Борьба за женщин-2. Глава 2

     Убегавшие молодые охотники, убедившись в отсутствии погони, остано-вились и сошлись в одном месте. Они негодовали на Кэсиана, которого счи-тали единственным виновником постигшей их беды. Растерянно смотрели юноши на родное стойбище. Оно находилось от них на расстоянии восьми – десяти хороших бросков дротика. Зоркие глаза хорошо видели хаотично расположенные островерхие жилища, казавшиеся отсюда игрушечными, фигурки людей, столпившихся на краю селения и наблюдавших за проис-шедшим на их глазах драматическим событием. Под яркими лучами солнца стойбище отчетливо выделялось на фоне елового и соснового леса, не-сколько затемненного при боковом освещении.

     Соплеменники встретили «старшаков» отнюдь не как победителей. По-трясенные случившимся они огорченно-осуждающе безмолвствовали.

     «Старшаки» взяли за руки, за ноги Кэсиана и другого убитого юношу, от-несли их за шагов сто от стойбища и бросили в траву. Если бы те были людь-ми чужого племени, номарии их, конечно же, съели. Но сородичей этот народ уже с давних времен не употреблял в пищу. Поэтому пришлось столь-ко хорошего, с точки зрения каннибалов, мяса отдать на съедение зверям.

     Никто не подошел к убитым, чтобы оплакать их и проститься с ними. Ро-дителей погибшие юноши лишились еще в детстве (далеко не всем в те вре-мена удавалось дожить до возраста, когда дети их становились взрослыми). Менее же близкая родня не решалась подойти к мертвым, опасаясь разгне-вать главенствующих в клане «старшаков», только что вновь подтвердивших свою свирепую репутацию.

     Находясь уже в стойбище, «старшаки» некоторое время еще продолжали воинственно шуметь. При этом многие кулаками и оружием грозили ушед-шим от погони молодым охотникам. Те, конечно, поняли, что изгнаны из племени. Такое наказание считалось самым суровым после казни: изгнан-ники обрекались на мучительную борьбу за жизнь, в ходе которой, как пра-вило, довольно скоро погибали: или от когтей хищных животных, или от го-лода. Но это правило было верно только для тех случаев, когда в изгнании оказывался один человек. Даже у двоих оставалось немало шансов выжить. А уж пятерым вообще можно было особенно не беспокоиться за свое буду-щее. Все же для наших изгнанников постигшая их кара была весьма тяжкой. Почему? Об этом пойдет речь в дальнейшем.

     Самое разумное было уйти подальше от стойбища, откуда исходила не-малая опасность, и поскорее заняться обустройством нового места житель-ства, а главное, поиском пропитания. Вчерашнее пиршество было столь обильно, что молодые охотники долгое время утром не хотели есть. Но сей-час, а близилась уже середина дня, желание пищи появилось и было все сильнее. Но даже оно не могло заставить их уйти отсюда. Одна из причин этого крылась в привычном образе мыслей и поведения. Юноши хотя и бы-ли уже велики и могучи телом, но сознание их в какой-то мере еще остава-лось детским. Они привыкли, что в детстве часто наказывали и прощали за баловство, что какая бы вина ни была, всегда со временем все о ней забыва-ли и снова относились к ним совершенно также, как и прежде, словно ника-кого плохого поступка и не было совершено. Им казалось, что и теперь должно быть подобным образом. В самом деле, разве они не понесли уже наказания? Понесли. Заслуженно или нет, это уже другой вопрос. Раньше тоже не всегда наказывали справедливо. Надо только немного подождать. Страсти в племени поулягутся.  «Старшаки», конечно, сменят гнев на ми-лость. Они же уже дали выход ярости. После этого они всегда «хорошими» становятся. Через некоторое время можно будет вернуться в стойбище. Жизнь снова пойдет своим обычным чередом, как будто ничего плохого и не случилось.

     Все же не все изгнанники оказались не способны оценивать действитель-ность и смотреть в будущее реалистично и серьезно.

     – Есть хочется. Идти охотиться надо, – сказал долговязый мощный детина по имени Хорр, а по прозвищу Кривой. Из-за детской шалости он лишился глаза и с тех пор к нему пристала эта кличка.

     Его предложение нашло понимание у товарищей: было совершенно ясно, что не приходится рассчитывать на остатки вчерашнего пиршества.

     – Но у нас только два копья, – заметил Мард, коренастый юноша с ран-ними залысинами на висках и густой, как у зрелого мужчины бородою.

     – Можно пойти в лес, сделать палицы, – предложил Лум.

     – Разве хорошие сделаешь без рубила или резца? – ответил ему Хорр.

     – А зачем нам рубило, резец, если у нас Зубан есть? Он какую хочешь вет-ку или сучок перекусит. Получше рубила справится, – рассмеялся Молон. Лицо его имело явные неандертальские черты, но во всем остальном это был типичный кроманьонец.  В своей шутке он явил образчик грубого пер-вобытного юмора, который, впрочем, кому-то казался весьма остроумным. Неслучайно раздался дружный хохот. Не смеялся только один из юношей. Шутка товарища вызвала у него совершенно иную реакцию. Он вспылил и чуть не бросился на Молона с кулаками. При этом оскалил свои огромные зубы. Именно этим зубам он и был обязан своим обидным прозвищем, ко-торое товарищи в общении с ним употребляли едва ли не чаще его настоя-щего имени Куж.  Даже для неандертальца такие зубы были бы слишком ве-лики. Они, конечно, являлись признаком атавизма, который, однако, припи-сывать родству с пленными неандертальскими женщинами было бы не справедливо: номарии тоже когда-то были палеонтропами.

     – Да он не только ветку или сучок – он ствол дуба перегрызет, – сквозь смех проговорил Хорр.

    Куж и на него готов был броситься с кулаками. Такое бурное проявление обиды и негодования позабавило друзей. Они продолжали смеяться. Неожиданное веселье на некоторое время облегчило тяжелое душевное со-стояние, в котором находились изгнанники.

     И тут они увидели, что от стойбища к ним идет женщина. Молодые охот-ники быстро разглядели, что это Напима, мать Молона. Он один из них имел еще живую мать. Ей посчастливилось увидеть своего сына в возрасте охот-ника, потому что родила она его в четырнадцать лет, а ему посчастливилось выжить, хотя дети столь юных матерей, как правило, не выживали в труд-нейших условиях жизни первобытных людей.

     «Нас простили! Ее послали нам сказать, чтоб возвращались!» – подумал с радостью каждый изгнанник, как только увидел Напиму.

     Она шла торопливым шагом и скоро приблизилась. Это была женщина тридцати двух лет. Как у большинства номариянок такого возраста, лицо ее выглядело почти старческим. Впрочем, его непривлекательность, значи-тельно скрадывали пышные густые черные волосы. Отвисшие груди болта-лись при быстрой ходьбе. Кожа на опавшем от последней беременности жи-воте была некрасиво сморщена.

     – Простили вас! Меня послали сказать вам! – услышали молодые охотни-ки то, что так желали услышать от нее. Однако следующие слова ввергли их в большое уныние: – Они вас зовут на совет. Но вы не ходите. Это, конечно, заманка. Они вас хотят убить. Вам лучше уйти отсюда подальше.

     Изгнанники стояли безмолвно, совершенно подавленные.

     – Но вы не унывайте, родненькие. Не пропадете – вас вон сколько. Вам и медведь не страшен. Охотиться умеете. Не пропадете. Правда, у вас только два копья. Ну ничего, сделаете себе копья. Настоящие. Научитесь камни сечь. Видели, как Хон и Кохолт работают. Когда детьми были, так помнится, вас от них за уши оттащить нельзя было – все смотрели как они работают. Они тоже не умели, да научились. Вон какие вещи делают теперь, – Напима указала пальцем на наконечник копья, которое держал Лум. – И вы научи-тесь. А пока не научились, на огне копья острите. Это любой может.

      – Да мы из костей острия делать будем. Это проще, чем из камня. Они еще острей получаются. И легче их, чем кремневые, делать, – сказал Молон.

     – Конечно, я и говорю – не пропадете. Но вам отсюда уходить надо. И охотиться надо. Ночь еще далеко. Но лучше не терять время даром. Может, еще успеете мяса добыть, – говорила женщина.

     – Как же быть теперь?! – схватился руками за голову Мард.

     – Ой, да что же ты так …?! Я ж говорю, не пропадете! Не сокрушайся ты   так! – начала Напима успокаивать его, но тут же умолкла, увидев каким взглядом он на нее смотрит. Это был взгляд муки и страсти.

     – Напима, а пойдем с нами! Пойдем, милая! – вдруг сказал Мард.

     Его поддержали другие юноши:

     – Правда, Напима, пойдем!
     – Пойдем с нами! Ты нам так нужна!
     – Что мы без женщины делать будем?!
     – Мы тебя защищать, беречь будем!
     – Самые лучшие куски мяса давать будем!
     – Ты говоришь, мы не пропадем. Как же не пропадем – без женщины? Ес-ли ты, правда, не хочешь, чтобы мы пропали, то пойдем с нами, – аргумен-тировал свое предложение Мард. Оно не понравилось только Молону: тот желал избавиться от надоевшей ему опеки матери, понимал, что безопаснее жить ей будет, конечно, в стойбище, а, главное, не хотел ее видеть наложни-цей своих друзей.

     Все более поддаваясь нахлынувшему жару похоти, Мард взял Напиму за руку. Женщина отдернула ее. Она удивленно взглянула на него и на других молодых людей. Затем посмотрела доброжелательно-понимающе, но с усмешкой.

     – Дураки, – произнесла женщина и улыбнулась жеманно. Повернулась и пошла прочь отсюда, к стойбищу. И шла она так, как никогда не ходила – осанисто, слегка повиливая бедрами, походкой «от бедра» как бы сказали сейчас. И было на что посмотреть, потомучто, как говорилось выше, перво-бытные женщины быстро увядали лицом, но не телом. С пронзительной тос-кой смотрели юноши ей вслед. Мысль о том, что теперь навсегда придется расстаться с надеждой на обладание женщиной была невыносима.

     «Что это я…? Что это нашло на меня?» – вдруг подумала Напима и пошла как обычно. Но даже в этой ее самой обыкновенной походке было слишком много того, что вызывало в молодых людях сильнейшее вожделение, дур-манило им головы, необычайно влекло их недоступной сладостной тайной.   

     Но вот Напима остановилась, повернулась и бросилась обратно. Теперь лицо ее было сильно покрасневшим, сморщенным гримасой страдания, став еще более старческим и некрасивым.

     Вернувшись, она схватила в судорожные порывистые объятия сына и с плачем стала умолять его беречь себя, быть осторожным на охоте, главное, не охотиться на хищников, зубров и вепрей, в борьбе с которыми так часто гибли охотники.

     – Иди, иди, мать… Не пропаду, не бойся, – недовольно, смущенно бурчал Молон, мягкими движениями высвобождаясь из ее рук и отстраняясь.

     Наконец тягостное прощание, наводившее на всех еще большее уныние, завершилось, и она снова пошла к стойбищу. На этот раз в ее походке не бы-ло и намека на эротическую завлекательность. Напима шла несколько семе-нящим шагом, как-то немного боком, ссутулившись и понуро свесив голову. Сразу было видно, что она сломлена горем. 

     Но даже после того, как узнали о коварном намерении соплеменников, молодые люди не ушли. Они настолько привыкли подчиняться Герану и другим «старшакам», что совершенно не способны были брать инициативу в свои руки, принимать самостоятельные решения в сложных обстоятельствах.

     Уже устав стоять на ногах, юноши сели на землю. Трава еще не выросла высокой и можно было, сидя в ней, видеть стойбище. С тоской смотрели они на родное селение, ставшее теперь чужим, враждебным. Там, казалось, уже забыли о них, о происшедшем. Между шалашами неторопливо двигались фигурки людей. В речушке, протекающей невдалеке от крайних жилищ, рез-вилась малолетняя детвора. В шагах ста от нее по колено в воде ходили два подростка с гарпунами. По всей видимости, рыбы не было: никто не исполь-зовал свое оружие по назначению. Вскоре на берегу появились четыре под-ростка. Они подошли к купавшимся детям и приняли участие в их веселье. Но было похоже, что большие парни обижают их. Один из обиженных маль-чуганов побежал в стойбище. Скоро оттуда пришла женщина с ребенком на руках и стала что-то говорить хулиганам. Те ушли на другое место и затеяли там возню между собой, очень напоминающую борьбу, любимую игру не только номарийских мальчишек, но и взрослых мужчин, которой они часто развлекались, когда не было необходимости идти на охоту. В это время один из юных охотников за рыбой с радостным криком выскочил на берег и побежал в стойбище, гордо держа горпун острием вверх, на котором трепы-халась не малых размеров рыбина.

     Увиденная сцена отдыха детей племени живо напомнила нашим изгнан-никам их детские забавы, то прекрасное время, когда они тоже вели безза-ботную, интересную, полную радости жизнь. Сейчас странным и непонят-ным казалось то, что им тогда хотелось скорее повзрослеть, стать охотника-ми: они и не подозревали, что у взрослых так много серьезных проблем. Даже годы позднего отрочества и юношества, которые отнюдь не были лег-кими, а, напротив, вынудили познать тяжелейшие испытания, с которыми сталкивались начинающие охотники, познать унижения жестокого беспра-вия, сейчас, в их нынешнем незавидном положении, тоже казались счастли-выми. С особой остротой они ощутили и окончательно поняли, что какая-либо связь с родным племенем, тем прекрасным миром, в котором они жи-ли, навсегда порвана. Мысли об этом привели их в еще большее уныние.

     Вдруг они увидели, что Напима к ним снова идет из стойбища. Они не со-мневались, что она возвращается, чтобы еще раз проститься с сыном. Друзья стали подсмеиваться над ним:

     – Гляди, Молон, мать опять к тебе топает. Никак расстаться с тобой не мо-жет.
    – И как она с тобой на охоту не ходила?
    – И что она отказалась идти с нами, непонятно?
    – Да, и правда, непонятно. Ты бы всегда у нее на глазах был. Всегда бы она тебе сопли вытирала.

    Эти обидные реплики задели Молона. Желая показать приближающейся матери, что не рад ее возвращению, он сел к ней спиной.

      Сказанное подошедшей Напимой явилось для изгнанников большой неожиданностью.

     – Ох, и дура же я, дура! Ошиблась я, родненькие мои! Неправду вам ска-зала! Они ведь и в самом деле простили вас! – говорила женщина. – Они разрешили вам вернуться. Но…, но только тем, кто приведет с собой жен-щину.

     От изумления все молодые охотники вскочили на ноги. «Откуда же мы возьмем женщин?!» – хотели воскликнуть они, но тут же поняли, что имеет в виду Напима, и удивились, что эта идея им самим не пришла в голову. Несомненно, «старшаки» решили на Совете отправить их похищать чуже-племенных женщин. Следующие слова Напимы подтвердили эту догадку. Но как смогут они, совсем молодые охотники, справиться с такой сложной задачей? Всем известно, что мужчины любого племени защищают своих женщин с необычайной храбростью. К тому же защитников этих будет много больше, чем их, номарийских похитителей. Да дело, вообще, может и не дойти до борьбы за женщин. Другие племена живут очень далеко отсюда. Маленькая группа людей может стать по пути жертвой нападения хищников или умереть вследствие невозможности добыть пропитание. Даже, если и удастся добраться до чужого племени и завладеть желанной добычей, то нет никакой уверенности, что они смогут благополучно вернуться с нею в родное стойбище. Не хотят ли «старшаки», отправляя ненавистных им мо-лодых охотников на столь трудное, опасное задание, все же погубить их, из-брав такой способ, за неимением возможности расправиться с ними обыч-ным образом?

     Юноши снова приуныли.

     – У нас же нет оружия! – сокрушенно воскликнул Хорр.
     – Сейчас принесут вам, – ответила Напима. Она полуобернулась назад и кивнула в сторону стойбища. Потом добавила: – Пятеро «старашаков» пой-дут с вами. Дурни – за иноземками собрались. Красивых хотят. Наши
бабы им не такие. Ишь ты. Думают чужие лучше.

     Молодые охотники разглядели на фоне далеких шалашей пять идущих сюда фигурок мужчин. Зоркие юноши увидели, что это отнюдь не те люди, общество которых им было бы приятно. Однако, узнав, что с ними пойдут «старшаки», молодые охотники обрадовались и воспрянули духом. Ну, те-перь они не пропадут! Правда, кольнула мысль, снова придется подчинять-ся им, терпеть бесправие.

      Юноши вспомнили то, что не раз слышали от соплеменников. Говорили, что лет двадцать назад номарии уже ходили за чужеземками. Ушли двена-дцать человек. Вернулись только пятеро. Зато каждый привел с собой по красавице. А один даже – две. Самая красивая женщина племени Элина, жена Герана, ради которой он отказался от остальных своих жен, была доче-рью одной из этих пленниц.

      Пожелавшие принять участие в рискованном путешествии мужчины по-чти приблизились. Они несли копья, палицы, дротики, не только свои, но и юношей, и снаряжение, какое номарии обычно брали в дальние охотничьи походы: кожаную суму, средних размеров, в которой находились два запас-ных кремневых наконечника, кремневый резец, а также подстилку из олень-ей кожи, довольно широкую, свернутую в скатку. Этот рулон спиралевид-ными витками стягивала лыковая веревка. Другая лыковая веревка, только гораздо шире, была привязана к нему так, что могла служить лямкой, поз-воляющей носить скатку, как сумку на плече.       Кому-то может показаться удивительным, что древнейшие охотники брали с собой в дальний путь для ночлега подстилку. Конечно, первобытные люди были чрезвычайно вынос-ливы, неприхотливы, закалены. Тем не менее уже тогда наши предки стре-мились обеспечить себе некоторые удобства и умели сделать это в той мере, в которой позволяли условия и возможности. В самом деле, зачем спать на сырой, холодной, жесткой земле, когда можно лечь на мягкую подстилку? Может показаться удивительным и то, что приближающиеся мужчины смог-ли найти в стойбище оружие, принадлежащее именно изгнанным и прощен-ным юношам, ведь не были же подписаны дубины, копья, дротики. Конеч-но, нет, но соплеменники были настолько близки друг другу, настолько ча-сто привыкли видеть кто что имеет, что носит, что эти идущие сюда охотни-ки, или сами знали, или им подсказали сородичи, какое нужно взять ору-жие.

     Такую же, наполненную тем же самым суму, и такую же скатку, взятые для молодых охотников, каждый «старшак» нес на другом плече. Вместе с их оружием они сбросили это им под ноги.      

     Не будем описывать внешность подошедших, поскольку вначале повест-вования уделили достаточно внимания облику номариев и недавно набро-сали зарисовки портретов изгнанников: эти «старшаки» походили на них.

     Трое молодых охотников изъявили желание не ходить в чужедальние края, а вернуться в стойбище и стали просить «старшаков» подарить им жен. Надежды просящих были небезосновательны. И правда, легко было пред-положить, что мужчины слишком мало любят своих женщин и охотно усту-пят их, раз, чтобы найти им замену, собираются пойти в далекое, чрезвы-чайно опасное путешествие. Юноши надеялись обрести счастье и получить право снова жить в родном племени, раз обладание супругой – условие разрешения вернуться. Но «старшаки» разочаровали их, сказав, что на вре-мя своего отсутствия уже отдали своих женщин друзьям.

     Охотники стали совещаться куда идти. Одни предлагали отправиться на запад, в места обитания «чомо» – так номарии называли неандертальцев. Другие утверждали, что лучше пойти на юг или восток, где можно найти племена «ногано» – так номарии называли людей своей расы. Выбор пер-вых основывался на мужском вкусе, весьма распространенном и в наше время. Женщины «чомо» вполне соответствовали этому вкусу: они имели плотное телосложение, крутые, аппетитно выпяченные формы. Желавшие идти на запад ссылались также на большое практическое преимущество их предложения. Ведь жен неандертальского происхождения в случае необхо-димости можно было съесть, тогда как чужеземку расы «ногано», ставшую женой номария, есть было непринято – законы клана это не позволяли де-лать.

     Представлявшие противоположное мнение в споре представляли и иной вкус мужчин, тех, кому больше нравятся женщины, характеризуя которых в наше время принято говорить: стройные, изящные, длинноногие. Именно такими преимущественно и были кроманьонки.

     Звавшие идти на запад помимо выше упомянутых имели еще один весьма веский довод. Они говорили о малочисленности неандертальских кланов, способных, как правило, выставить десять-пятнадцать воинов, вдобавок весьма малорослых, а, значит, уступающих в силе мужчинам ногано. Не по-требуется подкрадываться к стоянке, выслеживать, подстерегать женщин, уходящих из племени с какой-либо целью. Можно будет также обойтись без засад и других хитрых уловок. Достаточно будет просто открыто напасть на племя, перебить мужчин и завладеть желанной добычей.

     На выборе западного направления настаивали двое «старшаков», идти на юг или восток звали трое. В споре не участвовали молодые охотники. Их мнение никакого веса не имело и представителей главенствующего сосло-вия клана не интересовало. Если бы европейская демократия тогда была более развита, то совещающиеся приняли бы решение, основанное на жела-нии большинства. Но верх в споре одержало меньшинство, те самые двое мужчин, чей вкус кому-то, возможно, покажется более соответствующим эротическому, нежели эстетическому восприятию женской внешности. Они обладали весомым аргументом, производящим на первобытных людей са-мое большое впечатление. Короче говоря, они просто были физически силь-нее своих оппонентов. Правда, никто не собирался применять силу при об-суждении, но мужчины испытывали невольное уважение к более сильным и, если и спорили с ними, то все равно уступали. Что же касается европей-ской демократии, то ее зачаточные формы, несомненно, уже тогда суще-ствовали. Это проявлялось, например, в частых проведениях общеплемен-ных сходок, советов «старшаков». Однако система принятия решений, как мы убедились, еще не была достаточно совершенной.