Эпилог

 Моя история подошла к завершению. Ее можно называть как угодно, но я сам не считаю свои записи ни автобиографией, ни мемуарами, ни дневником и даже не совсем исповедью. Я так и не согласился побеседовать со священником перед смертью - не вижу в том надобности. Дьявол получит мою душу в любом случае, если захочет - с покаянием или без него. Впрочем, думаю, он уже успел слегка во мне разочароваться, ведь я сам повинился перед властями вместо того, чтобы попытаться спасти свою никчемную жизнь. Как вы поняли, в тот же день после вынесения приговора я смог упросить надзирателей снабдить меня чернилами, пером и бумагой, после чего принялся за работу, надеясь успеть завершить все до последнего рассвета. И это у меня получилось.
 Мне осталось лишь сказать, что грядущее ничуть не страшит, не пугает даже светлую часть моей несчастной по словам того же судьи души. В мире живых меня ничто не держит, никто не сокрушится обо мне, я знаю, даже мой бывший друг и покровитель, если он вообще когда-то узнает о том, что случилось. Хочу только еще раз упомянуть Стеллу и ее отношение ко мне, ведь на суде, перед самой моей отправкой обратно в тюрьму, она успела подойти к скамье, где я сидел, и посмотрела на меня с неподдельным сочувствием и жалостью. Но я в ответ лишь глазами сказал: "Не нужно. Я не достоин ни жалости, ни участия. Но вам я буду благодарен до самой последней минуты, вы помогли мне создать лучшую картину из всех существовавших на свете." Затем меня увели, и я ни разу больше не обернулся в сторону этой хрупкой прекрасной девушки, не увидел ее милого лица ни на мгновение. Но в моей памяти оно останется навсегда.

 Последняя ночь моего пребывания в заключении подходит к концу, скоро станет светать. Свечной огарок стал уже совсем маленьким, а чернила также кончаются. Через несколько часов меня, скорее всего, уже закопают в безымянной могиле, без молитв и надгробия, чего я, уличная крыса, всегда и заслуживал. Все, чего бы я хотел пожелать тем, кто однажды прочтет эти бумаги - не повторять моих горьких ошибок, никогда не совершать непоправимое. А для меня судьба уже решена: моя шея тонкая, петля затянется сразу и сдавит ее насмерть... И в миг, когда это произойдет, я, с облегчением закрыв глаза, прошепчу в Пустоту лишь одно:
"Радостная и полнокровная красота Жизни никогда не сможет превзойти печальную и приглушенную красоту Смерти".