Ч. 3 Клад, найденный мною в Севастополе
Мы жили в маленькой комнатке с крошечным окном. Я поставил саквояж на табуретку, стульев не было, и только собрался его открыть, как вдруг распахнулась дверь и вошла мама. Дверь у нас закрывалась изнутри на щеколду, замка не было, и закрывали дверь только на ночь. Мама сразу увидела саквояж: «Что это, откуда ты принёс?»
Я рассказал. Она поставила саквояж на стол, за которым мы ели, и открыла его. Я хотел посмотреть, что в нём, но мама захлопнула саквояж.
- Ты смотрел, что там? - спросила она. - Нет, - честно ответил я, - можно посмотреть?
-Ты хотел на море пойти? – не слушая, спросила мама. – Так ты же меня не пустила, - возмутился я.
-Можешь пойти, - сказала она. – Возьми помидоры и хлеб.
-А саквояж?
-Никому об этом ни слова! – ответила она. – Вечером придёт отец, разберёмся. Ты понял?
- Понял!
Когда пришёл с моря, солнце уже начало заходить. Получил порцию упрёков, что так долго там был, но я сказал, что ждал тётю Веру, наша соседку с дочкой, мы вместе вернулись. Тётя Вера заступилась за меня, сказала, что это она виновата.
Папа пришёл поздно, он принёс мою мечту – фонарик «жучок». Чтобы горела лампочка, нужно было всё время работать рукой, нажимая и отпуская ручку фонарика, при этом он жужжал. Это затмило для меня все события дня.
Я лёг спать, положив фонарик под подушку. Засыпая, я слышал, как мама и папа шёпотом говорили о саквояже. Отец сказал, что нужно отнести его в милицию. Мама возразила: «Чтобы нас потом всю жизнь подозревали, что мы не всё отдали?». Больше я ничего не слышал, потому что уснул.
Папа ушёл на службу, когда я ещё спал. Первым делом я проверил – фонарик лежал под подушкой. Я уже представлял, какой фурор он произведёт в моей уличной компании.
После завтрака мама мне сказала: «Сейчас пойдём туда, где ты взял эту вещь, положим на место, и упаси тебя боже, ещё раз к ней подойти! И никому об этом ни слова, иначе фонарик больше никогда не увидишь! Тебе понятно?».
«Понятно», - ответил я, удивляясь её непрактичности: разве можно сравнить какой-то старый кожаный саквояж и новенький электрический фонарик с динамо!
Соседка спросила, занять ли очередь в баталерку. Мама сказала, что да, она подойдёт позже, а сейчас ей нужно кое-что срочно доделать дома.
Когда все ушли, я показал маме, откуда притащил саквояж. Она быстро его туда затолкала и закрыла тем же самым ракушечником. Получив ещё раз суровое предупреждение держать язык за зубами, отправился показывать фонарик своим уличным приятелям.
Когда я стал взрослым, то понял, что мама была совершенно права, когда вернула мою находку со всем содержимым на место. Кроме неприятностей, клад ничего нашей семье не сулил.
Я забыл о нём и вспомнил только тогда, когда мы с Корабельной стороны собрались переехать в центр. Фонарик к тому времени сломался, и мой интерес к содержимому саквояжа пробудился вновь.
Город стремительно возрождался, о чём я ещё скажу, но добираться на Корабельную сторону из центра для меня было нереально, поэтому требовалось перепрятать саквояж. К тому времени я прочитал «Приключения Тома Сойера», книгу, которая произвела на меня неизгладимое впечатление.
Это была первая книга, взятая мною в библиотеке. Детская библиотека, в которую меня записала мама, находилась на Приморском бульваре и располагалась в маленькой комнате с левой стороны лестницы, ведущей на пляж. Она примыкала к кассе летнего кинотеатра, который оборудовали там несколько позже.
В книге самым интересным была не любовь Тома Сойера к Бекки Тэтчер, а поиск сокровища, спрятанного в пещере, где погиб индеец Джо.
Отцу дали квартиру на улице Ленина над первой и единственной тогда в городе сберкассой. Он служил старпомом на крейсере «Красный Кавказ», а над нами, на третьем этаже, выделили квартиру командиру этого крейсера, Василию Николаевичу Ерошенко.
Поэтому, когда мы видели на улице Василия Николаевича, то знали, что отец не придёт, останется на корабле. Не зря ещё в царское время говорили, что старший офицер сходит с корабля только вместе с грот-мачтой.
Под сберкассой был подвал, и в нём жила работница сберкассы с дочерью. Работницы сберкассы носили форму тёмно-зелёного цвета. Тогда форму носили все ведомства.
Не помню уже деталей, в чём там было дело, но на площадке третьего этажа стояла кровать, и на ней спала женщина, которая там и жила, это длилось несколько месяцев.
Напротив нашего дома пленные немцы довольно быстро построили здание, в котором разместилась милиция. Обычно они работали очень медленно, но на этом строительстве их всё время подгоняли.
Я видел, как однажды конвоир за что-то бил пленного ногами и прикладом. Симпатии к немцу я не испытывал, но сцена была мне очень неприятна.
Рядом находилась какая-то воинская часть, а в ней имелась санитарная часть. На той же, параллельной улице, название её, конечно, не вспомню, находилась городская бойня. Грязь и запахи нетрудно себе представить.
Эти знания пригодились, когда в драке мальчишка с соседней улицы рассадил мне руку железкой до кости. Домой я побоялся идти, а побежал в эту санчасть, часовой меня пропустил. Женщина-врач перевязала руку и сделала противостолбнячный укол.
Я её спросил: «Тётя, а почему Вы мне рану йодом не намазали?». Она мне объяснила, что йодом нужно мазать не саму рану, а её края. Я почему-то навсегда запомнил это объяснение.
Кстати, мама меня похвалила за то, что сам отправился в санчасть. Правда, сначала спросила, где меня черти носили, но потом увидела перевязанную руку. Сказал ей, что упал.
В центре я не нашёл места, где можно было бы спрятать саквояж, но и там его оставлять было нельзя, потому что видел, как разбирают развалины и начинают строить новые дома.
Решил оставить его на Корабельной стороне и спрятать на Малаховом кургане, там строить ничего не будут. К тому же, меньше вероятности встретить старших пацанов, которые отнимут у меня саквояж.
Так и поступил. На Малаховом кургане я забрался сначала в заросли кустов, и наконец-то, осмотрел содержимое саквояжа. В нём находились свёртки, завёрнутые в какие-то тряпки.
Развернул один из свёртков и увидел толстую тетрадь в коленкоровом переплёте и пачку перевязанных шнурком писем. Тетрадь в линейку, к моему разочарованию, была вся исписана.
Такая тетрадь в то время была большой ценностью, ею можно было бы гордиться в школе.
Но когда я развернул другой свёрток, тревога мамы стала понятной. Даже в том возрасте я сообразил, что ничего из этого брать нельзя, чтобы похвастаться приятелям.
Сунул тетрадь, письма и свёрток назад в саквояж и спрятал его настолько удачно, что спустя много лет сам удивлялся своей тогдашней сообразительности.
Моя новая школа размещалась на Пушкинской площади, откуда начинается Вокзальный спуск. Учился там один год. Она представляла собой одноэтажное здание с подвалом. Мы учились в ней в три смены.
Школы в городе восстанавливали в первую очередь. Работали на их стройках, и учителя, и ученики. Старались скорее избавиться от третьей смены. Газета «Слава Севастополя» по поводу третьей смены опубликовала тогда стишок: «Дети в школу собирайтесь, петушок уснул давно».
На очередном субботнике, убирая территорию, наткнулись на ящик с гранатами. Комендатура располагалась недалеко, кто-то из учителей сбегал туда и сообщил о находке. Пришли сапёры, стали проверять, оказалось, что школьное здание было на территории немецкого склада с боеприпасами.
Школу закрыли, а здание снесли. Нас распределили по другим школам, так я оказался в школе № 3.
Продолжение http://www.proza.ru/2017/05/25/1308
На фотографии: Малахов курган в 1944 году.
Свидетельство о публикации №217052401017
Вадим Вегнер 19.01.2024 13:08 Заявить о нарушении