме этого полковника?
        – Есть ещё одна ниточка, – нерешительно сказал Капустин, – не знаю только, стоит ли за неё тянуть. Охрана Кунцево показала, что Самохин приехал туда вместе с сыном Сталина. И за несколько дней до этого Василий посетил отца. Если учесть, что в то время он ездил к нему не каждый месяц, это наводит на мысль, что на Сталина Алексей вышел через него.
        – Очень логичный ход, – одобрил Кузнецов. – А почему не хотите трогать Василия?
        – Он после смерти отца немного не в себе, – объяснил Капустин. – Его даже на время отстранили от командования. Полагаю, лучше вначале поработать со Старостиным, а Василия оставить на тот случай, если полковник откажется помочь.
        – А с дочерью Сталина не говорили? Она часто бывала у отца.
        – Я не хотел бы её привлекать.
        – Какие причины?
        – Она очень сдружилась с Самохиными, и, по словам одного из телохранителей, влюбилась в Алексея. Вряд ли она знает то, что нам нужно, а если что-то знает, не скажет.
        – Действуйте, Яков Фёдорович. Этот Алексей через Василия вышел на Сталина с чем-то очень важным, и это не могли быть научные книги. С ними его направили бы в Академию Наук или, скорее всего, в ведомство Абакумова. Да и Василий не мог никого привезти в Кунцево без разрешения отца. Значит, Сталина чем-то заинтересовали, да так, что он несколько месяцев держал этих Самохиных у себя. Зачем? У нас Алексей консультировал учёных, похоже, что он и на даче давал консультации. Может быть, и там были свои книги? Если это так, Сталин наверняка передал их Берии, как и всё остальное. Значит, нужно поискать ещё и в этом направлении. Но этим я озадачу Федотова.
        Этот разговор имел продолжение на следующий день.
        – По вашему лицу могу предположить, что с полковником ничего не получилось, – после обмена приветствиями сказал Кузнецов. – Ничего не знает или не стал говорить?
        – Второе. Ему, видите ли, приказал молчать сам Сталин! Заявил, что считает Самохина другом и уверен в том, что он не причинит вреда государству. Всё, что мог, он уже передал руководству страны, а если уволился и уехал, значит, были основания. И вообще, если ему доверял товарищ Сталин...
        – Новый подход имеет и недостатки, – заметил Кузнецов. – Года три назад ответ был бы другим. Сделаем так. Я договорился с Федотовым, что вас допустят к бумагам, которые были в кабинете Берии и его домашнем сейфе. Если ничего в них не найдёте, возьмёмся за Василия Сталина, а полковника оставим на крайний случай. Раз не захотел открыть добром, придётся уламывать с помощью министра.

        – Здравствуйте, Ангелина Васильевна! – поздоровался Алексей с хозяйкой дома.
        Когда он уходил на службу, она спала, поэтому они сегодня не виделись.
        – Здравствуй, Лёша, – ответила она. – Что-то ты сегодня рано вернулся.
        – Отпустили на время, – объяснил он. – Сегодня надо задержаться на службе. Лида дома?
        – Сидит в вашей комнате и рисует. Вы бы на неё подействовали, Лёша. Нельзя так мало есть и много работать! Она у вас такая худая и бледная, что прямо хочется плакать!
        – Я подействую, – пообещал он, снимая сапоги.
        Они уже три недели жили в этом доме, и он был доволен всем, за исключением удалённости от места работы и чрезмерно заботливой хозяйки, которая взялась опекать его жену. Одинокая шестидесятилетняя Ангелина Васильевна буквально влюбилась в свою постоялицу. Будучи сама полной женщиной, она считала худобу одним из смертных грехов, а стройность Лиды в её глазах ничем не отличалась от худобы. Выяснив, что девушка любит сдобу, Ангелина начала каждый день печь пирожки и угощать ими жену. На него такая забота не распространялась.
        – Ты стала быстрее работать, – сказал Алексей, заставив Лиду вздрогнуть. – Рисуешь две недели, а портрет почти готов.
        – Ты хоть бы кашлянул, – недовольно сказала она. – Подкрался и напугал. Что так рано?
        – Отпустили на тебя посмотреть, – пошутил он. – Кое-кто заболел, поэтому придётся дежурить. Позже обещали прислать машину. Можно сжевать пирожок?
        – Не перебивай аппетит. Сейчас закончу и тебя накормлю. А пирожки возьмёшь на дежурство, а то зайдёт Ангелина и будет меня потом пилить из-за того, чего я тебя ими угощаю. А портрет рисовать ещё столько же.
        – Не надумала его продавать?
        – А что ты так колотишься? У нас мало денег?
        – Нет, тут другое, – сказал Алексей, взял с тарелки пахнущий ванилью пирожок и сел так, чтобы его не застала врасплох хозяйка. – Во-первых, надо легализовать наши доходы, а во-вторых, я не хочу, чтобы ты днями напролёт смотрела на свою несостоявшуюся любовь. И если мы продадим его местным чекистам, твою работу увидят многие, а не только мы с Ангелиной.
        – Посмотрим, что получиться, и захотят ли они его брать и вешать на всеобщее обозрение. Для них лучше нарисовать Железного Феликса. Ты звонил Громаковым?
        – Позвонил, но Елена Николаевна сказала, что они не могут выбрать время. А я думаю, что баба с возу – кобыле легче. Не хотят, и не надо. Людям предлагают за так нарисовать портреты, а они кочевряжатся. Тебе же лучше. Когда-нибудь за твои работы будут драться лучшие музеи мира!
        – Потомки Капицы обогатятся, – засмеялась Лида. – И у Светланы остались два портрета. Она выклянчила твой и наверняка забрала с дачи портрет отца. Когда потеплеет, нарисую Успенский собор или хотя бы какой-нибудь вид покрасивее, а то всё творчество – одни портреты. Ладно, Берия подождёт, а ты сейчас умрёшь от голода. Иди мыть руки, а я согрею обед.
        Днём печь топилась постоянно, поэтому разогреть борщ было делом нескольких минут. Лида сидела рядом с мужем и с удовольствием смотрела на то, как он ест.
        – Что ты на меня так уставилась? Ни почавкать, ни облизать тарелку, – пошутил он.
        – Лёш, – сказала Лида, – ты не думал над тем, чтобы сделать копии книг и подбросить их кому-нибудь из правительства? Один раз печатал, почему бы не повторить?
        – А почему это так тебя беспокоит? – спросил Алексей.
        – Я подумала, что если у них будут эти книги, то, может, у меня всё-таки будет ребёнок?
        – Не хочу с этим спешить. Наберись терпения, года два-три точно пройдёт.

        – Что сказал полковник? – спросил Кузнецов.
        – После моего рассказа о разговоре с Василием Сталиным, он перестал упираться и добавил к тому, что нам известно, много интересных подробностей, – довольно сказал Капустин. – Подтвердил, что Самохины действительно пришли из будущего и сумели это доказать. И самое главное, что книга была не одна. Он точно не помнит, но их было то ли пять, то ли шесть. Самохин принёс их в виде пластинок, на которые наклеивалось много кадров крошечной фотоплёнки. Их можно было читать с помощью специального устройства или сделать фотографии страниц. Алексей распечатал только одну книгу и то не полностью. Потом для Сталина их кто-то печатал. Берия всё прочитал, когда приезжал на дачу. А Самохин писал расшифровку непонятных слов, а потом отвечал на вопросы Сталина.
        – Какую расшифровку? – не понял Кузнецов.
        – Мне тоже было непонятно, но Старостин объяснил. В будущем появятся новые слова, а некоторые из известных сейчас приобретут другие значения, а книги писались для современников, поэтому без объяснений не всё поймём.
        – И Сталин после этого их отпустил!
        – Значит, поверил, – сказал Капустин. – Они предложили помощь сами, ничего не попросив взамен. И ценность Самохина в научной программе неоспорима. Он ведь консультировал ещё и Курчатова. Водородная бомба уже готова, а без его помощи провозились бы ещё с год.
        – А как они доказали Сталину, откуда пришли?
        – В книгах очень много фотографий, кроме того, у Самохиных был прибор связи из будущего и какое-то оружие. При его работе можно было видеть собеседника, но не так, как на экране телевизора, а в воздухе возникали цветные и объёмные изображения.
        – Узнали ещё что-нибудь?
        – Он добавил, что Самохина великолепно рисует. Ей позировал Сталин, и так остался доволен работой, что подарил именное оружие.
        – И где же этот портрет?
        – После смерти отца забрала Светлана. Ещё раньше она выпросила у Лиды портрет Алексея. Я посетил её и посмотрел обе работы. Выполнено талантливо. Алексей на портрете как живой, а Сталина я не узнал.
        – Неужели так непохож?
        – Нет, здесь другое. Посмотрите фотокопии. К сожалению, они чёрно-белые. Светлана трясётся над этими портретами, даже поначалу не хотела показывать, а у меня есть на них виды. Я предлагаю прославить Лидию Самохину, и сделать это с помощью портрета Сталина. Его никто не изображал таким человечным, и люди это оценят. А она не сможет сидеть без дела, не удержится и будет рисовать. Пусть у них много денег, но им и многое нужно, в том числе где-то жить. И плохо жить не захотят. Она сама единственная дочь одного из очень богатых людей будущего, а Самохин по профессии военный. Много у нас заработает человек, который умеет стрелять и сворачивать шеи? В армию он не пойдёт, может устроиться в милицию, да и то вряд ли. А на картинах можно неплохо заработать, причём совершенно легально. А если она продолжит по привычке ставить на них свой автограф...
        – То найти будет делом времени, – закончил за него Кузнецов. – Эти пластины с негативами были большие?
        – Нет, примерно вот таких размеров. И они очень тонкие, умещались в пачке толщиной сантиметра полтора.
        – Если бы я ушёл в прошлое, постарался бы подстраховаться, – сказал Кузнецов. – Мало ли что могло случиться с одним комплектом этих плёнок! Их надо найти, Яков Фёдорович, и как можно быстрее!


                Глава 20


        – И кто его такого купит? – с сарказмом сказал Алексей. – Я понимаю, что между вами любовь и всё такое, но повесить этот портрет на стену в госучреждении...
        С обсуждаемого портрета на него с любовью и нежностью смотрел Лаврентий Павлович.
        – Это уже не говоря о том, что могут задаться вопросом: где ты его таким видела, – добавил он. – Я не Отелло, но неприятно хранить такое дома. Предлагаю, когда поедем в Москву, подарить твоё произведение его семье.
        – Думаешь, его жена обрадуется? – спросила Лида. – Если бы ко мне с твоим портретом заявилась какая-нибудь... Ну ты понял. Я точно попортила бы ей внешность. Давай подарим его в художественную галерею! Здесь она точно есть. И вряд ли они откажутся брать. И работа очень хорошая, и по политическим соображениям. Так и сделаем! И попросим Виктора Фёдоровича. Завтра воскресенье, вот и сходим. Надеюсь, тебя не заставят опять работать?
        Ему не испортили выходной, и они около двенадцати, купив пирожные, постучали в квартиру Громаковых. Дверь открыла Елена.
        – Ребята! – обрадовалась она. – Проходите и раздевайтесь. Муж у соседей, сейчас должен прийти. Что это у вас? Пирожные? Это хорошо, а то Виктор ограничивает меня в сладком. Сам уже не влезает в штаны, а за женой следит! Это картина? Неужели вы нас нарисовали?
        – Не вас, – ответил Алексей, – вы пока успешно отбрыкиваетесь. Но из-за этого портрета мы к вам и пришли. В городе есть художественная галерея?
        – Есть и немаленькая, – подтвердила Елена. – Виктор заведует культурой в горисполкоме, так мы с ним несколько раз ездили. Там не только много картин, есть и иконы. А вы хотите поместить туда свою работу? Боюсь, что ничего не получится.
        – А вы сначала посмотрите, – сказал Алексей, проходя в гостиную. – Сейчас мы его развернём.
        Елена долго смотрела на портрет, потом подошла к окнам и раздвинула шторы, после чего осмотр продолжился.
        – Это ведь Берия? – спросила она. – Интересно вы его изобразили.
        – Я хотела нарисовать его не вождём, а человеком, – объяснила Лида. – Таким, какой он дома со своими близкими.
        – Странная тема для начинающего художника, – сказала Елена, – но нарисовано здорово. Что стоите? Садитесь на диван, а я приготовлю чай.
        Она ещё раз взглянула на портрет и ушла на кухню.
        – У нас гости! – сказал в прихожей Виктор. – И кто?
        – Мы это, Виктор Фёдорович, – отозвался Алексей. – Володины.
        – А, герой пришёл! – обрадовался Виктор. – И жену с собой взял. Молодец! Меня на днях благодарило ваше начальство. Ценного, говорят, кадра нашёл. Слышал, тебя собираются представить к награде. Расскажешь за что или это секрет?
        – А почему я об этом не знаю? – спросила Лида. – Что ты натворил? Колись!
        – Как-нибудь потом, – поспешно сказал Алексей. – Виктор Фёдорович, посмотрите на этот портрет.
        – Великолепная работа! – оценил тот. – Руководитель партии и правительства, погибший на посту! Только он у вас какой-то не такой.
        – Потому к вам и пришли, – сказал Алексей. – Сначала хотели продать портрет нашим чекистам, но потом передумали. Лида изобразила Лаврентия Павловича таким, какой он, по её представлениям, в кругу семьи, вот мы и решили с вашей помощью подарить эту работу в городскую картинную галерею. Можно попросить моё начальство, но вам это проще сделать.
        – Попробую, ребята, но ничего не обещаю.
        – Садитесь за стол, – выглянула с кухни Елена. – Только сначала помойте руки. И учти, Виктор, что это не я покупала пирожные, ребята принесли.

        – Пётр, ты ещё не смотрел сегодняшнюю «Правду»? – спросила мужа Анна Алексеевна.
        – Нет, – ответил Капица. – А что в ней?
        – Большая статья о нашей Лидочке и портрет Сталина её работы. Пишут, что ещё никто из  художников не изображал его так талантливо и для этой работы она долго жила на его даче. Теперь этот портрет выставят в Третьяковской галерее. Хотят найти остальные работы и сделать экспозицию. Вот слушай, что написали: «Несмотря на свой возраст Лидия Самохина уже успела нарисовать немало замечательных картин. Мы просим тех, к кому они попали, прислать их в адрес Государственной Третьяковской галереи. Если владельцы согласятся, картины у них выкупят, если нет, то после согласованного срока им их вернут вместе с вознаграждением. Узнать её работы можно по автографу в правом нижнем углу». И здесь же в статье приводят автограф. Совсем такой, как на наших картинах. Хорошо, что мы уже в Москве. Давай позвоним в Третьяковку. Я думаю, будет лучше, если на её картины посмотрят многие, а не только мы и твои коллеги. Только твой портрет продавать нельзя, отдадим им на время.

        – Ну вот, портрет пристроили, можешь рисовать дальше, – довольно сказал Алексей, когда они простились с Громаковыми и вышли на улицу. – Советую нарисовать Ангелину Васильевну и назвать картину «Портрет русской толстушки».
        – Зря смеёшься! – улыбнулась жена. – Вот возьму и нарисую. Она очень хорошая женщина с трудной судьбой. Это она с тобой не делится, а мне многое рассказывает. Ей будет тяжело, когда мы уйдём.
        – У неё есть дети? – спросил Алексей. – Я ни разу не видел, чтобы хоть кто-то приходил навестить или помочь. Даже дровишки рублю я, только мне почему-то не достаётся её готовки.
        – Были два сына. Один погиб на войне, а другой... другого тоже нет. Бросил её и уехал, забрав перед этим из дома всё ценное и последние деньги. А мужа никогда не было. И не вздумай осуждать, нет в этом её вины. Расскажи лучше, из-за чего тебя решили наградить, и почему этот факт твоей героической биографии не доведён до моего сведения. Что жмёшься? Выкладывай как на духу!
        – Да не было ничего особенного, – недовольно сказал Алексей. – Ну участвовал в операции нашего уголовного розыска в Собинке. Пришлось немного помахать руками и пострелять. Года три-четыре назад это было обычным делом, а сейчас стали отвыкать от перестрелок. Одного из парней у нас тогда ранили, ну а мы взяли их всех. Троих уже холодными и двое отделались побитыми мордами.
        – Морды, небось, сам бил?
        – Пришлось, – пожал он плечами. – Если бы не я, их там тоже положили бы. А так наши следаки вытянули немало полезного. Начальство оценило. А тебе не говорил, чтобы не волновалась.
        – А ты подумал обо мне, когда полез геройствовать?
        – Ну вот, началось! Малыш, я работаю в милиции или устроился дворником? А если в милиции, то в ней иногда стреляют. Успокойся, это случается редко. И я не лезу сдуру под пули. А погибнуть можно от чего угодно. Сосулька упадёт на голову, машину занесёт или съедят не тот гриб. А ты у меня сильная и умная и в случае чего сама всё сделаешь. Эй, а драться-то зачем?
        – Я вышла за тебя замуж, чтобы потерять и остаться одной в этом диком мире? Отвечай, не то ещё не так тресну! Хочешь помереть и даже не оставить мне ребёнка? Так знай, что я в тот же день застрелюсь из своего пистолета! И плевать я хотела на весь остальной мир! Понял? Вот и живи так, чтобы этого не случилось!

        – Здравствуйте, Алексей Александрович! – поздоровался Капустин. – Знаю, что вы скоро уезжаете, поэтому забежал буквально на пару минут.
        – Слушаю вас, Яков Фёдорович, – сказал Кузнецов.
        – Прежде всего хочу сказать о картинах. Кроме двух портретов, которые мы забрали у Аллилуевой, ещё четыре картины передал академик Капица. Всё выставлено в Третьяковке. Пока других предложений не поступало. Как вы знаете, в бумагах Берии ничего не нашли, вот я и подумал... Почему мы решили, что Сталин всё ему передал? Книги он читал на даче, может, они на даче и остались?
        – Возможный вариант, – согласился Кузнецов. – И что вы предлагаете?
        – Вы не ставили в известность Вознесенского?
        – Пока нет. Думаете надо?
        – Мы можем привлекать к работе госаппарат, минуя правительство, но это ограничивает наши возможности, да и узнают рано или поздно. В Кунцево сейчас музей, и я не могу приехать в него с обыском. Да и много я там найду? Нужно привлекать Федотова, а делать это в обход главы правительства... Я думаю, что Пётр Васильевич и так уже доложил о моей активности.
        – Не хотелось бы выглядеть в глазах Вознесенского фантазёром, – задумался Кузнецов. – Доказательств много, но они все косвенные, либо просто слова. В другом случае их было бы достаточно, но уж больно о диких вещах идёт речь. И не хочется расширять круг людей, посвящённых в историю с книгами. Но вы правы: без толковых следователей работать тяжело. Я поговорю с Николаем Алексеевичем, а вы подумайте о том, что можно сказать Федотову.
        Разговор Генерального секретаря с председателем Совмина состоялся на следующий день. Кузнецов коротко рассказал историю Самохиных и обо всём, что было сделано после их исчезновения.
        – Интересно, – сказал Вознесенский. – Я слышал об их жизни в Кунцево и, как и все, терялся в догадках, чем это было вызвано. А об участии Самохина в атомном проекте и создании новых электростанций слышу в первый раз. Да и эти работы в институтах... Говоришь, совсем молодой?
        – По документам должно быть двадцать пять, но внешне не тянет даже на двадцать, хотя высок и физически хорошо развит. А по разговору можно дать тридцать. Жена смахивает на несовершеннолетнюю пигалицу, правда, необыкновенно красивую. Но на месте секретаря освободила Капицу от всей рутинной работы. Персонал отзывался о ней, как о прекрасном организаторе.
        – И ещё талантливый художник. Интересная семейка. Всё бросили и уехали? Да, похоже на бегство. Но это уже ваша вина. Вместо того чтобы спросить самого Берию или попросить это сделать меня, вы начали на них давить в обход него. И что я подумал бы на их месте после его смерти? Конечно, что опять заявиться твой Капустин и снова начнёт давить. Но на этот раз его уже не больно пошлёшь. Ладно, я поговорю с Федотовым. Ты прав, Берия оставил им какие-то инструкции насчёт Самохиных. Не верю я в то, что это может быть чья-то инициатива. Какая нужна помощь?
        – Дай ему распоряжение выделить в помощь Капустину оперативную группу из трёх-четырёх опытных работников. Люди должны быть такие, которых можно допустить к любым секретам и после этого оставить в живых. Нужно тщательно обыскать внутренние помещения дачи. Там может быть тайник с книгами.
        – Не верю я, если честно, ни в каких пришельцев, – сказал Вознесенский, – но история интересная и таинственная. Что-то важное за всем этим, безусловно, стоит. Держи меня в курсе и скажи своим, чтобы предприняли меры против утечки. Федотов недавно сообщил, что нашей электростанцией заинтересовались на Западе. Когда начнём строить запланированные пять реакторов, их интерес взлетит до облаков, а у нас где-то бегает человек, которому известны все секреты. Пусть он не побежит их продавать, но ведь есть и другие возможности. Если на них выйдут и нажмут на него через жену, всякое может быть. Так что найти их нужно в любом случае, а потом будем разбираться.
        – Вот и объясни всё Федотову. Помогли сбежать, пусть теперь сами ищут. Только чтобы работали деликатно. Самохины не враги, нам просто нужно убедить их вернуться. Или заставить, но без применения крайних мер.
        На следующий день следственная группа МГБ вместе с Капустиным выехала в Кунцево. Перед отъездом старший группы майор Вехлин передал Капустину запечатанный конверт.
        – Приказали отдать вам. Здесь паспортные данные семьи Самохиных. Новая их фамилия Володины. Возраст немного уменьшили, особенно у жены Алексея. Сейчас запущен их поиск по прописке. Должны уложиться в неделю, но, скорее всего, найдём раньше. Теперь по нашей работе. Что именно нужно искать?
        – Несколько книг, – ответил Капустин. – Содержание их неизвестно, и вам нежелательно с ним знакомиться. Помимо книг, могут быть и записи. Всё это где-то спрятано.
        – Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что, – резюмировал Вехлин. – Ну что же, поищем. Прятал сам хозяин или кто-то другой?
        – Скорее всего, Сталин, так что начинать нужно с его комнат.
        – Маловато нас для такой работы, – предупредил Вехлин. – Площадь поисков очень большая, поэтому не рассчитывайте на быстрые результаты.
        Первый день прошёл безрезультатно, а на второй за деревянной облицовочной панелью кабинета обнаружили связанную кипу исписанных листов. Часть записей была сделана рукой Сталина, остальное, судя по образцу почерка, писал Алексей Самохин.
        – Сталин писал вопросы, Самохин на них отвечал, – докладывал Кузнецову Капустин. – Кроме того, есть записи, где Алексей комментировал отдельные события, делая ссылки на книги и номера страниц. Есть ещё два листа с объяснением слов. Слова пронумерованы и начинаются с трёхсотого. Остальные листы отсутствуют. Книг пока не нашли, но там работы самое малое на неделю. Скорее, раньше найдём Самохиных, чем книги.
        На следующий день позвонили из Третьяковки. В музей прислали картину с автографом, идентичным тому, который приводился в «Правде». Имя и отчество художницы совпадали, не совпадала фамилия, но директор Владимирской картинной галереи решил, что её перепутал кто-то из его работников.
        – Нашли, – сообщил по телефону Капустин. – Они во Владимире. Оттуда прислали портрет Берии с автографом Самохиной. Я сейчас в музее. Интересная, надо сказать, картина. Сегодня уже поздно, а завтра с утра возьму людей и отправлюсь туда.

        Рабочий день подходил к концу, когда Алексея нашёл дежурный и приказал срочно явиться к полковнику. В кабинете вместо начальства сидел улыбающийся Капустин.
        – Что же это вы, Алексей Николаевич, доставляете столько хлопот? – спросил он невозмутимо смотревшего на него Самохина. – Знали бы, сколько мне пришлось побегать! Теперь с вас коньяк!
        – Надеюсь, не ящик, – сказал Алексей. – С вашего позволения, я сяду. Как нас нашли?
        – По портрету Берии, – объяснил Капустин. – Ваша жена теперь известна на весь Союз. У неё даже своя экспозиция в Третьяковской галерее.
        – Умно, – признал Алексей.
        – Вам и без этого недолго оставалось бегать, – сказал Яков Фёдорович. – За поиски взялось министерство, а ваши документы они делали сами.
        – Что же случилось, если они на это пошли? – поинтересовался Алексей.
        – Прямой приказ Вознесенского. Они могли прикрыть вас от меня, если бы я действовал по своей инициативе, но не от первых лиц.
        – Сами виноваты, – сказал Алексей. – Помниться, я спрашивал, кто за вами стоит, но ответа так и не получил. И чего вы хотите сейчас?
        – Я должен привезти вас в Москву, разумеется, вместе с женой. У вас есть какие-нибудь сведения о книгах или микроплёнки?
        – Всё-таки раскопали. Раз спрашиваете, значит, сами книг не нашли. Кололи Старостина? Надеюсь, без применения крайних мер?
        – За кого вы нас принимаете? – изобразил обиду Капустин. – Он упирался до тех пор, пока не узнал, что мы говорили с Василием Сталиным, а потом рассказал всё, что знал. Вы не ответили на мой вопрос.
        – А вы – на мой. На кого работаете? Раз, по вашим словам, к работе подключили председателя Совмина, это должен быть Кузнецов. Я прав?
        – Правы, – кивнул Капустин.
        – Вот с ним я и буду разговаривать. И не стоит напоминать мне моё место, подумайте лучше о своём. Не все государственные тайны полезны для здоровья.
        – А вы сами?
        – Послушайте меня, Яков Фёдорович! Я к этим тайнам не рвался и не упрашивал делать меня их носителем! С каким удовольствием мы с Лидой всё сбросили бы со своих плеч!
        – И кто же вам не даёт сбросить их с плеч? Хотите, подставлю свои?
        – Сейчас это бесполезный разговор. У меня есть выход на книги, но об этом я буду разговаривать с Кузнецовым или с Вознесенским, а лучше сразу с обоими. У вас есть  с собой машина?
        – У меня три машины. Мы ехали из Москвы своим транспортом.
        – Вот и дайте мне одну. Надо съездить за женой и забрать вещи. Если хотите, можете ехать со мной. Всем эскортом туда являться не стоит: это будет смахивать на арест.
        – Тяжёлый вы человек, Самохин, – вздохнул Капустин. – Ладно, сейчас дам машину. Сколько вам нужно времени?
        – С час. Плохо, что в Москве будем ночью. Не могли приехать раньше?
        – Ну вы и тип! Выезжая во Владимир, я знал только о портрете, вас ещё нужно было найти, а это тоже время.
        – Какой есть, – поднялся со стула Алексей. – Вас бы на моё место. Здесь сами уладите дела? Хорошо, тогда давайте машину.
        К дому подъехали на сто десятом ЗИСе. Кроме шофёра, в нём сидели два офицера ГБ.
        – Значит, так! – сказал он дёрнувшимся следом за ним офицерам. – Стоять возле калитки и в дом не входить. Были бы вы в гражданском, куда ни шло, а так напугаете хозяйку до смерти. Тебя как зовут? Михаил? Вот ты и пойдёшь со мной, поможешь с вещами.
        Забрав шофёра и оставив возле машины недовольных офицеров, он вошёл в дом и сказал встретившей в прихожей хозяйке:
        – Съезжаем мы от вас, Ангелина Васильевна! Ничего не поделаешь – вызывают в Москву!
        Жена работала в их комнате за мольбертом.
        – Лида, нас ждёт машина, – сказал Алексей. – Уезжаем в Москву. Я начинаю собирать вещи, а ты успокой хозяйку. И вот ещё что... Если начнёт сильно убиваться, спроси, согласится ли переехать к нам. Конечно, это при условии, что появится такая возможность. Всё поняла? Поговорим потом, а то сейчас сюда примчится толпа офицеров.
        Он отдал шофёру два чемодана с летними вещами и бельём, которые они не открывали, а сам стал собирать саквояж. Когда затянул ремни, возвратился шофёр и пришла заплаканная жена.
        – Ты-то чего ревёшь? Лида, сейчас Миша отнесёт саквояж, а ты переодевайся в дорогу и собирай свои краски. Михаил, скажи, что нам нужно минут десять, чтобы уложить вещи и переодеться. Последний чемодан я возьму сам.
        – Она согласна, – сказала Лида, вытирая лицо. – Мы действительно её возьмём?
        – Если будет куда и позволит наше положение. Малыш, шевелись быстрее! Нам ещё часов пять ехать. Давай уложу кисти и краски. Картину вместе с мольбертом положим отдельно. Так, я всё забираю, иду к машине и жду тебя.
        Сопровождавшие встретили его появление с видимым облегчением. Уже хорошо, значит, не арест, иначе хрен бы кто его слушал. Алексей положил в багажник последний чемодан, а сверху пристроил мольберт с холстом.
        – Нечего вам мёрзнуть, – сказал он офицерам. – Садимся в машину и ждём. Сейчас выйдет жена, и поедем.
        Лида вышла не одна, её провожала плачущая хозяйка. У калитки девушка поцеловала её и выбежала на улицу.
        – Садись, – сказал открывший дверцу Алексей. – Всё, поехали.
        Когда подъехали к горотделу милиции, в машину сел Капустин.
        – Прекрасно выглядите, – сделал он комплимент Лиде. – Михаил, поезжай за головной машиной. Алексей, могу вас обрадовать: в милиции вы больше не служите. Сохранили настоящие документы? Если хотите, можно восстановить вашу работу в министерстве.
        – Там будет видно, – неприязненно ответил Самохин.
        Появление Капустина опять круто меняло жизнь, а к худу или к добру эти перемены, ещё предстояло выяснить. Он сохранил самообладание, хотя прекрасно понимал свою зависимость. Ни о каких условиях не могло быть и речи. Стоит им взяться за Лиду, и он сделает всё, что потребуют.
        – Куда едем? – спросил Алексей. – То, что в Москву, понятно. Куда нас определят?
        – Переночуете в гостинице ЦК, а где вам жить потом, решать буду уже не я.
        С час выбирались из города, после чего смогли увеличить скорость. Дорога заняла часа четыре, и потом поколесили по Москве, пока не остановились у гостиницы «Октябрьская». Формальности заняли несколько минут, после чего Самохиных проводили в номер и принесли в него вещи.
        – Я могу быть уверен в том, что вы никуда не исчезните? – спросил Капустин.
        – Я похож на идиота? – сказал Алексей. – Не собираюсь я никуда бежать. Сказали бы тогда, что от Кузнецова, вообще никуда не бегали бы. Если не верите, ложитесь в гостиной, там есть где пристроиться.
        Он думал иначе, но прекрасно понимал, что теперь их не оставят без присмотра и не дадут убежать.
        – Как они нас нашли? – спросила Лида, когда их оставили вдвоём.
        Номер мог прослушиваться, но Алексей не видел в этом ничего страшного. Пусть слушают, если есть желание.
        – Вознесли тебя на вершину славы и устроили выставку картин в Третьяковке. Не веришь? Об этом сказал Капустин. Забрали у Светланы портреты, после чего расхвалили в газетах и написали, что примут с распростёртыми объятиями всех, у кого есть твои работы. Наверное, напечатали твой автограф.
        – Дура! – сказала о себе Лида.
        – Хватит заниматься самобичеванием, – сказал Алексей. – Давай ложиться спать. Раз за нас взялось правительство, нашли бы и без твоих картин. Новые документы делали в министерстве, так что даже в какой-нибудь глуши только дольше погуляли бы.
        – И что теперь?
        – Слышала, что сказал Капустин? Завтра будут решать, что с нами делать. Придётся делиться информацией раньше, чем я планировал. Надеюсь, что разговор будет с первыми лицами и я в них не ошибся.
        – А если нет?
        – А если нет, то пусть этот мир спасает себя сам! – разозлился Алексей. – Что ты накручиваешь себя раньше времени? Сейчас мы ничего не можем сделать, только надеяться на ум Кузнецова с Вознесенским. Со Сталиным и Берией договорились, а они должны быть не глупее. Постараюсь убедить в своей правоте. А ты ложись и спи, пока не подвело живот от голода. Говорят, здесь много ресторанов, но все уже закрыты. Можешь помолиться нашему покровителю о ниспослании руководству здравого рассудка.
        – Ты это серьёзно? – не поверила она.
        – Ты как хочешь, а я ложусь спать! – сказал Алексей, снимая пиджак.
        Когда приезжали за вещами, он сменил милицейскую форму на костюм и снял кобуру с метателем. Лида тоже начала раздеваться, достав перед этим из чемодана халат. Минут через десять они выключили свет и легли в кровати. Дневная нервотрёпка, неопределенность положения и нарастающее чувство голода долго не давали заснуть, поэтому поднялись, когда за окнами начало светать.
       – Подъём! – скомандовал проснувшийся первым Алексей. – Вставай, соня, уже девятый час. Пока приведёшь себя в порядок, пока поедим... Я не думаю, что нам с тобой дадут долго валяться.
        Когда около девяти вышли из номера, в коридоре их уже ждали.
        – Далеко собрались? – спросил Капустин, рядом с которым стояли двое крепких мужчин в гражданском.
        – Мы хотим есть! – сказала Лида. – Если я умру от голода, будущие поколения вам этого не простят. Лучше покажите, где здесь общепит, чтобы мы не искали.
        – У вас есть в вещах что-нибудь ценное? – спросил Капустин Алексея.
        – Только деньги и ордена, – ответил тот. – То, что вас интересует, у меня с собой.
        – В вашем номере подежурят, – сказал он, делая знак одному из своих людей. – Оставьте ему ключи, а сами идите за мной. Сейчас позавтракаете, только попрошу делать это быстрее: через час нас ждут в Кремле.
        Вкусный и сытный завтрак немного поднял настроение.
        – Яков Фёдорович, – обратился к Капустину Алексей, когда вернулись в номер за верхней одеждой, – у меня есть необычное оружие, которое не рискнул здесь оставить. Но и брать его с собой... Придётся сдавать, а охране Кремля ни к чему его видеть.
        – В номере подежурит наш человек. Оставьте своё оружие. Покажите, что оно собой представляет.
        – Пожалуйста, – Алексей расстегнул и снял пиджак, после чего освободился от кобуры с метателем. – Вот эта штука, похожая на пистолет. Действует только в моих руках.
        – Положите в любой чемодан и быстрее одевайтесь! – поторопил Капустин. – Нам ещё ехать до Кремля, а вам проходить контроль. Возьмите документы и идём.
        До назначенного срока они успели, хоть и впритык.
        – Подождите в приёмной! – сказал заметно нервничавший Капустин. – Вам скажут, когда заходить.
        Сам он о чём-то переговорил с секретарём и вошёл в кабинет. Через несколько минут пригласили и их. Кроме Кузнецова с Капустиным, в большом и почти пустом помещении никого не было. Самохины прошли по красной ковровой дорожке к стульям, которые поставили для них в пяти шагах от стола генсека.
        – Я хочу, чтобы вы рассказали о себе сами, – сказал Кузнецов, после того как поздоровались и они сели. – Мы знаем о вас слишком мало, чтобы начинать с вопросов.
        – Я расскажу, – согласился Алексей. – Жаль, что меня не послушали и здесь нет Николая Алексеевича. Его всё равно нужно во всё посвящать. А вот насчёт товарища Капустина я в этом не уверен. Лично против него ничего не имею...
        – Яков Фёдорович вёл ваше дело и достаточно много узнал, – перебил его Кузнецов, – и я ему доверяю.
        – Как хотите, – пожал плечами Алексей, – тогда слушайте. Помимо обычных вулканов на Земле есть вулканические образования, которые люди назовут супервулканами. Извержение таких вулканов в тысячи раз мощнее обычных. Они бывают раз в сотни тысяч лет и сопровождаются масштабными геологическими и климатическими катастрофами. При этом иной раз гибнет значительная часть всего живого. Когда в две тысячи сорок втором году началось извержение такого вулкана на территории Соединенных Штатов, больше трёхсот миллионов американцев погибли в первые же часы. В атмосферу были выброшены тысячи кубических километров пыли, которые превратили день в ночь на несколько лет. Сильно похолодало, и во многих странах прошли дожди из раствора серной кислоты, погубившие и растительность, и животный мир. В последующие годы от голода умерли миллиарды людей. До света и тепла дожили очень немногие. Меньше других пострадали Россия и Австралия. Россия даже приняла часть населения Америки и Европы.
        – Мне показалось, или вы специально говорите «Россия», подразумевая не часть СССР, а самостоятельное государство?
        – Вам не показалось, Алексей Александрович. В конце века Советский Союз распался на союзные республики, в которых был реставрирован капиталистический строй. Одновременно прекратили существовать социалистические режимы во всех странах Восточной Европы. Коммунизм строили только в Китае, но он у них был очень специфический.
        – А в чём причина такого распада?
        – Крах экономики, вызванный действиями одного из генеральных секретарей, многочисленными ошибками других и непомерными расходами на оборону. Но этот вариант будущего уже начал меняться. Умер Хрущёв, который должен был стать этим секретарём, и очищены руководящие органы партии.
        – Значит, смертью Хрущёва мы обязаны вам?
        – Мне вы обязаны жизнью! – сказал Алексей. – И вы, и Вознесенский. В моей реальности вас обоих расстреляли после смерти Жданова в рамках так называемого Ленинградского дела в пятидесятом году. А перед этим в течение года пытали и допрашивали. Дело было сфабриковано Маленковым и Хрущёвым, и, кроме вас, пострадали сотни партийных работников. Сталину подсунули сфабрикованные доказательства вашей вины. Я не знаю, почему он не разобрался и не стал вмешиваться. В книгах об этом ничего не было.
        – И что было после развала? – спросил побледневший Кузнецов.
        – Распад Союза вызвал разрыв связей между тысячами предприятий, что ещё больше усугубило экономический кризис. Ну и Запад не оставил нас своим вниманием. Кроме того, все почему-то сразу забыли о братстве народов. У нас остались хорошие отношения только с белорусами. Не буду об этом рассказывать, потом почитаете сами. Скажу только, что после страшных невзгод и невиданного ограбления народа началось восстановление экономической и военной мощи, но прежнего уровня мы так и не достигли.
         – Теперь перейдём от мировых проблем к вам. Кто вы?
        – Посланцы бога, – улыбнулся Алексей. – Не верите? Я тоже не верил ни в бога, ни в чёрта. В чёрта я и сейчас не верю, а в отсутствии бога уже сомневаюсь.
        – И что даёт основание для таких сомнений?
        – Путешествия во времени в прошлое принципиально невозможны. Это вывод не современной науки, а той, которая будет через сто лет. И молодость людям возвращать так и не научились.
        – А вам вернули?
        – Нас, Алексей Александрович, не только сделали моложе на пятнадцать лет, нам вообще убрали старение.
        – Это как? – не понял Кузнецов.
        – С тех пор как мы стали молодыми, прошло больше года. В нашем возрасте за год люди заметно меняются. Так вот, у нас нет этих изменений.

     Главы 21-22   http://www.proza.ru/2017/05/22/830