Возвращение-Ч3Глава 5-6

                Глава 5


        – Сегодня у вас вводная лекция, – сказал Герасимов своим первокурсникам.
        Нас было у него двадцать восемь душ: шестнадцать ребят и двенадцать девушек. Первого сентября все принятые на актёрский факультет разошлись по студиям и внимали своим ведущим.
        – У вас будет много предметов, – продолжил Герасимов. – Не сдадите любой из них, и вас отчислят. Но вы можете сдать их на отлично и быть отчислены, если не овладеете главным – мастерством актёра. В этих стенах вы будете делать себя мастерами, а я постараюсь в этом помочь. Не всем повезёт, и кто-то будет отчислен. Не стоит воспринимать это как личную трагедию: значит, это не ваше и нужно искать себе профессию по плечу. У всех сидящих в этой студии есть артистические способности, иначе вас бы здесь не было. Разовьёте вы их или покинете стены института, будет зависеть только от вас. Занятия в студии отличаются от занятий в аудиториях других вузов тем, что вас здесь мало и я буду работать со всеми вместе и с каждым в отдельности. А сейчас для поднятия духа Геннадий расскажет нам анекдот.
        – Я не ослышался, мэтр? – спросил я, демонстративно ковыряя в ухе. – По-моему, этот жанр слабо сочетается с занятиями.
        – Ты не прав. Каждый из вас должен правильно донести до слушателей любой рассказ, вот мы сейчас и посмотрим, как ты это сделаешь. Заодно поднимешь нам настроение. На сцене это у тебя получалось. Кстати, у тебя уже появились подражатели. Давай, не заставляй себя упрашивать.
        – Надеюсь, что это не войдёт в систему, – пробурчал я. – Меня уже в школе достали просьбами рассказать анекдотик. Ладно, слушайте. На съёмках фильма главный герой должен броситься в воду с моста. По условиям крупного плана его нельзя заменить каскадёром. «Но я не умею плавать и сразу пойду ко дну!» – возмущается актёр. «Ничего, эта сцена в фильме заключительная» – успокаивает его режиссёр.
        – Ты схалтурил, – сказал Герасимов, когда все отсмеялись. – Рассказал неплохо, но много хуже, чем мог. Есть причина?
        – Люди очень падки на юмор, – мрачно ответил я, – причём практически все. Мне не хочется становиться штатным клоуном института. Одно дело веселить людей с эстрады, другое... ну вы поняли.
        – Понял, – кивнул Сергей Апполинариевич. – У тебя не получится остаться незаметным, так что не избежишь и просьб рассмешить. Выполнять их или нет – решать тебе самому, а на моих занятиях я ни тебе, ни кому другому не позволю халтурить. Встань и расскажи что-нибудь другое в полную силу. Представь, что ты на эстраде.
        – Актриса предъявляет претензии режиссёру: «Почему вчера в сцене выпивки реквизитор подал мне обыкновенную воду? Я требую, чтобы подавали настоящую водку!» «Согласен, – отвечает режиссёр, – но с условием, что в последнем акте вам подадут настоящий яд».
        – Вот! – поднял руку Герасимов, когда стих смех. – Заметили разницу? В первый раз он просто рассказал смешную историю, во второй – сыграл её в лицах и сыграл прекрасно! Этому вы и будете учиться, конечно, не на анекдотах. Запомните, что актёр ни в кого не перевоплощается, а остаётся самим собой. Если вы будете перевоплощаться в каждой роли, скоро познакомитесь с санитарами. Но, оставаясь самим собой, он должен глубоко понять своего героя и изобразить его так, чтобы у зрителей не зародилось и тени сомнения.
        Первая лекция не была занятием. Герасимов поднимал нас одного за другим и предлагал рассказать о себе. Он знакомился с нами, а мы – друг с другом. Ещё до начала лекции меня удивил возрастной состав студентов. Если судить по внешности, здесь были девушки моложе моей жены. Как потом выяснилось, я не ошибся и Наталья Белохвостикова была младше Люси. Были и другие, кого я сразу узнал. Наталья Бондарчук, родившаяся в один год со мной, Наталья Аринбасарова, которая уже имела маленького ребёнка и была старше нас на четыре года, и Николай Ерёменко. Георгия Николаенко я не знал в лицо, только по его работам. Ему, как и Аринбасаровой, уже исполнился двадцать один год. Дополняли список знаменитостей Наталья Гвоздикова и Талгат Нигматулин. Остальных я не знал.
        – Сейчас у вас будет лекция по истории мирового кино, – сказал Герасимов. – Ведёт этот предмет Кира Константиновна Парамонова, она заведует кафедрой кинодраматургии. А я с вами прощаюсь до завтра.
        – Расскажи анекдот! – попросил Ерёменко, когда мы вышли из студии. – Да шучу я, что ты так скривился! Вы с Людмилой приехали из Белоруссии? Я тоже оттуда.
        – Не называй её Людмилой, – сказал я Николаю. – Ей больше нравится, когда зовут Люсей.
        – Здорово вы выступаете, – подошла к нам Бондарчук. – Песни замечательные, и печёшь ты их как блины. Геннадий, что думаешь делать после занятий?
        – Он уже занят, – со значением сказала Люся.
        – Я не в том смысле, – засмеялась Наталья, – но хорошо, что предупредила, буду иметь в виду. Я хотела кое-кому предложить собраться в кафе. Если не хотите в кафе, можно у нас дома. Вас я приглашаю.
        – Спасибо, Наташа, – поблагодарил я. – Наверное, пойдём. Но давай сначала дождёмся конца занятий. Пошли быстрее, а то опоздаем на лекцию. Нужно ещё найти аудиторию.
        – Время есть! – махнула она рукой. – Герасимов отпустил раньше, а я знаю, где аудитория. Послушай, у тебя все анекдоты такие... приличные? Или это только для эстрады?
        – А тебе нужна изюминка? – спросил я.
        – Скорее перчинка, – засмеялась она. – Вижу, что ты не хочешь их рассказывать, но друзьям?
        – Познакомишь с отцом?
        – Без проблем. Поедем к нам, там и познакомлю. К четырём он должен быть дома.
        – Так и быть, слушай. Режиссёр объясняет молодой актрисе сцену: «Вы сидите в комнате. Врывается грабитель, связывает вас и насилует. Понятно?» «Да. Но скажите, грабитель будет красив?» «Конечно». «Тогда зачем ему меня связывать?»
        – Класс! – засмеялась Наталья. – Теперь пошли, а то действительно опоздаем.
        Когда закончились занятия, выяснилось, что из приглашённых Бондарчук смогли пойти в гости только мы и Ерёменко, остальные по разным причинам отказались.
        – У нас машина, – сказал я друзьям. – Думаю, что влезем. Только нужно будет сделать остановку, чтобы купить торт.
        – Ничего себе! – присвистнул Николай, увидев «Волгу». – В неё точно влезем. А если нет, я посажу Наталью на колени. Откуда колёса?
        – Подарок поклонников, – отшутился я. – Загружайтесь. Наташа, говори адрес. Виктор, забросите нас и уезжайте, я потом позвоню. И остановись где-нибудь, где продаются торты.
        Вечер провели интересно. И с новыми приятелями было о чём поговорить, и познакомились с женой Бондарчука Ириной Скобцевой. Роль Элен в «Войне и мире» она уже отыграла и, когда мы приехали, находилась дома. Глава семейства был весь в делах, приехал уставший и с нами практически не общался. В шесть вечера попрощались и уехали на вызванной мной машине. Заодно забросили Николая в общежитие на Будайскую. Своих я предупредил по телефону сразу же, как только приехали к Наталье, так что они не волновались.
        – Мам, мы не хотим ужинать, – сказал я матери. – Вчетвером слопали большой торт. Утром прибежим на завтрак, а потом меня начнёт кормить жена. Когда ослабею так, что не смогу таскать ноги, приползу к тебе. Люсь, только не дерись!
        – Расскажите, как прошли занятия, – попросила Таня.
        – Занятий почти не было, – ответил я. – В институте травил анекдоты, а после гонял чаи с Бондарчук и Скобцевой.
        – Как хочешь, – обиделась сестра.
        – Не обижайся! – обняла её жена. – Так всё и было. Заниматься начнём завтра. Ладно, мы пойдём осваивать временно подаренную квартиру.
        – И с чего начнём? – спросил я, когда зашли к Черзаровым, заперли дверь и включили свет в большой комнате.
        – С кровати, конечно! – сказала жена. – В нашей комнате всё время приходится сдерживаться, а тут мы одни! Красота! Заодно докажешь, что не разлюбил. Столько красавиц в группе, а Белохвостикова вообще почти англичанка и уже успела сняться в кино! И ты на них пялился! Сейчас будешь отрабатывать прощение!
        Отрабатывал я дольше обычного.
        – Совсем другое дело! – сказала она часом позже. – Как только не поломали кровать. Послушай, чего это ты в последнее время зачастил к Суслову? Ты же вроде всё им записал. Что ещё нужно?
        – Он очень честный, но ограниченный человек, – ответил я, – и идеально подходит для чистки партийных рядов. Но его деятельность в Политбюро этим не ограничивается. Сейчас Суслов с Брежневым принимают все важные решения. С техническими новшествами он не спорит, в науку не лезет, даже в вопросах управления соглашается с экспертами и работниками Проекта, но предложения в социальных вопросах вызывают сопротивление. Ну не так он воспитан. Кое-что удаётся доказать, но его недовольство видно невооружённым глазом. Думаю, что скоро он перестанет меня дёргать. Брежнев и Суслов никогда не пойдут в реформах слишком далеко. Машеров мог бы, но его время ещё не пришло. В той реальности его пригласят возглавить Совмин только через тринадцать лет. Столько ждать нельзя, поэтому я и попытался протолкнуть часть новшеств через нынешнее руководство.
        – Часть?
        – Только то, что не вызовет большого сопротивления, усилит реформу и позволит избежать потерь и выиграть время. Я думаю, что если большую часть предложений реализуют, то к восьмидесятому году жить будем в два раза богаче, чем в то время жили мы.
        – Здорово!
        – Не очень это здорово. Сравнивать наш жизненный уровень с Западом сложно, но если грубо, то в ФРГ и тогда будут жить в два раза лучше нас, а в Штатах – в три. Нам нужно их обойти, а этого не добиться частичными мерами. Надо менять само общество и проводить реформы дальше. Не может и не должно государство заниматься вообще всем и всё контролировать. Такой подход плодит чиновничество, со всеми пороками бюрократического общества. Ладно, смешно, ей богу. Муж с женой отдыхают после занятий любовью, беседуя о судьбах страны. Кому бы рассказать!
        – А мне интересно!
        – Тогда скажи, чем государственный капитализм отличается от социализма?
        – Не будь врединой!
        – Ладно, если не хочешь думать... Внешне различий мало. В этой форме капитализма все предприятия и ресурсы принадлежат государству. А у нас?
        – Народу, конечно, хотя распоряжается государство.
        – Поэтому и говорю, что мало различий. В обеих формах всем управляют государственные чиновники, только делают это по-разному. У них тоже есть планирование, но одним из основных регуляторов является конкуренция. Любому производителю нужны кнут и пряник. Пряник – это прибыли и возможность дополнительных инвестиций, а кнут – возможность вылететь в трубу. Конкуренция – движущая сила капиталистической экономики, она придаёт ей динамизм, заставляет производителя не стоять на месте, а вкладывать деньги в модернизацию и расширение производства. Если ты выпускаешь продукцию лучшего качества, чем у других, да ещё и дешевле, выигрывают все, кроме твоих конкурентов. Если исчезает конкуренция, Запад начинает делать то, чего мы от него так долго и безуспешно ждём, – загнивать. Сговор крупных производителей ведёт к застою в экономике, росту цен и снижению качества продукции, поэтому на Западе стараются не допустить чрезмерной монополизации в любых областях жизни. Пока получается, хоть и с трудом. Оборотной стороной конкуренции являются разорение неудачников, рост безработицы и постоянные попытки экономического руководства поднять рентабельность, в том числе и ограничением доходов работников предприятий.
        – И ты хочешь как-то ввести у нас конкуренцию? – догадалась Люся.
        – Именно. Возьмём для примера нашу торговлю. Она не отличается большим разнообразием товаров, а то, чего не хватает на всех, попадает в разряд дефицита, исчезает с прилавков и продаётся только своим. Сейчас продавцам безразлично, больше они продадут товаров или меньше. Отсюда часто хамское отношение к покупателям. Видела бы ты, как они улыбались и благодарили за сделанные покупки, когда их прижала частная розничная торговля! Закончилось всё плохо. Государственную торговлю ликвидировали, а её место заняли крупные частные сети магазинов, которые делали накрутки цен на товары не в жалкие двенадцать процентов, как при социализме, а в пятьдесят или сто. Когда проводили реформы, были попытки создать элементы рыночного хозяйства. Установят предприятию план на продукцию и требуют его выполнения, а всё, что произвели сверх плана, могли продать желающим по повышенным ценам. И возможность потратить эту прибыль была существенно больше.
        – И чем всё закончилось?
        – Я уже рассказывал. У нас даже нужные вещи делали через задницу. И введение этих мер не отличалось последовательностью. К чему мне надрываться и увеличивать выпуск продукции, если в следующем году так скорректируют план, что её не хватит на свободную продажу? Система плановых показателей, отчётность и порядок использования прибыли – всё это душило инициативу предприятий. Да и техническое отставание очень многих давало о себе знать. Прежде чем работать в новых условиях, нужно было на трети заводов обновить станочный парк. Это очень сложный комплекс проблем. Я не экономист, но уверен, что чисто плановая экономика будет нормально работать только в теории. Дай всем управленцам технику, свяжи её в сеть, обеспечь объективной информацией о потребностях и возможностях и управляй. Где бы ещё взять два миллиона честных и добросовестных работников, которые к тому же знали бы своё дело! И они должны быть не только в низовых звеньях управления, но в первую очередь на самом верху. А у нас с управлением наверху через десять лет начнутся проблемы. Я надеюсь, что мы от многого убережём Брежнева, но он в Политбюро не один. Черненко так и не удалось убрать, и не его одного. Брежнев, когда постарел, просил об отставке, но я нигде не читал, чтобы это сделал кто-нибудь ещё из «кремлёвских старцев».
        – Ты уверен, что квартира не прослушивается? – вздрогнула Люся.
        – Не бойся. Я всё-таки специалист и осмотрел обе квартиры. Нет ни микрофонов, ни закладок в телефонах.
        – Значит, ты не всё им сказал. А Машерову?
        – Ему я выложил всё. Больше ставить не на кого. Если не получится у него, значит, не судьба! Устроимся в жизни получше...
        – А если попытаться потом...
        – Потом не получится. Россия будет в такой заднице, что выкарабкиваться придётся долго, а весь остальной мир не станет ждать. Европа и США окажутся в сложном положении, но по-прежнему будут долго рулить в мире. Появятся новые центры силы, а мы уже никогда не достигнем прежнего влияния. Можно попробовать забраться на жёрдочку выше в нашем курятнике, но теперь многое пойдёт по-другому. Поставишь не на того и пойдёшь на дно вместе с ним, хорошо если при этом не убьют. У нас в то время убивали направо и налево. Не всех, понятно, а тех, кто хотел урвать кусок покрупней.
        – А для чего ты поступил во ВГИК?
        – Здравствуйте, я ваша тётя! А ты для чего поступила? За компанию, что ли?
        – Ген, я серьёзно спрашиваю. Ведь трудно представить более бесполезную специальность для изменения мира.
        – А кто тебе сказал, что я собираюсь в этом участвовать? Я хочу прожить жизнь с интересом, и чтобы она не была повторением предыдущей. Может, и полезу в реформаторы, но это будет нескоро. Да и не такая уж бесполезная специальность, если учесть, что у нас многие артисты становились режиссёрами, а я видел сотни фильмов, любой из которых можно взять за основу, чтобы снять свой.
        – То же можно делать и с книгами.
        – То же, да не совсем. Книги всё-таки читает намного меньше людей, чем смотрит фильмы. И кино сильнее действует на большинство людей, по крайней мере хорошее. А в фильм можно многое заложить. И потом есть ещё одно... Не хотел тебе говорить, но я начал терять память.
        – Как это? – испугалась жена.
        – Не бойся: не случилось ничего страшного. Память по-прежнему прекрасная, но я уже не помню в подробностях тексты многих книг. Сюжет помню, все его повороты, действующих лиц, отдельные диалоги, а весь текст – уже нет. Смогу написать книгу, но это будет именно написание, хоть и по чужому сюжету. Текст уже будет мой, и писанина займёт больше времени. Песен это не коснулось: какой в них текст! Поэтому и старался быстрее дописать комментарии. Я по-прежнему помню все события, но уже стал путаться в датах. Теперь это не страшно. Сейчас уже многое из того, что я записал, не происходит. Некоторое потому, что убирают опасных людей...
        – Как убирают? – вздрогнула Люся.
        – По-разному. Через два года один военный должен был совершить покушение на Брежнева, но только убил бы вёзшего космонавтов шофёра и кого-то ранил. Я не знаю, как и куда его убрали, но уверен, что этого теракта не будет. Уже сейчас меняются судьбы сотен тысяч и миллионов людей. Много изменений в экономике, сельском хозяйстве и в армии. Чем дальше, тем больше будут расхождения. Пока сохранится общая тенденция мировых процессов, потом может измениться и она. Тебе не надоело?
        – А ты уже отдохнул?
        – Ещё нет.
        – Тебе понравилась Белохвостикова?
        – Красивая девушка, а что?
        – Просто спросила. А кто из них прославится?
        – Она будет известной, Бондарчук, Николай тоже. Только он очень рано умрёт. Ему будет лет пятьдесят или чуть больше. Кажется, инсульт.
        – А можно предотвратить?
        – Я научу его йоге. Если долго стоять на голове, не страшен никакой инсульт.
        – А кто ещё?
        – Мы с тобой.
        – Я серьёзно!
        – Я тоже. А кроме нас, Аринбасарова. Она уже прославилась. Жаль, что её с ребёнком скоро бросит муж. Ещё будет известным Николаенко. Это мы пока знаем только своих. На общих занятиях я никого не узнал, но они такие молодые, что это немудрено. Впереди пять лет учёбы, ещё познакомимся. И на других курсах должны быть будущие знаменитости. В коридоре видел Спиридонова, тоже будет классный актёр. Но мы с тобой всё равно лучше всех!

        – Этого следовало ожидать, – сказал Семичастный Грушевому. – У вас, Константин Степанович, в Проекте больше пятисот работников. Рано или поздно завелась бы какая-нибудь гнида. Хорошо, что вы по нашим рекомендациям выделили оба сектора, занятые военными вопросами. Этот Сергеев вообще ничего о них не знал.
        – Несложно догадаться об их существовании, – ответил Грушевой. – Но вы, Владимир Ефимович, правы: по-настоящему важной информации у него было немного.
        – Я могу узнать, что попало к американцам? – спросил Семичастный.
        – Возьмите распечатку. Сергеев работал в секторе США и Латинской Америки, а здесь всё самое важное по этому региону за этот и следующий годы.
        – Интересно... За этот год у вас совсем мало, только убийство Че Гевары в Боливии и старт Аполлона-4.
        – Хрен им, а не Че, – сказал Грушевой. – Его уже убрали.
        – По шестьдесят восьмому уже намного больше. Ого! Американцы действительно потеряют в Гренландии ядерную бомбу?
        – У них загорится и рухнет стратегический бомбардировщик. Обломки трёх водородных бомб найдут, четвёртая так и не будет найдена. При этом сильно загадят территорию. Всё будет засекречено.
        – Если не отреагируют на добытые данные, катастрофа может стать достаточно веским доказательством их правдивости. Опять Аполлон. Детройтская конференция. Что за «чёрное правительство»?
        – Негры забавляются. Хотели организовать в южных штатах республику Новая Африка.
        – А вот это серьёзно. Убийство Кинга, если оно будет, всколыхнет Америку. Ещё один Аполлон. Переговоры с вьетнамцами о мире. Я думаю, что теперь они начнутся раньше. Шестого июня убьют Кеннеди? Что за напасть на эту семью. Предотвратят?
        – Кто их знает, – пожал плечами Грушевой. – Для начала во всё это нужно поверить. Часть событий точно не повторится, так что могут и не принять мер.
        – Новый президент Эквадора, новый президент Панамы, переворот в Перу и национализация американской Интернешнл петролеум компани.
        – Вряд ли генералу Альварадо теперь удастся этот переворот.
        – Опять переворот, на этот раз в Панаме. Они что, сговорились? Снова Аполлон, на этот раз пилотируемый. А это уже важно! Выборы в США и имя нового президента! Военные власти Бразилии отменяют конституцию, выход на лунную орбиту Аполлона-8, и всё.
        – Вполне достаточно, чтобы внимательно отнестись к полученным данным и заинтересоваться Проектом и источником наших сведений.
        – Может, изолировать мальчишку в каком-нибудь уютном и надёжном месте?
        – Думаю, что это преждевременная мера, да и Леонид Ильич не даст нам так поступить. Геннадий уже давно не мальчишка, и непосредственной опасности по-прежнему нет. Сначала они должны убедиться в том, что этот Сергеев передал что-то действительно ценное, потом убедить в этом руководство и начать работу. При этом рано или поздно след приведёт в Белоруссию. У нас треть работников Проекта знает, что сведения приходят оттуда. А к деду не так легко подобраться.
        – Я созвонился с Петровым. Дед очень плох. Они боятся, что он долго не протянет.
        – Может, это и неплохо, – сказал Грушевой. – Был дед – были предсказания, а его смерть обрубит все концы. О Геннадии знают только четыре десятка человек, и вероятность утечки незначительная. Да и не станет никто искать такую личность среди студентов-киношников. Подготовка у него уже неплохая, и он продолжает тренироваться, да и охрану мы не убрали.
        – Морочите вы с ним голову! – сказал Семичастный.
        – Он может понадобиться, – возразил Грушевой. – У Геннадия интересный взгляд на многие вопросы, да и учёные вытягивают из него немало полезного. Этот человек мог взлететь очень высоко и без всякого риска для себя, а вместо этого он пришёл к нам.
        – Не к нам, а к Машерову, – хмыкнул Семичастный. – Но вы правы: мы многим ему обязаны. Ладно, примем дополнительные меры безопасности.
        – Что дали допросы Сергеева?
        – Только то, о чём я вам сказал, но у меня не было этого, – Семичастный показал на распечатку. – Теперь поговорим с ним более предметно. Может, вытянем что-то ещё.

        – Что за чушь вы принесли, Гарви? – спросил директор по разведке Брайан Вильерс начальника отдела СССР Гарви Брендона. – Как можно в такое верить? За всё время, которое я возглавляю разведывательный директорат, из вашего отдела не поступало ничего подобного. Сколько за это заплачено?
        – Нисколько, – ответил Брендон. – Человека, который это передал, взяли раньше, чем с ним успели расплатиться. Достоверность наличия большой группы специалистов разного профиля и администраторов, работающих при правительстве Советского Союза над неким Проектом, не вызывает сомнения. Этот человек был одним из них. Первичный анализ показал, что часть описанных событий вполне достоверна.
        – А гибель Че Гевары?
        – Если Советы об этом знали, становится понятно, почему провалилась наша операция и кто вывез отряд повстанцев. Старт Аполлона-4 действительно планируется на первые числа ноября. Давайте подождём двадцать первого января и посмотрим, разобьётся наш стратегический бомбардировщик или нет.
        – Что по остальным событиям?
        – Узнали по Детройской конференции. Что-то такое действительно готовят, но темнокожими занимается ФБР. Запуски Аполлонов в планах есть, но сроки пока не определены. Убийство Кинга очень вероятно. Многих раздражают его чрезмерная активность и выступления против войны. Я предупредил кого надо в Федеральном Бюро, пусть решают сами. По переговорам с Северным Вьетнамом спросите сами у Государственного секретаря. События по странам Центральной Америки аналитики сочли правдоподобными, а Ричард Никсон самый вероятный кандидат республиканцев.
        – Почему из анализа выпало убийство Роберта Кеннеди?
        – Потому что такие вещи не поддаются анализу. Если посчитаете нужным, я сообщу директору ФБР...
        – Давайте подождём, время терпит. И к январю передайте на базу в Платтсбург наши рекомендации по усилению безопасности полётов. Пока эта бумага не пойдёт дальше вашего отдела. Поймите правильно, Гарви, если сейчас дать ей ход, мы с вами будем выглядеть идиотами. А дальше посмотрим. И усильте работы по этому Проекту русских. Было бы прекрасно найти там «крота». Раз предпринимают такие меры безопасности, значит, и нам нужно знать, чем они там заняты.


                Глава 6


        Я медленно брёл по заснеженной дорожке парка мимо закрытых павильонов. Тело привычно побаливало, а двигать ногами было тяжело. Что поделаешь, старость. Загребая снег ногами, вышел за ворота и увидел Ольгу. Она стояла не там, где я встретил её в прошлый раз, но так же без тёплой одежды и простоволосая.
        – Здравствуй, – отдышавшись от быстрой для меня ходьбы, сказал я.
        – Здравствуй, – на чистом русском языке ответила она. – Я вижу, что у тебя ничего не получилось. Хорошо прожил вторую жизнь?
        – А ты откуда знаешь, что не получилось? Ты же здесь недавно.
        – И не могло получиться, – сказала она, пожав плечиками. – Один человек не в состоянии изменить человечество. Сделать хуже, чем было, не очень сложно, а лучше – пуп надорвёшь. Все погибают, вы не исключение. Тебе надо было просить не о второй жизни, а о том, чтобы вам помогли перебраться в какую-нибудь другую реальность. Чистых и незанятых миров хватает.
        – И вы помогли бы?
        – Могли и помочь, – ответила она. – Миров много, а для нас это нетрудно. Ещё и общались бы потом, а я приходила бы к тебе за вафлями.
        Я открыл глаза и увидел потолок своей комнаты, едва освещённый лунным светом. Рядом посапывала жена, привычно уткнувшаяся головой мне в плечо. До жути реальный сон ушёл, осталось облегчение и мысль о том, что действительно стоит попытаться попросить помощь. Необязательно бежать из родного мира, но чем плохо иметь запасной вариант? Интересно, можно ли сделать постоянный проход? Ответа предстояло ждать больше шестидесяти лет.

        – Что за галиматья, Брайан? – спросил директор ЦРУ Ричард Мак-Гарра Хелмс. – Вы решили подработать гадалкой?
        – Сэр, этот документ передал перед своим арестом человек, пришедший из секретного проекта правительства Советского Союза, – сказал Брайян Вильерс. – Возможно, это галиматья, но прочитайте выводы аналитиков отдела, а после этого распорядитесь этой бумагой по своему усмотрению. Я понимаю, как выгляжу в ваших глазах, но сегодня уже двадцать шестое. Если этот бомбардировщик действительно упадёт с водородными бомбами, вы не зададите мне потом вопрос, какого чёрта я никому это не показал?
        – Меня ни в чём не убеждают выводы ваших аналитиков, Брайан, я в это просто не верю. Но я вас понимаю. Чего вы хотите?
        – Если в самолёте есть скрытые неполадки, их не так просто найти. Самолёты проверяются самым тщательным образом. А раскрывать причины мы не можем: поднимут на смех. Откладывать полёт тоже бессмысленно. Экипаж спасся, погиб только самолёт. Если он совершит в этот день патрулирование без бомб...
        – Идите, Брайан, и заберите свою бумагу. Я подумаю, что можно сделать.
        Через четыре дня после этого разговора директор по разведке был срочно вызван в кабинет шефа.
        – Зайдите ко мне, Брайан, – приказал Ричард Мак-Гарра Хелмс. – И не забудьте то, что приносили в прошлый раз.
        Зайдя в кабинет главы ЦРУ, Вильерс, помимо самого шефа, увидел руководителя научно-технического директората Роберта Келли.
        – Садитесь, – сказал шеф, – и давайте сюда вашу бумагу. Ознакомьтесь, Роберт. По вашему совету, Брайан, я кое с кем связался и передал рекомендации. Нам пошли навстречу, и двадцать восьмого с базы Платтсбург ушёл на патрулирование бомбардировщик, не имевший на борту водородных бомб. Не знаю, что подумали военные, но просьбу они выполнили. Самолёт нормально пролетел по обычному маршруту и приземлился на авиабазе. А вот тот, который взлетел сегодня, загорелся и упал в районе Туле. Экипаж спасся, но четыре бомбы упали на землю Гренландии. Всё, как в вашей бумажке. От меня тут же потребовали объяснений. Я связался с базой и выяснил, что сегодня вылетел самолёт, который должны были отправить вчера. Военные просто заменили его другим. Я по-прежнему не верю ни в гадалок, ни в машину времени, но таких совпадений не бывает. Если окажется, что мы не найдём одну из бомб, я поверю во всё, что у вас здесь написано. В связи с этим возникают несколько вопросов. Во-первых, что и кому говорить, во-вторых, что делать с этой бумагой, и наконец, откуда об этом знают русские. Если допустить, что у них много таких бумаг, у меня просто не хватит фантазии, чтобы представить, чем это для нас может кончиться.
        – Время необратимо, – сказал Роберт Келли. – Я скорее поверю в то, что русские подожгли наш самолёт, а мы им в этом помогали. Предлагаю ничего не отвечать военным, пусть жалуются хоть президенту. Нужно посмотреть, чем всё закончится, и сравнить. И провести проверку по остальным фактам. До убийства Кинга осталось три месяца. Привлеките к работе ФБР. Если написанное соответствует действительности, я не исключаю, что это вообще их работа. Мне плевать на их разборки, главное – получить сведения. Если верить этой бумаге, многое должно произойти в Центральной Америке. Там у нас много агентов, надо их потрясти. Вот если убедимся, что всё соответствует написанному, будем думать. Вы сами что-нибудь предприняли?
        – Пробуем подступиться к тому проекту, откуда к нам попала эта бумага, – ответил Вильерс. – Пока не получается из-за слишком плотного прикрытия. Но там работает много людей, так что кого-нибудь найдём, только на это нужно время.
        – Хорошо! – решил шеф. – Будем ждать результатов работы комиссии по падению самолёта и проверять остальные факты, а потом сделаем выводы. Роберт, снимите копии с этой бумаги для себя и для меня. Свободны, господа.
        О Роберте Кеннеди никто из них не сказал ни слова. На проверки ушло двадцать дней, после чего с результатами работ был ознакомлен президент.
        – Никогда не любил фантастику, – сказал он, внимательно прочитав переданные ему документы. – Вы в это верите, Ричард?
        – Скажем так, я это допускаю, – ответил директор ЦРУ. – Учёные в один голос говорят, что этого не может быть, в том же уверено большинство моих работников, которые готовили эти бумаги, но я не могу игнорировать факты.
        – Считайте, что я тоже их не игнорирую, поэтому приложите усилия, чтобы на моём столе как можно быстрее появилось что-то более весомое, чем выводы ваших аналитиков. И постарайтесь, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Если всё окажется бредом, сами должны понимать, какие могут быть последствия.
        Следующая утечка произошла в первых числах марта. В результате ЦРУ получило распечатку природных катастроф за период с шестьдесят восьмого по семидесятый год. Первым в списке стояло землетрясение тридцать первого августа в Иране, в результате которого должно было погибнуть двенадцать тысяч человек. К сожалению, предательство обнаружилось только через три месяца, когда провалилась попытка передать материалы по экономической реформе.

        – Входите, товарищи! – пригласил Брежнев министра обороны Гречко и главкома ВМФ Горшкова. – Садитесь и докладывайте. Чем всё закончилось?
        – Рассказывайте, Сергей Георгиевич, – сказал Гречко. – Не буду лишать вас славы.
        – Вся слава досталась адмиралу Амелько, – улыбнулся Горшков. – Я буду пересказывать его доклад. Полученные данные были переданы экспертной группе Тихоокеанского флота. Подводную лодку и её системы вооружения проверили до предела возможного. Обнаружено несколько мелких неполадок, которые не могли привести к её гибели.
        – Значит, всё-таки американцы? – спросил сидевший в кабинете Суслов.
        – Выходит, что они, Михаил Андреевич. Подводная лодка проекта 629А относится к самым современным, разве что имеет дизель, а не силовую атомную установку. У неё новое ракетно-торпедное вооружение, в том числе имеются торпеды с ядерной боевой частью, и современное электронное оборудование для навигации и сжатия информации, которое сильно интересует американцев. Для них это лакомый кусочек. Ни одна из приложенных версий, кроме потопления лодкой «Суордфиш» не прошла проверки. Клапана работают идеально, системы оружия – тоже, да и не планировалось его применение. А взрыв водорода никогда не разрушил бы корпус. В пользу версии с американской подлодкой говорит ещё и то, что «Суордфиш» через несколько дней после гибели К129 была замечена в японском порту Йокосука с повреждёнными перископом, рубкой и носовой частью, а так же то, что американцы абсолютно точно знали, где она затонула. По вспышке взрыва можно лишь приблизительно определить район катастрофы. И это, кстати, не первый случай, когда они допускают столкновения, поэтому мы приняли в разработку второй вариант.
        – Как всё происходило? – с интересом спросил Брежнев. – Я понял, что вы их потопили.
        – Нашим подводникам запрещают доводить дело до обострения при любых инцидентах, и американцы это знают и пользуются. Наверное, в тот раз «Суордфиш» преследовала К129 в северной части Тихого океана, пока не догнала и не протаранила, вызвав затопление. Всё-таки дизельной лодке трудно соперничать с атомной. На этот раз всё было иначе. Во-первых, мы разместили большие противолодочные средства восточнее предполагаемого места конфликта. При любом исходе дела у них вряд ли получилось бы уйти. А потом выпустили К129. Риск был минимальный. Шестого и седьмого марта лодка двигалась в указанных координатах, пока акустики не засекли шум винтов. Надводных кораблей мы туда не пустили бы, и капитан это знал. Одним словом, они выпустили четыре торпеды и двумя попали. «Суордфиш» лежит на глубине порядка пяти километров.
        – Достать можно? – спросил Суслов.
        – Нет, – ответил Горшков. – Не знаю, как они хотели доставать с такой глубины нашу, но у их лодки наверняка разбит атомный реактор, так что вряд ли её достанут. Но спуститься и посмотреть можно. Вот пусть они сначала попытаются найти, а потом спускаются и смотрят, а мы в ответ на обвинения будем выдвигать свои версии. Они предполагали у нас самопроизвольное срабатывание оружия, почему мы не можем предположить то же самое?
        – Молодцы! – сказал Брежнев. – Нагло, но в таких случаях иначе нельзя. Передайте адмиралу Амелько, чтобы представил список на награждения. А нашим сейчас нужно быть осторожней. Американцы могут попробовать отыграться.

        – Как это было? – спросил я. – Больно?
        – А ты как думаешь? – сказала жена. – Как проткнула мочку, я света невзвидела! А она ещё удивляется, чего я так ору! Еле уговорила дать второе ухо. Мама сказала, что у всех разная чувствительность.
        – Это тебе компенсация. – Я вложил ей в руку золотые серьги.
        – Гена, иди быстрее, – позвал сидевший у телевизора отец. – Что вы застряли в коридоре? Послушай, передают о выступлении Насера.
        – Пойдём, – сказал я жене. – Послушаем, скажет он что-нибудь новое или нет.
        Не сказал. Несмотря на победу, а не поражение, набор тезисов был тот же самый, что и в «Программе 30 марта» моей реальности.
        – Чепуха это всё, – сказал я, – причём вредная. Ладно, мы пойдём к себе.
        – Будем выступать на майские праздники? – спросила Люся. – На Новый год отказались, если откажемся сейчас, могут больше не предложить.
        – Времени много, можем подготовить две песни.
        – Гена! – раздался из-за двери голос отца. – Иди быстрее, Кинга убили!
        Мы вместе вышли в гостиную и подошли ближе к телевизору.
        – Видный борец за права темнокожего населения Соединенных Штатов Америки, – вещал диктор, – противник войны во Вьетнаме...
        – Как это случилось? – спросил я.
        – Возле его дома остановилась машина, и кто-то расстрелял из автомата и умчался. Представляю, что сейчас начнётся в Америке. Зря ушёл, передали, что завтра в Париже начинаются переговоры между США и Вьетнамом.
        – Новости закончились, – сказал я. – Мы пойдём к себе.
        – Из-за чего ты так взволнован? – спросила жена. – Из-за Кинга?
        – Всё стало меняться, – ответил я. – Кинга убили сегодня в Монтгомери, а должны были убить в Мемфисе четвёртого апреля. И убили по-другому. Переговоры по Вьетнаму тоже начались раньше. Пока расхождения в мелочах, но они начнут нарастать.
        – Всё равно полезно знать, как и что было! – возразила она. – Для того и писал, чтобы менялось. Заметил изменения у нас?
        – Как я замечу, если в это время жил в провинции совсем другой жизнью? Но думаю, что большинство населения пока не заметило. Научные сведения на стадии ОКР или внедряются в производство, а реформы дадут отдачу только через год-два. То, что подготовятся к засухе, сократят армию, избегнут Чернобыля или проведут реформы, почувствуют миллионы. Кстати, в конце июня должны принять новый закон о браке, так что скоро закончится наше подполье. Будешь отгонять от меня студенток на законном основании,  а мне не придётся бить морды ребятам.
        – Кому я нужна!
        – Между прочим, ты сказала эту фразу с сожалением!
        – Ген, – она прижалась ко мне, – ещё два месяца – и мы с тобой перейдём на второй курс! Вот могла ли я мечтать о такой жизни?
        – Держись за меня! – заявил я. – Ещё не то будет.
        – А я и так держусь, – зашептала она мне в ухо. – Обеими руками!
        – Если не уберёшь руки, я за себя не отвечаю! – сказал я, пытаясь вырваться. – Мама может в любой момент постучать в дверь!
        – Вот поэтому нужно жить в своей квартире, – сказала она. – Что хочешь, то и делаешь.
        Свою квартиру мы получили только через год, когда обоим исполнилось восемнадцать лет. Куратор переехал в другой дом, а мы заняли его двухкомнатную квартиру. К этому времени я написал пять книг, был принят в союз писателей и без напряга обставил квартиру мебелью. Занимались и песнями, выступая с ними на праздничных концертах. Учёба во ВГИКе давалась нелегко, но жилы не рвали, и Герасимов с Макаровой были нами довольны. С Брежневым и его внучкой по-прежнему встречались два-три раза в месяц, а вот Суслов меня избегал. Он больше не посылал за мной машину, и мы ни разу не встретились у Брежнева, хотя я знал, что он часто бывает в доме Леонида Ильича.
        Друзей было много, а после того как дали квартиру, они стали часто проводить у нас вечера. Свой брак открыли вскоре после Нового года, сыграв свадьбу задним числом.
        – Жаль, – сказал Люсе студент из нашей группы Олег Бежанов. – Когда Геннадий тебя бросит, учти, что я жду.
        – Из-за чего ему меня бросать? – удивилась она.
        – А где ты видела у артистов долгие браки? Почти у всех было по две-три жены, а то и больше. А я однолюб.
        Таких однолюбов было ещё несколько. Вот известие о моей свадьбе не разбило ни одного сердца. Девчонки оказались практичней ребят. Видя, что я занят, они не допускали для себя ничего лишнего, поддерживая чисто дружеские отношения. По крайней мере, я о других не знал.
        Консультации прекратились. Вслед за Сусловым от них отказался Грушевой, а последним понял их бесполезность Келдыш. Он, правда, и вытянул из меня больше других. Единственным человеком, которого иногда интересовало моё мнение, был Брежнев. Я не знал, следовал ли он в своей работе моим советам или нет. Именно Леонид Ильич в качестве новогоднего подарка сообщил о предательстве в Проекте и о том, что к американцам попали такие данные, которые не оставляли никаких сомнений в том, что мы как-то сумели заглянуть в будущее. А в феврале умер белорусский дед, и объект прикрытия был ликвидирован. Не прошло и месяца с того дня, когда сняли охрану, как в Асаново наведался корреспондент «Красной звезды». Он собирал материал о партизанском движении в крае, и кто-то посоветовал поговорить с Масеем. Те, кому следовало, быстро выяснили, что любознательный гость не имел никакого отношения к «Красной звезде». Два дня он расспрашивал о старом партизане, а потом попрощался и уехал. За ним проследили, но не стали трогать. Деза сработала, и, если бы не четыре десятка особо доверенных людей, знавших о моей роли в Проекте, можно было бы ни о чём не беспокоиться. У меня даже забрали Сергея, оставив только машину и заменив «Волгу» четыреста третьим «Москвичом». Шофёр был от Комитета, но уже другой. Если не считать этой машины и редких свиданий с генсеком, наша жизнь мало отличалась от жизни других студентов, которых в Москве пруд пруди. Конечно, имелась своя квартира и отсутствовала нужда в деньгах, к тому же благодаря своему творчеству мы за последние два года обросли такими связями, что, наверное, могли решить любой вопрос. Говорю «наверное», потому что мы пока не использовали эти связи.
        Сегодня праздновали День Победы и, как обычно, собрались в квартире моих родителей, только теперь уже три семьи. Сестра в декабре вышла замуж и навещала нас не чаще, чем я ездил к Брежневу. Праздники она отмечала вместе с мужем и его роднёй.
        – У вас хоть осталась Ольга, – вздыхала по этому поводу мама, – а у нас все разбежались.
        – Далеко мы разбежались? – спросил я. – Можно перестукиваться через стенку.
        – Всё равно, – сказала она. – У вас теперь своя жизнь, постоянно бывают друзья, а мы станем нужны, когда появятся внуки.
        – Только после окончания института! – предупредила Люся. – Три года подождёте. Пап, ты долго будешь служить? Не тяжело?
        – Думаю, что ещё два-три года, – ответил Иван Алексеевич. – Если вытяну три, уволят полковником, а это уже другая пенсия. При желании можно не работать.
        – Так ты и усидишь дома! – с сарказмом сказала Надежда.
        – Не усижу, – согласился он, – но смогу выбрать что-нибудь необременительное. Будем тогда с Володей ездить на рыбалку. А сидеть дома скучно, да и деньги пригодятся: у нас Ольга растёт.
        – Выпьем за самый главный праздник! – сказал отец, поднимая рюмку. – А вы так и будете чокаться лимонадом? Друзья не смеются?
        – Привыкли, – ответил я. – За победу!
        – Вас будут сегодня показывать? – спросила мама.
        Вчера в Центральном Доме Советской Армии был праздничный концерт, на котором мы выступали с двумя песнями.
        – Обычно показывают, – ответила Люся. – Съёмку вели, и в программе есть праздничный концерт.
        – Где думаете отдыхать, студенты? – спросила Надежда. – Не забыли мою просьбу?
        – Деньги есть, так что можем съездить и на Урал, и на море, – сказал я. – Нужно только сначала сдать сессию.
        – Счастливые вы люди! – сказала мама. – Всё у вас есть. Мы с мужем начинали совсем не так. Бараки, частные квартиры и два чемодана. Даже посуды своей не было, приходилось брать у хозяйки. А сейчас в магазинах всё есть, были бы деньги. Я заметила, что за последние два года в них заметно увеличился выбор товаров.
        – Это не только в Москве, – сказал отец. – Друзья пишут из Белоруссии, что там то же самое.
        Мы с час посидели за столом, потом посмотрели концерт, а когда он закончился и всё убрали со стола, позвонил Келдыш.
        – Здравствуйте, Мстислав Всеволодович! – ответил я на приветствие. – Поздравляю с праздником! Сто лет вас не видел и не слышал. Чем обязан?
        – Мы сейчас это исправим, – пообещал он. – Вы с Люсей не за столом?
        – Нет, только что закончили праздновать.
        – Тогда собирайтесь, я за вами приеду минут через пятнадцать. Форма одежды – парадная. – И положил трубку.
        – Собирайся, – сказал я жене. – Келдыш хочет нас куда-то вытащить. Скоро подъедет, поэтому лучше подождать на улице.
        Мстислав Всеволодович приехал даже раньше, чем обещал.
        – Я уже отвык от «Волги», – сказал я, помогая Люсе сесть в салон. – И куда вы нас повезёте?
        – На моей квартире собрались друзья, с которыми хочу вас познакомить. Мне неудобно перед тобой. Благодаря тебе мы в ближайшие годы совершим рывок во многих областях, а ты незаслуженно забыт. Мне уже осталось немного. Уйду, и никто не узнает, кому этим обязаны. Поэтому хочу вас кое с кем познакомить. Такие знакомства могут пригодиться. Заодно нам что-нибудь споёте. Но это только повод.
        – Зря вы себя так рано хороните, – возразил я. – Медитации выполняете?
        – И медитации делаю, и боярышник пью.
        – Когда запустите в производство те сердечные препараты, которые я описал, обязательно пройдите курс лечения, продлите жизнь на много лет. И переживаете зря. Я получил всё, что просил, а известности и так хватает. Когда окончим институт, так сыграем, что все премии будут у нас.
        – Не скажешь, почему именно кино? Ты же в прошлой жизни занимался техникой. Значит, были желание и способности? Или нет?
        – Были, – подтвердил я, – и сейчас есть, но тяга к кино сильнее. Нам всегда приходится выбирать что-то одно, жертвуя другим. Вы ведь тоже пожертвовали авиацией.
        – Откуда знаешь? – спросил он.
        – Где-то вычитал. А почему кино... Я смотрел сотни фильмов, многие из которых никогда не создадут. А мы сможем кое-что вернуть, да ещё вложить в интересный сюжет правильные мысли.
        – Тогда вам нужно было поступать на режиссёрский факультет.
        – Это необязательно. Можно снимать фильмы, имея готовый сюжет и те знания по режиссуре, которые нам дадут, а вот сниматься в них самому без учёбы у Герасимова или кого-то другого будет уже трудно.
        – А вам дадут снимать?
        – В моё время актёры становились режиссёрами и наоборот. Да и сейчас есть такие, например, Бондарчук. А с моими связями...
        – Сейчас мы их увеличим, – пообещал он, останавливая машину у подъезда.
        У Келдыша мы пробыли до позднего вечера. Познакомились с его гостями, среди которых были несколько ректоров московских вузов, спели им под гитару с десяток наших песен и к концу вечера стали в этой компании своими.
        – На сцене рассказываешь анекдоты, – когда прощались, сказал ректор МГУ Иван Георгиевич Петровский, – а нас не порадовал ни одним.
        – Вы и так весело провели время, – засмеялся я, – но если хотите... Но только один, потому что я уже вызвал машину. Слушайте. Учёные изобрели новое атомное оружие. После испытаний корреспонденты спрашивают на конференции: «Скажите, какая, по вашим оценкам, была мощность взрыва?» «От 10 до 100 килотонн». «А почему такой большой разброс?» «Ну, мы сначала думали, что 10 килотонн, а оно как бабахнет!!!»

        – Докладывайте, Ричард, – сказал президент. – Мы ждём.
        «Мы» состояло из самого Ричарда Никсона, государственного секретаря Уильяма Роджерса и министра обороны Мелвина Лэйрда.
        – С вашего позволения, господа, я не буду касаться истории вопроса, которую вы прекрасно знаете, а сразу же перейду к фактическому материалу, – сказал директор ЦРУ Ричард Хелмс. – Прежде всего скажу о тех документах, которые в разное время попали в наши руки в результате оперативных мероприятий в рамках операции «Проект». Это различные сведения о будущем ряда стран Азии, Латинской Америки и Соединенных Штатов. Самые дальние по времени события датировались семьдесят третьим годом. За прошедшее время часть этих событий исполнилось в точном соответствии с записями в документах, часть показала неполное соответствие по характеру или времени происшествия, и некоторые не произошли. Расхождения, скорее всего, вызваны действиями русских или нашими собственными. Все природные катастрофы сбылись абсолютно, в том числе совпали и цифры потерь. Специалисты нашего Управления пришли к однозначному выводу о том, что русским удалось каким-то образом получить информацию из будущего. Такое нельзя вычислить или предсказать никакими прогнозами. Косвенно это подтверждают разведывательные данные о взрывном характере успехов Советского Союза в электронике и ряде других областей техники. В рамках уже проводимой реформы промышленности и сельского хозяйства будут внедрены отдельные рыночные механизмы и перестроена вся система управления и планирования экономикой. Во многих институтах уже три года ведутся работы по разработке технологий создания интегральных микросхем и других компонентов радиоэлектроники. Некоторые из этих работ уже запущены в производство. Работы проводятся комплексно, и их масштабы поразительны для экономики Советского Союза. Большинство достижений внедряется не только в продукцию военного назначения, но и в гражданскую, что для них нехарактерно. В СССР даже собираются выпускать цветные телевизоры с использованием микросхем. Такие успехи в столь короткие сроки нельзя объяснить ничем, кроме одного: они откуда-то узнали, что и как следует делать, а в институтах только отрабатывали технологии. Кстати, три года назад у некоторых наших компаний было куплено высокотехнологичное оборудование, предназначенное для полупроводниковой промышленности. Видимо, закупки велись русскими через подставных лиц, так как нам не удалось найти ничего из проданного. Нужно принять меры к тому, чтобы в дальнейшем такое не повторилось.
        – Как соотносятся наши уровни развития в области электроники? – спросил президент.
        – По объёмам мы по-прежнему многократно опережаем, а по уровню можем отставать лет на пять–семь. Но русские только начали внедрять свои новшества в промышленность, и я не знаю, что у них в рукаве.
        – А в области вооружений? – спросил министр обороны.
        – Запущена реформа армии, но её содержание узнать не удалось. По косвенным признакам можно заключить, что планируется сокращение личного состава с одновременной модернизацией вооружения, в первую очередь тяжёлого. Наверняка используют свои наработки в электронике. Всё только началось, поэтому рано делать выводы.
        – Я уже могу сделать вывод, что нас обошли! – сказал Никсон. – Выяснили что-нибудь новое о причинах?
        – Ничего нового, сэр, помимо умершего старика, нет. Другого следа наши информаторы не дали. Но мы продолжаем работать.
        – И что мы можем предпринять в этой ситуации? – спросил Никсон. – Я жду ваших предложений, господа.

     Часть 3, Главы 7-8   http://www.proza.ru/2017/05/25/226