Пазл 18. Перевод стрелок

Отрывок из романа "Девочка из Грозного, или Игра в пазлы"


Январь 1992 г.


– Ах, мне хочется и в куклы играть, и быть взрослой!..

Мама улыбнулась:

– Это и называется переходный возраст. И чуть погодя добавила: – Взрослой быть всегда успеется...

Елка стоит нарядная, в игрушках и блестках, в серебряном «дожде». Но праздничного настроения нет. В связи с обстановкой в Грозном сестры впервые не приехали к нам на Новый год. Маме бы испечь чего-нибудь, но у нас ни масла, ни яиц... Папа заснул до полуночи, мы решили его не будить. Сидели у телевизора, слушали поздравление Ельцина и ели салат оливье. Потом угостились карамельками с чаем и легли спать. В довершение всего я заболела, так что все каникулы просидела дома, смотрела мультсериалы Уолта Диснея и «Богатые тоже плачут». Пока смотришь – весело, выключишь телик – грустно... 

Яна с Алинкой не заходят. Где они, что с ними? Никогда еще они так долго не гостили у бабушки... Во двор не тянет – там и без меня не скучают. Осенью мне показалось, что я могу обойтись без Янки, что ровесники мне важнее, – вот и расплачиваюсь. Я наслаждалась общением с дворовой компанией, но лишь потому что Яночка была мне надежным тылом. Без Снусмумрика мне никто не нужен.

Шестого января мама больше часа простояла за хлебом. Все хватали, хватали, и мама взяла пять буханок – плохой выпечки. На Рождество мы испекли «хворост». От духовки шел такой аромат, что даже папа не отказал себе в удовольствии полакомиться на церковный праздник. А тетя Дуся привезла сладкий пирог. Но главной радостью было то, что Яна зашла за мной, и мы оторвались за все каникулы! Опять была оттепель. Максим сбивал со своего балкона огромные сосульки. А маленькие, которые выросли с краю лавки, мы с Янкой обламывали и клали в рот, как леденцы. Говорили: «Вкуснятина» – и тут же плевались, что заставляло нас ржать до колик.

Наверное, это и называется «детство в жопе». Видели бы меня одноклассницы, с которыми мы степенно обсуждаем взрослые темы: месячные и деторождение!..



– Девочки, слышали новость? – сказала Роза Алимханова, когда мы тесным кружком сидели на переменке. Ее тон ясно говорил: «Конечно, не слышали и сейчас придете в отпад». – Манашку выдали замуж!

Ялхароева ушла от нас после четвертого класса и ее уже успели подзабыть. Но только не я: мучителей не забывают.

– Какую еще монашку? – капризно спросила Ритка.

– Да Ялхароеву, с ней Одинцов сидел!..

Новость была похлеще «Беловежской пущи» и отделения Чечни от России.

Алимханова с удовольствием живописала подробности: Манаша стала женой одного из боевиков (в устах Розы это звучало лестно), приближенного «к самому Дудаеву». 

– А как же школа? – спросила Валя.

– Ну какая ей теперь школа, – усмехнулась Роза. – Манашке почти четырнадцать. Будет детей рожать.

Все притихли. 

– Везет, – вздохнула Зарема.

– А я бы не хотела, – неожиданно возразила Наташа. (Мы покосились с удивлением: Натка всегда и во всем соглашалась с Заремой). – Нам рано замуж. Я... я еще в куклы играю!

– И я, – призналась Юлька.

– Я тоже, – послышалось со всех сторон.

– Ой, девочки, вы бы сейчас Манашу не узнали! – мечтательно продолжала Роза.
– Я видела ее, когда ездила с мамой на базар. Она совсем взрослая. В платке и такой длинной-длинной юбке...

При этих словах я невольно покосилась на свои голые колени. Ноги были в плотных колготках, но из школьной формы я уже выросла, подол стал короток и задирался. Фатима проследила мой взгляд и целомудренно прикрыла мне колени фалдой своей юбки, такой широкой, что хватило бы на троих.

Это еще один знак «посвященных». С недавних пор мои одноклассницы – и чеченки, и русские – забросили форму и перешли на длинные юбки. И те же самые девчонки, которые соревнуются во «взрослости» и якобы завидуют Ялхароевой (как там теперь ее фамилия?), не стесняются признаться, что играют в куклы!
Ну что там... Я тоже играю. Совсем чуть-чуть, когда приезжаю к тете Дусе на выходные.



Через неделю с независимым видом, раздуваясь от гордости, я шествовала по школе в собственной длинной юбке черного цвета и малиновом свитере с вышивкой бисером. Вещи смотрелись как новенькие, хотя новыми не были. Над ними поработали руки мамы и швейная машинка тети Дуси. Теперь я была «как все», а значит, могла рассчитывать на уважение. Во взглядах одноклассниц читалось: «Ты – одна из нас». Это было приятно.

Сменив короткое платье на юбку ниже колен и надев под свитер лифчик-«нулевку», я почувствовала себя взрослее, красивее и увереннее – впервые почувствовала себя девушкой! Таинственные процессы, происходившие в моем организме, получили внешнее выражение. Самооценка «Сопли» (разве когда-то меня так звали?) взлетела до небывалой высоты. Теперь я была не первой с конца, а где-то в середине, что меня вполне устраивало. У лидеров – свои заботы.   

– Фура до сих пор колени оголяет, – подтолкнула меня локтем Юлька.

– Что с нее взять – она же маленькая, – снисходительно обронила я.

Мы обменялись понимающими взглядами.

– Но по весу не маленькая, – пискнула Нинка. – На ее месте я бы постыдилась выставлять такие жирные колени. Да еще колготки у нее безразмерные... (Так мы называли капрон).

– Может, надеется, что Зарубин в нее влюбится? – съязвила Эльвира, и мы радостно заржали.

С верхней площадки мы обозревали нижнюю. Уже не в первый раз мы пропускаем урок физкультуры, мотивируя тем, что у нас «это». Судя по количеству оставшихся, класс накрыла волна месячных. Половина из них липовая, но попробуй докажи!

– Ой, девочки, – закатила глаза Ритка, – Ромочка, конечно, модный парень, но уж если влюбляться, так в Аюба! 

Никто не съехидничал. Мы молчали, потому что возразить было нечего: Аюб Алиев – самый красивый мальчишка в классе. С улыбчивыми черными глазами, роскошными смоляными волосами, при этом не задира, как Джанхотов, и не прилипала, как Кочарян. Наверное, все мы чуть-чуть влюблены в Аюба...

– Влюбляться надо в того, за кого выйдешь замуж, – наставительно заметила Эльвира. 

– Ой, а может, я выйду за него? – хихикнула Ритка.

– Не выйдешь. Он чеченец, а ты – русская.

– Ну и что? У Джанхотова...

– То было раньше, – перебила Дадалова с непонятным упрямством. – Теперь так нельзя.

– Почему?

– Нельзя и всё.

Внезапно что-то изменилось. Мы больше не были единым целым. Я чувствовала: все чеченки поддерживают Эльвиру, русские – Ритку. Впервые после истории про депортацию мы так явно раскололись на «свой – чужой» по национальному признаку.

– Чеченцы должны жениться на чеченках, – сказала Зарема.

– А если ты в Зарубина влюбишься? – спросила Наташа. Вроде бы пошутила, но никто не улыбнулся.

– Я никогда не влюблюсь в русского или ингуша, – отрезала Зарема.
В голосе ее проскользнула брезгливость, словно ей предложили отведать свинины.

Индира внезапно выбежала из нашей «раздевалки».

– Что это с ней? – спросил кто-то.

– А, – равнодушно ответила Эльвира, – она же ингушка...         



Религиозные праздники захлестнули календарь. Русским не мешают справлять свои: Крещение даже сделали выходным днем. А постоянный выходной у нас теперь – пятница. Очень неудобно. Трудно привыкнуть к разрыву недели. Даже время местное придумали: на час впереди Москвы. Никогда такого в Грозном не было. Но со старым Грозным, кажется, можно попрощаться...   

В понедельник 20 января было что угодно, только не учеба в школе. В связи с переводом стрелок никто не знал, как приходить: к семи или восьми? В семь было еще темно, поэтому я пошла к восьми и попала в середину второго урока – физики. Таких «заплутавших во времени» было много... А перед уроком истории произошла грустная сенсация: Зарема плюнула в Наташу!

Они всегда были заодно, мыслили и чувствовали одинаково. Даже на контрольных, как их ни рассаживай, – одинаковые ошибки. Я им чуть-чуть завидовала: у нас с Янкой редкая прогулка обходится без ссоры. И все-таки мы никогда не плевали друг на друга. Вот так, в прямом смысле, полным ртом слюны...

Айдамирова была злая и разговаривала только с чеченками – мы ничего не могли понять. Кошечкина прорыдала пол-урока и на следующей перемене призналась: все из-за платка!..

У некоторых чеченок головные уборы были чисто символические: скрученный в жгут шарф или широкий ободок. Главное, чтобы на волосах что-то было. Школьницы платков не носили. Зарема вдруг явилась в красиво уложенном на смоляных волосах воздушном шарфике, и для нас, вчерашних пионерок, это была просто дань моде. Айдамирова и Кошечкина всегда делились своими цацками: одна фенечку нацепит, другая серьгами трясет; у одной колечко в виде змейки, у другой фальшивый перстенек... Так обычно сестры меняются. Вполне естественно, что Натка, увидев новое украшение (а она восприняла головной убор именно так), тут же захотела его примерить. Зарема ответила «нет», и Натка сочла это шуткой. Она протянула руку и сдернула с Айдамировой ее платок.

– Девочки, мы же тыщу раз так дурачились – шапки срывали! – говорила Наташа с искренней обидой, хлюпая распухшим носом. – Разве могла я подумать?..

Зарема, мгновенно превратившаяся в фурию, вернула себе платок и обозвала лучшую подругу «грязной русской свиньей». Услышать такое от Джабраилова – к этому все давно привыкли, но от Заремки!.. С ней списано столько уроков, сделано столько «секретиков», пущено в свет столько сплетен, доверено столько тайн сердца!.. Наташа не верила своим ушам. Так как зачинщицей, хоть и невольной, была она, все еще можно было спасти, прояви она каплю благоразумия. Но эмоции захлестнули, и Кошечкина совершила вторую ошибку. В соответствии с принципом «сам дурак» она выдала любимой подруге ответный комплимент: «А ты грязная чеченская свинья!». Это был конец. Обзови Натка как-нибудь по-другому, возможно, подружки бы помирились, и обеим было бы стыдно. Но есть вещи, через которые не переступишь. Особенно если вынужден подчиняться миру взрослых. Еще совсем маленькой в совместных играх я слышала, как чеченцы подкалывали друг друга – мол, не ел ли ты сегодня свинину? И «подозреваемого» реально начинало тошнить...

Щедрой порцией слюны Айдамирова выразила все, что она думает теперь о Кошечкиной, а равно и о прочих русских. Разумовская пыталась выступить в роли посла мира, но Зарема в исступлении повторяла:

– Не трогай меня!..

Даже добрая и рассудительная Фатима на сей раз была непреклонна:

– Сорвать платок с девушки в людном месте – нанести ей публичное оскорбление. На такое способны только свиньи!..

– Но ты же без платка, – сказала Разумовская.

– Скоро одену. Взрослая девушка без платка – это позор! Хуже голых коленей. Если брат Заремки узнает...

Я посмотрела на Кошечкину и впервые увидела, как человек бледнеет.      
            


После этого весть о грядущей пятидневке показалась второсортной новостью. 
Семь уроков в день никого не испугали. Странные каникулы с 7 по 15 февраля – обрадовали, но как-то вяло. На классном часе Зина Петровна велела нам прийти «девятого к девяти» мыть парты.

– А десятого к десяти? – по инерции выскочил Зарубин.

Кто-то поржал. Большинство остались равнодушны. Классная тоже не отреагировала, думая о своем.

– Кочарян, откуда у тебя фингал под глазом? – поинтересовалась она.

– Упал, – коротко ответил Сурен.

– Гос-споди! Кто на кого упал?!

Вялое хихиканье.

– Он на Ритку Жнец упал, Зина Петровна, – с невинным видом сообщил Зарубин.

– Хватит паясничать! – заорала вдруг классная тоном, напомнившим Ю-Ю. – Вы совсем от рук отбились! 

Шуточки Зарубина тут были ни при чем. Зину Петровну угнетало другое: история с платком...

– Это Джанхотов ему отвесил, – сказал Коля Одинцов.

Как всегда: ничего личного. Служба у старосты такая...

– Что не поделили?

– Ритку Жнец.

– Одинцов! И ты туда же?!

– Я правду говорю, – обиделся Колька. – Они ей записочки на географии кидали. А потом друг друга... немного покидали...

– Вранье, – лениво заметил Джанхотов. – Кочарян просто стесняется признаться, что вчера с другими армяшками в Карабахе «айзеров» резал... А это, между прочим, наши братья по вере.   

Сурен нехорошо осклабился. Его горбатый нос стал словно бы еще горбатей и вызывающей.

– По какой такой вере, – каждое слово отчетливо прозвучало в наступившей тишине, – полукровка?..

Руслан с грохотом вскочил, опрокинув стул. Его деланную ленцу как рукой сняло.

– Я чеченец! Нохч!..

– Мамочка-то у тебя русская.

– Не тронь мою мать! – еще больше взвился Джанхотов. – Вали в свою Армению! И жидовку толстозадую с собой прихвати!

Таньке Фурман досталось вообще ни за что – просто потому, что она сидела рядом с Суреном. Фура тут же наярилась реветь. Впервые после истории с кнопками мне стало ее по-настоящему жаль.

Для наведения порядка Зина Петровна призвала все свои войска и, вспомнив старые времена, начала лупить по башке правых и неправых. Этот жест отчаяния, как ни странно, подействовал. Разговор перешел в деловое русло. Но, когда мы толпой вывалили из класса, я услышала, как Магомед сказал Аюбу:

– Вонючий армяшка прав. Джанхотов – полукровка. Хуже ингуша.

– Лучше быть русским свиньей, чем полукровкой, – согласился Алиев.

Они перешли на чеченский, а я застыла в толпе. Когда начались подобные разговоры?! Только вчера их не было. А сегодня – есть. «Вонючий армяшка», «русский свинья», «хуже ингуша», «полукровка»... Добряк Магомед, с которым я седьмой год сижу за одной партой, красавчик Аюб, в которого влюблены все девчонки!.. А Зарема, а Наташа? А Сурен? Что с нами сделали те, кто принес «свободу» республике? Что они еще сделают?..

Одноклассники-чеченцы с энтузиазмом восприняли лозунг «За свободную Ичкерию!». Гамаев доказывает всем и каждому, что вот теперь «мы заживем»... Мы или они? Бывают моменты, когда мне хочется верить в лучшее. У Джохара Дудаева жена русская – это могло бы стать символом единения народов. Но вспоминаю Настю – и как отрезает. Если вся их «свобода» и «волчья доблесть» состоит в том, чтобы безнаказанно грабить дома, убивать людей и измываться над маленькими девочками, то я предпочла бы прежнюю «несвободу»...

В углу за раздевалкой тихо плакала Танька Фурман. Никому не было до нее дела.

Я тоже хотела пройти мимо – она мне не подруга, с какой стати ее утешать? Но почему-то не смогла. Присела рядом. Хотела посоветовать ей плюнуть на все, но тут вспомнились Наташка с Заремкой...

– Тань, ты тут ни при чем, – сказала я. – Джанхотов сгоряча ляпнул. Ему тоже обидно.

Танька подняла свое круглое лицо, все в красных пятнах от слез.

– Вечно я у вас... то «Фура», то «дура»... А теперь еще и «жидовка». Куда мы с бабушкой поедем? Здесь дед похоронен...

– Я не знала, что твой дедушка умер, – неловко проговорила я.

– А что вы вообще знаете? (Теперь по кругу доставалось мне, но я терпела). Только и умеете обзываться. Если человек толстый, так он не человек. Если еврейка, так гнать ее!.. Бабушка всю жизнь мечтала о тихой старости на юге: «Фруктов покушаем, в тепле поживем. Люди там хорошие...». Это вы-то – хорошие?! Ненавижу вас всех!..

Я смотрела на Таньку и опять, в который уже раз, видела в ней себя. Но это ничего не меняло. Дружить из жалости нельзя. А симпатичней мы друг другу не стали. Она уткнула лицо в колени и на все попытки утешить отвечала злобным молчанием. Я махнула рукой. Пусть ревет дальше. 

Раздевалка уже опустела. Индира шуршала пакетом, доставая сапоги. У нее было такое лицо, словно она вот-вот заплачет вслед за Танькой. 

– Папа сказал, нам надо уезжать, – поделилась она, когда мы переобувались.

– Почему?

– Потому что мы ингуши.

Наши склоненные головы были близко. Индира прошептала мне в самое ухо:

– Мама боится за меня и сестер. А вы, русские, разве не боитесь?..   
      
 

Во дворе я привычно поискала глазами Яну. Мы учились в разные смены, и обычно я издали видела бегущую фигурку в красной курточке и розовой шапочке и слышала радостный вопль: «Привет! Гулять выйдешь?..». Снусмумрик был нужен мне как никогда, чтобы развеять кошмар этого дня. Но я вспомнила: утром Яна выгуливала Чарлика, значит, он опять на сутки заперт в ванной. А сестер Князевых забрала к себе бабушка...

Какой притихший двор! Даже под фонарем пусто, хотя в нарды и домино прежде играли круглый год. Сидели плечом к плечу: отцы семейств и молодые парни, русские и чеченцы. И дядя Миша из четвертого подъезда каждый вечер добирался к друзьям на своих больных ногах и костылях... А теперь фонарь освещает голую столешницу.

На днях из-за какого-то пустяка Букина крикнула Сережке Авербаху: «Вас, евреев, весь двор ненавидит!..». А мы и не знали, что ненавидим. И вообще не задумывались, что Сережка – еврей, Лелька – армянка, а Колька – «хохол»... Я могла бы сказать: «Ненавижу чеченцев!». Но это была бы неправда. Как можно ненавидеть семью Асхабовых, Фатиму, Магомеда?.. Как можно ненавидеть кого-то только за то, что он – русский или нерусский?! Я росла с ненавистью к Рамочкиной, потому что она подавляла меня; потому что втайне я мечтала с ней дружить... Такое бывает. Тысячу раз я кричала Вовке, что ненавижу его, ибо за что же любить мучителя? И про Макса я не раз себе твердила:  «Ненавижу», – это так понятно...

Но понять природу той ненависти, что заставила Айдамирову расплеваться с Кошечкиной, Джанхотова – сцепиться с Кочаряном, а Гамаева и Алиева – самодовольно разделить мир на «своих» и «чужих», – понять это было выше моих сил.

Не только головной убор Заремы подвергся в тот день испытанию. Моя шапка тоже полетала в воздухе.

На подъездной лавке расположились незнакомые подростки-чеченцы. Один встал и преградил путь, а другой сорвал с меня шапку. Они стали перебрасываться ею, отпуская грязные шуточки. Со слезами на глазах, дрожащим голосом просила я вернуть мне шапку, а они только гоготали. Когда над тобой издеваются за то, что ты слабая, – в этом тоже мало радости; но слабость в конце концов преодолима. Сейчас было гораздо хуже. В эти новые времена травят за то, что у тебя другая форма носа и разрез глаз. Травят по праву рождения.

Когда я изловчилась и выхватила шапку, они загоготали над тем, у кого я ее выхватила. Словно я была щенком, которого истязали, а он вдруг взял и сделал лужицу на одного из мучителей – фи!..

Я шагнула в подъезд. Кто-то крикнул вслед:

– Ты никому не рассказывай, ладно? Мы пошутили...

Закрывшись в спальне (типа делаю уроки), я ревела до икоты.

Привычный мир рассыпался на кусочки...



Полностью роман опубликован в журнале "Русское эхо", №5 (124) и №6 (125) за 2017 г.

"ИГРА В ПАЗЛЫ" издана отдельной книгой в издательстве "АКВИЛЕГИЯ-М", 2020 г.
В настоящий момент весь тираж продан и страница в Лабиринте носит ознакомительный характер - оценки и отзывы.

!!! Приобрести электронную книгу можно на ЛИТРЕС.

Первые отзывы здесь:
http://www.proza.ru/2017/06/03/1179