Я не обижу тебя, Вулкан!

               
               

Утром покидаем Налычевскую долину, покидаем страну вулканов, горячих озер, сине-зеленых водорослей – предков всего живого на Земле. Сегодня предстоит перейти Пиначевский перевал. Идем цепочкой, друг за другом, за нами увязывается симпатичный щенок по кличке Вулкан. Посчитав, что скоро отстанет и вернется в долину, мы не гоним его, к тому же, он такой забавный и скрашивает монотонность марша: удлиненная черно-желтая мордочка с таким черным, блестящим носом, будто с ним хорошо поработал ваксой сапожник, уши и хвост торчком, короткая черная шерсть спины, желтые гетры лап и удивительно добрые, и веселые карие глаза с какой-то поволокой, какая бывает у людей сразу после пробуждения. Но, кажется, он не торопится возвращаться: любопытство влечет его за нами все дальше и дальше…

В начале топаем сквозь бесконечные заросли шеломайника, потом начинается лес камчатских каменных берёз… комариная бомбардировка… постоянный, почти незаметный пологий подъем, ощущаемый больше учащенным дыханием и толчками сердца, чем ногами… Пасмурно. Перевал скрыт серым туманом, даже зелень, имеет сероватый оттенок. Дождь то принимается, то перестает. Чем выше, тем холоднее и дождь льет сильнее. Пожалуй, мы уже слишком далеко ушли от долины и гнать нашего несмышленыша назад рискованно: заблудится… Придется ему стать туристом.

В зоне снежников и альпийских лугов дождь резко усиливается, становится холодно, поднимается ветер. Через тропу проскакивает ушастый заяц под удивлено-восторженный лай Вулканчика.
Подъем становится крутым: лезем и лезем, без привалов, без остановок, в лоб, кажется, не выдержат постоянно натянутые как струны ахилловы сухожилия…
 И вот, когда онемевшие ноги уже не могут сгибаться, травянистая плоскость – перевал!.. Но тут ударяет в лицо  предзимне-холодный шквальные ветер, срывает защищающую от дождя клеенку, бейсболку… еле успеваешь ухватить. Видимость ухудшается: горы и сопки в потоках быстрого тумана становятся смазано-призрачными, лишенными оснований… Спешим мимо тура - сложенной из камней пирамидки, обозначающей рубеж перевала. Ветер пронизывает, стремительно лишая тело тепла, - чтобы не окоченеть, надо поскорее одеться в теплое. Чуть спустившись, снимаем рюкзаки, натягиваем свитера. Это совсем не просто – ветер рвет вещи из рук, клеенку от дождя и кепку приходиться придерживать, наступив ногой, в результате чего на козырьке бейсболки отпечатывается ребристый след подошвы сапога: но тут уж не до красоты!..

Торопимся вниз, растягиваясь, разбиваясь на группы, что начинает больше походить не на организованное отступление, а на бегство. Впереди – четыре фигуры, взявшиеся за руки – семейство морского офицера из Мурманска: он, его жена и две дочери старшего школьного возраста. Они ходили по этому же маршруту в прошлом году. Накануне я спросил жену моряка, зачем идти по одному и тому же пути (тем более девочки особого интереса ни к чему не проявляли – ни на водопад, ни на озеро, ни на вершину не поднимались), и она призналась, что в прошлом году дочки маршрут не осилили, и папа настоял идти снова в целях «воспитания воли».

Склон кремнистый, голый и навстречу мчится ледяной ветер с дождем, но укутавшись в клеенку в свитере не так холодно… Вулканчик, возникший рядом, растерянно скулит и лает. Ветер несет снизу арбузный запах снега.
Спускаемся по снежнику, лежащему неподвижной белой извилистой рекой в ущелье, меж голых кремнистых отрогов. Местами снег словно подкопчен какой-то черной, возможно вулканической пылью, местами по нему тянутся розовые полосы, словно следы стекающего арбузного сока. Посреди снежника, куда ноги так и несут сами собой, будто извилистая удобная серая тропинка, такая предательски заманчивая! – подтаявшая часть льда над подснежной рекой. Инструктор предупреждает держать друг от друга дистанцию – звук потока то и дело становится слышен прямо под ногами. Испытываешь ощущение сладковатой жути, когда представляешь мчащиеся внизу ледяные быстрые струи, несовместимые с твоей теплой плотью. Стараешься ступать осторожно, бережно и чувствуешь невольное облегчение, шагнув, наконец, на твердую землю – тропу вдоль края снежника. Однако там, где склоны слишком круты, приходится вновь и вновь  переходить по снежнику. Река уже вырвалась из-подо льда, кое-где приходиться  перескакивать с камня на камень через поток до ближайшего уступа берега.
 Щенок скулит, перепуганный ревом воды, но прыгает вместе с нами – не оставаться же одному! В особенно широком месте слегка недопрыгнул: подмытый снежный козырек с хрупом обломился  и задняя часть туловища оказалась в воде – лишь передние лапы кое-как удержали и плачущий вопль пронзил гул реки и непогоды, но в следующий миг человеческая рука успела-таки выдернуть его за шкирку на берег…

Из-за очередного поворота ущелья внезапно, прямо на нас вылетает пулей птица – желтая, распластавшая белые крылья… «Куропатка!» - кричу, однако никто не обращает внимания: все заняты переправой и смотрят только под ноги.

Ветер несколько слабеет. Все реже попадаются поляны снежников, тропа среди сырых трав доходящих до пояса, скользкая, раскисшая от грязи – штаны и ботинки скоро промокают насквозь. Слышен далекий лай собаки – на другой стороне ущелья, у края начинающегося леса вьется и пляшет дымок… Дошли!

Какой сюрприз – к нашему приходу здесь уже полыхает вовсю костер! – тут коротает время один из инструкторов без группы. Сушусь, не раздеваясь – оказывается на теле вещи сохнут быстрее, чем развешенные у костра. Отогревшись, чувствуешь удовлетворение, что перевал позади. И тут замечаешь: в жизни что-то явно изменилось к лучшему, и лишь в следующий момент осознаешь – исчезли комары! – Во всяком случае, здесь, ближе к океану, их гораздо меньше…

Лай, который мы слышали, принадлежал черно-белой поджарой лайке Стрелке. Наш Вулкан доверчиво направился к ней знакомиться, но скоро раздался визг и, получив трепку, примчался к нам, улегся у костра, все так же удивлено, как на все прочее, глядя на огонь.
«Стрелка с тех пор злая, как ее люди обидели, - рассказывает здешний инструктор. – Когда щенком была, один турист взял ее на руки, приласкал и выкрутил ухо ни с того, ни с сего…»

Думали-рядили, что нам дальше с Вулканом делать - один назад он уже не доберётся – Вот бы взять в Москву!.. Едва ли не каждый возжелал забрать его с собой, но, слава Богу, кажется, все так и остается разговорами: готовых на такое дело не находиться – у кого уже есть собака, у кого квартира тесная, кто просто ответственности испугался… А он смотрит на огонь своими беззлобно-детскими глазами и ему невдомек, что мы решаем его судьбу: он уже верит нам… Как много в собаке рыцарской готовности поверить, поверить любому проходимцу рода человеческого!

На следующий день мы вернулись к исходной точке нашего похода уже доступной для автотранспорта – на турбазу Паратунка. Здесь у нас в палатках были уже не деревянные нары, а железные кровати, с матрацами, чистыми, хоть и старенькими, простынями, пододеяльниками и подушками в наволочках. Да ещё дощатый пол... В общем – комфорт полнейший! Кроватей по четыре в каждой палатке турбазы. Но из всех палаток Вулканчик выбрал нашу и из четырёх кроватей – мою, деловито, чуть поскрёбывая, когтями забрался под неё, когда я улёгся отдохнуть. Думаю это было знаком особого расположения, и я даже  озадачился – а не взять ли мне его с собой в Москву: в салоне самолёта на пути сюда было несколько здоровенных псов, которых хозяева взяли в путешествие с собой. Но я подошёл к вопросу слишком прагматично, с эгоизмом горожанина, увидев в нём лишь ограничение собственной свободы: «А как ежедневно его выгуливать утром и вечером, как мыть, убирать от шерсти квартиру, с кем оставлять, если захочется куда-нибудь поехать и т.д.».
 Но как сейчас я понимаю, всё это были предлоги эгоцентризма, и до сих пор я вспоминаю время от времени  эту мордочку с чёрным, как вакса, носом в мелких капельках, наивный карий взгляд проснувшегося ребёнка, вспоминаю с сожалением, что мне был дарован шанс бескорыстной дружбы, когда перечисленные неудобства становятся лишь благом, придающим дополнительный смысл жизни, а я его упустил...