Сожаления и упрёки

Борис Родоман

СОЖАЛЕНИЯ И УПРЁКИ

СКОЛЬКО РАЗ МЕНЯ НЕ ВЗЯЛИ
В ИНСТИТУТ ГЕОГРАФИИ

С одной стороны, это нелепо – подсчитывать события, которых не было; с другой стороны – это такой приём, позволяющий прояснить некоторую ситуацию и призадуматься. Если я на самом деле выдающийся учёный-географ, о чём теперь многие говорят и пишут, то где же мне, москвичу, работать, как не в Институте географии Академии наук?  Единственное такое подходящее для меня место во всей бесконечной Вселенной. Да, я под покровительством Ю.Г. Саушкина процветал 19 лет (1965 – 1984) в своей alma mater – на Геофаке МГУ, но это, строго говоря, учебное заведение, а не научно-исследовательское. Да, я там ничего не преподавал (кроме дюжины докладов-лекций перед студентами, аспирантами, стажёрами) и пользовался невиданной «академической свободой»  (и плоды её налицо), но всё-таки...
        В Институте географии АН СССР я прошёл очную аспирантуру (1959 – 1962), там защитил докторскую диссертацию в 1990 г. В стенах этого Института в Москве и на конференциях, организованных этим институтом в других городах, я сделал несколько десятков научных докладов. На всех моих прочих докладах в Москве среди слушателей преобладали сотрудники ИГАН. Но я никогда не состоял на службе в этом учреждении. Во все переломные  моменты моей служебной карьеры взор мой и моих друзей неизменно обращался к Институту географии: а не возьмут ли меня туда? Но нет, не взяли...
        1955. В том году я окончил Геофак, но оставить меня в аспирантуре мои шефы Н.Н. Баранский и Ю.Г. Саушкин при всём желании не могли – туда шли только комсомольские работники, сотрудничавшие с ГБ. Меня пристроили в хорошее место – Географгиз, он был для меня прекрасной школой, но слишком затянувшейся. Достаточно было трёх лет, но я прослужил там семь лет (1955 – 1959 и 1962 – 1965), это уже слишком много, отчасти потерянное время. А между тем некоторые наши выпускники были распределены в ИГАН – пусть даже не младшими научными сотрудниками, а только инженерами или лаборантами, но со своими перспективными темами, и быстро там росли.
        1962. В том году я закончил аспирантуру ИГАН по физической географии, под руководством Д.Л. Арманда, но в отделе меня не любили, моим главным противником там был В.И. Орлов, «основоположник динамической географии», а Д.Л. безусловной властью не обладал, его положение было сложным. В дирекции института на моём удалении настаивал славный герой разведки, бывший военный комендант Праги Г.Д. Кулагин. Той осенью у меня был единственный, короткий разговор с директором института академиком И.П. Герасимовым, но не о науке. Меня принуждали к общественной работе агитатора (ходить по жилым домам, напоминать о предстоящих выборах). Я согласился, но это не помогло: в институте меня не оставили; зато с распростёртыми объятиями принял обратно Географгиз.
        1965. В издательстве «Мысль», куда вошёл ликвидированный Географгиз, меня внезапно и резко повысили в должности, а вскоре, после скандала, ещё более резко понизили. Оставаться там было тягостно и бесперспективно. Мне уже 34 года, а кандидатская ещё не защищена; публикации фундаментальные, но число их можно пересчитать по пальцам. И опять взоры обратились к ИГАНу, но заведующий отделом экономической географии, легендарный А.А. Минц, который меня несомненно  любил и уважал, и принадлежал, в сущности, к моему поколению, на данную ситуацию не прореагировал. Что ж, его можно понять. У него сложился замечательный коллектив, где всё держалось на любви, но совершенная система разрушается от введения в неё нового элемента. Моё спасение пришло от Геофака, куда меня взяли по рекомендации Ю.В. Ласис. Наш Ю.Г. Саушкин до того тоже не брал меня к себе, а теперь вдруг решился. Тем временем у меня установились тесные, кое-где дружеские связи со многими сотрудниками ИГАНа, я приходил к ним как в родную семью, пересекался с ними на многих мероприятиях, примазывался к их экспедициям (например, на озере Селигер в 1968 г.), но неформально. Кое в чём это продолжалось  и в наши дни (в XXI в.).
        1984. Меня выгнали с Геофака МГУ. Тут бы и подхватил меня ИГАН – ведь многие мои коллеги из этого института мне так сочувствовали, оказывали моральную поддержку. Я побывал на временной работе в Институте генпланов Московской области, а в 1986 г. меня охотно приняла Всесоюзная лаборатория туризма и экскурсий на Сходне. Но с Институтом географии ничего не вышло и на сей раз. В 1970 – 1980 г. для меня многое мог бы сделать В.С. Преображенский, занимавшийся в ИГАНе рекреационной географией и имевший в Центральном совете по туризму свой кабинет, куда он, впрочем, так ни разу и не явился. А В.Л. Каганский ставил в вину Г.М. Лаппо, что он не взял в ИГАН меня и Е.Е.  Лейзеровича.
        1990. Я  защитил докторскую диссертацию не где-нибудь, а во всё том же, «родном» Институте географии. Вот самое время вытащить меня с ведомственной обочины и взять, наконец, в Академию наук. Но ничего для этого сделано не было.
        1992. Лабораторию туризма разогнали, меня устроили во Временный научно-исследовательский коллектив (ВНИК) «Школа», вскоре преобразованный в Московский институт развития образовательных систем (МИРОС).  Я продержался там 15 лет, не посещая этого учреждения, кроме как в дни зарплаты, и годами не видя своих начальников. Всё это неплохо, но... почему же я не в Академии наук?
        2007. МИРОС реорганизовали, направили на подготовку рабочего класса из коренных москвичей, зарплату под это дело увеличили в полтора-два раза – ну, ясно, что теперь я там не жилец, меня уволили. Институт Наследия в лице Ю.А. Веденина меня подхватил. Но опять не ИГАН!
        2015. В ходе реорганизации Института Наследия из него выжили даже первого директора-основателя Ю.А. Веденина, потом моего ближайшего начальника и покровителя (в этом институте, и в предыдущем – в МИРОСе) Д.Н. Замятина, но я чудом держался при двух новых директорах ещё два года; наконец,  пришёл и мой черёд, меня уволили в октябре 2015 г. «за прогул». Пытаться мне, 84-летнему, устроиться ещё куда-либо на службу – у меня и в мечтах не было. Но нашёлся один человек, который встрепенулся – Володя Стрелецкий из Института географии. Решил поговорить кое с кем, попытаться устроить меня в ИГАН. Добрая душа, романтик! Какой приятный человек, жаль, что я был с ним мало знаком раньше. Я, разумеется, не спрашивал его, с кем он говорил и говорил ли вообще. Но факт трогательный, и я вношу его в свой жалобный реестр. При подсчёте дат, проставленных в начале абзацев, получается, что в Институт географии меня не взяли на работу восемь раз!
        Я б;льшую часть жизни вращался вокруг отдела экономической географии, который некогда возглавлял А.А. Минц. Разнообразные узы связывали меня со многими сотрудниками этого отдела. При мне туда поступали свежие юноши и девушки, на моих глазах они становились солидными или увядали, уходили делать карьеру при правительствах или отправлялись на пенсию, а некоторые уже покинули этот мир. Я приходил в отдел как в родную семью, но чувствовал себя бедным родственником. Меня уже тридцать лет возят на конференции, устраиваемые в начале лета в разных городах России, этими же экономико-географами из ИГАНа, но в штате его для меня так и не нашлось места.
        Б.Б. Родоман практически не упоминается в двух недавно вышедших книгах по истории Института географии РАН. Строго говоря, одно упоминание я нашёл, но к моей деятельности оно не относится.
        Сегодня, 22 ноября 2018 г., Институт географии РАН празднует своё столетие. Из этих ста лет 63 года занимает период, в котором я тщетно мечтал стать сотрудником этого института. Я ни на кого из ныне живущих лично уже не обижаюсь, но хочу, чтобы в самой краткой моей биографии содержались факты: из Московского университета меня выгнали, а в Институт географии не взяли.
      
Подготовлено для «Проза.ру» 23 мая 2017 г. Добавлено 22 ноября 2018 г.

Приложение

Бедный учёный -- маргинал на обочине

Тао Юаньмин

Из цикла: "Воспеваю бедных учёных"
(V век н.э.)

Учёный Чжунвэй
     любил свой нищенский дом.
Вокруг его стен
     разросся густой бурьян.

Укрывшись от глаз,
     знакомство с людьми прервал.
Стихи сочинять
     с искусством редким умел.

И в мире затем
     никто не общался с ним,
А только один
     Лю Гун навещал его...

Такой человек,
     и вдруг -- совсем одинок?
Да лишь потому,
     что мало таких, как он:

Жил сам по себе,
     спокойно, без перемен --
А радость искал
     не в благах, не в нищете!

В житейских делах
     беспомощный был простак...
Не прочь бы и я
     всегда подражать ему!

------------------------
Перевод Л. Эйдлина
В кн.: Китайская классическая поэзия. -- М., Худ. лит., 1975, с. 144 -- 145

Добавлено 22 августа 2017 г.

Приложение

Очень сложно быть нестандартным вообще, а в нашем обществе и подавно. Родоман очень инаковый, если так можно выразиться. Но он к тому же вызывающе инаковый, не способный и не желающий хотя бы сделать вид, что он признаёт социум...
Может, даже хорошо, что он был вне его? Это давало ему право и возможность не притворяться,  не "вписываться", не заниматься тем, к чему не лежит душа.
В то же время  он ведь и не просился никогда в ИГ. Он часто говорит, что его не взяли, но на мой вопрос, обращался ли он с такой просьбой, ответил отрицательно. Не пригласили -- другое дело.-- Татьяна Герасименко. 21.07.2022.