Марсель. Отец и дочь. Отрывок из романа

Два дня назад ему неожиданно позвонила кузина Эмилия и, ничего не объясняя, в приказном тоне потребовала срочно явиться в столицу. Разумеется, на Александра подобная манера поведения не действовала: он ее просто игнорировал. Однако в этот раз подчинился, поскольку хитрая интриганка Эмми намекнула:
-Дорогой кузен, тебя ждет некое письмо, которое, безусловно, тебя заинтересует!

Когда Александр услышал эти слова, сердце его бешено заколотилось, он не знал, куда деть руки, сжимал и разжимал пальцы. Даже категоричный тон родственницы, который в другой раз его позабавил бы, и он нашел бы возможность при случае не без сарказма попенять ей на глупость такого поведения с близкими людьми, моментально выбросил из головы.

Он сел в недавно приобретенный автомобиль и к вечеру уже сидел в гостиной Первой леди. Явился с визитом к супруге президента, нисколько не подумав о своем внешнем виде. На нем были джинсы, заправленные в высокие с блестящими голенищами сапоги, и темно-бордовая рубаха без галстука под кожаной курткой.

Эмилия лишь покачала головой на этот живописный цыганский наряд, увидев его взволнованного, с румянцем ожидания на впалых щеках. Он так крепко обнял ее при встрече и с такой горячей благодарностью заглянул в лукавые глаза, что ей сразу же расхотелось шутить. 

-Неужели она передала письмо? – Он не стал тратить времени на приветствия и соответствующие приличиям вопросы. – Я и мечтать не мог о таком счастье! – порывисто произнес он, с растерянной улыбкой глядя на кузину.
-Нет! Никакого письма нет! – жестко,  недовольным тоном оборвала та.

Она сама не ожидала от себя такой грубости, но слова Александра о счастье, которое  способно принести лишь письмо от этой неизвестной китаянки, больно резанули ее по сердцу. Уж не ревновала ли она своего кузена?

Резкий  голос Эмилии показался ему вороньим карканьем. Побледнев, без сил опустился на диван. Казалось, вместе с краской лица из него ушла вся энергия, заставлявшая держаться на ногах.

Хозяйка позвонила прислуге и велела принести кофе. Разочарование гостя оказалось слишком велико. После резкого ответа кузины Александр не хотел ничего, даже дальнейших разъяснений. Было лишь желание немедленно уйти и наедине с собой пережить горькую новость. Убежать прочь отсюда, чтобы не слышать этот раздражающий голос. Который связался с мучительной досадой. Но он сдержался.

Обычно внимательный, брат в этот раз не поднимал на кузину глаз, поэтому  не заметил выражения любопытства и маленькой усмешки в уголке узкого рта.
Кофейный столик, быстро накрытый симпатичной девушкой, был уставлен множеством легких закусок и сладостей, которые любил гость. Эмилия хорошо знала его вкусы.

Она была абсолютно уверена, что кузен так торопился получить известие, что не успел или, скорее всего, забыл перекусить, и сейчас сидит, не ощущая голода.
Женщина неторопливо выложила на тарелку гостя несколько розеток с икрой, пирожные, сама разлила коньяк в крошечные серебряные рюмки и подвинула все это Александру.

Приказала:
- Выпей и успокойся! Тогда поговорим.
Он невидяще взял со столика рюмку и залпом выпил. Крепкая жидкость растеклась по пищеводу и пустому желудку, моментально согревая и унося дрожь. Налил еще одну и тут же выпил вновь. Подхватил двузубой вилочкой дольку лимона, глубоко вздохнул  и, успокоившись, поднял глаза на Эмилию. Та, не спеша, крошечными глотками, подобно пай-девочке, чинно пила кофе, и, казалось, кроме напитка, ничто ее в этот момент не интересует.

Лицо женщины было смугло-розовым, утонченно-красивым. Выхоленная кожа светилась изнутри нежным восковым оттенком, похожим на то розовато-желтое мерцание, когда свеча зажжена и сквозь полупрозрачный воск пробивается свет пламени. Так светится кожа у красавиц, которым уже за сорок: они тщательно ухаживают за собой, используют самые дорогие кремы, делают пилинги, массажи, SPA-процедуры, но - увы!

Красота молодости ускользает, как ключевая вода из тесно сплетенных пальцев; женщине кажется, она все еще хороша, но зеркало, к сожалению, не подтверждает этого. Подбородок с одной стороны чуть провис, нижние веки стекли вниз, щечки слегка припухли… Через некоторое время, глядишь,  и овал лица оплыл… Нет, не совсем! Всего лишь чуточку! Но уже нет той нежной твердости в линиях лица и шеи, а кожа под пальцами просто мягкая, и упругости ей - увы! - не хватает… Глаза утратили вдруг глубину и прозрачность, губы подсохли, их уголки опустились, а зубы потеряли призывную влажность.
Ни дорогое ожерелье в глубоком вырезе декольте, ни сверкание камней в ушах и на пальцах не затмевают неотвратимо надвигающегося увядания. Или просто – старости!

Александр постепенно приходил в себя после внезапного удара, даже обрел прежнюю способность иронизировать и шутить. Взглянув на поджатые аккуратненькие губки, еле сдерживаемую улыбку,  рассмеялся вяло. Выдавил нехотя:
-Кузина, в вас зреет тяга к интригам, достойная королевских дворцов. Вы сделали ошибочный выбор, выйдя замуж за пролетарского вождя. Ваши матримониальные усилия в юности следовало бы направить на особ голубой крови.

Та беспечно махнула рукой:
-Ах, братец, мне так хотелось служить своему отечеству! Да и скучные они, все эти принцы! Я ведь, как и вы, патриотка. И, кроме того, любовь! Кто из нас в юности не подчинялся порывам безудержной страсти? А у нас с Джоржиу была настоящая страсть, можете мне поверить. Не хуже, чем у вас с…
Он так резко сдвинул брови при этих словах, что женщина, не закончив фразы,  тут же извиняюще шепнула:
-Прости!
-Я верю, Эмми, - тихо произнес он после небольшой паузы и взял ее узенькую выхоленную ручку. Женщина неожиданно для себя самой смутилась от этой маленькой ласки. – И знаю, как сильно Джорджи любит тебя. Вы идеальная пара! Это видно всем.

Лицо Эмилии мгновенно осветилось, она заулыбалась, слегка покраснела, чувствуя интимную близость между ними. Мужское обаяние Александра действовало  на нее и сейчас в той же мере остро, как и много лет назад.
-Через два дня она прибывает круизным пароходом в марсельский порт, - без предупреждения выпалила Эмилия.
Александр оторопел от неожиданности.
-Так скоро? А я думал…письмо. Но почему? - в замешательстве пробормотал он. От волнения его мысли скакали.
-Это я пригласила княгиню Чунь в нашу страну, - сообщила она холодным официальным тоном.
Успокоившись через некоторое время, он с упреком произнес:
-Значит, вы с принцессой поддерживаете связь уже давно, а меня не посвящаете в ваши дела. Едва ли это справедливо по отношению ко мне, Эмми!
-Справедливость – категория субъективная, - тут же отпарировала она, поправляя идеальную прическу. Но потом оставила привычные колкости, вернувшись к интересовавшей его теме.

-Ну, да! – она сделала резкий жест рукой. – Я одна стараюсь наладить отношения с далекой страной, приглашаю Великую княжну нанести нам визит, готовлю обширную, сложную и – заметь - интересную культурную программу! Мне никто не помогает.  В общем, все делаю ради тебя. И ты же еще  недоволен!
Он только и выговорил:
-Я счастлив, дорогая Эмми!
Потом, не удержавшись, уточнил:
-Не ошибусь, если предположу: мой отпрыск в курсе ваших приготовлений?
Та только неопределенно покачала уложенной головкой.
-Вечные секреты, что у тетки, что у племянника! – пробормотал Александр, но в голосе его не было раздражения, лишь растерянная благодарность и готовность тотчас следовать указаниям кузины.
 -Как и чем мне ехать?
Она с любопытством взглянула на кузена. Не удержавшись, поинтересовалась:
-А как же Стефания? Догадывается?
Ответил кратко, чуть более резко, чем хотел, пресекая дальнейшие вопросы:
-Ей известно все!

Губы Эмилии покривились недоверчиво, но она ничего не сказала. Качнула головой, поднимая брови:
-Завтра рано утром  вылетаешь в Лондон по старой визе, а там в нашем консульстве тебе откроют французскую. Я уже договорилась с послом: тебя ждут. Ты должен поторопиться, если хочешь встретить ее вовремя, - иначе потеряешь. Вот будет глупость-то! Самолетом - в Лондон, и самолетом же, немедля, в Марсель. Да! Не забудь купить себе приличный костюм, а то ты больше похож на неудачливого букмекера, чем на …

Хотела ляпнуть: «на жениха», но не договорила, побоявшись ненароком ранить своего двоюродного брата, которому и без того несладко пришлось в последнее время. Да и сейчас она отчетливо замечала: нервы гостя сдали. Она никогда не видела его столь болезненно напряженным. К тому же, безмерное восхищение красавцем Александром еще с девических времен не позволяло ей преступать разумной черты.

Над территорией Марселя-Прованса  шел мелкий косой дождь, однако он уже не препятствовал посадке Боинга, так что все закончилось благополучно. На встречу с круизным лайнером Александр безнадежно опаздывал.
Ветер, тянущий со стороны моря мелкую соленую пыль, добавил пронизывающего холода и в без того холодный февральский день. Плюс восемь-девять градусов у моря без ветра переносятся относительно спокойно; молодежь и демократическая публика сносно чувствуют себя без головных уборов и без перчаток в своих неизменных джинсах и юникуртках разного покроя,  а те, кто разъезжают в автомобилях, равнодушны к переменам погоды, разве что у какого-либо толстяка или его тощей нервной жены подскочит давление, в остальных же случаях погодных капризов марсельцы не замечают.

Но те же семь-восемь градусов с дождем и ветром – это дело другое! Это уже зимняя низкая температура, переносить такую погоду значительно труднее. Нужно надевать шляпу или кепку, или натягивать перчатки, а этого Александр терпеть не мог. Хотя следовало признать: в перчатках он  вообще не нуждался. От природы кровеносные сосуды его были так хороши, что руки и ноги всегда оставались теплыми и – удивительное дело! – почти не мерзли даже в сильные холода, в чем он не раз убеждался, кочуя по бесконечным просторам Монголии, а затем и Поднебесной.
 
Александр вышел из терминала под неожиданно начавшийся дождь. Пока ожидал такси, успел изрядно промокнуть.  От международного аэропорта следовало направиться в северо-западную часть  этих полуденных ворот Востока: так исстари назывался
Марсель - второй по величине город Франции.
Он не был в этом городе почти двадцать лет. Многое в нем переменилось, прежде всего, люди. Если в его родной стране режим сделал народ бесправным и нищим, то здесь время практически смело все сословные перегородки и смешало французов в симпатичный конгломерат веселого и беспечного демоса, озабоченного разве что поисками развлечений, главным из которых были, конечно же, любовные приключения, гастрономические изыски, музыка, а потом – как Бог даст! Французы мудро стремились прожить бесценные дни своей жизни со всеми возможными  приятными удовольствиями, не заглядывая далеко в будущее.

Множество примет такого гедонистически мотивированного отношения к жизни  в виде баров, ресторанов, дискотек, танцполов с яркими вывесками, витринами прекрасных магазинов, оформленных умными дизайнерами, свидетельствовало, что здешние обитатели живут не только идеями будущих либерте, егалите, фратерните, но и сегодняшним днем, несмотря на зародившуюся именно здесь полную романтических надежд «Марсельезу».

Марсельские рабочие, распевая на улицах городов прекрасной Франции свою революционную доктрину, добились того, что среди них не стало бедных, а в его стране победившего социализма не стало богатых, напротив, все превратились в нищих. Поистине, великое достижение социальной революции – равенство нищих!

Марсель отличался от своего великолепного буржуазного собрата -Парижа особой пестротой населения: казалось, все представители восточного и африканского континентов неустанно отправляли сюда своих отчаянных полпредов, чтобы обогатить французскую кровь. Действительно, если Лютеция, превратившаяся  впоследствии в
Париж, возникла из болотистых туманов Иль-де-ля-Сите, то Массалия, или Марсель, называлась «восточной дверью» Средиземноморья, через которую в Европу хлынули мощным потоком  мавританские народы. Они подарили европейскому миру невиданное прежде искусство утонченной неги и вкуса, коварства и жестокости.

Именно с Востока и севера Африки пришли пышность и изящество архитектурных форм дворцов и храмов, сладость, томность и зажигательность музыки, изобилие духов и специй, разнообразие рецептов острых, жгучих, пряно-горячих блюд, привезенных прямо из султанских кухонь, цветы и растения самых роскошных оазисов и изысканных африканских садов, наслаждение жизнью, всей  пышностью богатства и комфортабельностью жизни, низменные представления и преклонение перед женщиной.

Мавры смешали свою беспокойную, темную кровь с  прохладной кровью европейских народов, и это дало замечательные образцы человеческой красоты и забавной некрасивости, буйного темперамента и созерцательно-философского отношения к жизни. Именно мавританские народы обогатили европейскую науку и искусство, привнесли в нее секреты   алхимии, астрономии, медицины, горно-рудного дела, риторики, математики и многих других тонкостей и хитростей Великого, мрачного и таинственного Востока.

Два древнейших города – прекрасный Париж и воинственный Марсель - указывались на всех картах Великой Римской империи, с которыми самым подробнейшим образом можно познакомиться, обозревая их на каменной стене вблизи Колизея на императорских форумах, в дворцовых залах Ватикана. Императоры Рима считали своим священным долгом границы  имперских владений расширять и укреплять. 

Как и все приморские города, Марсель расположен на холмах.
Его береговую линию изрезали бухты, которые исстари ограждали белые скалы, крошащиеся от нестерпимого полуденного зноя. Спасением от него обычно бывают северо-западные пассаты, муссоны, приходящие с моря вместе с водяной легкой пылью, оседающей на красной черепице марсельских крыш. Если черепица  на них новая, то от влаги они становятся еще ярче, но морская соль, постепенно оседающая на них, превращает черепицу в некое подобие бугристого панциря морских животных, их периодически чистят, но, несмотря на это, старые крыши похожи цветом на вареных крабов – шершавые и серо-бурые. 

Меловые скалы,  покрытые невысокими деревьями, издали казались похожими на бонсай. Растения, разлапистые, с причудливо изогнутыми в разные стороны ветвями, крепко цеплялись за каменистую поверхность; с высоты птичьего полета они смотрелись как мох; когда в полдень над скалами и бухтами пылало солнце, тогда с непривычки у местных жителей кружилась голова даже в дни, которые здесь называли пасмурными. В такие дни дрожащее сияние мерцало над городом, подобно огромному разноцветному мыльному пузырю. Это специфическое природное явление было свойственно только  этому городу.

Причалы старого порта, где раньше пришвартовывались торговые и военные фрегаты и корабли, сейчас заполнены небольшими прогулочными  и рыбачьими лодками. Многие из них уже давно не снимались с якоря.

От старого порта по рю Ла Канабьер такси повернуло к морскому вокзалу. Александр расплатился с таксистом, похожим пасмурным выражением лица на сегодняшнюю погоду, и вышел из машины. Ветер сразу ударил в лицо, окатив холодной изморосью: он поежился, почувствовав влажность одежды. Попытался успокоить расходившиеся нервы и взять себя в руки. И внутри и снаружи его била крупная дрожь.

Приезжий огляделся по сторонам в поисках любой, хоть плохонькой лавки с мелочным товаром. Как назло, ничего похожего вблизи не оказалось. Лишь под одним из широких балконов длинного, в квартал, старинного здания обнаружил то, что искал: сгорбленная старуха в черной хламиде продавала связку столь необходимых сейчас зонтиков. Правда, почти все они предназначались прекрасному полу - с очень яркой расцветкой или прозрачные, с длинными изогнутыми ручками. Однако попадались и черные. Он взял первый попавшийся зонт подходящего тона, сунул в темную сморщенную ладонь два франка и поспешил по широкому проспекту в сторону пристани.

Несмотря на дождливую погоду, гигантский порт шумел, жил своей привычной жизнью суперпредприятия: сновали катера береговой охраны, в доках разгружались трансатлантические громады-сухогрузы, суетились  пассажиры у средних судов, отплывая в привычные вояжи на расстояния не более сотни километров; раздавались команды через громкоговоритель у туристских лайнеров, напутствующие неугомонную публику.

Слышался привычный и вечный шум порта: шипение автомобильных моторов сверху на многочисленных эстакадах и дорожных развязках над бесконечными пакгаузами и складами,  со стороны моря - низкие будоражащие гудки пароходов с близких и отдаленных причалов, свистки и крики грузчиков, восклицания пассажиров, музыка из портовых баров.

От протяжных гудков пароходов у Александра заныло под ложечкой.
Он направился к дальнему причалу, который находился напротив здания Биржи в неоклассическом стиле, перестроенной при Наполеоне III.
Ее трехэтажное здание было украшено шпилем с золотой фигуркой Меркурия, на фронтоне красовался массивный  старинный герб города. Весь второй этаж пестрел флагштоками, на которых развевались флаги разных стран мира. Флага его страны, к сожалению, среди них не было.

Едва не задохнувшись, бегом поднялся по массивной лестнице, каждый пролет которой украшали статуи античных богов вперемешку с открывателями континентов и знаменитыми сомнительными личностями. Сердце забилось в тревожном предчувствии, когда вышел на широкую площадку для встречающих и пассажиров, глаза тотчас устремились к исполинскому белому судну, замершему в стороне от двухуровневого пассажирского причала. К удивлению Александра, кроме этого исполина, у причала оказались два других гигантских трансокеанских лайнера.

На борту одного прочел название «Азия-Стар», подняв голову, увидел красное полинявшее полотнище с пятиконечными звездами и поежился, почувствовав озноб – обожгло давнее воспоминание: как мгновенно выдворил его из сопредельной страны небольшой наряд маленьких узкоглазых пограничников. Те не разрешили ему написать даже прощальную записку И Линь.

Трое погранцов, вооруженных  автоматами Калашникова, проводили его к брезентовому газику, прижавшемуся на узкой улице чуть ли не к двери домика, где он жил.

Он помнил все до мельчайших деталей: как показал рукой на дворец и умоляюще крикнул по-английски, обращаясь к старшему наряда, невозмутимому пареньку с нахмуренными широкими бровями:
 -Прошу вас, только пять минут!

Тот не ответил и надменно отвернулся. Тогда  Александр стремительно прыгнул в сторону от сопровождавших его бойцов и, что было сил, в отчаянии бросился бежать в сторону дворца. Через пять минут стражи на газике настигли его. Один из тройки спрыгнул с подножки и, приблизившись, без предупреждения, саданул прикладом в бок. Он не сдержался и вскрикнул от резкой боли в боку: видимо, солдат сломал ребро. Остальные засмеялись. Старший пограничник на хорошем английском предупредил:

-Еще раз дернешься, буду считать это попыткой сопротивления пограничному наряду. Сядешь на несколько лет. – В блестящих глазах цвета дегтя появилось насмешливое выражение.
-  Китайская тюльма  очень стлашная, бой, тебе совсем худо будет!
И  вновь засмеялся высоким тенором, остальные с дружным удовольствием поддержали товарища.

Он так неожиданно покинул страну, что даже не успел предупредить И Линь. Что могла она тогда подумать, не дождавшись его ни через день, ни через неделю? Он пробовал писать письма. Конечно, никакого ответа так и не получил. Надо ли спрашивать: доходили ли его письма? Вероятнее всего, нет. Перлюстрацией писем, наверное, занимались лица, похожие на досужих погранцов, с хорошим знанием английского языка.
 
Судно «Crystal Harmony», которое он ждал, открылось перед ним во всем великолепии: громадное, свыше двухсот метров в длину, оно поражало своей помпезностью и мощью. Это был роскошный современный лайнер с восемью пассажирскими палубами, судя по белоснежному флагу с солнечным кругом посередине, японский. На его борту, который был обращен к порту, отчетливо выделялись укрепленные на лагах пять вместительных спасательных шлюпок, закрытых ярко-оранжевым брезентом.
 
Длинный острый нос парохода выдавался вперед на десяток метров, находившиеся там таможенные представители, видимо, уже закончили осмотр и оформление документов и собирались покинуть судно.

По рельсам, уложенным на причале, вдоль корпуса лайнера осторожно передвигались два подъемных крана, окрашенные в резкий желтый цвет, бьющий в глаза канареечной веселостью.

Три грузовые машины расположились рядом с одним из кранов, внизу суетилось несколько рабочих в белых куртках. По всей вероятности, это были кухонные рабочие, они неспешно выгружали доставленные из города продукты, горы свежей зелени с овощами и фруктами, ящики, заполненные бутылками со спиртным, минеральной и фруктовой водой, посудомоечными средствами, бытовой химией и всякой всячиной, так необходимой людям, пустившимся в путешествие по морям-океанам.

Красные туристические автобусы с открытыми площадками на втором этаже были уже полностью заполнены пассажирами, спустившимися с лайнера, у двери  одного автобуса наготове стоял французский  парнишка-гид в красной кепке с длинным козырьком. Шею служителя туризма украшали несколько болтающихся на длинной ленте бейджиков. В руке у парня красовался синий флаг с какой-то надписью, сделанной белыми буквами.

Похоже, гид готов был дать отмашку водителю, чтобы тот трогал с места, но заметил еще нескольких человек, спешивших к автобусу, и вместе с остальными пассажирами терпеливо поджидал опоздавших.
 
Александр быстро окинул взглядом автобус, остро вглядываясь в лица всех женщин по очереди. Туристы с веселым видом восседали  на верхней площадке транспортного средства и с любопытством озирали достопримечательности порта и его окрестностей.
Он вздохнул с облегчением: И Линь не было среди пассажирок, никто даже отдаленно на походил на нее.

Александр панически боялся не узнать ее среди всех этих пожилых, худых и полных азиаток, ее, единственную женщину, дороже которой у него не было на свете. Но, когда автобус отошел, в душе его поселилось беспокойство, сердце защемило от нехорошего предчувствия.

Он повернулся к судну и стал методично его обшаривать глазами, палуба за палубой, борт за бортом. Пассажиров на палубах не было видно, передвижений тоже не ощущалось: трансокеанский бродяга-лайнер, остывая от внутреннего жара, застыл в кратком покое, после того как стряхнул с себя вниз более сотни суетливых и шумных гостей.

Мелькнула сумасшедшая мысль:
- Опоздал! Уехала на такси…Ее здесь уже нет!
 
Нелепость положения  валила с ног: та, кого он с замиранием сердца ждал полжизни, уже  покинула пароход в неизвестном направлении. Кто и как поможет отыскать в миллионном городе никому не известную  женщину?

Однако Александр вопреки всему продолжал горячо надеяться на встречу. Старательно осмотрев белые борта громадного судна, поднял голову к капитанской рубке. На последней палубе заметил суетливое движение: это оказались желтокожие офицеры в белых парадных кителях, украшенных золотыми аксельбантами, с кортиками у пояса.
Вероятно, взволнованные встречей с прекрасной Францией, точнее, с ее прекрасными женщинами, и предвкушая развлечения в знаменитом города, японцы готовились к выходу на берег. Матросы на нижних палубах, вооружившись веревочными швабрами, занимались привычной рутинной уборкой, тоже мечтая об увольнительной.

На одной из верхних палуб увидел группу запоздавших пожилых людей, увешанных видео- и фотокамерами, показавшуюся из-за спасательных шлюпок. Переговариваясь друг с другом, они неспешно направлялись к трапу. Он с надеждой провожал глазами  каждую пожилую даму, даже самую толстую среди них, пытаясь в их лицах найти знакомые черты.

Он видел, как эти женщины, европейского и, главным образом, восточноазиатского типа, бросали на него осторожные мимолетные взгляды. В них сквозило неистребимое женское любопытство, и никакое восточное непроницаемое выражение лица не могло его обмануть.

Александр давно привык к явному вниманию к своей особе. Действительно, неподвижно стоящий высокий мужчина, напряженно всматривающийся в лица сходящих по трапу женщин, вызывал интерес. Возможно, не одна индианка в сари или японка в брючном костюме даже мечтала втайне: вдруг этот  красивый европеец пришел встречать именно ее. Бывают же чудеса на свете!…

По наступившей тишине  внутри себя понял: И Линь здесь нет. Ее не оказалось среди выходящих пассажиров, и ни на одной из палуб не заметно было готовых к выходу людей. Видимо, все, кто хотел, давно уже сошли на берег и разошлись по своим делам.

Пронзила беспомощная мысль:
-Неужели я так безвозвратно, так фатально опоздал на встречу с женщиной, которая пересекла ради меня полмира?
Накаркала, кузина!

Александр почувствовал состояние, близкое к панике. В затуманенном сознании каскадом возникали вопросы:
-Что делать? Ждать? Куда женщина, впервые приехавшая в эту страну, могла отправиться, не обнаружив меня среди встречающих на пристани? В отель, конечно, но какой? Наверное, надо куда-то бежать, искать ее, спрашивать в консульстве…

Но он продолжал стоять.

Последние двое суток его терзали сомнения, казалось мучительным опасение, что им нечего будет сказать друг другу при встрече. Мелькала мысль: она с разочарованием, как на труса, посмотрит на него. Но более всего мучил страх: И Линь разлюбила его! Слишком долго длилась разлука!

Сейчас же, когда он, стоя на причале, безуспешно оглядывал необъятный пароход, его поглотили такое безудержное отчаяние и обида на свою злосчастную фортуну, такая ярость! Задохнулся от ненависти к себе … Черт бы побрал Лондон с его «метеозависимыми» Боингами, с дурацкими беседами с любопытным Кевишеном! Какое непоправимое несчастье!

И он продолжал тупо торчать прямо на рельсах подъездных путей, как бесполезное изваяние, уподобившись многочисленным статуям, украшавшим портовые лестницы.
Замер в неподвижности с разочарованием, как человек, внезапно утративший иллюзии. Уже не смотрел на палубы, не провожал взглядом путешественников, которые промедлили со своим выходом в город. Даже не думал, что она осталась в каюте. Был уверен: он опоздал! Только уйти с причала не было сил. Громадный лайнер невидимыми цепями приковал к себе, судно несло на себе память ее ауры, ее энергии, ее присутствия.

Побледневшее лицо встречающего вмиг осунулось и затвердело с равнодушным выражением воина, принявшего неизбежность поражения. Пустой, отрешенный взор приезжего невидяще устремился в море. Ноги превратились в бесчувственные, тяжелые тумбы-кнехты, на которые матросы набрасывают толстые канаты причаливающих судов.

Усилившийся ветер разогнал над поверхностью водяного зеркала дождевые облака, сквозь них проглянуло южное солнце и засияло в этой подвижной колыхающейся поверхности миллиардами точечных искр. Он не замечал великолепия сияния, роскошной прелести дня, замерев в той же позе с раскрытым над головой нелепым дешевым зонтом.

Так простоял  он больше часа, похожий на памятник собственной глупости. Понимал: надо уходить, но не мог оторвать ног от мостовой. Упрямо надеялся на что-то, наверное, на чудо.

На застывшем лице приезжего не дрогнул ни один мускул, когда краешком глаза уловил легкое движение позади себя. Девичий серебристый альт с острым индокитайским акцентом спросил по-французски:

-Месье, вам нехорошо?
Не меняя положения и не оборачиваясь, отрицательно качнул головой. За спиной тоже помолчали, но через секунду тот же неугомонный юный голос вновь поинтересовался:

-Месье встречает кого-нибудь?

-Да, - встряхнувшись, выходя от оцепенения, глухо вымолвил он. – Но я, кажется, опоздал.

В голосе мужчины девушка уловила растерянность и боль, поэтому не спешила оставлять его в покое.

Он пошевелился, расправляя плечи и откидывая назад голову. С удивлением ощутил сильно затекшие мышцы тела. Опустил руку с бесполезным зонтом. Несколько секунд с недоумением разглядывал его растопыренный свод, машинально сложил, медленно и аккуратно и, коротко размахнувшись, отбросил в сторону. Легкая вещица улетела неожиданно далеко, затем покатилась по гладким камням пустынной набережной.

Услышал позади одобрительный короткий смешок.  Медленно, с потухшим взором обернулся.

Смеясь, на него с симпатией глядела юная девушка с восточными чертами лица, с длинными глазами темно-синего цвета.
Отметил с безразличием:
-Контактные линзы.

Она была тонкой в кости и довольно высокой для азиатки, почти вровень с ним ростом. Девушка была подчеркнуто красива в своих белых брюках, коротком бежевом пальтишке, затянутом в тонкой талии, и плотной шапочке, полностью скрывавшей волосы. На белой коже лица проступил румянец от свежего ветра, она улыбнулась, показав  правильный ряд зубов. С анатомической точки зрения, в ней доминировали европейские черты, нежели азиатские. Даже форма зубов была европейской.
-Скорее всего, полукровка-кореянка,- подумал он, привычно анализируя все, что видел.

Спросил, в свою очередь, из вежливости, чтобы не показаться нелюбезным милой приветливой девушке:
-Вы уже уезжаете, мадемуазель?

Она рассмеялась, будто рассыпала хрустальные льдинки по стеклу. Подняла точеный подбородок – солнце, как в зеркале, отразилось на зубах.
-Нет, вовсе нет, месье! Я только что приехала в эту прекрасную страну и  так счастлива видеть все это!

Она раскинула в стороны руки, будто обнимая лежащий перед нею сияющий порт, сотни белых судов разных размеров, усеявших прибрежные воды между сетью молов, огромный живописный город, весь небесный свод и радуясь, что она здесь и что ей еще только предстоит знакомство с ним. С детским восторгом встряхнула головкой в шапочке.
Налетевший порыв ветра тут же ее и сорвал, и понес по причалу, по лестнице…
Незнакомка мелодично рассмеялась, бросилась ловить свою непослушную шапочку, кудрявые пушистые волосы заиграли на солнце всеми оттенками темного янтаря.

Александра будто толкнуло в сердце. Какое-то сумасшедшее предчувствие. Что-то неуловимое в моторике и пластике движений девушки: поворот или наклон туловища, взмах руки - показалось ему на миг странным – то ли до боли знакомым, то ли неузнаваемо прекрасным.

Попытался сфокусировать внимание на этом ощущении - не сумел. Застыл, пораженный, наблюдая, как она вприпрыжку сбегает по ступеням, пытаясь догнать невесомый свой головной убор.

Догнала, схватила, вновь рассмеялась. Махнула ему рукой.
- Quelle belle journe, monsieur! N'est-ce pas? Какой чудесный день, месье! Не так ли?

Он молчал, не отвечая и завороженно уставившись на это чудное торжество прекрасной юности.

-Месье, не составите ли компанию выпить со мной кофе? Я немного замерзла в этом климате. Правда, мне он очень нравится! – пропела она слово «очень».
Радостно подкинула свою шапочку вверх, озорно подпрыгнула, дрыгнула от избытка чувств на лету длинными ногами, поймав ее, взвизгнула победно.

Давнее воспоминание обожгло душу: в лучах утреннего солнца в саду, полном жасминов и пионов, И Линь подбрасывает свою французскую книжку высоко вверх, в сияющее бездонное небо, подпрыгивает, парит, подобно райской птице, среди цветов своего сказочного сада. Бежит… Летит ему навстречу, перепрыгивая сразу через две ступени высокой  резной ротонды со стелами…

-И Линь, - прошептал пересохшими белыми губами, не пытаясь и не имея сил двинуться с места.
-Вы что-то сказали, месье? – крикнула девушка с низу лестницы.
Качнул головой отрицательно и, с трудом оторвав отяжелевшие ноги, зашагал по ступеням вниз.

Она увидела вблизи его болезненно-бледное лицо, бесцветные сухие губы. Сразу сделалась серьезной.
-Вы совсем окоченели, месье! Вам следует немедленно согреться!
Схватила за рукав и потащила в какое-то одноэтажное здание. Он  тупо прочел название: restaurant «Fine Marseilles» и послушно вступил вместе с ней под его гостеприимную крышу.
-Прошу вас, месье, в этот кабинет! – пригласила девушка, указывая рукой вглубь помещения.

Предупредила:
– Je ne suis pas ici une. Avec moi, ma mеre. Я здесь не одна. Со мной моя мама. Я вас сейчас представлю…

Она распахнула одну из высоких витражных дверей и пропустила его вперед. Он стал перед раскрытой дверью полуосвещенного кабинета. В центре высился сверкающий овал стола. С боковой его стороны, спиной к окну, сидела маленькая женщина в очках, с короткой стрижкой каре. На ней были белые, как у дочери, брюки и абрикосовое короткое пальто, распахнутое так, что видно было какое-то массивное украшение на груди глухой блузы. Увидев появившегося в дверях Александра, женщина встала и сняла очки с золотисто-дымчатыми стеклами.

За миллионную долю секунды, до того как она их сняла, он узнал ее.
Узнавание пронзило все его существо электрическим разрядом. Он понял, что не ошибся, по тому ощущению, как сердце провалилось в самую глубокую бездну и затаилось там, боясь шевельнуться.

Оба замерли, как в первую свою встречу в беседке.

Он увидел дорогие доверчивые глаза, по-юношески распахнутые, устремленные на него в смятенном, робком ожидании. С пронзительной нежностью узнал атласные брови совершенного рисунка, словно нанесенные кистью гения-каллиграфа…  Сердце рванулось, прозревая ее всю, заколотилось в неистовстве.

Время почти не отразилось на его любимой. Линии щек и подбородка были  четки и нежны, фигура – так же хрупка, как в молодости. Только коса сменилась стрижкой, да очки появились на глазах.

Быстро шагнул навстречу. Время спрессовалось между ними.
Перевел глаза вниз: крошечные стопы… Сколько раз держал эти ножки в своих ладонях, согревая вечерами!   Их вид отозвался в груди томительной нежностью, похожей на  боль. Бросился на колени, как блудный сын, заметив неизменные белые чулочки. 

Словно в полусне, все еще не веря в случившееся, обнял крепко, судорожно прижимаясь к такому тонкому, такому любимому телу. Зажмурился изо всех сил, не произнося ни слова, держал в объятиях. Чувствовал лишь, как она опустила легкие свои ладони на его плечи, потом нежно провела по волосам.

-Моя И Линь! Моя луна! Как долго я тебя ждал! – хрипло произнес по-китайски.
Он произнес это так отчаянно, так проникновенно! Выдохнул бесценное имя с такой силой чувств, что ей открылась истосковавшаяся, годами запертая в невысказанных страданиях душа!  В  этом зове она услышала всю глубину его нерастраченной любви, тоску и боль от бесконечно долгой разлуки.

-Алессандро, милый! – тихо произнесла И Линь. С радостью узнавания услышал нежнейший перезвон китайских колокольчиков – тембр ее голоса нисколько не изменился.

Стремительно вскочил, легко подхватил на руки, как ребенка, поднял вровень со своим лицом и нежно поцеловал в губы. Почувствовал, как пахнуло знакомыми ароматами фиалки и жасмина. Короткий тонкий стон вырвался из его горла. Он снова приник к ее губам, и целовал их долго, целовал, и не мог оторваться.

-Санни, во де ай, любовь моя! – прошептала она, закрывая глаза.
И молодость сверкнула перед ними прекрасным своим крылом, и радужная птица счастья подняла обоих ввысь над всем прожитым временем и разделявшим их миры пространством, и любовь объединила их души.

Он пришел в себя, когда заметил маленькую тень смятения или смущения  в любимых глазах - прекрасных глазах цвета самой черной туши, с золотым ободком вокруг зрачка.
 
Осторожно опустил драгоценную ношу на землю. И только потом вспомнил о девушке, которая привела его сюда, в этот уголок вдруг обретенного райского сада. Оглянулся.

Она вжалась в угол,  упираясь в стену обеими руками, будто боясь упасть. На лице отражалась сложнейшая игра чувств. Распахнутые глаза полыхали странным огнем. Он не понял их выражения, сказал смущенно, отчего-то по-английски:
-I’m sorry!
-Алессия, подойди! – позвала И Линь.

Девушка, оттолкнувшись от стены, медленно приблизилась. Мать с любовью взглянула на нее снизу вверх, провела рукой по блестящим кудрявым волосам, чуть подтолкнула к нему:
 - Это наша дочь,  Санни!

Ее голос и интонации были полны сдерживаемого торжества.
 
И лишь тогда у него в сознании сформировалось то предчувствие, которое лишь коснулось его, когда он увидел гордую осанку, свободные, полные грациозной силы движения девушки.

Бесконечно знакомый, дорогой облик! А эти приподнятые уголки губ чистого, ласкового ребенка, готового улыбаться всем на свете… Ион Виктор – вот на кого она была похожа!

Побледнел, как полотно, замер, потрясенный.
- Моя дочь! Какое счастье! – выдохнул с хрипом.

Вдруг задрожал, да так сильно, что понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки и не выдать своей слабости перед дорогими женщинами. Не испугать их.

Коснулся руки девушки так несмело… Вздрогнули умоляюще брови. Взял ее лицо в ладони, боязливо, едва касаясь, ненасытно вглядывался в милые черты: маленький носик И Линь, губы, как у Иону, его глаза…
-Mon pеre, - сквозь слезы произнесла его дочь.

Сердце болезненно отозвалось на зов своего ребенка.
Отец осторожно взял тоненькие кисти рук, рассматривая их как чудо, как драгоценность, поцеловал поочередно каждую, прижался лбом.
-Девочка моя! Прости меня! Я так долго ничего не знал! Лишь недавно мне стало известно, что у моей принцессы есть ребенок с синими глазами. Но я боялся даже предположить, что это может быть моя дочь. Прекрасная моя дочь!

Она не могла оторваться от его глаз: еще ни у одного человека ей не доводилось видеть такого выражения: они пламенели от еле сдерживаемого внутреннего напряжения, их блистание осветило всю его душу.

Девушка поразилась, как взволнованно прозвучал голос этого незнакомого мужчины, с какой искренней и самозабвенной любовью произнес он слова извинения. Все ее существо рванулось навстречу отцу в тот же миг.

Они стояли, обнявшись втроем. Состояние прострации, в которой они находились, прервал телефонный звонок.
И Линь вынула из изящной сумочки маленький прибор и поднесла к уху.
-Bonjour, Emilie! – ее голос, несмотря на слезы, звучал чисто и радостно, как колокольчик.

Александру послышалось нечто знакомое в резких звуках, исходивших из маленькой трубки. Он знал о существовании радиотелефона, но то, что существует и беспроводная связь, ему не было известно.
И Линь продолжала диалог с неизвестным собеседником:
-Он не опоздал! Не беспокойтесь, дорогая! Сейчас он с нами, Эмил;! Да, завтра мы поедем показать нашей дочери Париж, а потом через некоторое время надеемся не только увидеть, но и обнять вас. Мы с благодарностью принимаем ваше приглашение, дорогая Эмили! Я высоко ценю ваше участие в нашей судьбе.

И лишь тогда он догадался, что И Линь говорит по телефону с его вездесущей, дорогой, с его чудесной кузиной.

Закончив разговор с Эмилией, она спрятала телефон и ответила на его невысказанный вопрос:
-Этот аппарат - один из многих опытных образцов. Сейчас им пользуются избранные персоны, потому что их еще мало и он довольно дорог. Но через несколько лет они будут у каждого человека на планете. И тогда между людьми не будет никаких преград, и им не нужно будет ждать всю жизнь, чтобы услышать голоса своих любимых. Как ждали мы…
 
Поезд мчал их в Париж. Вопросам не было конца.
Они сидели в купе и не отрывали глаз друг от друга. Оба ощущали в этом непреодолимую потребность. 
-И все-таки я опоздал! – продолжал корить себя Александр.- Если бы Алессия меня не окликнула… О-о! Страшно представить мое состояние, если бы мы не встретились!

Сам не ожидал от себя такого беспомощного рефлексирования.
-Нет, милый, я верю в неизбежность! Провидение соединило нас однажды, и это навсегда! Эмилия звонила мне несколько раз, предупреждая о возможных осложнениях с визой или расписанием самолетов. Она просила нас ждать тебя, сколько будет нужно. Пароход пришел вовремя, но тебя, к сожалению, не было среди встречающих. Признаться, сначала я безмерно огорчилась! Но затем, успокоившись, мы поступили очень просто: отправили наших людей с вещами в отель, а сами абонировали этот кабинет и стали терпеливо высматривать нашего господина. Алессия первая обратила внимание  на некое каменное изваяние, созерцающее судно довольно продолжительное время.

Он смущенно усмехнулся.
-Мне кажется, я прождал больше двух часов. Хотя и потерял всякую надежду, но упрямо оставался на месте.
-Прости меня, пожалуйста! Это моя вина. Долго не решалась подойти к тебе, - призналась И Линь.
– Боялась разочарования? – с несвойственной ему неуверенностью пробормотал он.
Она даже не повела бровью.
-Но потом я увидела, с какой надеждой ты провожаешь глазами каждую пожилую особу, обращаешь  пристальное внимание почему-то на японок (кстати, китаянок, в самом деле, на пароходе не было ни  одной – вот загадка!), неприлично смотришь им вслед и снова ждешь.

Он прервал ее объяснения, которые она попыталась облечь в шутливую форму.
-Ты, маленькая трусишка, испугалась, что чужой континент и суровые условия жизни нашей страны вытравят романтика из того недотепы-путешественника, который осмелился влюбиться в принцессу? Ты боялась, что в разоренной несчастной стране я превратился в толстого, примитивного отца семейства, которого, кроме карт, выпивки и пустопорожней болтовни с такими же, как он, приятелями, уже ничто не интересует в жизни? Да? Ты могла так подумать обо мне?

Она покачала головой.
-Нет, ты слишком одаренная, слишком яркая натура! Я помню своего любимого, который был  в высшей степени неординарной личностью. Он абсолютно не способен к деградации! Принцессы в таких не влюбляются.
Он подхватил горько:
-Да, они всегда влюбляются в героев. А я поступил, как …

И Линь поспешно прикрыла ладошкой его рот, чтобы ненароком сказанное слово не оскорбило ни его, ни ее чувств. Ощутила, как под ее ладонями затвердело его лицо, как заходили желваки по щекам.
-Это не ты так поступил. Это время диктовало нам свои поступки! Тебя силой экстрадировали из страны. Что мог поделать простой юноша-иностранец против системы с жесткой идеологией?
-Умереть! – как приговор самому себе, тихо произнес он.

Последовала пауза. Она ждала с бесконечным терпением и слабой улыбкой.
Он сменил тему.
-Почему ты назвала дочь Алессией? 
-Это второе, домашнее имя нашей девочки. Официально она зовется Лунь Ю.
-Какое прекрасное! – восхитился Александр. А дочка рассмеялась.
-Она меня так зовет в вашу честь, потому что Алессандро и Алессия звучат для мамы музыкой. Правда, мама?
-Да,- кивнула та, признаваясь.- В христианской традиции, насколько мне известно,  Алексей значит  «спаситель», Алессия тоже спасла меня… Потом я расскажу тебе… Когда ты простоял почти час, не шевелясь, мое сердце узнало всего тебя, хотя подсказало, что это ты в первую же секунду. Ты совершенно не изменился!

-Страх отступил под давлением жалости, - перебил он, продолжая тему самобичевания.
-Вовсе нет. Сердце подсказало мне, что в душе того неподвижного человека с нелепым женским зонтиком живет любовь и именно она придает ему надежду и силу на ожидание, даже обреченное на неудачу. Умение ждать – большой талант! Мы доказали это друг другу.

Он с облегчением рассмеялся. Невпопад шутливо признался:
-Вот черт, а я думал: если зонт черный, значит – мужской… Но ты все-таки боялась разочароваться, раз послала девочку вместо себя, - допытывался дотошный Александр.

-Нет, я немного устала с дороги, и от волнения могла упасть в обморок. Вряд ли это уместно в чужом городе!- бодрясь, произнесла она.

Что-то в ее тоне насторожило его. Обеспокоенный, наклонился, осторожно коснулся лица и, поворачивая поочередно каждой стороной к свету, окинул И Линь внимательным, цепким взглядом диагноста.

Хотя он не занимался медицинской практикой, знания врача всегда сидели в нем глубоко. Он мог бы лечить болезни, но его всю жизнь окружали на редкость здоровые люди. Природная особенность – ничего не забывать - не подвела его и в этот раз.

Отметил не замеченную ранее легкую желтизну на висках, сухость кожи, морщинки у бледно-розовых губ. Бесцветный лак для губ оттенял природную яркость  рта женщины, но не скрыл его шершавости, ороговевшие сухие отслоения были хорошо заметны сквозь прозрачный слой помады.

Незаметно взялся за тоненькое запястье, посчитал пульс, пытаясь определить его ритм, одновременно осмотрел структуру ногтей. Увидел короткие ломкие  ноготки со структурированными продольными линиями на них, легкие пигментные пятна на белой коже.

Кожа И Линь хорошо сохранила тургор на правой щеке, но на левой щеке самый верхний слой был покрыт мелкими дряблыми морщинками, который мог различить лишь острый взгляд специалиста. Сияющая радужная оболочка глаз осталась прежней, но блеск склер был сух и горяч, белки глаз чуть пожелтели, словно бесценный старинный фарфор, и на них появились крошечные деревца капилляров. Температура кожи была чуть выше, чем следует. Он вдохнул ее запах. Запах горечи, исходивший от корней коротких волос, коснулся чутких ноздрей.

Сердце Александра упало: его принцесса была больна. 

Снова затряслись руки. Он засуетился, доставая дорожный несессер, в котором всегда наготове держал стимулирующую настойку. И Линь засмеялась:
-Это женьшень? Я очень хорошо помню, как ты восхищался этим растением.
-Ну, нам сейчас не помешает что-нибудь покрепче женьшеня, - бодро произнес он, пытаясь замаскировать беспокойство и страх, которые стремительно вытесняли чувство бурной радости и счастья, не оставлявшие его с момента встречи. – Например, наш местный коньяк. 

Осторожно отмерил в крошечную серебряную рюмочку величиной с наперсток необходимое количество темно-зеленой жидкости, протянул ей. Она благодарно улыбнулась и, не спрашивая ни о чем, послушно и доверчиво проглотила ее. Это послушание и отсутствие вопросов утвердило Александра в его предположениях.

Он боялся даже помыслить об опасном заболевании, от всей души надеясь, что  организм борется с каким-то вялотекущим воспалительным процессом. Нужно было незамедлительно показать И Линь специалистам и провести тщательные лабораторные обследования.
 
Скрывая обеспокоенность, спросил:
-Как часто ты ощущаешь недомогание?

И Линь смутилась, но послушно ответила:
-В последние полгода довольно часто. Вдруг неожиданно наваливается беспричинная слабость - и я вынуждена либо присесть, либо прилечь на некоторое время.
-Боли есть?
-Нет, боли нет никакой. Просто упадок сил – и все. Но я научилась справляться с этим. Не беспокойся, пожалуйста!
 
Она улыбнулась, всем видом показывая, что все это такие пустяки, что и говорить о них не стоит.
- Ты приехал прямо из своей страны? – И Линь старательно переменила тему разговора.
-Нет, я прилетел из Лондона…

Обе широко распахнули глаза, Лунь Ю с любопытством  поинтересовалась:

-Из Лондона? Какие же дела привели вас в Англию?

Он обстоятельно рассказал обеим дамам о своих многолетних связях с лордом Бейлисом, поведал, что последние годы много пишет для известного журнала.

-Я читала о твоих опытах с животными. Кажется, ты вывел новую породу лошадей? – перебила его рассказ И Линь.

Он удивился, не доверяя ушам,  поднял брови.
Уловил восхищение в голосе женщины. Сердце радостно дрогнуло: любимая знала о его работе, следила за его успехами и гордилась им.
- К сожалению, за годы индустриализации гуцульские лошади были истреблены в нашей стране, а я лишь восстановил поголовье уже давно выведенной породы, - поведал скромно. 

Мать и дочь одновременно захлопали в ладоши. Глаза И Линь заблестели, Лунь Ю тоже неотрывно глядела на впервые обретенного отца.

Подчиняясь этому горячему восхищенному взору, слегка смущаясь, признался:
 
-Ну, случались и удачи. Мне удалось скрестить несколько любопытных особей - и получились прекрасные экземпляры парадной румынской породы.
-Как интересно! – воскликнула Алессия.- Но, насколько я понимаю, процесс селекции породы должен занимать много лет, правда?

Довольный интересом дочери, с воодушевлением принялся за свое повествование.
-Да, разумеется, выведение любой породы – процесс долговременный, требует бесконечного терпения, внимания. И удачи, конечно, - он рассмеялся. – Один мой коллега из Мексики, некто Антонио Аризо, страстно хотел  осуществить грандиозную мечту - создать национальную породу лошадей. Он был, подобно мне, энтузиастом и работал в этом направлении с завидным упорством и терпением.

И вот в один из дней дон Антонио представил соответствующую документацию, и Мексиканский Департамент сельского хозяйства на этом основании был вынужден открыть официальный регистр ацтекской породы. А получилось это так: дон Антонио импортировал в свою страну испанских андалузских лошадей, полюбил их и начал разводить на своем  ранчо Сан-Антонио в штате Мехико. Выведение ацтекской породы он начал со скрещивания андалузских жеребцов с кобылами местных пород, которые называются  квартерхорс и криолло.

Лунь Ю хихикнула:
- Квартерхорс – четвертая часть коня!
-Ну, примерно так, - поддакнул отец.- Через несколько лет сеньор Аризо добился, что его ацтек стал иметь три восьмых крови андалуза или квартерхорса, а количество крови криолло не превышало и одной четверти.

-Жуть, как сложно! И долго, наверное! – поежилась девушка. – Очень нудный процесс.
-Да, у нас побеждает тот, кто терпеливо и нудно просчитывает, какие  новые показатели появляются у каждого нового поколения.   

-А как тебе удалось создать новую породу? - с волнением спросила И Линь.
Лицо женщины стало розовым, вместе с румянцем кожа приобрела знакомый ему с юности оттенок прозрачной нежной белизны. За эти часы она похорошела и будто налилась молодой силой. Движения и жесты сделались энергичными, ее сверкающие
глаза, похожие на черные алмазы, следовали за каждым его движением.
-Я шел примерно тем же путем, что и сеньор Аризо. Но иногда я придаю больше значения породе кобыл, нежели жеребцов. Мне удалось купить в Монголии одну лошадь с жеребенком, в которых текла древняя кровь боевых коней провинции Ганьсу.

У И Линь горделиво блеснули глаза при этих словах, а Лунь Ю довольно засмеялась.
- Я  скрещивал производителей разных  англо-арабских и ахалтекинских линий с монгольскими кобылами. Действительно, процесс занял несколько лет. Наконец, я получил особую румынскую верховую породу, соединившую красоту ахалтекинов, выносливость монгольских и непобедимость боевых коней Ганьсу. У нее элегантный экстерьер: лебединая шея, длинный хвост, как у андалузов, сухие ноги с хорошей постановкой и прекрасной мускулатурой. 

-Как поэтично! – хлопнула в ладоши Лунь Ю. – Ты описываешь экстерьер лошади, как восточный поэт воспевает красоту женщины.
Он усмехнулся верному сравнению, внимание дочери было очень лестным.
- Спасибо, моя радость! Это мое самое любимое детище, о нем я могу рассказывать бесконечно. У румынской верховой красивый корпус с высокой холкой, спина короткая и сильная, а круп округлый, точеный. Стоит вам только увидеть такого коня, как вы тотчас же в него влюбитесь! Лошадь моей породы универсальна: ее можно использовать и в гладких скачках, и в конкуре, но особенно она хороша для парадных выездов. Кстати, ее дочь, Принцесса Айсинь, выиграла Гран-При на Кубке мира в Нью-Йорке.

-Как? Айсинь? – воскликнула Алессия.
Они переглянулись с матерью.
- Решено: с этого дня непременно начну заниматься конным спортом, - пообещала дочь, слушавшая отца с округлившимися от изумления глазами.
-Я буду счастлив учить тебя!
-Как же ты назвал эту породу? – взволнованно поинтересовалась И Линь.

Кличка лошади, выведенной Александром, явно свидетельствовала, что новую породу он посвятил ей. Значит, он никогда ее не забывал! 
-В нашей Племенной книге она значится как румынская верховая теплокровная, но для меня навсегда останется «айсинь»! - он смотрел прямо в глаза И Линь и увидел, как навернулись слезинки у нее на ресницах.

Взяв ее руки в свои, осторожно пожал тоненькие пальцы, показав правильность догадки, и со сдержанной гордостью продолжал:
- Масть у нее может быть рыжей или гнедой, порода относится пока к числу малочисленных генофондных. Моя задача сейчас - развитие ее конкурентоспособности среди других популяций верховых лошадей Европы. Особое внимание при селекции уделяю верховым качествам и экстерьеру. Одного восьмимесячного жеребца  я приготовлю в подарок Алессии.

Дочь зааплодировала отцу по своему прелестному обыкновению.
-Благодарю, папа! Это королевский подарок! Правда, мама? А как его зовут?
-Маньчжур.
-Браво, папа! – воскликнула  дочь.- Ты часто вспоминал маму?

Отец обнял ее за плечи, ласково прижал к себе:

-Нет, дорогая, не забывал ни на секунду! Она была постоянно со мной в моем сердце! Теперь  вы обе со мной!

- Гран мерси, папа! – воскликнула Алессия, в высшей степени растроганная. – А Маньчжур – это специальная кличка? В честь нашего рода? Да, папа? Скажи!
-Конечно, дочь, иначе и быть не может! – серьезно подтвердил отец. - Ион Виктор тренирует его по своей методике.  Он знает коней с детства и выработал новую систему тренировок пятиаллюрных лошадей. Эти лошади, повторюсь, универсальны: могут участвовать в скачках и – одновременно - в парадных выездах.
-Ой, как здорово!- продолжала восхищаться Лунь Ю.- Я так и знала, что кличка коня не случайна.

Александр счастливо улыбался, заблестевшие глаза его не отрывались от любимых лиц.
-Ты права, мой ангел! Я постоянно думал о маме. А лошади? Они  несут живую память о тех краях, где я был счастлив, и мне приятно называть их дорогими именами. 
-Элитный жеребец стоит очень дорого на европейских аукционах, Алессия! - строго заметила И Линь.- Кроме того, с учетом новизны и эксклюзивности самой породы, эта лошадь бесценна.

-Нет, дорогая, вы для меня бесценны! – с железной вескостью прозвучало признание.
Затем, смутившись от невольной торжественности фразы, торопливо сменил тему:
- Однако, моя Луна,  у меня зародилось смутное подозрение, что за эти годы ты многое узнала о лошадях. Интересовалась проблемами иппологии?

Он снова взял ее за руку, целуя тонкие пальчики.
И Линь перебила его вопросом:
-Сандро, мне очень интересно… Я знаю, что монгольские и особенно китайские лошади небольшие, примерно, сто двадцать - сто тридцать сантиметров в холке… А твоя верховая лошадь высокая?

-Да, ты права, моя Юи! Китайская  или маньчжурская верховая порода, действительно,  невысокая, почти пони, но очень выносливая и терпеливая. Ее гены великолепны! Это порода боевых коней, преданных, бесстрашных, готовых умереть за своего хозяина. Эту разновидность в течение веков улучшали, накапливали гены персидских, иранских пород, соединяли с  кровью так называемых «небесных» коней, ахалтекинцев. Вместе с новой кровью последующие поколения прибавляли в росте и в размерах. У моей верховой рост свыше ста шестидесяти трех сантиметров в холке.

-Как прекрасно, papа! – Алессия не скрывала эмоций, как и следовало юной девушке.- Но чем же так знамениты кони из Ганьсу? Вот это хотелось бы мне знать! 

У отца дрогнуло сердце: радостно было наблюдать проявление любознательности своего ребенка.
- Эта порода сейчас называется «речной зигзаг», потому что была выведена на границе провинций Ганьсу и Сычуани, там, где Жёлтая река делает  свой «поворот». А раньше она называлась нан фан.

-Это ведь нечистокровная порода? Правда, Сандро? -  И Линь поддержала интерес дочери. Она неотрывно смотрела на вновь обретенного любимого и замечала каждое движение мысли. Ее Сандро был счастлив: оживление не сходило с лица, радостная улыбка беспрестанно трогала строгие губы, отвыкшие часто улыбаться.

-Ну да, конечно,- радостно подхватил он.- Когда-то в состав Поднебесной входила и часть Туркестана, родина ахалтекинской породы, где издавна ценили крепких и выносливых лошадей. Монголы умели экспериментировать и создавали отличные новые породы, в которых, например,  переплелись гены разных типов: небесных коней, или ахалтекинских, коней Ганьсу, арабских, ну и других. Так можно экспериментировать до бесконечности и получать прекрасные новые расы. 

Алессия с живостью продолжила эту тему.
- Я тебе открою одну тайну, папа: у мамы накопилась уже приличная библиотека по вопросам разведения лошадей в Европе. Она  много лет интересуется иппологией, и, по-моему, давно собирает материалы о тебе.

И Линь вспыхнула и попыталась остановить дочь, однако та, не обращая внимания на слабые попытки матери скрыть свой интерес к лошадям, продолжала раскрывать ее секреты.
- Я даже видела у мамы в кабинете газетные и журнальные вырезки с твоими фотографиями и рассказами о твоих опытах, папа. Правда, тогда еще не знала, что знаменитый селекционер, достижениями которого так восхищалась мама, мой отец.

-Разве можно удержать секреты от детей? – И Линь с укором взглянула на девушку.
-Абсолютно невозможно! И не надейтесь, дорогие родители! – безапелляционно подтвердила дочь.
Александр счастливо смеялся, обнимая обеих.