Колеоптера

- Джаа! - зову я, внезапно осознав, что друга рядом нет.
Мой голос звучит глухо, словно я нахожусь не на улице, а в небольшом плотно заставленном помещении.
В ответ – молчание. Лишь слышится как плещется вода в отстойнике Чемикал-Эйн, да пролетают автомобили по скоростной трассе Абиадо Велосити. Фоном служит далекий гул химкомбината расположенного на противоположном берегу водоема. Снег валит стеной, видимость ограничивается несколькими метрами. Снежинки громадные и липучие, падают с неба, словно комки ваты. Воздух чистый, без вкуса и запаха, - комбинат не дымит сегодня, потому что всякие выбросы запрещены в штиль конвенцией о здоровье населения планеты. Хотя, снег я бы совать в рот не стал, как бы этого не хотелось.
- Джаа! – кричу я снова.
Даже эха нет.
«Спокойно, Тику. Твой друг просто решил пошутить. Вполне в его духе. Появится, как только ты запаникуешь и выдашь себя тревогой в голосе».
Мне девять. Джаа младше года на два. Он крупнее меня немного, поэтому мы кажемся ровесниками. Мы все время вместе, исключения составляют лишь школьные занятия. Родители Джаа в постоянных разъездах и бывает, что он живет у нас дома по нескольку дней. Мы часто бываем на этом пустыре, потому как места много, а снег никто не убирает. Можно лепить что-нибудь, строить крепости, рыть тоннели. Родители нас редко проверяют, ибо знают, где находятся их дети, да и место здесь вполне безопасное.
Мой отец работает на Чемикал-Эйн, что-то там считает, вычисляет, контролирует химические процессы, я точно не знаю всех формулировок. Плюсом, участвует в разных экспериментах института космических разработок, что расположен в городе, по ту сторону комбината. Сложно назвать это второй работой, скорее хобби, хотя он неоднократно намекал, что хочет «перебраться» в институт насовсем. Мать работает в основном дома, на компьютере, строчит договоры и разные соглашения.
«Где же он?»
- Это не смешно, Джаа! – кричу я, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрогнул.
Ничего не видно, сплошная белая пелена, но гул комбината служит неплохим ориентиром, так что заблудиться мой друг не мог. Если повернуться к источнику звука, то сразу перед ним будет громадный, замерзший почти до середины, водоотстойник, размером с небольшое озеро. По левую руку лесок, справа офисы комбината, позади шоссе Абиадо Велосити, а за ним наш поселок, наш дом….  Там тепло и уютно, трещит камин, мать хлопочет на кухне, отец разбирает почту, пахнет едой и кипяченым молоком. Мне вдруг нестерпимо захотелось домой…
- Джаа! - мой голос становится заметно выше, верный признак надвигающейся паники.
Если это какая-то шутка, то я не стану разговаривать с ним до конца каникул.
Всплеск воды.
Такое чувство, что вселенная пытается что-то сказать мне. Как будто это уже происходило со мной, и я вот-вот вспомню, что там будет дальше.
- Джаа, кончай уже….
Сугробы вокруг истоптаны нашими ногами и изрыты лопатками, определить куда пошел этот шутник, не представляется возможным.
«Сейчас брошу его здесь и пойду домой, пусть потом ищем меня сам».
Знаю, что так не поступлю, ибо мать начнет причитать, мол оставил друга в такой снегопад, вдруг он заблудится, на шоссе выскочит или чего доброго в отстойник свалится.
В отстойник он точно не свалится, - водоем обнесен сетчатым забором, да и зима на дворе, кромка льда тянется вдоль всего берега и по ширине достигает половины радиуса всего озера. На шоссе тоже сложно угодить, там ограждение…
- Джаа…, - выдыхаю я почти шепотом, осознав вдруг, что при всех своих выводах, я не должен слышать ни каких всплесков.
Ели только… там кто-то не плещется.
Я бросаюсь в сторону отстойника, утопая по пояс в снегу. Моя лопатка при мне. Я знаю, что это орудие должно мне помочь, - помню плакаты со школьной стены, где один мальчик вытаскивает из проруби другого при помощи лыжи. Что они делали на лыжах на льду не совсем понятно, но суть я усвоил, - нужен длинный предмет, чтобы самому не провалиться.
Сердце бешено колотится, пот рекой, не чувствую ни рук, ни ног, но упорно гребу вперед. Берег обнесенный бетонным уступом и двухметровым забором, где-то должен быть уже рядом. Представляю, как смело бросаюсь на лед, ползу на животе до пролома и протянув лопатку, вытаскиваю своего друга из воды. Самое страшное, что всплесков уже не слышно.
Внезапно налетаю на ограждение. Сетка продавлена под тяжестью снега, местами повалена полностью, бетонный уступ засыпан и уже не служит преградой. Забор прогибается под моим весом еще больше и падает.
Мир переворачивается, я плюхаюсь на лед, вернее в сугроб, что навалило за последние три дня снегопада. В следующий момент, чувствую, как проваливаюсь вместе с обширным участком заметно просевшей от такой тяжести, заснеженной кромки. Лед с треском ломается, снег пропитывается водой, я промокаю мгновенно и вязну в этой жуткой белой трясине.
Лопатка где-то теряется. Да и толку от нее никакого. Ноги едва ворочаются, руки еще свободны, голова пока над водой, берег в пределах видимости. Вода кажется горячей.
Вижу поваленную сетку. Забор упал в нескольких местах. Нужно добраться до него и вытянуть себя из этой снежной каши.
Внезапно замечаю темную фигуру в трех метрах от себя.
- Джаа…, - голос срывается на писк. – Я вытащу тебя, Джаа…
Вязкое дно обрывается, и я глотаю ледяной, горькой на вкус воды….

***
- О чем ты только думал, Тику…? – плачет мать, вытирая покрасневший нос цветастым платком.
Она сидит на кровати у меня в ногах. Я тоже сижу, обложенный подушками и грелками. Руки и ноги горят, лицо зудит, голова кажется холодной и мокрой, хотя высохла уже давно.
- Он спасал своего друга, - говорит отец. – О чем еще можно думать в такой момент?
Его лицо красное как помидор, на голову накинуто полотенце, на плечах банный халат. Отец прохаживается по комнате взад-вперед, периодически бросая взгляд на окна, за которыми пляшут сине-красные огоньки полицейской машины. Скорая уже уехала. Врач осмотрел меня и Джаа, затем всадил нам по дозе какого-то лекарства, после чего долго беседовал с моей матерью, делая пометки в планшете, и наконец отчалил.
Родители Джаа уже едут с работы. Предчувствую долгую беседу, - его мать любит поучить да повоспитывать.
Джаа молчит, он так и не признался, каким образом попал на ту сторону ограждения, впрочем, мне этого не нужно. Я сам не могу толком объяснить, что произошло, и вполне понимаю его растерянность. Он сидит в кресле под тремя одеялами и стучит зубами. Его кудри трясутся в такт, пухлые губы дрожат, а взгляд не может оторваться от какой-то невидимой точки.
Куда он смотрит?
Пытаюсь проследить за его взглядом и натыкаюсь на фонарь. Я не знаю, как это называется, но штуковина напоминает именно фонарь, такой как носили в старину, с ручкой и керосиновой лампой внутри. Я никогда не пытался выяснить, что внутри этого прибора, но он не гаснет никогда, а свечение вокруг него словно слегка искажает пространство. Откуда он взялся? Сложно сказать. Он был здесь всегда. Стоит на полке в моей комнате в качестве ночника.
Снова смотрю на отца. Он застал меня в то момент, когда я из последних сил тащил бедного друга из снежной каши, судорожно цепляясь свободной рукой за поваленную сетку ограждения. Отец гордится мной, я уверен. Да, ему предстоит разговор с полицейским и даже выговор за ненадлежащий контроль, но это не умоляет того факта, что он чертовски горд за своего сына.
- Ма…, - внезапно говорю я, сам не понимая, почему я решил поделиться с ней именно в этот момент.
- Что сынок?
- У меня чувство, что это уже происходило со мной.
- Такое бывает, - говорит она, вздыхая. – Особенно в стрессовых ситуациях. – Это нормально. Не переживай.

***
У меня дар предвидения. Не могу определить, когда он открылся, но с самого детства меня постоянно преследует чувство, словно все пережитое мной, уже происходило раньше. Этакое не прекращающееся дежа-вю. Любое событие, сколь либо значимое в моей жизни, отзывается в памяти как уже произошедшее. Эффект прожитого момента, - я его называю. То есть, я пока не в состоянии предвидеть или предотвращать какие-либо ситуации, но стоит чему-то произойти, как у меня появляется стойкое ощущение, что я переживаю все это уже не в первый раз.
- Я знал, что так все кончится, - говорю я, наблюдая как моя, теперь уже бывшая девушка обнимается с этим здоровяком Улу.
Мы расстались с ней пару дней назад. Почему? Просто она решила, что достойна большего. Так бывает, а в моем случае это было неизбежным, ибо я далеко не «лучший», в представлении слабого пола.
Мы познакомились в школе, - она учится на параллельном потоке. Три месяца проведенные с ней кажутся самыми насыщенными в моей жизни. Мы гуляли, шатались по торговым центрам, играли в автоматы, смотрели фильмы, смеялись, развлекались как могли. Мы не были близки в половом отношении, - нам еще недостаточно лет, для подобных утех, но воображение мне постоянно рисует сцены как она трахается с этим Улу, наплевав на все моральные устои общества. 
Я с тоской вспоминаю наше время, мне еще только четырнадцать, а самые счастливые моменты, как будто уже позади.
- Знал? – усмехается Джаа. – Прекращай, Тику. Все это знали. Она первая красавица в школе. Твой отец ученый, а отец Улу состоит в совете директоров Чемикал-Эйн. Это ее партия, впрочем, этого здоровяка она тоже бросит, когда на горизонте появится кто-то более выгодный.
- При чем здесь наши отцы?
- При том, что ты ботаник в перспективе, а этот Улу…
- Тупой качок.
- …Директор крупного предприятия.
Джаа вытянулся за эти годы, раздался в плечах и стал еще выше ростом. После того случая на пустыре его иммунная система сильно пострадала. Он часто и подолгу болел, пока родители не решили отдать его в секцию регби, решив, что спорт поможет их ребенку вырасти полноценным здоровым человеком, и не ошиблись. Ну а я, как его лучший друг вынужден был последовать за ним. Сейчас мы в одной команде, - «Драконы».
Я капитан «Драконов». Сегодня, после школьных занятий у нас игра с «Зубрами», капитан которых – здоровяк Улу.
- Мы надерем им задницы! - цежу я, не в силах оторвать взгляда от лобызаний моей бывшей с этим детиной.
- Непременно, - хлопает меня по плечу Джаа.
- Этот папенькин сынок должен почувствовать привкус мести в нашей победе, - в моем голосе появляется вызов.
- Точно! Мы взгреем их! – вторит мне мой верный Джаа.

***
Самый конец игры, времени осталось всего на одну атаку, команда «Зубров» ведет с незначительным отрывом, но если мы занесем мяч в зачетную зону, то победа, считай, наша, - у «Зубров просто не будет времени на контратаку. Если не сможем, значит выиграют они. Классика просто.
Я пытаюсь встретиться взглядом с Улу – их капитаном. Ему, похоже, дела нет до меня совсем, а зря – мои мотивы на победу гораздо серьезнее, чем какой-то там кубок.
На трибунах человек сто, в основном родители игроков, плюс друзья. Простые зеваки исключены в этом виде спорта, потому как регби не пользуется особой популярностью за пределами учебных заведений. Моих родителей среди болельщиков нет, - мать работает с важными бумагами, отец на каком-то семинаре. Все матчи проводятся в будни. Почему, не знаю, видимо из страха, что в выходной на игру может не явиться часть игроков.
Пока я хлопал ушами, атака началась. Улу завладел мячом и рванул в обход нашей зашиты. Мои парни быстро его закатали, отобрали мяч и понесли его к воротам соперника. Улу наконец поймал мой взгляд. Он все понял. До него дошло, что победа для меня - это дело чести. Теперь ему нужно растоптать меня, чтобы не упустить «титул» альфа самца. Я никогда не стремился к подобным «званиям», но хорошо представляю, сколько очков он потеряет в глазах своих друзей, если продует бывшему парню своей новой девушки.
Я рву вперед, к воротам. Моя команда возится с другой стороны поля, но я-то понимаю, что рано или поздно мяч выпадет из этой кучи-малы и возможно вылетит в мою сторону, такой шанс нельзя упускать. Улу впереди меня, я почти догоняю его, и вот «куча» выбрасывает мяч. Рано. Мне уже не успеть. Капитан «Зубров» хватает снаряд в полете, я прыгаю, намереваясь сбить Улу. Тот ловко уклоняется от моего броска, пропуская меня вперед. Я пропахиваю носом пару метров и переворачиваюсь на спину. Свистка нет. Судья не расценил мои действия, пусть и неудавшиеся, как нарушение правил, хотя шибанул бы я капитана здорово.
Осталось секунд пять-семь. Улу уже не станет атаковать наши ворота, он просто не выпустит мяч до истечения этого времени. Здоровяк нависает надо мной с видом победителя.
В этот момент, на него налетает Джаа, врезаясь с такой силой, что меня орошает брызгами пота, сорвавшимися с разгоряченного тела капитана «Зубров». Это смело можно посчитать нарушением, но судья далеко, а Улу удерживается на ногах. Мяч выскакивает из его рук. Джа пробивает дроп. Сирена.
Мы вырвались на очко вперед!
Мы надрали им задницы!
Я знал, что так будет.

***
- Что за херня, парни? – восклицает капитан «Зубров», едва завидев нас с Джаа.
Мы выходим из дверей спортивного клуба, готовые к драке. Я понимал, что победу на поле придется отстаивать кулаками, поэтому не пошел домой вместе со всеми, дабы исключить лишних свидетелей моего избиения. Вряд ли кто-то из команды готов был встрять за капитана в уличной потасовке, а уйти с толпой мне казалось проявлением трусости. Джаа остался со мной. Теперь нас точно побьют. Будь я один, все могло ограничиться словесным унижением и признанием полного поражения в моей «любовной» истории, но мой верный Джаа решил, что лучше быть побитым, нежели униженным.
- Смотря, что ты подразумеваешь под этим, - отвечаю я останавливаясь.
Улу выходит вперед. Несколько его дружков тоже подтягиваются за капитаном.
Справа стена здания клуба, слева трехметровая сетка, ограждающая игровое поле. Позади дверь в раздевалку. Бежать некуда, да я и не собираюсь. Я знал, что нас будут ждать именно здесь в этом «мешке» с единственным выходом. Не потому, что это стратегически невыгодная для нас позиция, а потому, что это уже было со мной. Раньше. В прошлой жизни или еще когда…
Нет, нас не покалечат, в этом я уверен. Весь поток в курсе, кто у кого увел девушку, и кто кому надрал сегодня зад в игре. Улу это понимает, да и репутация хулигана ему не нужна, ведь его отец важная шишка и от поведения сынка в школе зависит, пойдет он по стопам отца или нет. Отец хочет, чтобы пошел, а сынок боится отца.
- Сегодняшнюю игру, что же еще? – говорит капитан «зубров», подходя ко мне вплотную.
- Это регби, - говорю я, надеясь, что голос не дрогнет в самый ответственный момент.
- То, что вы исполнили - грязь, а не регби!
- Регби грязная игра, никто не спорит, - встревает Джаа.
Дружки Улу окружают нас. Их пятеро, не считая самого капитана.
- Не настолько, - произносит Улу нарочито спокойным тоном.
- Мия была моей девушкой, - поясняю я.
- Я в курсе. Но, она сама сделала свой выбор. Ты проиграл, смирись с этим.
- Вот и ты смирись! - выпаливает Джаа, подаваясь вперед, но один из дружков капитана преграждает ему путь. – Игра окончена, и мы взгрели вас!
- Ладно, - выдыхает Улу, становясь вполоборота ко мне.
Ну, думаю, сейчас он мне вмажет. Уже представляю, как уклоняюсь от его удара и посылаю правый снизу.
- Будем считать, что мы квиты, - говорит внезапно он, и я еле сдерживаюсь, чтобы не испустить вздох облегчения.
- Что драки не будет? – продолжает нарываться Джаа.
- Разберемся на летнем кубке, - отвечает Улу.
Да, теперь он знает, на какую игру способны «Драконы». Почему-то начинаю уважать его в этот момент. Знаю, что так оно и должно быть, поэтому не сопротивляюсь этому чувству.

***
Финансовая сторона вопроса решена, - говорит отец. – Но, мы никогда не доведем эксперимент до финальной стадии, ни какими деньгами и средствами, и это печально.
Мы шагаем по длинному белому коридору института космических разработок. Холодно как в морге, лампы излучают синеватый свет, от этого сходство усиливается. По обе стороны коридора вереницы дверей с порядковыми номерами, некоторые входы под кодовыми замками. В этом крыле расположены лаборатории, и часть проводимых экспериментов имеет статус секретности.
Наш институт едва ли не первый в мире по разработкам технологий, используемых в дальних перелетах. Здесь самые лучшие ученые, самые передовые испытательные стенды и лаборатории, здесь все основные средства области проектирования космических кораблей и сопутствующего оборудования.
Мне двадцать девять. Год назад я защитил докторскую по внешним рубежам, и отец взял меня под свое крыло. У меня ученая степень, светлая голова как говорят многие и острый ум. Мне это льстит, хотя жизнь ученого никогда меня не прельщала. Я родился в семье посвятившей себя науке, поэтому именно такое будущее мне пророчили все без исключения и «сопротивление» было бесполезным. Я решил, что жить в ладу с родными, стоит дороже, чем пускаться в сомнительные авантюры вроде покорения столиц. Не считаю это проявлением слабости, вопреки некоторым мнениям. Более того, я знал, что так будет, потому не жалею о сделанном, пусть и не мной, выборе.
- Это не повод останавливать эксперимент, - говорю я, и в моем голосе звучат требовательные нотки.
- Это повод прекратить его на предпоследней стадии.
- Почему? Почему не довести до последней?
- Сборка действующей модели влетит нам в копеечку.
- Это не наша забота.
Меня возмущает желание отца сэкономить чьи-то деньги. Нам выделили средства, пусть это сделало частное лицо, но их хватит чтобы построить экспериментальный образец и даже провести запуск.
- Пойми сынок, в этом нет никакого смысла. Мы задействуем кучу ресурсов и рабочих рук, только для того, чтобы объявить потом: «это финал», и разочаровать все человечество. Лучше остановиться сейчас, на стадии расчетов, дабы не пускать это в массы. Зачем дарить людям надежду, если заведомо известно, что она неосуществима?
- Добрый день, большеголовые, - слышу я знакомый голос, и признаться, не очень рад этому.
Мы останавливаемся на пересечении двух коридоров и обнаруживаем спешащего к нам Улу. Он все такой же здоровый, правда выглядит немного старше своих лет. На нем белый халат, выглядывающие из-под него черные брюки, дорогие туфли и обращающие на себя внимание наручные часы. Вещица явно стоит не одну сотню тысяч.
Отец Улу прибрал к рукам Чемикал-Эйн и теперь является его полноправным владельцем. Стоит отметить, что спонсором нашего проекта вызвался быть именно он. Дескать, «старик давно имел тягу к науке, вот только получить ученую степень не позволило природное стремление зарабатывать деньги».
- Приветствую, - кивает отец.
Я молча жму здоровяку руку.
- Намедни изучил юридическую сторону вопроса и нарыл очень любопытную статью…, - объявляет Улу.
«Намедни», - усмехаюсь я про себя.
- Так вот, - продолжает он, - конвенция по защите прав и свобод человека будет вынуждена выступать на нашей стороне.
- Разве не наоборот? - спрашивает отец, за что вознаграждается суровым взглядом.
- Нет, - подчеркивает Улу, – если мы найдем добровольцев.
- И где таких взять? – восклицаю я, немного более импульсивно, чем того требует ситуация.
- Да хоть где! Создадим в сети опрос и получим тысячу чокнутых, готовых отправиться в один конец.
- А как же моральная сторона? - по интонации отца, можно определить, что на самом деле он хотел сказать: «ты что идиот?»
- А моральная сторона не нужна, - разводит руками Улу. – Мы заручимся подписями добровольцев. Я подчеркиваю - добровольцев, которые помогут нам получить гранд на постройку корабля. Сажать внутрь конечно никого не будем, но фонду придется смириться с желанием людей постигать новые просторы нашей вселенной, и конвенция по защите прав вынуждена будет принять нашу сторону. Так что, запуск мы все же произведем и сделаем это за счет средств фонда. Будем снимать показатели столько времени, насколько нас вообще хватит, и хрен кого подпустим к этим данным!
- Да, это хорошая новость, мистер Кеми, - вздыхает отец, но я вижу, что он рад такому повороту событий.
- «Мистер?» – возмущаюсь я. – Как он вообще оказался в проекте, ты вообще в курсе па?
- У меня докторская степень! - занимает оборону Улу.
- Во сколько она обошлась твоему отцу? - вырывается у меня.
- Не твое дело, - парирует он. – Твоему отцу твоя степень вообще ни во сколько не обошлась, он просто взял с полки бумаги, заготовленные заранее, и подписал их.
- Кончайте ребята, - встревает отец. – Нам еще работать вместе.
- Я руковожу юридической и финансовой стороной проекта, - напоминает Улу, тыча в меня пальцем. – Плюсом, на мне продвижение экспериментальной части, так что я разбираюсь в этом побольше твоего…
- Легко руководить экспериментом, когда все расчеты сделал за тебя кто-то другой, кто-то более осведомленный в столь тонких материях, - процеживаю я, глядя этому папенькиному сынку в глаза.
- Хорошо. Один-один, - внезапно остывает Улу.
Вообще он достаточно легко уступает, стоит только надавить на него. Именно поэтому он бросил спорт, и ударился в науку. Впрочем, возможно в этом есть какие-то плюсы, - по крайней мере, всегда можно перетянуть инициативу на себя. С другой стороны он ни чего не теряет, ведь как только освободится место в совете директоров Чемикал-Эйн, его старик, переманит сынка, уже поднаторевшего в юридическом деле, к себе.
- «Мистер Кеми», - выдавливаю я, скорчив максимально кислую мину. – Я тащусь просто…
- Все тащатся, Тику, - усмехается Улу. – Все.
Я уже слышал эту фразу. Именно здесь именно при этих обстоятельствах, только где-то в другой вселенной, в другой жизни, в каком-то сне, не знаю… меня достало это треклятое дежа-вю.

***
- Итак, - объявляет Улу, усаживаясь во главе стола. – Пришло время подвести итоги.
Я замечаю, как Джаа демонстративно закатывает глаза. У него такая же неприязнь к руководителю проекта, как и у меня, но он не скрывает этого, чем постоянно достает «мистера» Кеми.
У Джаа нет ученой степени, но он здесь, со мной, потому что работает техническим специалистом и принимал участие во многих разработках института. Я взял его в команду, не только из-за нашей дружбы, но и за его знания именно в области космического кораблестроения. Кроме того, он вызвался добровольцем участвовать в нашем эксперименте так же, как и я. «Мистер» Кеми не возражал. Он никогда не оспаривает моих решений, видимо понимает, на ком все держится.
Улу выводит на большой экран, что висит на боковой стене, логотип проекта, - жук с расправленными крыльями, под которым угловатыми буквами красуется название «Колеоптера».
Следующий слайд показывает наш корабль в разрезе. Это диск диаметром семьдесят метров, центральную часть которого на восемьдесят процентов занимает генератор гравитационного поля, а в самом его центре расположен компактный ядерный реактор, призванный обеспечивать энергией всю эту конструкцию. Вокруг генератора - кольцевая трехуровневая палуба с оборудованием, отсеками и камерами гибернации для пассажиров.
Мы зовем генератор поля – колеоптер, из-за внешнего сходства с винтом атмосферного летательного аппарата. Этот «винт», вращаясь, будет создавать гравитационное волны силой достаточной для удержания фотонов света внутри корабельных камер, иными словами мы «отделим» систему отсчета внутри корабля от вселенской. Таким образом, человечество воплотит идею перемещения через пространство со скоростью превышающей скорость света, и самое главное, получит возможность существования в подобных условиях.
Улу долго распинается о тонкостях нашей затеи, я почти не слушаю его, как и все остальные. Мы, разработчики гораздо больше разбираемся во всем этом, а «мистер» Кеми здесь лишь для решения финансовых и юридических вопросов. Но, он тоже доброволец и это немного угнетает меня.
- …Группа из пяти человек будет бодрствовать все время полета, - говорит он, постепенно подбираясь к технической стороне. – Это необходимо для контроля над процессом, плюс мы не исключаем мелкие неполадки, поэтому техники должны присутствовать. Далее, для выполнения маневра потребуется пара ученых способных провести точный расчет при сближении со Стрельцом. Я предлагаю оставить троих техников и двух ученых. В крайнем случае, можно будет вывести кого-то из гибернации, если появится такая необходимость.
После чего следует бурное обсуждение тонкостей процесса в столь экстремальных условиях, включая варианты приведения человека в норму после длительного стазиса с помощью медикаментозных средств. Медиков у нас двое, и я подозреваю, что один из них будет включен в группу бодрствующих, вместо кого-нибудь из техников.
Я надолго «выбываю» из дискуссии вспоминая родителей, так и не доживших до окончания эксперимента. Мне тридцать четыре, они погибли полгода назад вследствие аварии на Чемикал-Эйн. Родители Джаа, тоже. Из всего нашего поселка выжили только мы вдвоем, потому как были на семинаре, в сотне километров от происшествия.
Двести тридцать два человека, плюс несколько сломанных жизней тех, кто угодил за решетку после расследования инцидента. Отец Улу получил пожизненный срок, но адвокаты не теряют надежды освободить его. Я знаю, у них получится, с его-то средствами, и мне совсем не нравится это.
«Мистер» Кеми вызвался лететь с нами, после происшествия, решив, что это единственная возможность не вылететь из команды - настоящий поступок, выражающий преданность своему делу. Мы решили никогда не упоминать при нем об аварии на Чемикал-Эйн, потому как сам Улу ни коим образом не виноват в случившемся.
- …Если колеоптер вдруг остановится, - вещает тем временем Улу, – мы рискуем заблудиться в темноте. На подобных скоростях, известные нам законы физики не действуют, не происходит распространение света и других излучений. Разумеется, при этом слияния систем отсчета не произойдет, и корабль сохранит импульс. Я, конечно, надеюсь, что такого не случится, но фонд обязывает нас снабдить экипаж компактными генераторами гравитационного поля, - лампами Ардлея. При помощи данных устройств, в случае аварии, мы сможем определять местонахождение предметов на расстоянии примерно метра от источника, кроме того, данная технология позволит нашим организмам функционировать в пределах жизненных показателей, что немаловажно для устранения возможной поломки...
Да, да. Я все это уже слышал и каждое слово мне кажется знакомым, как будто я смотрю по телевизору повтор какой-то научной передачи.
На экране появляется изображение странного вида прибора, напоминающего старинный фонарь, такой, с ручкой и керосиновой горелкой внутри.
- …Разработка довольно новая, - продолжает Кеми. - Опытные образцы мы получили три месяца назад и уже провели ряд испытаний...
«Я уже видел такое. Ну конечно, в доме моих родителей. В детской комнате на полке, всегда стояла точно такая же штуковина. Она излучала мягкий свет и словно искажала пространство вокруг себя…»
Мысли постепенно замедляются, становятся вязкими, реальность словно растягивается и где-то дает трещину….

***
- Джаа! – кричу я, внезапно осознав, что товарища рядом нет.
Меня как будто выдергивают из иной реальности. Ощущение настолько сильное, что его можно сравнить с ведром холодной воды в качестве пробуждающего средства. Какое-то время сознание цепляется за ускользающий сон, но явь нагружает разум ворохом проблем ввергая его в забвение окружающего мира.
Снег валит стеной. Видимость метра два. Снежинки кажутся громадными. Можно заблудиться если находишься вдали от цивилизации, но гул Чемикал-Эйн служит хорошим ориентиром. Где-то впереди отстойник для технической воды комбината, позади шоссе Абиадо Велосити, слева небольшой лесок, справа офисы комбината.
- Джаа! Где ты?
На мгновение у меня возникает мысль, что эта снежная завеса препятствует распространению звука. Довольно странная мысль для девятилетнего ребенка.
Слышу всплеск воды.
Звук идет от отстойника, - водоема размерами с небольшое озеро куда комбинат сбрасывает воду с известковой примесью, для того чтобы последняя выпала в осадок, а водой можно было пользоваться по второму кругу.
- Это не смешно, Джаа!
Внезапное чувство тревоги толкает меня вперед. Я знаю, что произошло, не знаю откуда, но уверен на сто процентов, что мой друг свалился в отстойник.
Сугробы просто непреодолимы, чем ближе к водоему, тем становится глубже.
Пот льет рекой, сердце готово выпрыгнуть из груди, но я не останавливаюсь, прорываясь к ограждению, которым обнесено это искусственное озеро.
Когда сетчатый забор появляется перед моим носом, я не останавливаюсь, наваливаясь не него всем своим телом.
Ограждение, придавленное тоннами снега, не выдерживает и падает вместе со мной. Мир делает кувырок, и я оказываюсь на кромке льда, по пояс в снегу. Детская лопатка, что была со мной, где-то теряется. Впрочем, толку от нее никакого. Поначалу я думал использовать ее, как тот мальчишка на школьном плакате, изображающем сцену спасения на тонком льду. Вот только лед там показан гладким, а не покрытым полуметровыми сугробами. 
Джаа! – кричу я, заметив темную фигуру. – Давай ко мне!
Тот завяз по горло, превратив пространство вокруг себя в кашу. Но, попыток выбраться не оставляет. Я прорываюсь к нему, в следующий момент, кромка проседает и погружается в воду. Я промокаю мгновенно, одежда становится тяжелой, ноги вязнут, вода кажется горячей.
- Еще немного! – пищу я не в силах захватить легкими достаточное количество воздуха для крика.
- Джаа гребет ко мне, но движется очень медленно.
Наконец, я хватаю его за окоченевшую руку.
- Все в порядке, Джаа, - шепчу я. – Мы выберемся. Я знаю.

***
Отец замечает нас уже возле проезжей части. Мать попросила его позвать детей на обед. Родители знают, что мы копаемся в снегу на пустыре за трассой, поэтому особо не переживают, что мы можем куда-нибудь умотать. Подозреваю, что теперь дорога к излюбленному месту для игр будет для нас закрыта.
- Что случилось, Тику, - спрашивает он, хватая нас обоих за руки.
- Джаа свалился в отстойник, - признаюсь я, понимая, что ни какое вранье нас уже не спасет.
Мы спешим к переходу через Абиадо Велосити, уже видно ограждение, отделяющее проезжую часть от остального мира. Машины пролетают по дорожному полотну с огромной скоростью, расталкивая перед собой воздух и оставляя после себя области отрицательного давления. Нас то и дело обдает «ударными» волнами, после которых слышатся легкие хлопки. Ограждение колеблется в такт проносящимся смазанным пятнам автомобилей.
До перехода метров пятьдесят вдоль шоссе.
Нас догоняет полицейская машина, по дежурной полосе, вынесенной за пределы основной проезжей части. Водитель на секунду включает сирену, чтобы обратить на себя внимание.
- Все в порядке, сэр? – спрашивает он, высунувшись из окна.
- Нет, офицер, - выдыхает отец. – Дети залезли в воду.
Тот реагирует без колебаний.
- Давайте в машину!
Задняя дверь открывается, и мы вваливаемся в салон.

***
Я лежу в кровати обложенный подушками и одеялами, Джаа стучит зубами в кресле, накрытый всем, что нашлось в доме. Его родителям уже сообщили, и они мчат с работы, готовя поучительную речь для меня. Беседа будет долгой и неприятной. Я уверен в этом, потому как вижу свое будущее на несколько часов вперед.
С чего бы это?
Отец ходит туда-сюда по комнате, о чем-то размышляя, вероятно просчитывает варианты предстоящего объяснения с полицейским.
Врач уже ушел. Меня передергивает от воспоминания о недавнем уколе.
Мать плачет рядом со мной.
- О чем ты только думал Тику? – говорит она, шумно сморкаясь в цветастый платок.
- Я спасал своего друга, - зло отвечаю я, встречаясь взглядом с отцом. – О чем можно думать в такие моменты?
Почему-то мне кажется, что это он должен был произнести.
Ерунда какая-то.
Еще мне кажется, что он гордится мной. Несмотря ни на что, он горд своим сыном, проявившим подобную смелость. Да, он определенно горд, хоть и зол от волнения.
- Что это за штуковина? – вдруг спрашивает Джаа, указывая на светильник, выполненный в виде старинного фонаря.
- Мой ночник, - отмахиваюсь я, не желая расставаться с мыслями об отцовской гордости.
- Странный какой-то.
Вещица и впрямь странная. Ее свечение словно искажает пространство, более того она излучает свет постоянно, не требуя источника питания. Я так и не нашел ни выключателя, ни отсека для батареек.
Мать плачет.
Чувствую, что как-то нужно успокоить ее, но в голову ни чего не приходит, ни каких утешительных слов.
- Ма, - говорю я, сам не зная почему. - У меня такое чувство, что это уже происходило со мной…

***
- Регби? – возмущаюсь я.
Для меня это слово служит синонимом бесполезности.
- Да регби, - настаивает мать, - Хороший вид спорта, командный.
- Но, никто уже не играет в регби!
- У нас в городе четыре клуба. Площадка есть даже здесь, в поселке. Не нужно далеко ходить. Тренер приезжает два раза в неделю…
- Но, это школьные команды, - не унимаюсь я.
Мне двенадцать, перечить родителям - моя вторая стихия, первая - это предвидеть заранее, чем все закончится. Я знаю, что мне придется тащиться с Джаа в этот клуб, но оказать сопротивление считаю своим священным долгом.
Почему регби? Почему этот анахронизм, о котором весь цивилизованный мир давно позабыл? Только потому, что при школах сохранились эти древние клубы, и каждый директор считает своим священным долгом удерживать их «на плаву».
- Хорошо, выбирай, что тебе нравится, - произносит мать, тоном близким к тому, поле которого сопротивление станет бесполезным. - Любой вид спорта.
- Хоккей, - объявляю я, хотя не собираюсь вообще становиться спортсменом.
- Ладно. В Адоге есть хоккейный клуб. Будете ходить туда с Джаа три раза в неделю.
- До Адоги добираться больше часа...! – восклицаю я, одновременно осознавая, что бой проигран.
- А клуб «Драконы» существует при школе вот уже двадцать лет. Там опытные тренеры, педагоги под боком, школьные друзья и одноклассники и «добираться» никуда не надо. Да и с Джаа вы будете видеться чаще.
- Мы с ним видимся в школе.
Повисает долгая пауза. Мне почему-то становится неловко.
- Вы все еще лучшие друзья, - спрашивает вдруг мать.
- Наверное…
- Ваши дороги разойдутся через пару лет. Вы будете встречаться все реже, дома будет много работы, - уроки, учеба… В итоге вы останетесь просто знакомыми и каждый выберет свой жизненный путь.
- Ну и что?
- Если тебя устраивает такая перспектива, тогда ничего, - бросает она и уходит из моей комнаты.
Я остаюсь один. Лежу на кровати в одежде, смотрю в потолок. Я не спортсмен, мне больше нравится проводить вечера дома, рыться в интернете, читать книжки, смотреть фильмы, играть с отцом в настолки, когда он свободен… Впрочем, если записаться в школьный клуб, то спорт не будет отнимать шибко много времени, - пара лишних часов, по нечетным дням.
Джаа мой лучший друг. После того случая на отстойнике, он совсем сдал. Часто болеет, мотается с родителями по каким-то врачам, занят бесконечными процедурами, в общем, мне кажется, что ему не до меня.
Его родные хотят, чтобы он посещал спортивную секцию. Дескать, так он укрепит организм и перестанет постоянно простывать. А мне теперь придется стать для него нянькой.
«Регби, значит…»
- Ладно, Джаа, - бурчу я, поднимаясь с кровати. – Регби так регби. Надеюсь, ты быстро поправишься и вскоре бросишь это бесполезное занятие.
Я знаю, что прохожу в этот чертов клуб до самого окончания школы и от этого мне совсем нехорошо.

***
- Что? – разводит руками Улу, глядя на меня в упор.
- Ты пропустил игру! – выпаливаю я.
- Я не в твоей команде.
- Да, плевать, - говорю. – Помнится, ты утверждал, что мы разберемся на летнем кубке.
- Вас что, надрали?
- Ну и что такого?  Это было без тебя.
- Вас надрали, - настаивает он. – Чего ты кипятишься сейчас? Надо было играть лучше.
- Ты вообще не играл.
- Вот видишь, - улыбается он. – Я утер тебе нос, даже не участвуя в игре. Живи теперь с этим.
Мне, нечего сказать. В свои пятнадцать я выгляжу совсем не плохо, - высок, подтянут, капитан команды, девчонки на меня смотрят, я привык быть на высоте, быть в ладах с собой, и мне совсем не нужно вот это…
- Ты сам бросил этот вызов! - кричу я ему в след. – И не явился на игру!
Он останавливается, медленно поворачивается и идет ко мне. Да он здоров как бык, и если будет драка, то придется мне не сладко, проиграть этому выскочке второй раз мне совсем не улыбается, впрочем, я не оскорблял его, и повода вроде как нет.
- Слушай, Тику, - говорит он, взяв меня за плечо. – В жизни есть вещи поважнее. Забей ты уже на все… Становись взрослым.
- Это когда ты успел повзрослеть, - спрашиваю я.
- Знаешь, я не прохлаждался на каникулах этим летом, - говорит он. – Я собирал документы в институт космических разработок. И я уже не вернусь в школу, я буду доучиваться там и стану ученым.
- Ты? Ученым? – восклицаю я, мгновенно остолбенев.
- Да, Тику. Да.
У меня ступор. Не от этой новости, нет. Я частенько представлял себе Улу среди ученой братии. Почему? Да просто забавлялся мыслью, как он будет смотреться в подобной обстановке. И вдруг. А как же место в совете директоров Чемикал-Эйн? Или его старик решил, что одно другому не помешает?
- Что происходит вообще? - произношу я в пустоту.
В школьном коридоре никого нет. Учебный год начнется только через неделю. Я пришел проверить шкафчик, и наткнулся на этого здоровяка, который решил слинять по-тихому. Не вышло. Но, ведь наша встреча была предопределена…
Надо поговорить с отцом. Я не смогу дальше существовать в этом мире, зная, что меня обскакал какой-то детина с мозгами как у десятилетнего ребенка.

***
Мне двадцать один. Я учусь в институте космических разработок, на факультете гравитационных исследований. Учебный центр занимает почти весь первый этаж главного здания, выше только лаборатории и кабинеты ученых. В соседнем строении расположен цех по производству образцов и обширная секретная зона, где творится неизвестно что, допуска в те края ни у меня, ни у кого из моих знакомых нет. Там постоянно трутся военные и люди из фонда. На территории института есть даже взлетная площадка. Да, я «пустил корни» в серьезной организации и, если мне удастся защититься на отлично, - мое будущее будет вполне обеспеченным, и речь идет не только о средствах, но и о вполне успешной карьере, которая может вообще завести меня на иные планеты, например, на Марс.
Это круто.
Отец работает здесь же, и мы изредка видимся. Иногда во время практических занятий он курирует мои «исследования», хотя на самом деле я просто путаюсь у него под ногами, пытаясь понять, чем занимается его команда. А занимаются они чем-то важным, важным в моей жизни. Я знаю это, потому как способность предвидеть будущее изредка подкидывает мне крупицы информации.
Грядет что-то серьезное, но что, пока не пойму.
Я решил пойти по стопам отца. Не могу объяснить почему, видимо в семье ученых особой альтернативы в собственном развитии быть не может. Меня заставляли учиться, заниматься сверхурочно, общаться с репетиторами и прочей братией, поэтому школу я закончил почти на отлично. Куда пойти дальше с такими оценками? – ответ очевиден. И вот я здесь, познаю принципы возникновения и распространения гравитационных волн.
Сила тяжести – вечная беда космического путешественника, причем ее отсутствие доставляет гораздо больше хлопот, нежели наличие.
Любой космонавт, с легкостью переносит такое явление как невесомость, более того он может прекрасно ориентироваться в подобной среде, находится в ней достаточно долго и даже управляться с оборудованием. Что же касается остальных людей, по долгу службы оказавшихся в космосе, тут уже работают совершенно иные принципы, а тренировать и готовить каждого ради получасового присутствия на орбитальной станции – дело накладное. Конечно, вращающихся палуб и модулей никто не отменял, но такие конструкции вносят ряд ограничений в проектировании кораблей и не совсем удобны в своей громоздкости и энергоемкости. В связи с этим добрая половина института занимается исследованием и разработками в сфере гравитационных воздействий, надеясь подчинить эту капризную среду.
- Наконец-то, - вздыхает отец, завидев меня в длинном коридоре лабораторного крыла.
С ним еще какой-то человек, в сером халате и планшетом в руках.
- Нас задержали всего на пару минут, - оправдываюсь я.
Отец машинально смотрит на часы.
- Познакомься. -  говорит он. – Это доктор Мико.
- Тику Бастон, - представляюсь я, протягивая руку.
- Мико Ван-Док, - произносит человек, крепко сжимая мою пятерню.
Выглядит он гораздо старше отца, его волосы совсем седые, однако маленькая козлиная бородка, вполне еще черная. Его глаза излучают мудрость, а лицо прямо создано для такого звания как - доктор.
- Рам много рассказывал о вас, - говорит он, и мы направляемся куда-то вглубь коридора.
- Интересно что? – произношу я вслух, хотя совсем не хотел этого.
- В основном хорошее, - отвечает Ван-Док.
Я еле сдерживаю усмешку.
- Куда мы идем?
- В лабораторию. Хочу показать твоему отцу, кое-какое явление, возникшее в результате нашей работы, случайно, а он, видимо, решил посвятить тебя в суть исследований.
Вот как раз с сутью-то я хорошо знаком. Но, в лабораториях еще не бывал, поэтому во мне возникает некий интерес: на что там отец и компания тратят средства фонда.
Вот он, этот момент. Здесь должно произойти то, что я всеми силами пытался увидеть в своих пророчествах. Какая-то штуковина, способная изменить мою жизнь навсегда.
Мы входим в подобие бункера, через толстенную дверь. За нами срабатывают магнитные засовы, и воздух приходит в движение.
- Это очистка атмосферы, - поясняет отец. – скоро все успокоится.
Дальше несколько стеклянных дверей, парочка стендов и еще один бункер, внутри которого небольшая центрифуга и десяток дисплеев на одной из стен.
Экраны в основном показывают какие-то цифры и графики, причем все данные находятся в нулевой позиции, - это значит, что отсчет еще не начался. На паре мониторов, в трехмерной проекции показан некий агрегат с виду похожий на пропеллер с восемью лопастями, заключенный в массивный, видимо напичканный электроникой кожух. Лопасти пропеллера при ближайшем рассмотрении оказываются сердечниками для обмоток различной толщины и плотности. В центре основной конструкции расположена толстая катушка и электронный блок.
- Колеоптер, - говорит Ван-Док. – Мы дали ему такое название из-за внешнего сходства с самолетным винтом. На самом деле это генератор гравитационных волн. Он далек от совершенства потому как мы можем управлять процессом лишь в достаточно узком пределе, плюс он имеет подвижную часть, что в наше время «высоких технологий» не есть совсем хорошо. Сейчас мы разрабатываем модуль подконтрольного распространения, который при подключении к генератору позволит распределять силу тяжести на плоскости.
- Ясно, - киваю я, хотя понял не многое.
- А теперь к сути явления, - объявляет он, беря со столика планшет и передавая его отцу. - Здесь мои расчеты. Ознакомишься потом, чтобы у тебя не возникло ощущения спонтанности. Все подсчитано и переведено в понятный язык формул.
- То есть, объяснений не будет? – спрашивает он
- Сначала все покажу, вопросы после.
Ван-Док нажимает пару клавиш на терминале, и центрифуга в центре зала приходит в движение.
На самом большом мониторе возникает изображение содержимого камеры. Там парит в воздухе тот самый колеоптер. Лопасти-катушки вращаются, создавая под собой воздушную подушку. Доктор давит еще несколько клавиш, и камера наполняется голубоватым свечением, которое стабилизирует колеоптер точно в центре. Подозреваю, что док подключил какие-то электромагниты или им подобное, дабы не разбить образец внутри камеры во время вращения центрифуги.
- Увеличиваем нагрузку, - поясняет он свои действия, уже непрерывно тыкая кнопки и постоянно поглядывая на графики резко поползшие вверх.
Вокруг колеоптера возникает странная дымка искажающая пространство. Со временем она становится все гуще, затем совсем теряет прозрачность и наконец, приобретает сплошной черный цвет. Все, что я вижу на экране это черный круг с небольшими искажениями по краям.
Ван-Док отрывается от клавиатуры и смотрит на меня в ожидании какой-то, видимо бурной, реакции.
- Что? – произношу я, не понимая, чему тут удивляться.
- Там генератор гравитационного поля, - говорит отец в полголоса, как бы подсказывая мне.
То есть, он это уже видел и в курсе, что так все должно быть. Значит, мы еще не добрались до стадии эксперимента, на которой произошло «открытие» Ван-Дока. Я, придерживаясь общего настроения, тоже сохраняю спокойствие. В какой-то момент мне начинает казаться что «вау!» не произойдет – просто электроника зафиксирует некий процесс и смотреть следует не на монитор показывающий содержимое камеры центрифуги, а на графики, упорно ползущие вверх.
- Окей, - киваю я, делая вид, что начинаю вникать в суть эксперимента.
- Поле сейчас такой мощности, что отраженный от колеоптера свет не может его преодолеть, - шепчет отец.
- Да ладно…! – чувствую, как мое лицо вытягивается от удивления.
До меня, наконец, доходит, что черное пятно на мониторе - это не результат какого-нибудь излучения подскочившего в момент повышения мощности, а самый настоящий гравитационный провал, что фиксируется вблизи сверхмассивных объектов.
- Вы создали миниатюрную черную дыру? – восклицаю я, не веря своим глазам.
- Типа того, - отмахивается Ван-Док удовлетворенный, наконец, моей реакцией. – Хотя мы совсем этого не хотели. Так вышло. Считай это побочным эффектом наших исследований.
- Почему она не тянет на себя все вокруг? – спрашиваю я, собравшись с мыслями.
- Потому что она стабилизирована в пространстве и весьма компактна, - отвечает отец. – Хотя, масса внутри системы отсчета превышает все мыслимые пределы, но это нас не волнует, пока находится за пределами метрики. Не волнуйся, даже если она и притянет к себе что-либо – это мгновенно выведет колеоптер из строя и процесс распадется. Так, что ты хотел нам показать, Док?
- Разве не это? – спрашиваю я.
- Это мню видено уже сотню раз, - отвечает отец.
- Теперь, внимание! - произносит торжественно Ван-Док, - Для чего я вас сюда пригласил…
Он возвращается к консоли и снова принимается тыкать клавиши.
- Кстати, это не черная дыра, как изволил выразиться молодой человек. Дело в том, что в таком состоянии генератор становится источником множества излучений, в том числе опасных, поэтому он помещен в центрифугу и огорожен от внешнего мира магнитным полем. Я бы назвал эту черную сферу – ультра компактным радиоисточником и присвоил бы ему класс «А».
- Как Стрелец-А?  - делюсь я своими знаниями вспомнив уроки астрономии.
- В точку! - восклицает Ван-Док и его вдохновение подскакивает до уровня «сумасшедший ученый». – А почему я ему присвоил класс «А»?
- Видимо из-за схожих параметров? – предполагаю я.
- Очень смышленый пацан! - выкрикивает он, указывая пальцем на меня.
Отец пока недоумевает. Впрочем, как и я.
- У него не могут быть такие же параметры как у Стрельца, - скептически подмечает он.
- Разве? – ухмыляется Док, - А если мы их подгоним? Отрегулируем так, что они будут совпадать?
Он запускает на консоли какой-то скрипт, содержащий видимо уже «подогнанные» и заранее записанные параметры. Загрузка занимает полминуты, после чего черная сфера или как его теперь называют: ультра компактный радиоисточник класса «А», исчезает.
В камере становится пусто настолько внезапно, что я заметно вздрагиваю, отец кстати тоже. Графики на мониторах обнуляются, столбики цифр тоже сваливаются в ноль. Камера центрифуги по всем показателям теперь пуста.
- Что ты сделал? - спрашивает ошарашенный отец.
- Присвоил источнику класс «А», на физическом уровне, - гордо объявляет Ван-Док.
- Я это и без тебя понял! Что ты наделал, черт тебя дери? Это был опытный образец!
- Погодите, погодите, - прерываю я назревающую перепалку. – Куда делся генератор? Его что телепортировали?
- Не совсем, - говорит Ван-Док. – Но, колеоптер действительно, сейчас не здесь, и даже не на Земле.
Он смотрит на меня взглядом, приглашающим к следующему вопросу.
- И где же он? - вздыхаю я сдавшись.
- В центре Млечного Пути, - бросает отец, тяжело приземляясь на один из стульев, хаотично расставленных по комнате.
- Да. Именно там, - подтверждает доктор. – Вернее будет там, приблизительно через восемь месяцев. Примерно в то же время, когда фонд присвоит моему открытию статус «величайшего со времен покорения космоса».
- «Величайшего», - передразнивает отец. - Законов физики никто не отменял. Так что, твое открытие, мало что значит.
- Ты просто не представляешь, сколько оно значит.
- Ровным счетом ничего.
- О чем ты, па? – спрашиваю я, все еще не в силах переварить увиденное.
- Сейчас объясню. Представь нашу галактику, не как россыпь звезд и планет, а как некое тело с центром тяжести посредине, скажем, в виде модели атома с устойчивым ядром, которым будет наш Стрелец-А.
- Это легко…
- Теперь представь, насколько мал в сравнении с этими величинами ультра компактный радиоисточник Ван-Дока.
- Его показатели будут близки к неделимым...
- Дальше…
- Ээ… Ну, предположим, что его существование отдельно от ядра, можно будет охарактеризовать лишь набором возможностей… И при попытке зафиксировать их, он поведет себя как, например, взаимосвязь в квантовой запутанности. То есть произойдет передача информации о своем состоянии паре, которой является наш Стрелец-А. Иными словами, все, что находилось внутри нашей черной сферы, переместилось в центр Млечного Пути…
- Минуя все принципы фундаментальных взаимодействий, - завершает Ван-Док. – Эта «информация» окажется там мгновенно, с учетом некоторых поправок.
- А вот теперь, вернемся к реальности, - вклинивается отец. – Наш ультра компактный радиоисточник все-таки физический объект и существует в мире физических величин. Что с ним, по-вашему, произошло в данный момент?
- Не знаю, - признаюсь я.
- Он вытянулся до самого центра галактики, - говорит Ван-док. – Как резинка, затем сжался, но уже с другого конца.
- То есть, обзавелся некоторыми условными величинами, описывающими его перемещение. Все согласны?
- Ну, да, - отвечаю я.
- Подробнее…, - просит отец.
- Произошло изменение его положения в пространстве с течением времени, относительно выбранной системы отсчета, - говорю.
- Все верно. Для системы отсчета внутри нашего радиоисточника равенство справедливо, но если взглянуть на процесс извне, то мы никак не можем исключить таких параметров как время и скорость, которая имеет ограничение в триста тысяч километров в секунду.
- В итоге…, - произношу я, уже понимая, чем все кончится.
- В итоге, информацию о том, что наш объект достиг центра галактики, мы получим через двадцать шесть тысяч лет. Таково расстояние от Земли до Комплексного радиоисточника Стрелец-А, в световых годах.
- Но, для нашего объекта пройдет всего восемь месяцев, - не уступает Ван-Док.
- В чем польза данного открытия? – спрашивает отец.
- Мы поработаем над ним и посмотрим, что можно будет из этого извлечь, - отвечает он. - Разве тебя не привлекает это?
- Привлекает. Но, мы вроде как занимаемся немного другим вопросом.
- Перестань. Все величайшие открытия были сделаны исходя из побочных явлений исследуемых процессов.
- Яблоко, упавшее на голову Ньютону, тоже являлось неким побочным явлением?
- Конечно! - восклицает Ван-Док, - Он ведь не ложился под дерево специально. Дескать «выберу яблоко покрупнее и подожду пока оно упадет, вот открытие-то будет!»
  - Ладно, уговорил, - соглашается отец, но об этом пока никому ни слова.
- Ознакомься с расчетами, там много интересного, - говорит Ван-Док, кивая на планшет в руках отца.
- Меня больше волнует, как мы объясним фонду пропажу колеоптера.
- Трех.
- Что значит, трех?
- А откуда я, по-твоему, брал данные для расчетов, - спрашивает доктор. – Первый сгинул случайно, натолкнув меня на идею. Второй уже был частью эксперимента, с которого я снял все показатели. Третий мы отправили только что.
- Четвертый еще не собран, - вздыхает отец. – Мы здорово влипли, Док.
- Нам все спишут, когда ознакомятся с моими расчетами.
- Хочется в это верить.

***
- Мистер Кеми? – спрашивает человек в строгом костюме, непонятно как появившийся в лаборатории.
«Мистер», - я изображаю тошноту на лице, поворачиваясь к «руководителю» проекта.
Улу не обращает на это внимания, его взгляд устремляется мимо меня, к двери, которую я так непредусмотрительно забыл закрыть.
- Да, я слушаю вас, - говорит он.
- Специальный агент Березак, представляется человек, - показывая пластиковый жетон. – Мы можем побеседовать?
Он проходит мимо меня, словно я не существую вовсе. Это сильно бьет по самолюбию, но я сдерживаюсь, так и не найдя способа как-то заострить внимание на своей, далеко не последней в этом проекте, персоне.
- В чем суть предстоящего разговора? – спрашивает Улу, выбивая еще одно очко к уважению.
Иногда он может быть просто удивительно здравомыслящим и прозорливым человеком, но лишь иногда. Поражает то, что данные качества просыпаются в нем именно в такие моменты. То есть, с нами ему позволительно быть выскочкой и растяпой одновременно, но с представителями власти – он ученый. Да, это определенно еще один балл.
- Фонд исследования дальнего космоса заинтересовала ваша работа и мне поручено выяснить все подробности предстоящего эксперимента, - произносит гость, изучая взглядом обстановку.
Обычная лаборатория: небольшой зал, пара стендов с оборудованием, терминал. Думаю, агент фонда, видел такие помещения не один раз.
- Тику, это по твоей части, - бросает Улу, возвращаясь к работе. – Посвяти агента…
- Березака…
- Да, агента Березака в тонкости нашего дела.
Меня снова застали врасплох. Поначалу я даже намереваюсь отказаться от этой беседы, но вдруг понимаю, что скрывать нам как будто нечего, да и фонд в случае заинтересованности может подбросить еще немного средств. К тому же, я знаю, к чему приведет этот разговор. Я уже проводил эту беседу где-то в параллельной вселенной.
- Хорошо, «мистер» Кеми, - произношу я с нескрываемым сарказмом. - Мы расположимся в вашем кабинете.
Улу по-прежнему не реагирует, на мои издевки.
Мы покидаем лабораторию и через длинный освещенный голубоватым светом, холодный коридор добираемся до нужной двери. Я открываю замок своей картой.
Мне тридцать четыре, я самое приближенное к главе проекта лицо. У меня полный доступ ко всем материалам и мне доверили эту важную беседу. Я тащусь просто.
- Присаживайтесь, агент, - изо всех сил стараюсь «убрать» сарказм из своего тона.
Березак падает на стул, напротив стола. Я занимаю кресло шефа, изображая готовность к полному сотрудничеству.
- Начнем с самого начала, мистер…, - произносит он, включая диктофон на своем коммуникаторе.
- Меня зовут Тику Бастон, - представляюсь я. – «Мистер» добавлять не обязательно.
- Хорошо, - кивает агент. – В чем суть вашего проекта. Я конечно, осведомлен в общих чертах, но мне нужно услышать это непосредственно от вас, для отчета.
- Мы собираемся запустить космический корабль, через радиоисточник Стрелец-А, к противоположному витку спирали нашей галактики. Это докажет возможность подобных перелетов. Но, нас, ученых, привлекает возможность снимать метрику, пока показания находятся в доступных диапазонах…
- А сколько времени они будут доступными? – перебивает агент.
- Пока существует человеческая цивилизация.
- Что-то вроде корабля поколений?
- Нет, - усмехаюсь я, стараясь сохранять дружелюбность. – Ни в коем случае.
- Хорошо, объясните?
- Мы создали способ перемещения на сверхдальние расстояния. Корабль пройдет до центра Млечного Пути за срок сопоставимый с продолжительностью жизни экипажа и пассажиров, гипотетических, разумеется.
Агент на мгновение вскидывает брови.
- А можно озвучить конкретные цифры.
- Восемь месяцев, по предварительным расчетам.
На этот раз брови задерживаются в верхней точке на более продолжительное время.
- То есть в случае успеха мы сможем собрать группу исследователей и отправить их на изучение дальнего космоса.
Я чувствую, как Березак напрягся. Еще бы, такие возможности, а проект до сих пор не засекречен, институт не обнесен высоченным забором с вооруженной охраной, а с разработчиков не взята подписка о неразглашении и невыезде. Подозреваю, как в его голове вихрем несутся мысли о собственной выгоде. Ведь дело затевается просто вселенского масштаба и куш, который фонд сможет сорвать, достигнет примерно таких же размеров.
Выдерживаю небольшую паузу перед тем, как спустить его на землю.
- Сможем, но мы не узнаем, чем все закончится, - не без удовольствия произношу я.
- То есть?
- На Земле пройдут десятки тысяч лет. Слыхали про теорию относительности?
- Когда с увеличением скорости, замедляется время? – разочарованно выдыхает он.
- Не совсем точная формулировка, но суть верна.
Теперь в его голове совсем другие мысли. Он, наконец, осознает масштаб и пытается примерить к нему запрошенную цену, которая составляет такое безумное количество лет.
- Вы пытаетесь сказать, что на корабле пройдет всего восемь месяцев, тогда как на Земле….
- Именно, - говорю я, откидываясь в кресле. – Теоретически передача информации должна произойти мгновенно, но в расчеты добавляется очень много переменных влияющих на конечную цифру, которая составит в итоге примерно восемь месяцев. Это совсем немного. Если брать за основу классическую теорию, то пройдет гораздо больше времени.
- Какой во всем смысл?
- Это эксперимент, - пожимаю плечами я.
Агент надолго выпадает в прострацию. Я за это время пытаюсь собраться с мыслями, предвидя его следующий вопрос.
- Я так понимаю, что вашей организации нужны средства для постройки экспериментальной модели.
- Совершенно верно.
- Модели корабля или двигателя, который способен разогнать этот корабль до сверхсветовых скоростей.
- Здесь следует оперировать несколько иными определениями, но, пусть так.
- Простите за мое недоверие к проекту, но насколько я помню из школьных уроков физики, - ни одно тело не может двигаться быстрее скорости света. Сколько у нас там до радиоисточника? Он ведь совпадает с центром галактики, я верно представляю?
- Верно, - отвечаю я. – Двадцать шесть тысяч световых лет. Но, мы говорим сейчас не о движении, а о передаче информации.  Знаете, что такое квантовая запутанность?
- Боюсь, что нет.
- Ну, например, при помощи лазерного потока определённой частоты и интенсивности, можно получить пару фотонов, находящихся в запутанном состоянии. Я не стану вдаваться в подробности, ибо явление исследовано достаточно давно. В общем, если при измерении спина первой частицы спиральность оказывается положительной, то спиральность второй всегда будет отрицательной, и наоборот. И даже если мы разнесем эти «объекты» в пространстве за пределы любых взаимодействий, такая взаимозависимость все равно сохранится.
- Пока не убедительно, - говорит агент, перегрузившись научными терминами.
- Мы создали радиоисточник подобный Стрельцу-А, в лабораторных условиях. Его стабильность в пространстве приближается к нулю, тогда как характеристики излучения устойчивы на сто процентов. Объект существует в виде гравитационного поля, и как только мы приближаем его интенсивность к показателям Стрельца, происходит слиянии или воссоединение, как кому нравится.
- Слияние с чем? – уточняет агент, видимо потеряв нить разговора, хотя, я пытаюсь объяснить все доступным языком.
- Слияние со Стрельцом.
- Поле перемещается к центру галактики?
- В точку. Задающее параметры оборудование приобретает свойства второго фотона из спутанной пары, а наш корабль становится в этих условиях, как бы информацией, которая передается в следствие...
- Но, как вы фиксируете это, - снова перебивает агент, - если результаты могут быть известны только через двадцать шесть тысяч лет?
- Расчеты, - говорю я. – Мы прекрасно наблюдаем посылаемый объект в пределах Солнечной системы, измеряем его время прохождения от Земли до Солнца, от Солнца до орбиты Плутона и так далее. Его вектор направлен точно к Стрельцу, и добавляя необходимые поправки можно вычислить все остальные показатели.
- Выходит, вы уже производили подобный запуск…
- Да. Только наш «корабль» был примерно с этот стол величиной.

***
Мне тридцать четыре. Я и Улу, находимся в зале заседаний комиссии фонда. Вокруг сплошь важные персоны и ученые лбы. Все кроме «мистера» Кеми настроены скептически. В том числе и я. Да, затея кажется безумной, и воплощать в жизнь ее никто не собирается в полной мере, но проект оценивается не слишком дорого и Улу намерен «выбить» для его осуществления государственную поддержку.
Мы сидим в огромной аудитории, построенной по принципу Колизея. Аншлаг полный, некоторым даже приходится стоять в проходах. Заседание длится уже четыре часа, все заметно устали, но терпеливо ждут окончания. Я понимаю, что, если мы не получим грант, нашей работе придет конец - в аудитории находится очень много желающих растащить наши исследования на части. Плюсом есть несколько военных готовых засекретить проект и направить его в нужное им русло. Однако, у меня стойкое чувство, что все получится и мы заручимся правительственной поддержкой. Постепенно это чувство перерастает в уверенность, ибо проходили уже, в моих «пророческих видениях»…
- Давайте представим, что проект осуществим, - вещает «мистер» Кеми с трибуны. – А он осуществим, если закрыть глаза на моральные устои общества, которое, кстати, всеми руками «за», его воплощение.
- На данном этапе, - говорит председатель, толстый мужичок с морщинистым лбом, - ваш эксперимент не вносит, чего-либо существенного в науку, поэтому, мы вынуждены пока отказать в финансировании постройки действующей модели космического корабля и отправить данные на доработку.
Нет, так не должно быть. Я твердо знаю, что мы получим грант. Мой дар меня еще ни разу не подводил.
- Давайте перестанем расценивать это как вклад в науку, - произношу я, неожиданно для самого себя. – Это даже не вклад в развитие человечества. Это возможность посеять зерно на другой части нашей галактики, пусть взойдет оно через много тысячелетий, но воплотив это в жизнь, мы получим гарантию, что человечество не исчезнет навсегда вследствие какого-либо катаклизма.
Воцаряется тишина, если не брать во внимание одинокие аплодисменты где-то в глубине аудитории. Я даже предположить не могу, кого я смог вдохновить своей краткой речью.
- Скажите мне, мистер Бастон, - говорит председатель, после долгого раздумья. – Если бы мы построили такой корабль, вы бы полетели на нем?
- Мы не собираемся ни куда лететь, и никого отправлять, - встревает Улу. – Это будет чисто экспериментальная модель.
- И все же предположим, что финансирование станет возможным только при наличии экипажа, - настаивает председатель.
- Да, - отвечаю я.
- Хорошо. Будем считать, что вы дали честный ответ. Теперь скажите, что вами движет?
Я беру паузу, примерно в минуту. Аудитория терпеливо ждет. Я не могу сказать, что мною движет. Тяга к знаниям? Возможность оказаться на другом конце галактики? У меня нет ответа на этот вопрос.
- Мои родители погибли два месяца назад, - говорю я, все еще не понимая в душе, почему я не смог предвидеть этого и уберечь их. – Мой отец посвятил всего себя этому проекту, но не дожил до его воплощения. Я не ставлю себе цели довести его дело до логического конца, меня просто ничего не держит на Земле, и пока я нахожусь в этом состоянии, я готов на любой опыт.
- Ваши друзья? Может жена или девушка? Что скажут они?
- Все мои друзья задействованы в данном проекте, и они поддержат мое решение. Больше у меня никого нет.
На этот раз паузу берет председатель.
Тишина стоит гробовая.
Наконец, он склонятся к уху одного из своих помощников и что-то шепчет ему. Тот кивает в ответ. От решения этих двоих зависит теперь все.
- Хорошо, мистер Бастон. – произносит он. - Проект вашего отца получит государственную поддержку на постройку действующей модели корабля. При одном условии: вы полетите на нем. Можете собирать команду.

***
- Допустим, произойдет какая-то серьезная поломка и колеоптер остановится, - спрашивает Джаа. – Как экипаж будет выкручиваться из такой ситуации?
Колеоптер не может остановиться, - говорит Улу, с таким видом, будто это он разработчик проекта и это его идея отправить полсотни человек на другую сторону галактики. -  Его конструкция предусматривает множество нештатных ситуаций, и имеет коэффициент надежности близкий к единице. Я просто хочу, чтобы все это уяснили и запомнили. Но, раз уз мы берем с собой пассажиров, следовательно, должны понести дополнительные траты на излишние средства безопасности. Немалые средства, я хочу подчеркнуть.
- Кончай выпендриваться, Кеми, - вздыхает Джаа. – Отвечай уже...
Меня, честно сказать, тоже волнует этот вопрос и достаточно давно. Еще когда был жив отец, намечались некоторые разработки, но их стоимость превосходила всякие пределы, поэтому проблема осталась неразрешенной. Мико Ван-Док, пока был жив, предлагал соорудить нечто вроде портативных источников, что вышло бы гораздо дешевле, но трудность заключается в том, что испытать их не представится возможным.
- Лампа Ардлея, - объявляет Кеми, запуская очередной слайд.
На мониторе возникает трехмерная проекция странного агрегата, напоминающего старинный фонарь. Такие использовались в средние века – светильник, подвешенный на ручке, с керосиновой горелкой внутри. Правда, наш «фонарь» выглядит намного технологичнее и внутри у него немного другая начинка.
- Разработка нашего института, - продолжает Улу. – Первый образец был получен три месяца назад и имеет некоторые недостатки, но мы пытаемся исключить их все, поэтому проект пока на доработке.
- Три месяца назад? – восклицаю я. – У меня дома стоит такой с самого детства.
Фразу слышат все, но воспринимают ее, как пустую болтовню, цель которой в очередной раз указать «мистеру» Кеми его настоящее место.
- Все мозговые импульсы в человеческом теле, - продолжает Улу, - равно как и в телах прочих живых существ распространяются с определенной скоростью, предел которой будет превышен в несколько тысяч раз. Поэтому сложно предположить, что произойдет с пассажирами и экипажем, если колеоптер перестанет поддерживать оболочку системы отсчета, внутри которой они, ну и мы тоже будем находиться. Настанет темнота, это без вариантов, кромешная, плюс полное отсутствие внешних раздражителей для всех рецепторов человеческого тела. Здесь возможна приостановка мозговой активности, хотя существует предположение, что в данных условиях это не повлияет на жизнеспособность организма. Он просто впадет в нулевое состояние, из которого легко сможет вернуться к нормальной деятельности, как только мозг снова начнет генерировать импульсы. Но, так как мы не можем знать этого достоверно, наша задача не допустить сбоев в работе колеоптера или же, в случае аварии, как можно быстрее ее ликвидировать и задать генератору поля расчетные параметры. 
- Но, если мы окажемся в темноте, кто проделает всю работу? – спрашивает Базкит.
Это наш второй техник. Напарница Джаа. Приняли ее недавно, но девчонка оказалась смышленой и уже во всю «шпарит по-нашему».
- И кто выполнит маневр, если сбой произойдет до него, - добавляет Джаа.
- Верно, - кивает Улу. – Так вот, лампа Ардлея это своего рода портативный генератор гравитационного поля, которое охватывает сферу диаметром около двух метров, поэтому человек легко помещается внутри. Система отсчета останется в пределах привычных физических понятий, и человеческий организм сохранит все свои рабочие функции. Кроме того, лампа имеет собственный источник света, который будет распространяться внутри сферы с нормальной скоростью. Все камеры гибернации на всякий случай будут снабжены подобными устройствами, так что жизням пассажиров отключение колеоптера угрожать не будет. Что касается экипажа, то нам придется носить эти штуковины с собой постоянно.
- Постоянно? – переспрашивает Джаа.
- Именно, - отвечает «мистер» Кеми. – В разработку вложено немало средств, так что придется ее использовать в соответствии с инструкциями, которые предусматривают постоянное наличие лампы Ардлея у всех членов экипажа.
- Если колеоптер остановится, мы сохраним «скорость»? – спрашивает Базкид.
- Разумеется, - произношу я. – В момент так называемого «старта», звездолет приобретет свойства информации спутанных квантов, которая передается мгновенно, минуя все известные пределы. Все шестнадцать месяцев, что мы проведем внутри, корабль будет существовать одновременно в точках начала и конца пути, и этого не изменить, поэтому, что бы ни произошло, мы достигнем финиша, вопрос только в каком состоянии.
- А как же маневр? – не унимается Джаа.
- Здесь вот какое дело, - пускается в объяснения Улу. – Мы как коты Шредингера будем находиться в состоянии суперпозиции, то есть доберемся до точки финиша и врежемся в Стрельца одновременно. Окончательный вариант будет зависеть от того, выполним мы маневр или нет. Но, все это с точки зрения гипотетического наблюдателя. Для всех нас события будут протекать последовательно и маневр, разумеется, выполнять придется, иначе всем конец.
- Ясно, - вздыхает Базкид, и я надеюсь, что она понимает, о чем идет речь.

***
- Слушай, Тику, - говорит «мистер» Кеми, спустя несколько минут после окончания нашего заседания. – Я понимаю всеобщее недовольство моей персоной, и даже понимаю причины подобного отношения…
- Ты ждал, пока все разойдутся, - усмехаюсь я, - чтобы предъявить это мне?
- Нет, - возражает он. – Я, как человек разумный, спокойно реагирую на все ваши ужимки и перешептывания, то есть, по большому счету, мне плевать…
- Так в чем же дело?
- Дело в том, что я обязан спросить про лампу, которая якобы находится у тебя дома. Это правда, или один из способов в очередной раз поддеть меня?
- Правда, - отвечаю я.
Мне самому непонятно как подобная разработка попала за пределы института.
- Ты уверен, что это именно лампа Ардлея?
- Я не знаю, - говорю. – Но, над моей кроватью с самого моего детства висит такая же штуковина и служит в качестве ночника, она светит довольно странно, поэтому я и решил, что это именно то, о чем мы говорили недавно.
- Мы должны проверить, - вздыхает он, словно чувствуя некую вину за подобное вторжение.
- Зачем?
- Вдруг это не просто ночник, а именно лампа Ардлея.
- Это просто ночник, - настаиваю я, взвесив все аргументы. – Разработка новая и не могла попасть в мой дом раньше тех трех месяцев, что существует опытный образец.
- Тем не менее…
- Слушай, Улу, - произношу я, выделяя каждое слово. – Это ночник, он «оберегает мой сон от кошмаров» с детства. Вот скажи мне, кто разработчик данной технологии? Только честно. Мой отец?
- Да.
- Знаешь, почему он придал этой лампе Ардлея такую форму?
- Ээ… может для удобства?
- Нет. Просто мы были очень близки, пока он был жив. И когда он разрабатывал конструкцию, он решил – «пусть она будет в форме того ночника, что висел над кроватью моего сына, ведь если что-то случится с колеоптером и мы останемся в кромешной темноте, вид этой лампы внушит ему чувство безопасности».
- Согласен, - кивает Кеми. – Но, мы должны проверить.
- Для чего? – недоумеваю я.
- Если это рабочий экземпляр генератора, мы должны будем изъять его. Любая утечка информации недопустима на данном этапе. Если «верхушка» узнает об этом, то моя голова слетит вслед за твоей.
- А может, ты хочешь присвоить это изобретение себе? Чтобы передать технологию своим родным, ну, для получения патента.
- О чем ты говоришь?
- О том, что твой отец крупный бизнесмен, владелец предприятия, и несмотря на то, что сейчас он находится за решеткой, получение прибыли для него все еще остается в приоритете…
- Нет, Тику, - восклицает Улу. – Даже не думай об этом. У тебя не должно быть ни каких сомнений на мой счет.
- Зато у тебя они могут быть! Я уверен, что ты ни черта не поверил моей истории, и считаешь, что я умыкнул образец.
- С какой целью?
- С той же, в которой подозреваю тебя.
- Так, стоп!
Улу поднимает руки.
- Хорошо, стоп, - соглашаюсь я.
Меня так же беспокоит наличие такой лампы в моем доме и мне самому не терпится проверить эту штуковину, но только без «мистера» Кеми. Хотя от него, похоже уже не избавиться.
- Просто поехали посмотрим.
- Ладно. Но, ты не имеешь права изымать ее у меня, если это опытный образец, потому как это разработка моего отца и я имею на нее все права.
- Если это так, то тебе придется отвечать…
- Не начинай снова. Давай вспомним, все наши отношения. Мы были почти друзьями, и я не хочу разрушать это, потому как нам еще лететь черт знает куда…
- Окей, - кивает он. – Твое предложение?
- Я не брал ни чего в институте, и то, что я тебе сказал – правда. Я уверен, что это просто ночник, может быть, допускаю, что это разработка отца, которую он начал давным-давно и смог воплотить только в последние месяцы своей жизни. Поэтому мы просто заберем ее и положим в мой сейф в кабинете. Что делать дальше решим потом.
- Хорошо, - соглашается Улу, но почему-то я не шибко верю ему.

***
- Джаа! – кичу я в пустоту, потеряв друга из виду.
Что-то ускользнуло от меня, ушло прямо из-под носа, какая-то мысль, может нечто большее, только я не могу понять, что. Меня несколько обескураживает это состояние, и тревожит одновременно.
Снег валит стеной, завод Чемикал-Эйн гудит цехами, где-то за спиной сквозь гул прорываются звуки проносящихся по Абиадо-Велосити машин.
Я гребу вперед к водоотстойнику, где проходит одну из стадий очистки техническая вода комбината. Джаа где-то там, и он вот-вот свалится в ледяную воду. Я конечно спасу его, но беднягу ждет долгое и дорогостоящее лечение, которое не принесет должного результата. Затем его родители решат, что занятия спортом помогут укрепить пострадавший иммунитет, и отдадут Джаа в регби, куда мне тоже придется записаться. Данное обстоятельство породит еще череду знакомств и событий, благодаря которым, определенная группа людей окажется…
«Откуда я все это знаю?» - собственный вопрос ставит меня в тупик.
Но, сейчас не время размышлять. Каждая секунда дорога и может стоить жизни моего друга…
- Вот ты где, - вздыхаю я, обнаружив незадачливого товарища зацепившегося за сетку ограждения, которым обнесен водоем.
- Тику, помоги мне, - просит он.
Ему всего семь, мне на пару лет больше, но Джаа крупный ребенок вытащить его из западни мне никак не удается - сетка довольно прочная.
Внезапно под весом навалившего снега ограждение падает. Я хватаю друга за куртку и упираюсь ногами в бетонный борт, служащий опорой для забора. Борт скрыт под снегом, но я знаю, что это именно он, потому как бывал здесь летом и представляю устройство всей этой конструкции.
Забор тянет вперед, я тащу назад, но силы явно неравны.
- Снимай куртку, - кричу я.
- Но, я же замерзну.
- Ни хрена ты не замерзнешь! Снимай, иначе придется поплавать обоим!
В горле пересохло от волнения. На меня нападает кашель, выбивая из организма последние силы.
Джаа шустро избавляется от верхней одежды и оказывается на свободе. Я разжимаю руки, забор падает. Причем обрушивается сразу несколько пролетов. Засыпанная снегом ледяная кромка водоема в нескольких местах дает трещины и проседает.
Вот и все. Никто не пострадал, кроме куртки Джаа, которую теперь придется доставать. Но, делать этого я точно не буду.
- Идем домой, - говорю я.
- Меня мать убьет, - произносит он. – Надо вернуть куртку…
- Нет. Там слишком опасно. Поверь...

***
- Что вы делали на пустыре? – спрашивает мать.
- Рыли пещеры, - говорю я.
- И потеряли куртку Джаа.
- Он зацепился за ограждение отстойника, и ее пришлось срочно снять, когда забор начал падать.
Джаа сидит в кресле, обложенный одеялами и дует в стакан с чаем.
- Я не знаю, чем вы там занимались, но вы больше не ходите на пустырь, - строго объявляет мать.
Родители Джаа на сверхурочке, потому сегодня на работе оба. Приедут к вечеру, и мне придется выслушивать нотации от них. Да, куртку надо было достать.
- Ничем мы не занимались! – рычу я. – Я спас его. Он мог упасть в воду и подхватить какое-нибудь осложнение. Его родители кучу денег бы выложили за лечение, а потом отдали бы в какое-нибудь регби в надежде, что спорт поможет восстановить здоровье!
- Не выдумывай, Тику, - говорит отец.
Он сидит в кресле перед теликом и как будто вообще не интересуется происходящим. Кстати, не вижу ни чего плохого в регби.
- В это уже никто не играет, кроме школьных команд. И знаете, что самое страшное? - спрашиваю я. – Мне пришлось бы ходить туда вместе с ним.
Отец вдруг начинает смеяться. Его веселят мои выводы. Конечно, я еще слишком мал, чтобы мыслить настолько трезво. Мать тоже улыбается, и меня страшно злит.
- Ты вообще-то должен гордиться мной, - объявляю я не в силах унять свое негодование.
- Да я и так горжусь, сынок, - выдавливает отец сквозь смех. – И буду настаивать, что регби - это хорошая идея. Надо будет записать вас туда в следующем году, как только Джаа пойдет в школу.

***
Я познакомился с Мией, когда мне стукнуло четырнадцать.
Такой подарок судьбы на день рождения. Она училась на параллельном потоке. Высокая, красивая, с виду даже умная. Мы сразу понравились друг другу и стали лучшими друзьями, но я хотел большего. Я прекрасно осознавал, что мы еще слишком молоды для желаемой мною близости, но просто дружить с девчонкой меня как-то не привлекало, тем более мне казалось, что чем глубже я увязываю в дружеских отношениях, тем сложнее будет перейти на более «высокий» уровень.
- Это Улу, капитан «Зубров», - произнес я однажды, заметив своего соперника, - У нас игра в следующий вторник, и мы надерем их…
Это не должно было выглядеть как хвастовство, - но фраза уже вырвалась. Хуже того, она заставила взгляд Миии задержаться на торсе этого здоровяка.
- Я слышала, его отец состоит в совете директоров Чемикал-Эйн, - сказала она, во всю таращась на капитана «Зубров».
- Да, такие как Улу, не попадают во френдзону, - почему-то вырвалось у меня.
На этом наши отношения закончились.
Я не участвовал в игре с «Зубрами», потому как подрался с их капитаном, и угодил сначала к директору школы, затем к старшему тренеру своего спортивного клуба, а потом на прием к психологу, куда затащили меня собственные родители.
Я уже не вижу свое будущее также четко, как это было в детстве. Лишь смутные образы, едва различимые знаки и подсказки, которые не всегда ведут к предполагаемым событиям. Этому есть объяснение – прописанная кем-то линия моей жизни остается неизменной, вот только я постоянно пытаюсь сойти с нее, и чем больше полагаюсь на свои предсказания, в этом желе, тем реже они сбываются.

***
- Я не знаю, что с ним такое, - говорит мать, сидя в мягком кресле на приеме у психолога.
Я пытаюсь занять удобное положение на стульчике без спинки. Доктор тоже сидит в кресле и как будто специально не обращает внимания на мои «сигналы». Впрочем, больше в кабинете сидеть не на чем, и вряд ли он встанет и скажет: «Давайте, молодой человек, присаживайтесь на мое место, а я займу этот весьма удобный стульчик».  Меня нарочно усадили на него, чтобы выбить из колеи.
Обстановка стандартная: стол, пара кресел, треклятый стульчик, растения на окне и ворсистый палас на полу, ни чего лишнего, что могло бы сильно отвлекать внимание, внимание доктора от пациента.
- Мы всегда относились к нему с особой любовью, - продолжает мать, - но он воспринимает все «в штыки» и постоянно хамит. Пытается… предсказывать события и ужасно злится, когда его «пророчества» не сбываются.
- Мы должны были победить «Зубров» на сегодняшнем матче, - говорю я с напускной злостью. – Но, вместо игры мне приходится торчать здесь и оправдываться перед вами…
- Вот опять.
- Ну, это не совсем предсказание, - чешет бороду доктор, не отрывая от меня взгляда.  – Просто одно из проявлений юношеского эгоцентризма. Тику просто пытается обратить на себя внимание, одновременно сваливая вину от происходящего на обстоятельства, которые сам же и спровоцировал.
- Мы должны были победить! Это я точно знаю! И знал наперед!
Доктору под шестьдесят, круглое лицо, маленькие глазки, почти полное отсутствие волос на голове, серый недорогой костюм. Почему-то именно таким я представлял себе психолога, впрочем, может я видел его раньше, где-то по телеку или в рекламе услуг.
Самое странное, что я не мог предвидеть нашу с ним встречу, зато хорошо представлял победу в матче с «Зубрами». Первого не должно было случиться, второе не сбылось. Впрочем, я и вправду сам виноват.
- Может вы, молодой человек, расскажете нам о каком-нибудь значимом событии, ожидающем человечество в будущем, - предлагает он.
- Честно признаться, я ожидал, что вы, как психолог будете на моей стороне, - говорю я.
- Я и так на вашей.
- Разве?
- Абсолютно.
- Хорошо. Через двадцать пять лет, появится технология, позволяющая совершить космический перелет на противоположную сторону Млечного Пути, и я буду учувствовать в этом. Как вам такое?
- На противоположную сторону от чего, простите?
«Вот гад! Он намеренно меня осаживает, чтобы не терять контроль над ситуацией».
- От центра нашей галактики, расположенного примерно в двадцати шести тысячах световых лет от Земли.
- Интересно, - произносит доктор, поджав губу. – То есть, люди смогут побывать в той части Млечного Пути, которая отстоит от нас примерно на пятьдесят две тысячи световых лет. И с какой скоростью полетит этот корабль?
- Он не полетит. Он переместится. Мгновенно.
- То есть, экипаж ничего не почувствует?
- Экипаж проведет на корабле примерно шестнадцать месяцев.
- Может, вы поделитесь, технической стороной? – спрашивает он, откидываясь в кресле.
Я вообще не понимаю, зачем проговорился, но из всех «значимых событий» на ум пришло именно это.
- В центре Млечного Пути находится комплексный радиоисточник под названием Стрелец А. Существует мнение, что это сверхмассивная черная дыра, но вопрос остается спорным, хотя я лично придерживаюсь данной теории. Так вот, этот объект испускает в космическое пространство целую гамму излучений, и является гравитационным центром нашей галактики. Изучая его, ученые придут к заключению, что гравитация имеет волновую природу, это позволит построить двигатель способный перебросить объект от земли до радиоисточника и на такое же расстояние после него.
- Это в теории, - кивает доктор. – При наличии свободного времени и развитой фантазии я тоже мог бы «предсказать» что-то подобное.
- Если создать генератор гравитационных волн, - продолжаю я, - и настроить его на «частоту» источника, то информация о нем «сообщится» в центр Млечного Пути мгновенно. Это как квант передает наблюдателю одно из возможных своих состояний…
- Останется только оседлать ее, - заканчивает доктор, - и перед человечеством откроются невероятные возможности. Видите, я тоже умею делать предсказания.
- Я больше ничего не скажу.
- И не надо, - соглашается он. – Давайте сделаем так. Вы возьмете одно из своих… «предсказаний», самое ближайшее, которое вот-вот должно произойти, и сделаете все возможное, чтобы помешать ему сбыться.
Мне кажется, и без того этим постоянно занимаюсь, независимо от моих желаний.
- Для чего? – спрашиваю.
- Для того, чтобы понять, что ни каких пророчеств существовать в принципе не может.
- Но…
- Давайте я вам объясню, - настаивает он. – Предположим какой-то экстрасенс, утверждает, что произойдет некая крупная авария, которая повлечет за собой большие человеческие жертвы. Он сообщает об этом в службы спасения или еще какие ведомства, те внимают его словам и предотвращают эту самую аварию. Сбылось его предсказание?
- Фактически нет, - соглашаюсь я.
- Вот видите. Теперь возьмем противоположную ситуацию, - никто не слушает его, и авария случается. Что произойдет?
- Его послушают в следующий раз.
- Нет. В лучшем случае какая-нибудь желтая газета опубликует статью, о его пророчестве относительно прошедшей аварии, но реакция публики будет примерно следующей, - «каждый может предсказывать события, после того как они уже случились».
- Не пойму к чему вы клоните.
- Даже если у вас и существует подобный дар, не стоит на него надеяться и кричать о нем на каждом углу. Живите своей жизнью, ведь в большинстве случаем ваши пророчества вас же и подведут...
Весьма ловкий переход. Доктор рассчитывал, что я не замечу этого финта. Да, психолог из него так себе. Но, если взять во внимание его теорию, то она подтверждает,  что мой дар предвидения, это не дар вовсе, а простое следование по заранее прописанному сценарию. То есть, получается, я проживаю события, подготовленные кем-то для меня…, или я уже проходил через все это, только не помню. Может, я просто застрял во временной петле.
Да, нет. Чушь все это.

***
- Ну как все прошло? – спрашивает отец, едва мы появляемся на пороге дома.
Он разбирает почту, сидя в кресле перед включенным телевизором.
- Ты сегодня рано, - говорит мать, явно оттягивая время, чтобы придумать что-то в мою защиту.
- Расчетами я могу и дома заниматься. Ну, так что там было?
- Наш сын большой фантазер, но доктор остался под впечатлением.
- Значит, нарушений в подростковой психике нет?
- Нет. Обыкновенный юношеский эгоцентризм, может чуток гипертрофированный, - отвечает она, устало приземляясь на диван.
- Ну и ладно…. Кстати, пришло уведомление, что Чемикал-Эйн передает поселок городскому муниципалитету.
- Серьезно? То есть, нам не нужно съезжать, только потому, что ты больше не работаешь на этом предприятии.
- Да. Мы остаемся.
- Это просто прекрасная новость, - восклицает мать и бросается ему на шею.
- Правда, мне придется вставать пораньше, чтобы вовремя добираться до института, но ведь и так это делаю.
Какая-то мысль бередит мое сознание, что-то странное и пугающее. Нам нужно переехать, убраться как можно дальше от этого места.
- Мы должны уехать, - встреваю я.
- Почему?
- На Чемикал-Эйн произойдет утечка тетрахлометана. Это какое-то корродирующее вещество. Далее произойдет взаимодействие агента с другими элементами, и образуются еще более опасные соединения. Администрация решить скрыть факты аварии и справиться своими силами, и пока рабочие будут латать трубы, облако газа выйдет за пределы комбината и заполнит низину с поселком. Погибнут двести тридцать два человека…, и вы в их числе.
Наступает тишина. Слышно, как тикают часы на кухне. Отец смотрит на меня, не отрываясь, мать уставилась на него.
- Ты меня пугаешь, сынок, - произносит, наконец, он. – Нужно поискать тебе другого доктора….

***
Снег валит стеной. Гул комбината едва пробивается через эту белую завесу.
Я стою посреди пустоши и пытаюсь справиться с наваждением. Я твердо уверен, что все это уже происходило в моей жизни, причем не один раз.
Джаа на пути к отстойнику, еще пара минут, и он свалится в ледяную воду. Там не глубоко, но утонуть все-таки можно, если случатся судороги вследствие переохлаждения. Что будет дальше я уже знаю, причем вижу это настолько отчетливо, как будто уже переживал эту ситуацию.
Нет, это не дар предвидения, я уверен. Это временная петля. Словно я прожил уже свою жизнь, но почему-то вернулся и теперь мотаюсь по замкнутому кругу. Почему? В чем причина?
Я поворачиваюсь к шоссе и бреду в сторону рабочего поселка. Звуки проезжающих машин слышатся все отчетливее, гул Чемикал-Эйн постепенно остается позади.
Если я спасу Джаа, то проведу с ним большую часть жизни. Его болезни приведут меня в секцию регби, там я встречу Улу, чей отец проспонсирует эксперимент по перемещению группы людей через полгалактики. Мой отец будет главным идейным вдохновителем, его соратник Мико Ван-Док проведет все расчеты и докажет, что такое осуществимо. К нам присоединится техник Базкит и еще куча добровольцев готовых оставить планету Земля навсегда….
- Привет сынок, - произносит отец, появляясь из снежной пелены. – Где Джаа?
- Не знаю, - говорю я. – Дома, наверное.
- Он разве не пошел с тобой?
- Нет. Сказал, что приболел.
- И ты пошел один?
- Ну, да. А что мне оставалось делать?
Он жмет плечами и поворачивает назад. Мы приближаемся к шоссе. Участок дороги, примыкающий к поселку, обнесен сетчатым забором, таким же, как вокруг отстойника.
Образ Джаа, не покидает мои мысли. Бедняга завяз в воде по горло, он там совсем один, замерз настолько, что не в силах позвать на помощь.
Мы подходим к переходу, отец открывает калитку, ведущую на пешеходный мостик. Проезжающая мимо полицейская машина сбавляет скорость и сидящий за рулем офицер спрашивает все ли в порядке.
- Все нормально, - отчитывается отец, и мы продолжаем свой путь.
Что-то пошло не так в том эксперименте, вернее, пойдет не так, и я окажусь в ловушке времени. Какая-то ошибка, просчет, а может, сама природа космоса так устроена, что человек не может покинуть Землю, минуя все известные законы физики. Нужно предотвратить это и тогда все встанет на свои места. Если Джаа погибнет, то моя жизнь направится по совершенно иному руслу, и я не попаду в эту петлю.
- А его родители дома? – спрашивает отец.
- Не знаю, я никого не видел. Наверняка кто-то с ним остался, раз уж он заболел.
Внезапно понимаю, что придется объясняться начет этого поступка, когда выяснится, что Джаа был со мной. Будет расследование, и кто-то из моих родителей понесет за меня наказание. Да и родители Джаа тоже, потому как практика оставлять его одного, пока все на работе, давно используется в его семье. Нужно было придумать другую легенду.
Мы входим в дом.
Внутри тепло и уютно. Мать что-то готовит. С кухни пахнет молоком.
Бедный Джаа, может он еще жив его можно спасти?
Я раздеваюсь, развешиваю одежду по сушилкам и прохожу в свою комнату.
- Где Джаа? – спрашивает мать.
- Он приболел и остался дома, - отвечаю я на ходу.
- Мой руки и садись кушать.
- Я не голоден, ма.
- Все в порядке?
- Нет. Я расстроен, что мой друг заболел. Пойду к себе.
- Выпей хотя бы молока.
- Потом…
Я падаю на свою кровать и заливаюсь горькими слезами.
Бедный, бедный Джаа…. Как я мог бросить тебя…?

***
Снежная пелена. Гул Чемикал-Эйн, шелест автомобильных покрышек по шоссе Абиадо-Велосити. В моих руках детская лопатка. Я по голо в сугробах. Мой друг Джаа где-то рядом, но я потерял его из виду.
Вот теперь я все помню. Это не дар предвидения, а опыт прошлых жизней. Я вернулся. Значит, любые неверные шаги предпринимаемы мной, и любые попытки, что-либо изменить возвращают меня на это место и в это время.
Тяжеленный камень сваливается с моей души позволяя вдохнуть полной грудью. Порция кислорода придает мне решительности и заставляет взглянуть на происходящее под иным углом.
Я в петле, в протяженной временной петле, берущей свое начало с момента, когда мой друг Джаа, становится не просто лучшим другом, а получает мою опеку на всю жизнь и заканчивающейся попыткой осуществить перемещение в пространстве на расстояние в пятьдесят две тысячи световых лет. Я знаю, что ждет меня в этой жизни до самого старта звездолета, я даже знаю его название – «Колеоптера», но что случится потом, мне неизвестно и единственный способ узнать это – прожить свою жизнь, так какой я ее вижу. Пройтись по всем ключевым точкам и принять участие в том эксперименте. Только таким способом я смогу разобраться в происходящем, чтобы попытаться вырваться.
- Джаа! – кричу я, как того требует «сценарий», и решительным шагом направляюсь к отстойнику. – Джаа! Где ты, черт тебя дери?
Через полсотни метров неимоверных усилий, полностью выбившись из сил, я натыкаюсь на покосившееся ограждение. Где-то есть упавшие секции, но искать их у меня нет, ни времени, ни желания.
Я наваливаюсь на сетку. Она прогибается под моим весом и, наконец, падает, роняя за собой еще несколько пролетов. Я плюхаюсь в сугроб. Лопатка где-то теряется, но мне она уже не нужна.
Мой друг должен быть где-то неподалеку.
- Джаа! – кричу я в очередной раз.
Кромка, придавленная снегом, проваливается подо мной, и я оказываюсь в ледяной каше.
Вода обжигает. Мне кажется, что я погрузился в кипяток.
Ну, ничего. Скоро подоспеет мой отец, он придет на заснеженный пустырь, чтобы позвать нас на обед. Мои родители не работают сегодня, потому погибнуть не получится. Осознание этого придает сил и уверенности. Наконец, я вижу своего друга.
- Джаа! Я спасу тебя!
Уже не слышу своего голоса, не чувствую ни рук, ни ног, но продолжаю грести вперед, потому что знаю – так надо.

***
Я прижимаюсь влажной от пота щекой к прикладу пневматической винтовки, прицеливаюсь, осторожно выдыхаю и плавно жму курок. Оружие дергается, выпуская свинцовую пульку. Мишень в виде вырезанного из жести зайца, покрашенного кое-как со следами прошлых попаданий, опрокидывается громко звякнув.
- Ура! – кричу я, выкатив глаза.
- Попал! - вскрикивает Мия, подпрыгивая и одновременно ударяя в ладоши.
Кассир с облегчением выдыхает. Он промокает носовым платком лысину и тянется к полке с призами.
- Ты молодец! – смеется моя девушка.
  Она обнимает меня и чмокает в щеку. Я не успеваю среагировать и подставить губы в последний момент, как это делал раньше.
- С десятой попытки, - качает головой кассир. – Забирай этого медведя и проваливай.
Я торжественно вручаю игрушку Мие. Она прижимает ее к себе и смотрит на меня, как будто бы влюбленным взглядом.
Нам быть вместе еще пару недель. Потом она встретит Улу и уйдет к нему. Я не знаю, что я делаю не так, но моя фантазия подводит меня, когда дело касается наших встреч. Может, я слишком скромен, может наоборот, чересчур активен, может, настойчив чрезмерно. Я вижу, что ей хорошо и весело и ни как в толк не возьму, почему девушки уходят к таким как Улу. Неужели Джаа будет прав, когда скажет, что капитан «Зубров» просто более выгодная для нее партия?
- Спасибо друг, - шепчу я, хлопая кассира по плечу.
- Давай, удачи, - усмехается он, переключаясь на другого клиента.
Весь первый этаж супермаркета отведен под развлекательную зону и здесь всегда много народу. Люди играют в автоматы, участвуют в танцевальных турнирах, катаются на коньках по искусственному льду. Здесь есть несколько кафешек, небольшой кинотеатр и куча всевозможных аттракционов. Мы с Мией перепробовали уже все и провели, развлекаясь, наверное, месяц чистого времени. Тир, в котором, я только что «выиграл» плюшевого медведя, был последним.
- Пойдем, перекусим чего-нибудь, - предлагаю я, беря ее за руку.
- Я только попью, - говорит она.
- Ладно…
Я улыбаюсь, вспоминая доброго кассира, ведь он отдал мне приз, считай за просто так. Я уже не помню условий получения выигрыша, но по факту, я поразил мишень всего один раз и десятка попыток.
- Он просто сжалился надо мной, - произношу я вслух.
- Кто? Тот мужичок из тира? Это точно, - смеется Мия, и в ее смехе нет ни грамма фальши.
А ведь я могу ее заполучить. Могу сделать так, что она не встретит этого Улу. Пожалуй, ради этого стоит прожить свою жизнь еще раз.
- Что делаем завтра? – спрашивает она.
- Можно сходить в парк.
- Это здорово.
- Серьезно?
- Да, а что? Просто, до школы осталось всего два дня и немного побродить среди деревьев, с легкой грустью вспоминая счастливые летние деньки, было бы идеальным вариантом.
- Именно об этом я и подумал.
Она снова смеется.
Наверное, я забавный.
У меня еще будут девушки после нее, это я знаю точно, но жениться я так никогда и не решусь. Впрочем, я бы мог избрать в свои спутницы жизни именно Мию, но встретил ее слишком рано. Ведь какими бы идеальными ни были наши отношения, они никогда не останутся на той стадии счастливой влюбленности как сейчас.
Нет. Я не буду препятствовать их встрече с Улу.

***
- Ну как? – спрашиваю я, едва Джаа появляется в дверях кабинета.
- Вся эта научная дребедень не для меня, - отмахивается он. – Я, наверное, слишком глуп для этого.
- Хочешь сказать, что ты глупее «мистера» Кеми? - смеюсь я.
- А с чего все взяли, что он глуп? Вы просто троллите его, за то, что он сынок местного богатея, но ведь Улу не такой болван, каким кажется.
Местному богатею осталось не так много, почивать на денежной куче. Сегодня ночью случится авария на Чемикал-Эйн, которая унесет жизни более чем двухсот человек. Среди которых, будут мои родители и родители Джаа. Да, папаша Улу загремит за решетку надолго.
Я вздыхаю непроизвольно.
Нет, я спокоен. Я готов к этому, невзирая на чудовищную душевную боль, раздирающую меня изнутри. Слишком много преодолено, и отступать я не намерен. Через это нужно пройти сейчас, потому что в следующий раз мне уже не решиться на такое. Так что пусть этот будет последним. 
Мне очень жаль моего друга, который ничего не подозревает и пребывает в счастливом неведении.
- Да, у него есть некоторые организаторские способности, - соглашаюсь я. – Но, он ведь «тормоз».
- Я походу тоже, - улыбается Джаа.
- Перестань. Через месяц вернешься и попытаешь счастье еще разок.
- Я больше не вернусь.
- Почему?
- Надоело, - пожимает плечами он.
Вернется, никуда не денется. Рано или поздно Джаа попадет в нашу команду как техник и произойдет это именно по решению комиссии. Хочет он этого или нет. Впрочем, по моим пророчествам, все должно было случиться сегодня…
- Ну-ка посмотри на меня, - произношу я, хватая Джаа за подбородок.
Тот пытается вырваться, еле сдерживая смех. Я замечаю в его глазах лукавые искорки.
- Тебя одобрили!
- Ага, - смеется он.
- Ну, ты черт, - я треплю его кудрявую шевелюру.
- Признайся, ты повелся.
- На мгновение.
- Да нет, ты всерьез повелся.
- Может быть, но я не переживал на этот счет. Какая это была попытка? Четвертая?
- Третья.
- Выходит не такой уж ты и «тормоз», - говорю я. – Ты превосходишь «мистера» Кеми по всем показателям.
- Да, кончай, Тику. Нормальный он мужик.
- «Тормоз» он.
- Нет. Вот увидишь.
Мы идем к выходу. На улице темнеет. Сегодня останемся в гостинице. Завтра с утра поедем домой. Да, я знал, что так все будет, но все равно искренне рад, что Джаа одобрили в нашу команду. И мне бесконечно больно, что наши родители никогда не узнают об этом.
- Напьемся сегодня? – спрашивает он. – Я видел, по дороге сюда, небольшой бар.
- Можно немножко, - отвечаю я.
  Сегодня мы можем позволить себе немного «повеселиться». Завтра будет совсем другой день и начнется совсем другая жизнь.

***
- Насколько мне известно, - говорит специальный агент фонда Березак, - вы провели опрос в сети.
- Да, было дело, - соглашаюсь я.
- И сколько человек готовы пожертвовать собой ради науки?
Он смотрит на меня пристально, словно подозревает в чем-то. Может он думает, что весь наш эксперимент - простое надувательство. Дескать, выпросят денег у фонда, а потом скажут, что ничего не получилось. Его право, конечно, а может и не его, я-то знаю, что гранд на постройку нам все же одобрят. Единственное, о чем я переживаю, это чтобы разговор не зашел в иное русло, и я снова не оказался у заваленного снегом отстойника на пустыре.
- Это не совсем жертва, - поправляю я. – Никто ведь не пострадает. Это как полет на Марс. Все, решившиеся переехать на Красную Планету, прекрасно понимают, что оказавшись там, передумать уже не получится, ни кто не повезет их домой, и проживание на Земле для них будет окончено.
- Тем не менее, гораздо легче жить и работать, когда родную планету можно видеть на небосклоне едва ли не каждую ночь, пусть и в виде яркой точки.
- Я думаю, что мигранты на Марс, не скучают по Земле. Нужны достаточно серьезные причины, чтобы бросить все здесь и начать новую жизнь там.
- Возможно, - соглашается агент. – Так сколько человек готовы расстаться с родной планетой навсегда?
- На сегодняшний момент, больше миллиона, - отвечаю я, не без удовлетворения заметив, как брови Березака снова метнулись вверх.
- Но, все эти люди понимают, что это просто опрос, за которым ничего не последует.
- Нет. Это было вполне серьезное предложение. Институт выдал на это официальное разрешение и любой интересующийся, мог убедиться в достоверности информации, просто позвонив в отел подготовки, либо зайдя на сайт организации. Вы ведь в курсе…
- Нет.
- Странно.
- То есть, утка была состряпана достаточно правдоподобная, - настаивает он.
- Это не утка, агент. Все в рамках эксперимента. И мы пока еще не знаем, куда он нас заведет.
Березак начинает что-то записывать в блокнот. На его лице, как мне кажется, уже нет былого скепсиса, да и напыщенность куда-то пропала. Он пишет долго, часто прерывается, чтобы подумать и погрызть колпачок ручки.
- Хорошо, - наконец произносит он. – Вернемся к сути.
- Давайте.
- Двадцать шесть тысяч лет, это безусловно очень много, а черная дыра в центре Млечного Пути, - слишком далеко. Нельзя ли «прыгнуть» скажем, к ближайшей звезде?
- Черная, как вы выразились, дыра, служит своеобразным приемником, которым не может служить соседствующая с нашим Солнцем звезда.
- Я понимаю. Но, можно ведь полететь в направлении центра, только остановиться пораньше.
«Молодец агент, не зря ешь свой хлеб».
- Понимаете, - говорю я, включая назидательный тон, – Мы не совсем летим, перемещение здесь имеет несколько иной подтекст. Наш гипотетический корабль как бы мгновенно оказывается там. Был здесь и в следующий момент – там. То, что для экипажа пройдет восемь месяцев, а для наблюдателей с Земли двадцать шесть тысяч лет, это все косвенный эффект, накладываемый теорией относительности. Я не стану вдаваться в подробности, чтобы не забивать вам голову непонятными цифрами…
- Но, попытаться объяснить все же обязаны, - усмехается он, и я чувствую, что между нами уже нет той профессиональной пропасти, мешающей пребывать на «одной волне».
- Ладно, - смеюсь я. – Представьте радиостанцию. Вы посылаете сигнал от источника к преемнику. Сможете остановить его на полпути?
- Смогу создать для него преграду.
- Уложитесь при этом во временной промежуток, между отправкой и приемом?
- Н-да…. Действительно…. Теперь я понял.
Он снова принимается делать какие-то записи.
Я терпеливо жду. Агент многого еще не спросил, но полученной информации должно быть достаточно для его начальства, чтобы фонд проявил интерес к проекту «Колеоптера». Впрочем, чувствую, что будет еще вопрос.
- Зачем человечеству, рассматривать возможность путешествия в черную дыру? – спрашивает он.
Вопрос, по всей вероятности, кажется ему, уж очень своевременным, даже неким козырем, который он прятал в рукаве, оставив до окончания нашей беседы. Он даже подается вперед и слегка прищуривается, пребывая в полной уверенности, что ответа у меня не найдется. А его и нет, ибо не нужно человечеству в «черную дыру».
- Мы используем тот самый эффект псевдодвижения, который вынуждает нас недобро отзываться о дедушке Эйнштейне, - отвечаю я, так же подаваясь вперед. – Установим на корабле излучатель рентгеновских частиц и направим его перпендикулярно линии нашего перемещения. В определенный момент, выстрелим пучком частиц, отклонив траекторию полета на сотую долю градуса. В пределах нашей галактики – это чудовищная цифра, которая позволит скорректировать курс, избежать столкновения со Стрельцом и оказаться в противоположной, относительно центра, точке…
- Не понимаю.
- Мы «промахнемся» мимо черной дыры, и вернемся в привычную нам систему отсчета, когда энергия импульса поделится сама на себя и станет равной единице. То есть, мы окажемся на том же расстоянии от центра, только с противоположной стороны Млечного Пути.
- Но, ведь это еще двадцать шесть тысяч световых лет, - восклицает он.
- Да. И восемь лишних месяцев для экипажа.
Агент кладет ручку на стол и, отклонившись назад, шумно выдыхает.
- Круто…, - выдает он, в конце концов. – Сверх круто…
Я молча улыбаюсь.
- А есть вероятность, что с другой стороны, окажется пригодный для обитания мир?
- Нужно поискать, - жму плечами я. – При сегодняшнем уровне прогресса, можно даже попытаться вычислить его точные координаты.
Агент задумчиво молчит какое-то время, затем поднимается со стула и убирает в сумку диктофон. Следом отправляется ручка с блокнотом.
- Я впечатлен, - признается он и жмет мне руку.
- Спасибо.
- Если возникнут вопросы, а они непременно возникнут, я найду способ с вами связаться.
- Безусловно, - киваю я. – Буду рад ответить на все.
Да, я только что заинтересовал фонд в проведении эксперимента и через пару месяцев нас с Улу вызовут в штаб-квартиру, где мы получим гранд на постройку и одобрение к полету.

***
- Познакомьтесь, Ребята, это Базкит, - объявляет Улу, едва мы с Джаа оказываемся на пороге его кабинета.
«Мистер» Кеми прямо светится от счастья и смотрит на нас, словно ожидая какой-то особенно восторженной реакции.
- Она полетит с нами, - добавляет он. – В смысле станет членом экипажа.
Улу сидит в своем кресле, сложив руки на столе. Рядом с ним стоит девушка лет двадцати пяти одетая в рабочий комбинезон с эмблемой нашего института.
- Где ты ее нашел? – спрашиваю я, совершенно машинально.
- В сборочном отделе, - отвечает он вполголоса, как если бы не хотел, чтобы она его слышала. – Очень толковый техник, кстати.
Базкит невысокого роста, выглядит крепкой, у нее стройное тело, длинные волосы, грудь… имеется. Вполне недурна лицом. Я только «за».
- Но, ведь она не в курсе, наших…
- Что не в курсе? – ворчит Улу. – Корабль еще далек от постройки, очень далек, а может, мы его и не построим никогда. В теории у нее масса времени, даже бесконечное его количество, в пределах жизни, разумеется…
- А на практике?
- А до практики мы еще не добрались, зато, когда дойдем, у нас будет еще один обученный, посвященный во все тонкости проекта, техник.
- Разумно, - соглашаюсь я.
- Ладно, Базкит, - бросает Улу. – Этого умника зовут Тику, тот, что повыше, его друг Джаа. Будешь работать с ними. Только не заставляй их делить тебя: я не хочу, чтобы проект накрылся из-за женщины.
- Хорошо, - отвечает она, внезапно покраснев.
- Все, проваливайте, - машет он рукой. - Не смущайте даму.
Мы оказываемся за дверью.
- Это и есть то, зачем он нас звал? – произношу я.
- Видимо, да.
- А она ничего.
- Тебе уже не светит, - морщится Джаа.
- Это еще почему?
- «Где ты ее нашел?» - передразнивает он меня. – «На каком из нижних уровней нашего важного государственного, набитого учеными лбами института подобрал?»
- Кончай. Она не поняла.
- Да все она поняла. Ты просто женщин не знаешь.
- А ты прямо знаток.
- Я тактично молчал во время этого нелепого представления, - говорит Джаа. – Я как бы… был на ее стороне. Я не стал открывать своего рта, дабы не вгонять ее в краску еще больше, чем это сделали вы, джентльмены хреновы. Кроме того, она тоже техник, так что основное время она будет проводить со мной.
- Статистика не на твоей стороне, - усмехаюсь я. – Девушки заводят романы со своими наставниками лишь в двадцати случаях из ста. Так что, пролетаешь с восьмидесятипроцентной вероятностью.
- А заводят отношения с учеными так вообще в отрицательных…
- Ну…, ну, - подбадриваю я. – В чем отрицательных?
- Отвали.
- Давай, у тебя почти получилось…
- Отстань. Если «мистер» Кеми нас услышит, то избавится от нее, так и не допустив до работы.
- Это точно, - смеюсь я. – Выясним этот вопрос на дуэли.
- Может у нее вообще муж есть, - говорит Джаа.
- Ага, и трое детей. Так ее достали, что она решила слинять от них  на другую сторону галактики….
- Тихо! Она выходит...!

***
Мы сидим у «мистера» Кеми в кабинете, разгребаем последние бумаги. Правительство утвердило грант на постройку экспериментальной модели. Причем частью эксперимента будем являться не только мы, в качестве экипажа, но и пятьдесят четыре человека, выбранных специалистами из числа добровольцев, согласившихся покинуть Землю навсегда.
Проект получил статус государственно-важного, и мы все теперь, как говорит, Улу «под колпаком».
Сроки на постройку будут утверждены завтра, и весь процесс сборки должен занять пять лет. Когда корабль будет готов, его  выведут к стартовой точке, - это где-то на полпути от Земли до Луны, для проведения последних тестов. После чего, начнется предстартовая подготовка.
Проект условно секретный, поэтому должен быть порядок во всем, ведь проверки со стороны правительства и инвесторов ожидаются частыми.
- Первым делом смотрят документацию, - подбадривает нас «мистер» Кеми. – Разгребем эту бюрократию и спокойно вернемся к тестам.
Это не вдохновляет нисколько. Оно и не удивительно, - «макулатуры» накопилось столько, что мы потратили на ее сортировку почти четыре часа.
Внезапно раздается стук в дверь и на пороге появляется высокая дама. Ей лет тридцать пять, тридцать восемь, блондинка на высоких каблуках, с ярким макияжем, пышной прической, одета в строгий, подчеркнуто обтягивающий, костюм.
- Здравствуйте, - мгновенно выпрямляется Улу. – Парни, рад представить: мисс Хандахоф. Будет нашим корабельным доктором
- Мисс? – спрашиваю я.
- Я вдова, - поясняет Хандахоф.
- Ты опять в пролете, - говорит одними губами Джаа.
- Почему, - спрашиваю я, копируя его манеру.
Вдруг мне становится смешно, и я начинаю откровенно гоготать. Джаа вторит мне, едва ли не повизгивая.
«Мистер» Кеми и «мисс» Хандахоф смотрят на нас с недоумением.
- Так, придурки, - выдает, наконец Улу, – покиньте кабинет!
- Прости, босс, - выдавливает Джаа.
- Все. До завтра! Устроили тут цирк…
- А как же документы? – спрашиваю я.
- Сам доделаю. Проваливайте!
Мы выходим за дверь.
- Это почему я снова в пролете? – спрашиваю я во весь голос.
- А какого хрена ты задаешь дурацкие вопросы. Что значит: «Мисс?»
- Что такого? Просто спросил. Мне стало интересно, почему она вдруг мисс, в ее-то возрасте?
- Вот именно! - восклицает Джаа. – Ей чуть больше тридцати, наверное. Это самый такой сложный возраст для женщины, тем более одинокой, а ты не удержался и ткнул ее в этот факт носом. Молодец!
- С чего ты взял, что она одинока? Может у нее любовник есть, ну или дети.
- Она претендует на должность корабельного доктора. Это тебе о чем-нибудь говорит?
- Мы вас слышим, идиоты? – раздается приглушенный голос Улу из-за двери.
Я резко прикрываю рот рукой.
Джаа крутит пальцем у виска.
- Вот теперь, ты точно в пролете, - говорит он.

***
- Система без названия. Обнаружили и классифицировали давно, но открытия сейчас делаются автоматическими телескопами, так что имя ученого ей пока не присвоили, - говорит Улу, прохаживаясь взад вперед перед экраном с изображением планетной системы. – Дали только кодовый номер. Предлагаю назвать: «Кеми».
- Без «мистер», - спрашиваю я, обалдев от такой самоуверенности.
- Он имеет в виду фамилию в целом, - поясняет Джаа. – Всю семью, включая своего папашу.
- Слушайте, ребята, мы же договаривались…, - затягивает Улу. – Я не виноват, что этот треклятый завод принадлежал моему отцу на момент аварии.
- Прости, - бросает небрежно Джаа. – Но, авторы проекта, Рам Бастон и Мико Ван-Док. Оба ученые. Рам отец Тику, так что, здесь надо как-то проявить уважение, и постараться угодить всем…
- Я все организовал, я выбил деньги на постройку, я собрал команду, и вообще…
- Может, ты и полетишь тогда сам? Один?
- Прекращай, Джаа, - говорю я. – Все мы, очень сблизились за это время, и ссориться из-за имени планеты, которая может перестать существовать, к тому времени пока мы до нее доберемся, не стоит. Раз уж нам предложили выбрать название самостоятельно, давайте возьмем что-нибудь нейтральное.
- Нейтральное? – восклицает Улу. – Это самое серьезное открытие человечества, и ты предлагаешь…
- Вот и я говорю…, - не отстает Джаа.
- Это открытие, ничего не значит для человечества как для вида. Наши потомки смогут встретиться через добрую сотню тысяч лет. На земле может смениться не одна цивилизация к этому времени.
- А может случиться так, - предполагает Джаа, - что, добравшись туда, мы обнаружим, что нас опередили.
- Ты имеешь в виду инопланетян? – сощуривается Улу.
- Я говорю о том, что за такой промежуток времени, жители Земли смогут достичь небывалых высот прогресса, открыть иной способ перемещения в пространстве и обогнать наш корабль. Мы прилетаем, а нас уже ждут. Во хохма!
На лице «мистера» Кеми, проскальзывает улыбка.
- Ладно, парни, - соглашается он. – Давайте уже напишем что-нибудь и вернемся к основной работе.
- Назовем ее «Отражение», - говорит внезапно Джаа, – Ну, то есть, отражение Земли, как если бы центр галактики был зеркалом…
- Как-то не звучит, - кривится Улу. – Да и вряд ли мы увидим что-то похожее. Вдруг там ад будет кромешный, с чертями и прочими… атрибутами.
- Система находится во вполне стабильной зоне, признаков цивилизации нет, возможно, присутствие белковой жизни, наличие растительности – сто процентов, - говорю я, изучая данные. – У нас вполне мирный объект и шансов, что его заселит какая-нибудь высокотехнологична раса, не так много, если только в данный момент ее прогресс не находится в зачаточном состоянии. Пятьдесят тысяч лет, не такой большой срок для вселенной, а мы собираемся оперировать именно вселенскими показателями…. Нет, Улу, ада там быть не должно.
- Ну что берем? – настаивает Джаа.
- Назовем Рефлекто, - предлагаю я. – Мой отец увлекался эсперанто, а это в переводе, как раз – отражение. Да и звучит красивее.
- Уже лучше, но все равно, как-то…
- Да нормально все, - произносит Джаа. – Запишем как «Рефлекто», а там уже разберемся по прилету. Все равно здесь, до этого уже не будет никому дела.
- Тогда давайте напишем «Кеми», а там уже решим, как быть, - настаивает Улу.
- Голосуем, - говорю я в надежде прекратить этот бессмысленный спор.
- Поддерживаю, - соглашается Джаа.
- Ладно, вы победили. Никакого голосования. Пишем «Рефлекто».
- Отлично. Можем расходиться?
- Нет, погодите еще минутку. – Просит «мистер» Кеми. - Вот распишитесь, что решение было принято обоюдно.
Мы с Джаа ставим подписи радом с его закорючкой.
- Все?
- Нет. Нам еще нужно утвердить экипаж.
- А что тут утверждать? Ты, я, Джаа, Базкит и Хандахоф.
- Еще один человек, - говорит Улу. – Еще один ученый.
- Мы справимся в этом количестве, - говорю я.
- Нет, нужен еще один.
- То есть, ты признаешь свою, не совсем ученость, - добавляет Джаа с усмешкой.
- Я серьезно, ребята. Нам нужно утвердить команду в соответствии с регламентом. Там прописано шесть человек. Если мы не поставим кого-то своего, на его место назначат…
- Кого ты предлагаешь? – спрашиваю я.
- Пока не знаю. Хочу, чтобы вы тоже подключились к этому вопросу.
Меня прямо подрывает сказать: «может, возьмем твоего папашу?»
Как все-таки было просто, когда мой отец был жив. Я не думаю, то он решился бы на этот полет, но ученного точно смог бы предложить. С другой стороны, он не отпустил бы и меня, но тогда не возникало бы желания отравляться к черту на кулички за пятьдесят две тысячи световых лет.
- Ладно, - вздыхаю я. – Мы подберем еще одного человека
- Пусть это будет женщина, - просит Улу.
- Почему?
- Чтобы было поровну, - разводит руками он. – Нам все-таки лететь год и четыре месяца.
- Не слишком много баб на корабле? – ворчит Джаа. – Вон на орбитальную станцию по одной берут на весь экипаж.
- Ты же первый взвоешь…
- Я лечу работать, а не трахаться среди звезд, - заявляет он с напыщенной гордостью.
С одной стороны, Джаа прав. С другой, просьба Улу тоже имеет свою рациональную основу. Я не знаю, что там происходит на орбитальной станции и как экипаж справляется, по году находясь в весьма «стесненных» условиях, но ведь правда будет легче переносить замкнутое пространство, когда равенство полов во всех смыслах будет соблюдено. Никто не говорит о возможных романах или еще каких внештатных отношениях, но никто и не отрицает этого. Путь всех будет поровну, я согласен с этим.
- Так и сделаем, - произношу я.
- Я не согласен, - протестует Джаа.
- Что не так-то?
- То, что равное количество особей мужского и женского пола как бы подразумевает возможное возникновение внеслужебных отношений. Не только подразумевает, но указывает на это и даже одобряет…
- Окей, - поднимает руки «мистер» Кеми. - Делайте, что хотите…
- Погоди Джаа, - говорю я. – Улу прав. Так будет лучше для всех, и какие бы аргументы ты не приводил в этом вопросе, я за то, чтобы взять еще одну женщину.
- Как скажете. Мне все равно.
«Теперь и ему все равно. То есть, я должен думать за всех».
Джаа выходит за двери. Мы с Кеми остаемся в кабинете.
- Будет трудно, - вздыхает Улу.
- Справимся, - успокаиваю я. – Впредь, старайся не допускать разногласий в таких простых вопросах, раз уж ты «руководитель». Вырабатывай уже командный голос…

***
Старт с Земли прошел без заминок. Нас провожали три десятка человек, - в основном сотрудники института, задействованные в реализации проекта. Присутствовали так же представители государственной власти, плюс несколько лиц из центра управления. Прессу не допустили, да и о проекте мало кто знал. Такая обстановка несколько угнетала, создавалось впечатление, что до нас никому нет дела.
«Колеоптеру» вывели на орбиту и сделав несколько витков вокруг Земли отправили к точке старта. Там провели последние замеры, испытания оборудования и диагностику систем. Через пару дней, на трех грузовых кораблях «подняли» экипаж и пассажиров.
Пятьдесят четыре человека – двадцать семь женщин и столько же мужчин, ввели в состояние гибернации еще на Земле и погрузили в криогенные камеры. Еще шесть таких камер оставили свободными для экипажа, то есть для нас. Я не знаю, по какому критерию отбирали добровольцев, - ознакомиться с личными делами этих людей времени у меня так и не нашлось. Я взял все досье с собой в надежде изучить их за период полета. Слышал, что набрали людей разных профессий, даже военных захватили, на всякий случай, мало ли что там нас может ожидать. Пассажиры не старше тридцати лет. Получается, что мисс Хандахоф самая зрелая из всех нас. Потом идем мы с Улу, нам по тридцать девять, замыкает тройку «лидеров» Джаа.
Из вещей взяли самое необходимое: инструменты, оружие, медицинское оборудование, опреснители воды, конвекторные печи, генераторы, солнечные панели и прочее, что может помочь на первых порах образования колонии. Захватили обширную цифровую библиотеку содержащую, наверное, все, что нашлось на Земле. Огромное количество файлов, сводок, инструкций и чертежей.
Представлю, какие трудности нас ждут, когда мы высадимся на Рефлекто, но честно сказать меня это совсем не пугает. Я почему-то пребываю в полной уверенности, что все пройдет как надо, и «зерно» будет посеяно.
Гибернационные камеры с пассажирами монтировали на кольцевую палубу «Колеоптеры» двое суток, еще восемь часов заняло подключение к резервной системе жизнеобеспечения. Колеоптер работал все это время, на малом ходу создавая необходимую силу тяжести внутри корабля. Противовес не подключали. Когда основной генератор войдет в штатный режим, противовес будет создавать обратное ускорение, поддерживая гравитацию на палубах в интервале допустимом для нормальной жизнедеятельности экипажа и пассажиров.
«Не стоит бояться выхода из строя самого колеоптера, - всегда говорил Улу. – Главное, следите за противовесом. Вот если он накроется - нас всех сожмет до состояния материальных точек».
Что-то должно произойти – я вдруг вспоминаю о своей цели. Какая-то поломка или сбой, который загонит меня во временную петлю. Нужно выяснить что, и попытаться предотвратить, либо понять причину, чтобы в следующей своей «жизни» подобраться максимально близко к первоисточнику.
Я не пытался говорить об этом с Улу и Джаа, просто потому, что они не поймут меня, не станут слушать, или вообще бойкотируют. Остановить эксперимент, сделав полет вообще невозможным, тоже смысла нет, - я уже в петле и любые отклонения от первоначального«сценария», как я смог догадаться, возвращают меня к пустырю у отстойника Чемикал-Эйн.
- Последняя проверка? – спрашивает Кит, застав меня на мостике.
- Боюсь, что нет, - говорю я. - Боюсь, что не последняя.
- Есть какие-то сомнения?
Ей тридцать шесть, - обычная женщина ученый, невзрачна, худа, с напрочь атрофированным чувством юмора, и полным отсутствием тяги к мужскому полу. Такие сплошь встречаются среди научных деятелей, - люди от науки, не сумевшие встретить свою вторую половину, из-за постоянной занятости и недостатка времени. Я, наверное, тоже отношусь к таким личностям, впрочем, жаловаться – не мой случай.
Мне иногда кажется, что Кит в душе очень страстная особа, но как-то сблизиться с ней у меня пока не получается, - между нами постоянно стоит мисс Хандахоф положившая, по всей вероятности, на меня глаз. Джаа видит эту ситуацию и при каждом случае норовит вставить «я же говорил» имея в виду возможные проблемы от присутствия женщин на борту. Думаю, он просто завидует.
Да, Кит мне нравится больше, она прям будоражит мое сознание своей холодностью и когда-нибудь я растоплю этот лед.

***
Мы разгоняемся. Последний сеанс связи с центром. Последние рапорты, последние жители Земли с которыми мы можем поговорить. Колеоптер раскручивается, цвета меркнут внутренняя стена кольцевой палубы, словно проваливается в некую пространственную воронку, как бы замирая в движении на полпути к бездне. Я знаю, что это всего лишь иллюзия, но стараюсь держаться ближе к противоположной стене.
Мы занимаем свои места перед мониторами и долго молчим, провожая нашу голубую планету. Гравитационная сфера вокруг корабля пропускает внутрь себя внешние сигналы, но скоро это прекратится, - поток просто сольется в монотонный космический шум. Мы будем видеть лишь компьютерную модель окружающего космического пространства, основанную на скудных данных которые система сможет отделить от шквала всевозможных частиц, несущихся нам навстречу.
Обзорный экран вспыхивает на мгновение, это мы проносимся рядом с Солнцем, затем все меркнет и расчерчивается черными полосами на более светлом фоне. Программа подхватывает данные и выводит на мониторы уже компьютерную модель, – синий космос с желтыми черточками звезд.
- Вот и все, ребята, – произносит Улу. – Нас больше нет.
Вот сейчас каждый осознает, что мы сделали. Да, это вклад в науку, это дань всему человечеству, это подвиг, в конце концов, но это еще и смерть всего, что окружало нас, чем мы жили, с кем общались. Всего этого больше не будет никогда.
- Да уж, - вздыхает Джаа.
- Я надеюсь, что мы не пожалеем о принятом решении, - продолжает «мистер» Кеми. - Да, мы будем скучать по нашей родине, по людям, которых оставили, по миру, в котором выросли и жили, но то что мы делаем, это наш великий подвиг во имя всего человечества...
- Кончай уже, - ворчит Джаа. – Без тебя тошно.
- Я всего лишь хотел добавить моменту торжественности.
- У тебя получилось, - говорю я. – По крайней мере, ты сказал больше, чем все те люди, что провожали нас в этот полет.
- Спасибо, Тику.
- Ладно, парни, - говорит Кит, - И девушки тоже…, у всех на руках есть регламент, и сейчас самое время заняться работой. Я думаю, каждый из нас представляет какую ношу мы несем, за сколько жизней отвечаем, поэтому пренебрегать обязанностями никто не станет. Ведь так?
- Меня больше пугает неизвестность перед тем, что со мной станет, если выйдет какая-нибудь хрень из строя, - произносит Джаа. - Так что за меня не беспокойтесь, я своими обязанностями пренебрегать точно не буду.
- Предлагаю исключить из лексикона слово «хрень», - подмечает Кит. – И прочие ненаучные выражения.
- Поддерживаю, - говорю я, поднимаясь из кресла. – Но, техников это не касается, они порой сами не знают, как называются некоторые детали, поэтому используют такие выражения. Не советую мешать им работать подобными ограничениями.
Мы встречаемся с Кит взглядами.
«Да, я такой. И даже больше…»
На мгновение мне кажется, что на ее лице появляется что-то вроде уважения или восхищения, но она быстро отворачивается, берет с панели планшет и углубляется в работу.
По регламенту, я должен обходить кольцевую палубу раз в шестьдесят минут. В промежутках – расчеты, проверки и попытки выяснить, что же случится и когда.
Я уже предвижу ситуацию всего на пару часов вперед, и это время постепенно сокращается. Всерьез опасаюсь, что, когда мой «дар» пропадет окончательно, я снова окажусь на пустыре в девятилетнем возрасте.
Кольцевая палуба – своего рода коридор, соединяющий криогенные отсеки, в которых размещено по шесть гибернационных капсул. Этажом ниже технический проход, также окольцовывающий корабль, сверху рабочий коридор и каюты экипажа. Один из криогенных отсеков пуст. Все мы ляжем в свои капсулы, как только достигнем точки остановки импульса, когда системы отсчета Колеоптеры и внешнего космоса сольются, став одним целым. Нам предстоит разыскать систему Рефлекто и направить корабль к четвертой ее планете, гипотетически пригодной для жизни. После чего - продолжительный сон, ведь при нормальных условиях кораблю может понадобиться несколько лет, чтобы приблизиться на расстояние взаимодействия. Хотя, никто не исключает возможности, что мы «вынырнем» прямо на месте и «заморозка» нам не понадобится.

***
Полчаса до начала маневра. Кит пишет что-то в блокнот, периодически сверяясь с коммуникатором. Она сидит на кровати в своей каюте, не обращая на меня никакого внимания.
Я примостился на стульчике и периодически задаю ей вопросы относительно предстоящих расчетов. Все нужно сделать точно, и я возлагаю больше надежд на нее, нежели на «мистера» Кеми.
Она нехотя отвечает.
Сидеть не очень удобно. Кроме того, я пытаюсь как-то жестикулировать, в надежде привлечь ее внимание, и постоянно цепляюсь за лампу Ардлея, висящую на моем поясе. Штуковина неудобная и громоздкая. Это цилиндр миллиметров восемьдесят в диаметре и сто шестьдесят в высоту. При всех своих компактных размерах создает массу проблем в плане повседневного ношения. Понимаю, что наличие вращательной части внутри прибора обязывает конструкцию быть круглой в поперечнике, но не могу отделаться от мысли, что будь она плоской…
- Зараза, - выдавливаю я, в очередной раз зацепившись рукой за мини-генератор.
В конце концов, он отправляется с пояса на стол.
- Лампу нельзя снимать, - говорит Кит.
В какой-то момент я замечаю интерес в ее мимолетном взгляде, и мне кажется, что интерес этот, прежде всего, относится к моей персоне, а не к вопросам, которыми я ее мучаю.
- Я снимаю ее всякий раз, когда ложусь спать.
- Это другое…
- Вовсе нет. Правила рекомендуют держать ее в пределах досягаемости, так что необязательно брать ее с собой скажем… в душ или в постель, или держать ее при себе во время секса.
- Как у вас с Хандахоф? – интересуется Кит, резко меняя тему.
- Ни как, - жму плечами я. – Она не в моем вкусе…
- Она настойчива…
- Это точно, - смеюсь я.
- А кто в твоем вкусе? - спрашивает Кит. – Баз?
- Нет. Они с Джаа давно вместе, так что я даже не смотрю в ее сторону.
Кит возвращается к блокноту.
Мне хочется продолжить этот разговор, но она, похоже, не в духе.
Мы заперты внутри корабля уже восемь месяцев. Все изрядно устали, да и постоянное нахождение в замкнутом пространстве не очень хорошо влияет на психику. Консоль виртуальной реальности, которая транслирует панорамы Земли, не очень-то помогает, да и каждый из нас, перебрал все медиафайлы уже не по одному разу. Иногда мы смотрим фильмы, захваченные с собой, чаще читаем, но в основном загружены работой и в качестве отдыха предпочитаем поспать. Улу, например, отправляется вздремнуть каждый раз, когда появляется свободное время. У нас есть пара велотренажеров, но никто ими так и не пользовался, ни разу.
Дверь открывается и в каюту вваливается Джаа.
- Стрелец в пределах видимости, говорит он, и Кит поднимается с кровати, чтобы посмотреть на это зрелище.
Я выхожу вслед за ней. 
Ни чего страшного, продолжим позже. Мы еще на полпути, и после маневра у нас будет гораздо больше свободного времени. Вот тогда я растоплю этот лед.
- Где твоя лампа? – спрашивает Джаа уже на мостике.
- Осталась в каюте у Кит, - отвечаю я, всматриваясь в обзорный экран. – Сейчас заберу.

***
- Вот он, наш красавец, - шепчет Улу, прикладывая пятерню к поверхности обзорного экрана.
Компьютер строит на мониторе изображение скопления звезд, в центре которого отчетливо видно черное круглое пятно. Оно непроницаемо и кажется дырой в темном полотне космоса. Рядом расположены еще два похожих пятна меньшими размерами, но они не имеют четких границ и напоминают сгустки газа или пыли. Черточки звезд перестают быть прямыми и приобретают формы дуг, словно улыбаются, завидев незваного гостя в этих диких местах. Картинка теряет цвет, и это не оптический эффект, потому как корабельный компьютер, находясь с иной системе отсчета, не подвержен влиянию Стрельца.
- Это нормально? – спрашивает Кеми, убирая руку от экрана.
Запотевший отпечаток его ладони быстро исчезает с поверхности.
- Нет, - отвечаю я.
Обесцвечивается все вокруг, а не только картинка на мониторе. Предметы сначала приобретают красноватый оттенок, затем становятся полностью монохромными.
- Диагностика системы! – командует Базкит.
Вспомогательные экраны расчерчиваются графиками и диаграммами. Джаа занимает кресло у консоли и запускает проверку корабельного реактора. Такова стандартная процедура: Вначале реактор, затем генератор поля и противовес, и лишь потом все остальное.
Реактор расположен в самом центре. «Лопасти» колеоптера и противовеса вращаются вокруг него, Уже за ними, кольцевые палубы и отсеки с гибернационными капсулами.
- Нет показаний, - отчитывается Джаа.
- Как нет? – даже при отсутствии цвета я вижу, как лицо Улу бледнеет и покрывается испариной.
- Как будто у нас нет реактора, вот как! – голос Джаа заражает всех тревогой.
Нам только паники не хватало.
- Что там с датчиками вращения? – спрашиваю я.
- Фиксируют падение скорости.
Вот оно. Вот это событие, которое загнало меня во временную петлю. Исходя из моих предположений, - мы просто не успели выполнить маневр, и корабль влетел в черную дыру. Все что происходит сейчас - это зависание на горизонте событий. Мы застряли здесь навечно, и я вынужден проживать свою жизнь по кругу, постепенно осознавая это и выстраивая ее в ту идеальную линию, которая будет полностью соответствовать пройденному пути, начина от отстойника Чемикал-Эйн, и до самого столкновения. Что будет потом – неизвестно.
Или я ошибаюсь?
В голову лезут выдержки и постулаты из учебников.
Нет, частица падает на поверхность. Это для стороннего наблюдателя она зависает на горизонте событий. Я ведь не могу быть одновременно частицей и наблюдателем. Меня, как ученого, не устраивают собственные выводы. Здесь что-то другое…
- Спокойно, ребята, - я стараюсь, чтобы голос звучал уверенно. – Мы прорабатывали такие моменты, готовились к ним, и вот это произошло. Каждый знает, что делать, поэтому соберемся, отбросим все страхи и начнем действовать.
Моя коротка речь приводит Улу в чувство.
- Сколько до маневра? – спрашивает он.
- Двадцать семь минут.
- Базкит, снимай показания с консоли реактора. Джаа на противовес. Тику… генератор твой. Выясни, что там?
Техники мгновенно испаряются. «Мистер» Кеми занимает кресло у главного терминала. Кит, усаживается на место Джаа.
Окружающее пространство становится плоским, обзорный экран какое-то время транслирует диагональные черно-белые полосы, затем белый цвет пропадает, и я могу созерцать лишь черный непроницаемый прямоугольник размером во всю стену. Предметы уже едва различимы. Вместо монохромной картинки остаются лишь контуры.
На палубе появляется Хандахоф с чемоданчиком первой помощи, на ее поясе горит ярким светом лампа Ардлея. Улу и Кит тоже включают портативные генераторы. Я вдруг понимаю, что нахожусь в абсолютной тишине, - звук больше не распространяется в пространстве.
«Где моя лампа? Где она? – меня охватывает паника. – Она всегда была при мне…»
И тут я вспоминаю, что оставил ее в каюте Кит.
Выход на кольцевую палубу едва различим. На ватных ногах я добираюсь до проема и, отодвинув створку рукой, вываливаюсь в коридор. Теперь налево. Движения даются с трудом, словно перемещаюсь в воде или как это бывает, когда снится сон и нужно торопиться. На самом деле, моя нервная система не успевает за сигналами мозга, что там происходит со всеми остальными органами, - даже думать не хочу. Сердце стучит в висках, желудок ощущается где-то в районе груди.
Четвертая дверь. Слава богу, открыта.
Мысли рассыпаются на отдельные фрагменты. Органы чувств перестают воспринимать действительность. Вокруг темнота. Все, что я могу видеть – это лампа Ардлея, она стоит на столе в каюте Кит и до нее буквально пара метров.
Я пытаюсь сделать шаг, но у меня словно нет ног, пытаюсь протянуть руку, но и рук тоже нет, нет тела, нет головы, нет стука в висках и тяжести в груди, - остались только одни глаза, и я заточен внутри них. Я не могу вырваться за пределы поля своего зрения, которое с каждой секундой становится все уже.
«Джаа…» - пытаюсь крикнуть я, но легких тоже больше нет…

***
- Джаа!!! – мой голос звучит неожиданно громко и четко. Эхо повторяет за мной несколько раз, затем уступает место гулу Чемикал-Эйн и шуму Абиадо-Велосити.
Белые громадные хлопья снега плавно опускаются на землю, заполняя обзор и лишая возможности ориентироваться. Но, комбинат находится прямо передо мной, за отстойником технической воды в который вот-вот свалится мой незадачливый друг. Позади меня скоростное шоссе и поселок.
Я бросаюсь вперед.
- Джаа! Стой! Не ходи туда! – кричу изо всех сил, но голос звучит глухо и больше не повторяется эхом.
Сугробы выше пояса. Я гребу вперед, не жалея сил.
Организм уже не чувствует усталости, не выделяет тепло, не расходует энергию.
Я знаю почему так происходит. Я все понял.
Одинокая фигура проступает сквозь снежную пелену. Это Джаа. Он услышал меня, потому остановился, вернее я так захотел. Я решил, что так будет, и моя вселенная подчинилась мне.
Я останавливаюсь около него и хватаю его за руку. Он смотрит вдаль, словно думает о чем-то, его взгляд осознан, но не сосредоточен.
- В чем дело, Тику?
- Не надо туда ходить.
- Почему?
- Просто не надо и все. 
- Ты говоришь, как будто знаешь что-то?
- Да. Знаю. Мы не долетели до Стрельца, Джаа.
- Что такое Стрелец? – спрашивает он.
- Черная дыра в центре Млечного Пути. Комплексный радиоисточник. Высокоплотный объект, окруженный газовым облаком. Наш корабль должен использовать его в качестве инерционного тела, для выполнения маневра отклонения.
- Не понимаю, о чем ты, - говорит Джаа, поворачиваясь ко мне.
- И не поймешь, - вздыхаю я. – Ведь ты существуешь только в моей голове. Когда генератор поля вышел за пределы рабочих параметров, я остался в темноте. Я единственный из всего экипажа, кто пренебрег правилами.  Я оставил лампу Ардлея в каюте Кит. Мой мозг перестал получать сигналы извне и, освободившись от информационного потока, сотворил это…
Я обвожу руками пространство.
Снежинки падают на мое лицо, они холодные и мокрые. Гул комбината давит на барабанные перепонки. Куртка Джаа сшита из грубого и толстого материала. Все вокруг абсолютно реально. Реально в той степени, в которой мы ощущаем и воспринимаем этот мир.
- Разве такое бывает? - спрашивает он.
- Получается, да. Вероятно, человеческий разум не может существовать в абсолютной пустоте. И когда я оказался лишенным всех органов восприятия, мое серое вещество построило собственную реальность, а в качестве строительного материала использовало мои же воспоминания. Вот почему, я всегда оказываюсь здесь, когда выхожу за их пределы. Оно просто возвращает меня назад, когда события отклоняются от линии «жизни» настолько, что уже не могут привести мое сознание к конечной точке.
- Интересно, - произносит Джаа. – Пойдем домой.
Я смотрю на него и улыбаюсь. Он забавный в семилетнем возрасте. Его наивный взгляд, кудри, выбивающиеся из-под шапки, пухлые вечно обветренные губы…. Именно таким я его помню, и эти воспоминания я забрал с собой.
- Я рад, что ты мой друг, Джаа.
- Я тоже рад, - спокойно говорит он, и мы поворачиваем к поселку.
Я иду сквозь снегопад на шум Абиадо-Велосити. Джаа больше нет рядом. Его образ исчез, оставив в моем сердце надежду, что мы увидимся еще, и наша дружба останется столь же крепкой, как и тридцать лет тому назад.

***
В доме пахнет молоком. Мать хлопочет на кухне. Отец надевает ботинки. Он в свитере и шапке, осталось накинуть только куртку.
- О, привет, - произносит он, обрадовавшись. - А я хотел идти за вами. Где Джаа?
- Идет, - отвечаю я, раздеваясь.
Мои родители, они такие молодые и такие реальные. Мне хочется остаться здесь навсегда, забыть, что все это иллюзия, что все ненастоящее. Я хочу снова ходить в школу. Возвращаться домой, валяться на своей кровати, читать книги, ходить гулять, снова взрослеть. Хочу видеть своих родных каждый день, знать, что они рядом и ни что этому не помешает.
Я вспоминаю Улу, которого должен встретить на жизненном пути, соперничество, летний кубок, победу в том матче, когда я решил доказать ему, что тоже достоин быть первым. Мне снова хочется встретить Мию, чтобы провести с ней, те незабываемые дни. Хочется поступить в институт, поработать с отцом, поприсутствовать на открытии Ван-Дока и услышать его похвалу. Я хочу остаться здесь навсегда…
- Чего лыбишься? - спрашивает отец, легонько ударяя меня в плечо.
- Я люблю тебя, па, - говорю я, прижимаясь к нему.
- Я тебя тоже люблю, - смеется он.
- Что за нежности? – спрашивает мать, появляясь из кухни.
На ней цветастый фартук, в руках полотенце.
- И тебя люблю, ма.
- Взаимно, сынок, - отвечает она. - В смысле я тоже тебя люблю.
Мы обнимаемся втроем. Я не хочу их отпускать. Никогда.
- Можно мне молока? – спрашиваю я.
- Конечно.
Она приносит с кухни стакан. Он теплый.
Я пью, наслаждаясь вкусом и удерживая губой пенку.
Я благодарен всем. Всем, кто был со мной, благодарен судьбе за то, что предоставила мне возможность еще раз увидеться с моими родителями.
Я ставлю стакан на стол и иду в свою комнату. Позади меня уже никого нет.
Лампа Ардлея все так же излучает призрачный свет, искажая вокруг себя пространство.
Вот и все.
Вселенная сопротивляется какое-то время, Она отдаляет от меня компактный генератор поля, как бы напоминая, что здесь он представляет собой нечто инородное и недоступное, затем все же сдается, подчинившись воле моего разума. Я подаюсь вперед, и падаю, словно лишившись опоры. Пространство разрывается, возвращая меня на корабль.

***
Вокруг темнота. Лишь призрачный свет лампы на расстоянии вытянутой руки. Я не могу управлять своим телом, но теперь знаю, как заставить его починиться.
Я сжимаю в руке лампу, я чувствую ее рельеф, фактуру материала и тепло исходящее от излучателя. Я убеждаю себя в том, что она в моих руках, не оставляя шанса мозгу использовать какие-то иные пути. И он подчинятся, он заставляет мое тело протянуть конечности, дабы слить воедино мои представления и реальность.
Вот она. Вот она, в моих руках…
Я оказываюсь внутри сферы двухметрового диаметра. Я снова чувствую руки-ноги, снова могу думать, видеть и слышать. Правда, обзор ограничивается границами этого пузыря, предполагаю, что и слышимость имеет примерно такие же пределы. Предметы кажутся выпуклыми в центре и наоборот растянутыми по краям. Цветность не соответствует действительности, - вокруг поверхностей «расплываются» радужные разводы, словно масляные пятна по воде.
Внезапно в этот чрезвычайно компактный мирок вторгается еще один, такой же, «хозяином» которого является мой друг Джаа. Места соприкосновения наших сфер порождают просто дикие искажения, которые проходят сквозь меня и уползают за пределы видимости. Лицо Джаа неестественно вытянуто вперед. Его нос кажется просто чудовищно длинным, а затылок расплывается подобно шляпке какого-то исполинского гриба, подозреваю, что выгляжу примерно так же с его стороны.
- Тику, ты успел…, - вздыхает он, и звук его голоса бесконечным эхом отражается от границ сфер.
- Успел, как видишь, - отвечаю я.
Эхо наших голосов смешивается, резонируя в неразборчивую какофонию.
Джаа видел, что я вышел из каюты без лампы, поэтому поспешил за мной, на случай, если мне понадобится помощь.
Я закрепляю генератор Ардлея на поясе. Сфера смещается, вызывая волну метаморфоз в видимом диапазоне, повторяющееся эхо смещается в более низкие частоты и воспринимается уже прерывистым гулом, где-то на пороге слышимости.
- Сколько времени прошло? – спрашиваю я, добавляя еще больше звуковых колебаний.
- Не знаю, точно. Минут семь…
Удивительно. За семь минут, я прожил несколько жизней в своей вымышленной реальности. А что, если реальная жизнь, тоже некий вымысел, навязанный нам собственным разумом, и мы вращаемся в круговороте событий, переживая их снова и снова, до тех пор, пока вселенная не будет удовлетворена принятыми нами решениями. Мы рождаемся и умираем, повторяя один и тот же цикл, ни чего при этом не подозревая.
- Что там с реактором? – спрашиваю я, разгоняя ненужные мысли.
- Я не смог к нему подобраться, - отвечает Джаа, принимая самые причудливые формы. – Поле, генерируемое колеоптером уже не сфера, а тор. Вероятно, близкое расположение Стрельца влияет на формирование гравитационных волн. Реактор остался в центре тора, то есть за пределами нашей системы отсчета. Реакции деления ядер не поспевают за работой генератора поля, следовательно, замедляют его. Все восстановится, когда метрики сравняются, но переменная стремится к бесконечности и мы влетим внутрь черной дыры гораздо раньше.
Я понимаю, почему это происходит: в процесс вмешивается гравитационное поле Стрельца. Мы не учли этого в расчетах. Я даже представляю графики, описывающие данное явление и точки схода у них всегда в одном месте – на горизонте событий. Но, мы выполним маневр уклонения раньше, если восстановим работу колеоптера. Нужно поднять мощность на генераторе поля, но так как реактор корабля теперь недоступен, придется использовать энергию противовеса. Да, нам всем придется потяжелеть на добрую сотню килограмм.
- Пошли, Джаа. Я знаю, что делать…

***
- Нам нужно к внутренней консоли, - говорю я.
Голос вибрирует, отражаясь от внутренней поверхности моей сферы. Джаа все еще рядом, он старается не разрывать контакта, потому следует за мной по пятам.
- Внешняя ближе, и она синхронизирована со всеми точками ввода данных, - сопротивляется он.
- Сигнал не дойдет до управляющей схемы. Он так и останется в памяти консоли, пока мы не восстановим работу колеоптера. Время здесь не идет, понимаешь? Фотоны не движутся, свет не распространяется. Противовес уравнивает силу тяжести, заимствуя энергию у генератора поля. Все системы отсчета остановлены. У нас ноль на выходе.
- Мы должны были это предусмотреть.
- Никто не предполагал, что реактор окажется за пределами поля.
Мы движемся по коридору сквозь темноту. Предметы, проникающие внутрь сфер ламп Ардлея, сильно искажаются. Глаза воспринимают картинку так, словно она натягивается на поверхности защищающих нас пузырей. Ориентироваться очень тяжело. Не знаю, как там Джаа, но мой вестибулярный аппарат начинает давать сбои. Меня уже откровенно мутит от пляшущих перед глазами образов.
Наконец, я вижу вход в коридор, ведущий к реактору. Пространство достаточно узкое и Джаа на мгновение пропадает из зоны моего восприятия, но спустя секунду его выпуклая физиономия вновь внедряется в мой искаженный полем мирок.
Колеоптер еще вращается, правда не выдает достаточной мощности, потому гравитационное поле сильно скукожено. Когда мы добираемся до его границы, моя сфера вытягивается и начинает колыхаться, словно мыльный пузырь на ветру. Образ Джаа растекается по плоскости соприкосновения, и я отключаю лампу, не выдержав этого насилия над своей вестибулярной системой.
Окружение наполняется цветом и звуками. Все несколько искажено, но воспринимается пока довольно сносно. Здесь гравитация еще действует и можно спокойно существовать без генератора Ардлея. Со стороны пузырь Джаа выглядит как портал в иной мир, зыбкий и нестабильный. Его вытягивает и рвет на куски, от чего содержимое кажется жутким и зловещим. Наконец Джаа догадывается отключить свою лампу и передо мной появляется нормальная пропорциональная фигура человека, со знакомыми узнаваемыми чертами.
- Как ты, друг? – спрашиваю я.
- Это выше моих сил….
- Держись, сейчас будет еще хлеще.
В этот момент через границу поля проходит Улу.
- Вот вы где…, - выдыхает он, одновременно гася свой генератор, от чего слова больно бьют по перепонкам. – Кит сказала, что у нас тор вместо сферы…
- Мы это уже поняли, - произносит Джаа. – Давай к управляющей консоли, нужно поменять полярность на противовесе.
- С ума сошли?
- Это ненадолго, - успокаиваю я. – Иного способа подтянуть энергии для колеоптера просто нет.
- Ладно, но если вы убьете нас всех…
- …То это уже не будет иметь никакого значения, - смеется Джаа, -  потому как мы убьем и себя тоже.
- У нас тут внештатная ситуация, - заводится «мистер» Кеми, и в его голосе я слышу нотки паники. – Сейчас не время для шуток!
- Тогда принимай решение! – гавкаю я, от чего вздрагивает даже Джаа. 
- Окей. Раз уж иного выбора нет, действуем по-вашему. Время поджимает.  Я к консоли. Джаа за мной, будешь корректировать нагрузку. Тику, колеоптер на тебе. Можешь плющить нас до смерти, если это поможет спасти корабль и пассажиров.
«Молодец, можешь ведь, когда захочешь».
Я встречаюсь взглядом с Джаа. В его глазах нет усмешки или еще какого проявления иронии или недоверия, только решимость.
- Давайте уже, парни, - командую я, направляясь к блоку управления. – У нас единственный шанс.
Компьютер работает. Система сама определила аварийность ситуации, потому вышла из режима ожидания и ждет команд. Запрашиваю статус.
По монитору пробегает ряд цифр, некоторые подсвечены красным, некоторые содержат знак минус.
Вхожу в программу управления колеоптером. Все зеленое. Перебоев в работе нет. Генератор поля чувствует себя вполне нормально, в его системе сбоев нет и ему невдомек, что приближающийся Стрелец влияет на гравитацию, закручивая графики в спираль.
Увеличиваю мощность. Несколько цифр мгновенно становятся красными.
«Понимаю, тебе не нравится…»
Сила тяжести ослабевает. Моя тошнота усиливается многократно. Непроизвольно ищу глазами укромный уголок, куда можно высвободить желудок.
- Джаа! Что там с полярностью? – кричу я и тут же сжимаю зубы в попытке удержать подкатывающий к горлу комок.
- Еще пару секунд, - слышу в ответ.
Его голос далекий и слабый. Поле сжимается. Тор становится все тоньше. Если не поторопиться мы снова окажемся в невозможных для коммуникации условиях.
Внезапно мир переворачивается. Стена с консолью становится полом. Я врезаюсь в нее со всей дури, расквашивая нос о монитор, благо экран выдерживает, в противном случае пришлось бы перебираться на противоположную сторону коридора к параллельному терминалу, а это лишня потеря времени.
Рядом плюхается Джаа, правда приземляется довольно удачно, ничего не поломав из оборудования, и похоже не навредив себе.
Улу пока держится.
Кровь из моего носа крупными каплями падает на поверхность монитора. Я размазываю ее рукой, пытаясь растереть по максимальной площади, чтобы она не мешала чтению данных.
Еще больше увеличиваю нагрузку. На плечи наваливается тяжесть. Я словно прибавляю в массе.
«Лишь бы Улу не сорвался вниз вслед за Джаа».
Реактор пока не отзывается. Толщина тора начинает увеличиваться. Сначала уверенно, затем все медленнее, пока не останавливается совсем.
Еще больше.
Позвоночник начинает гудеть, ноги подкашиваются, шея напрягается. Цифры из столбика с данными противовеса одна за другой меняют свой цвет на красный.
«Держись Улу…»
Продолжаю увеличивать нагрузку. Становится совсем тяжело. Приходится опуститься на колени. Тело неудержимо тянет к полу, становится трудно дышать. Под меня подползает Джаа, не давая согнуться еще ниже.
«Реактор в работе» - мелькает на экране, но символы снова исчезают.
Естественно он в работе, вот только работа эта равна нулю.
Еще немного.
Периодически нажимаю на клавишу повышения нагрузки. С каждым разом палец все труднее отрывать от клавиатуры.
Моя шея сейчас сломается.
Компьютер уже фиксирует потребление энергии. Это хороший знак.
Наконец, тор начинает смыкаться. Его толщина растет и скоро он превратится в сферу. Статистика на мониторе постепенно окрашивается в зеленый цвет. Я уже не вижу цифр сквозь кровавые разводы, но понимаю, что работа колеоптера восстанавливается. Он принимается черпать энергию из реактора, подпитывая противовес, полярность которого сейчас обратная.
Меня прижимает к полу, чувствую, что выпрямится больше не смогу.
- Давай Улу! – кричу я, поражаясь, как этот здоровяк еще не свалился к нам.
Грудная клетка выдавливает из легких остатки воздуха, и я уже не могу вдохнуть.
«Давай, Улу. Меняй полярность, пока нас всех не раздавило».
Перед глазами меркнет. Мой разум снова швыряет в прошлое к пустырю возле отстойника. Но я не могу, ни кричать, ни шевелиться. Снова корабль. Опять пустырь. Палуба, консоль, пустырь, искаженное лицо Джаа, снова пустырь… Я падаю. Стена с консолью отдаляется от меня, чувствую небывалую легкость…
Все. Похоже, я умер. Вот как это бывает.
Закрываю глаза. Чья-то рука ложится на мое лицо. Это моя рука. Я не чувствую ее, но могу сжать пальцами нос, который еще болит. Воздух выходит из моих легких, и я снова вдыхаю, легко и непринужденно. Оказывается, можно не контролировать этот процесс, он работает сам без моего участия. Переворачиваюсь на бок. Передо мной сморщенная физиономия Джаа. Он открывает один глаз и начинает судорожно смеяться. Мы снова на полу, консоль на стене. Свет ровный, предметы правильной формы. Я пытаюсь встать. Где-то у противоположной стены сидит Улу и трет ладонью лоб.
- У нас получилось, - говорю я осипшим голосом.
Улу кивает. Джаа смеется.
Надо проверить девчонок. Когда работа колеоптера восстановилась, они испытали то же что и мы, правда в более короткий промежуток времени, но этого могло быть достаточно, чтобы получить серьезные травмы.
- У нас шесть минут до маневра! – раздается по внутренней связи. – Вы живы там?
Это Кит. Я узнаю ее по голосу.
- Идем, Улу, - говорю я, поднимаясь на ноги. – Кит не справится без нас.

***
«Колеоптера» выпускает пучок рентгеновских лучей в сторону Стрельца. Это действие выводит корабль из позиции неопределенности придавая ему конкретные физические характеристики. Иными словами, мы на мгновение перестаем быть волной и превращаемся в материальную точку.
Сила тяжести черной дыры пускает корабль по дуге, и мы огибаем этого гиганта, одновременно возвращаясь в состояние суперпозиции. Теперь вектор направления уже имеет отрицательный знак, и корабль отбрасывает на расстояние равное пройденному от Земли, уже в противоположную сторону от центра Млечного пути.
Да, мы на месте, мы преодолели пятьдесят шесть тысяч световых лет, но это только теоретически, фактически же корабль снова станет материальным объектом через восемь месяцев. Для экипажа и пассажиров это только половина пути.
Громадное небесное тело абсолютно черное и тяжелое, проплывает мимо обзорного экрана. Мы смотрим зачарованно на это зрелище. Кроме нас никто из людей не видел ни чего подобного. Да, это компьютерная модель, ведь узреть это воочию невозможно по множеству причин, но модель визуально достоверна, потому как гигант сейчас находится прямо перед нами.
Мисс Хандахоф успевает подсовывать мне сухие салфетки. Я зажимаю кровоточащий нос не в силах оторвать взгляда от экрана. Джаа и Улу практически не пострадали, отделавшись легкими ссадинами. Кит сломала руку, у Хандахоф царапина на лбу, но я не заостряю на этом внимания, чтобы лишний раз не провоцировать ее на контакт. Мне больше импонирует мысль поухаживать за Кит, прямо не дождусь момента, когда можно будет проявить свою заботу. Базкит тоже не пострадала, и похоже сожалеет об этом. Ну и ладно, Джаа и без того вьется вокруг нее. Уж не знаю, на какой стадии у них отношения, но ссорятся они регулярно.
- Я рад, что мы участвуем в этом вместе, - говорит внезапно Улу, продолжая пялиться в экран.
Он стоит справа от меня, Джаа слева.
- Да, один бы ты не справился, - усмехаюсь я, обнимая друзей за плечи.
- Один бы он и не полетел, - произносит Джаа.
- Я имею в виду, - рад, что полетел именно с вами, а не с кем-то другим…
- ОН полетел, - дразнит Джаа.
- Я же предлагал не брать его с собой.
- А что был такой разговор, - спрашивает Улу.
- Только об этом и говорили. С самой школы…
Улу смеется, я тоже. Джаа просто лыбится.
- Да, парни, я тоже рад… - произношу я, не в силах избавиться от нахлынувших воспоминаний.
Пустырь, шоссе, школа, летний кубок, Мия, Ван-Док, заседание фонда, агент Березак, мои родители, родители Джаа, родители всех, кто находится сейчас на мостике вместе со мной, люди, Земля, Солнце…. Уже нет возможности вернуться, нет возможности узнать, что произошло с нашим миром за пройденные тысячелетия. Мы оставили все это позади и только в нашей памяти оно продолжает жить, возвращая в уютный дом, где все мы вместе, где пахнет молоком, а жизнь кажется беззаботной и бесконечной.

Конец.
2017.