Красная куртка. Часть вторая

Собираясь  на  концерт,  Санчо  снова  с  неприязнью  разглядывал  себя  в  зеркале.   На  этот  раз  ему  особенно   не  понравились     короткая  шея   и  маленькие  треугольные  глазки.   А  еще  пухлые,  по-дурацки  розовые  щеки?!   Безобразие!
    «Мама!  Где  мой  серый   пиджак!» - не своим  голосом  заорал  он.
-   «Ну  что  ты  кричишь!  Все  на  месте».  Мать  подошла  и  потрогала  его  лоб.  Лоб  был  холодный.
  «Конечно,  одежда – не  главное -  в  отчаянии  думал  Санчо, -  Но  люди  все  равно  встречают  по  одежке,  сами  того  не  замечая!»
     Ах,  как  ловко  сидели  на  Нике  его  новые  кримпленовые  брюки!  Как  обольстительны  были  белые  нейлоновые  рубашки  Флинта!  Он  покосился  на  новую  куртку,  висевшую  в  шкафу.
       Актовый  зал  института  был  переполнен.    На  сцену  вышел  плотный  румяный,
славянского  типа   блондин  с  мягкими  редеющими  волосами.  Одну  за  другой  он  пел  свои  романтические  песни.  Санчо  запомнилась  песня  про  маленького  принца.  Весь  внешний  облик  артиста,  казалось ,  пышущий  здоровьем,  мало  соотносился  с  лирикой  и  нежными  печальными  мелодиями.  Но  публика    встретила  его  восторженно,  его  слушали,  затаив  дыхание,  а    потом  долго  и  ожесточенно  аплодировали.
  Санчо  огляделся.  .Как  водится,  первые  ряды  занимали    устроители,  организаторы  и  наиболее   почетные  гости.  Вот  как  Снежный  Барс,  например. Санчо  поздоровался.
  Один  из  организаторов,  очевидно  главный  распорядитель,  беспрерывно  вертелся  с  озабоченным  видом.  Санчо  был  знаком  с  ним  шапочно,  но  хорошо  представлял,  о чем  он  сейчас  думает:  « Уф-ф!  Кажется,  все  нормально.  Устал!  Все  приходится  делать  самому.  Программа  утверждена  и  согласована  там, где  надо.  Банкеты  в  узком, а затем в еще  более узком  кругу – все  готово. Слава  Богу!  Есть  еще  Маня  Гринько,  на  всякий  случай,  так,  в качестве  тяжелой  артиллерии – тип  русской  красавицы  исполинского  роста  с  пшеничной  косой  и  ясными  васильковыми  глазами.»   Главный  распорядитель  самодовольно  улыбнулся  и  захлопал  вместе  со  всеми.
  Санчо  досталось  место  в  восьмом  ряду,  рядом  с  какими-то  пробивными  чайниками.
Это  было  еще  неплохо.  Сам  виноват. Надо  было  прийти  пораньше.  Вон  Ник,  гораздо  ближе  к  сцене,   хотя  тоже  не  в  первых  рядах.  Рядом  с  ним  сидит  Вероника.   Бедняжка,  пятый  год  ездит  на  сборы,  не  пропускает  ни  одной  вылазки,  ни  одного  мероприятия,  но  все  никак  не  может  выйти  замуж.  Далее,    гг  Джон  Фаулер  и  Джим  Хоккинс.  Они  неразлучны.  Ага!  Флинт  пришел  с  незнакомой  девушкой.   Раздуваясь  от  спеси,  он  осторожно  держал  ее  за  тонкое   запястье.   Зато  смотреть  на  Ника  было  одно  удовольствие.   Девушка  Флинта  была  так  хороша,  что  у  Ника, Санчо  готов  был  поклясться,   пожелтели  глаза,  а  улыбка   выглядела  искусственной.
         После  концерта  выяснилось, что  Санчо  не  приглашен  ни  на  один  из  банкетов,  ни  в  узком,  ни  в  еще  более узком  кругу.  О  нем  просто  забыли.  Он  мог  бы  перенести  это  стоически, уверенный,  что  оба  эти  мероприятия -  для  самых   приближенных,  но  Митька  в  последний  момент  все  испортил.  Выйдя  на  воздух,  он  на  ходу,  торопливо  заскочил  в  троллейбус  и  только  потом  заметил  Санчо.  «Ты  чего,  старик, - прокричал  он  в  открытую  дверь  троллейбуса,  -  Поехали!  Ник  и  Флинт  давно  уже  там!»
«Больше  не  могу -  подумал  Санчо, -  Устал!»




« В  Царствование  Анны  Иоанновны  одних  знатных  и  богатых  людей      было  лишено  чести  и  достоинства,  имений  и  жизни  и  сослано  в  ссылку  более двадцати  тысяч  человек.  Одно  подозрение  в  поджоге  влекло  неминуемую  смерть.»-
Митька   остановился,  чтобы  перевести  дух,  а  заодно   и  отхлебнуть  из  своего  кубка.  Приятели  пили    горячий  соседский  самогон  из    хрустальных  кубков  с  затейливыми  шариками.  Заодно  Митька  развлекался  чтением  исторических   анекдотов,  которые  Санчо  собирал  для  очередного  реферата.    Он  многозначительно  взглянул  на  Санчо.
Тот  едва  слушал,  был  мрачен  и  хранил  молчание.  Подумав,  он  тоже  отхлебнул  из  своего  кубка
«Значит  так…  Далее…-  не  сразу  найдя  в  книге  нужное  место,  тоном  лектора  продолжал  Митька, - Вообще  ложные  показания  и  доносы  делались  даже  от  самых  близких  людей,  например  ,  от  жен,  мужей  и  т.д.  Доносчики  получали  хорошие  награды.  Капитан  морской  службы,  Александр   Возницын,  православной  веры,  будучи  в  Польше  у  жида  Бороха  Лейбова,  принял  жидовство  с  совершением  обрезания.  Жена  Возницына,  Елена  Ивановна,   учинила  на  него  донос.  Возницын  был  жестоко  пытан  на  дыбе   и  сожжен  на  костре,   а  жена  сверх  законной  части   из  имения  мужа,  от  щедрот  императрицы   получила  еще  сто  душ  с  землями  в  вознаграждение  за  правый  донос.    Понял!?» -
-«  Ну  жидовство-то  принял  по  причине  беспробудного пьянства,  допустим,  или  в  приступе  белой  горячки.  Ну  и  что?»
-  Нет, ну  а  жена-то,  какова  стерва-то, а?
- А что,  жена?  Надоел,  может…  разлюбила.  Ты  вот  тоже  допьешься,  а  Нинка  донос  напишет.»
- Нинка! -  страшным  голосом   сказал  Митька, - Нет!  Ни  за  что! –
-  Ни  за  что -  передразнил  его  Санчо, -  Знаешь, при  Сталине  сколько  доносов  писали?
Мир  рисовался  Санчо в сплошных  черных  красках.
- Сталин  умер -  неуверенно  прошептал  Митька.  Он  быстро  опьянел ,  почему-то  перешел  на  шепот  и  сильно  шепелявил.  -  Это  называется  лозные  доносы.
Филстейн?
Санчо  промолчал.  В  эту  минуту  он  был  готов  написать  ложный  донос  на  самого  себя.


В  субботу  Снежный  Барс  устраивал  вечеринку. Быть  приглашенным  туда,  считалось  очень   лестным.  Народ  старался  не  пропускать  такие  собирушки, чтобы  слыть  посвященным.  Все  любили  там  собираться  еще  из-за  хозяев, всегда  ровных  и  доброжелательных ко всем без  исключения. Небольшая  квартирка  всегда  была   заполнена  до  отказа.  Располагала к себе  прежде всего  хозяйка.  Ее  нельзя  было  не  любить.  Никогда  и  ни с кем  у  нее  не  бывало  недоразумений.  Длинные  светлые  волосы,  всегда  будто  только  что  вымытые  отличным  польским  шампунем,  красиво  ложились  ей  на  плечи. А  выражение  лица  у  нее  было  такое, что  хотелось  немедленно  рассказать ей  обо всех  своих  неприятностях  и  невзгодах.
Вечер  был  в  разгаре.  Горели  свечи.  Уже  было  спето  множество    своих  и  чужих  песен. Пел  Митька  о  том, что  жизнь -  это  телега  без  колес.  Недалекий  Лелик, исправно    исполнявший  роль  шута,  уже  обошел  почти  всех  с одним  и тем  же  надоевшим  анекдотом, где  муж,  уходя  от  жены, на  ее просьбу  сказать  на  прощание  что-нибудь  теплое  и  мягкое,  говорит  ей:  «Говно  ты!»,  и  готовился   осчастливить публику  следующим.  В  этот  раз  народу  было  так  много, что  Лидия, всегда  приветливая и радушная  хозяйка, уже  только  беспомощно  улыбалась  от  усталости.
Эффектная , слишком  сильно  накрашенная  Светка  Бабичева   что-то  такое  говорила  авторитетным  тоном,  как  будто  с  ней  кто-то  спорил,  хотя  ей  никто  не  возражал.
Флинт,  опираясь  рукой  о  стол,  коршуном  нависал  над  своей  девушкой,  как  бы  желая  отгородить  ее от  внешнего  мира,  от  чужих  и  нескромных  глаз.   Пьяная  Вероника  за  не  имением  достойных  кавалеров,  что-то  шептала  на  ухо  смущенному  Лелику.  Только  что  исполнили  песню  про  апрель  и  подсвечники,  и  теперь  хозяин,  известный  ловелас  и  сердцеед,  а  так  же  инструктор  и  заслуженный  мастер  спорта
играл  в  нарды  со  своим  приятелем,  немного  похожим  на  Шаляпина.  Гг  Хоккинс  и  Фаулер  сидели    за  огромным  столом  и  наблюдали  за  игрой.   С тех  пор,  как они  получили эти  прозвища, они  держались  чопорно,  как  настоящие  англичане.
  В  это  время  дверь  распахнулась  и  появился  Санчо  в  неправдоподобно  красной  куртке.  «О,  Санчо!  Какой  ты  пышный!  По  какому  случаю?» -  раздалось  сразу  несколько  голосов.   Лидия  ласково  пригласила  его  к  столу:  «Садись,  Санчо,  не  обращай  внимания.  Тебе  очень  идет.»  Санчо  и  сам  знал, что  неотразим,  поэтому  небрежно  повел  плечом:   «А  что,  здесь  кто-то  одевается,  как члены  Политбюро?»
Таковых  не  нашлось .
-« Спасибо,  Лидия,  я  не  хочу  есть,  просто  посижу,  не  беспокойся.»
- «ЗначитЬ  ужинать  будешь  в  завтрак» - вдруг  сказала  Томочка,  сидевшая  рядом  с  Ником.  Она  появилась  в  компании  совсем  недавно,  но  держалась  уверенно,  в  особенности  подчеркивая   свою  близость  к  именитым  хозяевам  дома. У  Ника  слегка  покраснели  уши.  Лидия  положила  белую  руку  на  Томочкино  плечико. Томочка  обвела  присутствующих  выпуклыми  глазками,  уверенная, что  пошутила…
   Расходились  за полночь.  Санчо  был  очень  хорош  в  новой  куртке  и  снисходительно  позволял  собой  любоваться.
   Бог  знает,   где  он  достал  эту  куртку  и  чего  ему  это  стоило.  Немного  смелого  по  тем  временам,  ярко-красного  цвета,  она  была  мягкая  и  нежная  наощупь.  Множество  замков  и  капюшон  придавали  ее  владельцу  неоспоримый,  умопомрачительно  горнолыжный  вид.  Он  заранее  знал, что  при  виде  этой  куртки  у  его  друзей  глаза  на  лоб  полезут.  Да  и  сам  себе, откровенно  говоря,  он  казался  небожителем.   На  фоне  белоснежных  гор  ее  должно  быть  видно  издалека.  Каждый  раз  теперь,  надевая  эту  куртку,  он  замирал  от  восторга.  Конечно, в те  времена  не  было  принято  много  внимания  уделять  одежде.  Но  тут  было  другое.  Тут  был  необходимый  ему  кураж,  самообман,  пропуск  в  иную,  лучшую  и  красивую  жизнь.
   Ровно  две  недели  он  с  благоговением  носил  эту  куртку,  почти  не  раздеваясь.
Развязка  наступила  неожиданно  и  неотвратимо,  как  рок  в  древнегреческой  трагедии.
   В  очередной  раз  народ  собрался  там,  где  «ветер  рвет  горизонты»  Как-то  незаметно  общество  самопроизвольно  распалось  на  две  группы  и  Санчо  с  гитарой  переходил  от  одной  компании  к  другой,  втайне  надеясь, что теперь  все  увидят  его   новую   куртку.  Разношерстная   компания  самозабвенно  пела:
.                «Мы  выходим  на  рассвете,  из  Сахары  дует  ветер,
                Поднимая  эту  землю  до  небес,
                Только  пыль  под  сапогами,  с  нами  Бог  и  с нами  знамя
                И   тяжелый  карабин  наперевес!»
Бесспорно,  Санчо  был  в  центре  внимания.  Каждый  аккорд  его  гитары  звучал,  как  пистолетный  выстрел.  Его  оживленное  лицо,  жесты,  слишком    четкая  и  отрывистая  речь -  все  говорило  о  том, что  этот  человек  находится  на  пике  славы.   И  все  из-за  куртки.  Она  была  настоящая.  Не  зря  она  придавала ему  значимость  и  самоуважение!
Народ  все  прибывал  и  прибывал.  Откуда-то  взялся  Лелик.  Против  ожиданий,  он  был  молчалив,  экстравагантен  и  холоден.   Во  второй  группе  рассказывали  о  таинственных  и  необъяснимых  случаях  в  горах.  Кто-то сам лично видел  погибшего  альпиниста
уже  после  его  смерти. Другие рассказывали, что он  всегда  появляется  перед  несчастьем.
Собственно, и сами  горы,  оказывается,  живые. Вот буквально вчера ночью  ребят  из технического разбудил жуткий  хохот.  Никто ничего не понял. А говорят, что
это   горы  хохочут  над  своей  жертвой,  маленьким  человеком-песчинкой ,  перед  тем,  как  сбросить  его  в  пропасть.  Санчо  рассеянно  прислушивался.   То  ли  от  рассказов, то  ли  еще  от  чего  в  душу  постепенно  вползало  беспокойство,  похожее  на  предчувствие…  Он  встал  с  желанием  стряхнуть  с  себя  непрошеное   чувство.
   В  это  время  к  костру  подошел  Ник,  как  всегда  удачливый  и  неотразимый.
Поговаривали, что  он  собирается  жениться  на  Томочке,  ввиду чего  мама  уже
подарила  ему  трехкомнатную  квартиру.   Все-таки, икра  и  балык  в  эпоху  дефицита  неплохо  справлялись  с  поставленными  задачами.  Лицо  его  было  безмятежно.   Волнистые  каштановые  волосы  были  уложены  с    тщательной  небрежностью.   Сочные  губы  улыбались.  Он  подошел  ближе,  послушал,  немного  помолчал.  Санчо уже  не  предчувствовал,  а  знал:  сейчас  что-то  произойдет. Он немного опасался его популярности в народе, ютившемся, в основном по жалким общагам с выбитыми стеклами. И оказался прав.  Ник  откашлялся,  затем  хорошо  поставленным   голосом  диктора Левитана объявил:  «Санчо!  Ты  не  объяснишь  мне  назначение  этих  вытачек?»   Он ткнул  пальцем  Санчо  прямо  в  грудь  и  юмористически  развел  руками,   словно   приглашая  всех  повеселиться.
       В  воздухе  повисла  оглушительная  едкая  тишина.  Лелик  трагически воздел руки к небу. Костер испуганно зашипел и погас. Санчо  смертельно  побледнел  и  задохнулся.    С  полминуты  он  угрюмо  глядел    куда-то  в  бок,  себе  подмышку.  Затем  метнул  в  него  ненавидящий  взгляд  и  поспешно  отошел…
Все  было  кончено  раз  и  навсегда. Такие  вещи  не  прощаются  никому.
  Он  шел  по  кочкам,  спотыкаясь  и  не  разбирая  дороги.  Какое-то  время  до  него  еще  доносились  слабые  звуки  песни.   Затем  все  стихло.