159 Путешествие в Брянск Жизненная позиция Тютчева

159 Путешествие калужан в Брянск. 16-17 июня 2017. Жизненная позиция Тютчева.
Нина Анатольевна Суворова, Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

(Данные интернет-проектов «Овстуг» и «Моя Москва»).

Наш товарищ, калужанин, Александр Николаевич Соваков, любитель и исследователь древнерусской истории, истории культуры, искусства и литературы, дополнил сведения, полученные нами в экскурсии по родовой усадьбе-заповеднику Тютчевых малоизвестными для нас фактами и мнениями современников Тютчева о нём.

Так оказалось, что Тютчев традиционно был приверженцем монархии, не отрицал монархию, но видел в монаршей воле ту силу, которая может коренным образом улучшить жизнь и культуру народа России. Ф.И. Тютчев, благодаря своему несомненному поэтическому таланту, а также харизме интересного и умного собеседника с ярким чувством юмора, «пользовался большой известностью в свете и при императорском дворе, а его афоризмы и эпиграммы передавались из уст в уста».

Ф.И. Тютчев, как все незаурядные дипломаты «на государевой службе» в течение всей своей жизни «жадно следил за всеми перипетиями социально-политической жизни страны, всем сердцем ощущая грядущие общественные катастрофы и сочувствуя России и её народу». В 1857 году Тютчев становится членом-корреспондентом Академии наук, а в январе 1859 года Тютчев стал действительным членом Общества любителей российской словесности.

При этом сорокасемилетний Фёдор Иванович Тютчев вновь в июле 1850 года влюбляется и вступает в отношения с красавицей Еленой Денисьевой, которая значительно моложе поэта. Его связь с Еленой Денисьевой, которая принадлежала к светскому обществу, а также рождение их троих детей вызвала резкое осуждение, и известность Тютчева приобрела характер скандальной.

«Ф.И. Тютчев неоднократно мог убедиться в отрицательном отношении к нему основной массы российских придворных, а некоторые исследователи жизни Тютчева и вовсе указывают на прямую оппозицию его светскому обществу. Конечно, такое положение дел не могло не сказаться на эмоциональном настрое уже немолодого поэта, хотя сам он, по воспоминаниям современников, никак внешне этого не показывал, и, напротив, даже бравировал подобным мнением света о нём».

«Можно сказать, что в тщеславии у Тютчева был органический недостаток. Он любил свет – это правда; но не личный успех, не утехи самолюбия влекли его к свету. Он любил его блеск и красивость... Соблюдая, по возможности, все внешние светские приличия, он не рабствовал пред ними душою, не покорялся условной светской "морали", хранил полную свободу мысли и чувства. Блеск и обаяние света возбуждали его нервы, и словно ключом било наружу его вдохновенное, грациозное остроумие. Но самое проявление этой способности не было у него делом тщеславного расчёта: он сам тут же забывал сказанное, никогда не повторялся и охотно предоставлял другим авторские права на свои, нередко гениальные, изречения. Вообще, как в устном слове, точно так и в поэзии, его творчество только в самую минуту творения, не долее, доставляло ему авторскую отраду. Оно быстро, мгновенно вспыхивало и столь же быстро, выразившись в речи или в стихах, угасало и исчезало из памяти». (И.С. Аксаков (1823-1886) – биограф поэта, был женат на его дочери)

«Была область, где он жил всею полнотою своей личности. То была жизнь сердца, жизнь чувства, со всеми её заблуждениями, треволнениями, муками, поэзией, драмою страсти; жизнь, которой, впрочем, он отдавался всякий раз не иначе, как вследствие самого искреннего, внезапно овладевшего им увлечения, – отдавался без умысла и без борьбы. Но она всегда обращалась для него в источник тоски и скорби и оставляла болезненный след в его душе». (И.С. Аксаков (1823-1886) – биограф поэта, был женат на его дочери).

«Его не привлекали ни богатства, ни почести, ни даже слава. Самым задушевным, самым глубоким его наслаждением было наблюдать за картиной, развёртывавшейся перед ним в мире, с неослабным любопытством следить за всеми её изменениями и обмениваться впечатлениями со своими соседями» (И.С. Гагарин – князь, сослуживец и друг поэта в Мюнхене).

«Он был одним из усерднейших посетителей моих вечеров; он сидел в гостиной на диване, окружённый очарованными слушателями и слушательницами. Остроумные, нежные, колкие, добрые слова, точно жемчужины, небрежно скатывались с его уст. Он был едва ли не самым светским человеком в России, но светским в полном значении этого слова. Ему были нужны как воздух каждый вечер яркий свет люстр и ламп, весёлое шуршание дорогих женских платьев, говор и смех хорошеньких женщин. Между тем его наружность очень не соответствовала его вкусам; он был дурен собою, небрежно одет, неуклюж и рассеян; но всё, всё это исчезало, когда он начинал говорить, рассказывать; все мгновенно умолкали, и во всей комнате только и слышался голос Тютчева; я думаю, что главной прелестью Тютчева в этом случае было то, что в его рассказах не было ничего приготовленного, выученного, придуманного». (В.А. Соллогуб (1813-1882) – граф, писатель).

«Сам Фёдор Иванович Тютчев был чем-то вроде витающего духа в своей семье. Он всюду казался случайно залетевшею птичкою, и дома, в своей прекрасной и симпатичной семье, тоже...» (В.П. Мещерский (1839-1914) – князь, камергер, публицист, прозаик).

«Тютчев сладостен мне не столько как человек, более чем дружелюбно ко мне относившийся, но как самое воздушное воплощение поэта, каким его рисует себе романтизм. Начать с того, что Фёдор Иванович болезненно сжимался при малейшем намёке на его поэтический дар, и никто не дерзал заводить с ним об этом речи» (А.А. Фет – поэт, мемуарист).