Я сам выбираю

     Мне тут вчера указали кой на что… Ну да я сам, уж простите мне эту заносчивость, сам выбираю, когда писать мне имя «Бог» с большой буквы, а когда с маленькой. Если встретится мне бог в фразеологизме, то вроде с маленькой, когда же речь лично о Нем – то, кажись, с большой. Но такие тонкости-изыски не для меня, маловера, но для скрупулезных лингвистов и воцерковленных адептов Божьих, коих среди нас, слава богу не чересчур много («слава богу» – фразеологизм – то есть как раз с маленькой).

     Бог… Бог, да, разумеется, это пускай и часть речи, но даже скорее не имя собственное, а абстрактная лексема, метафора, может. Ну или и, согласен, понятие, если оставить эту обидную кому иронию и низкий стиль (le mauvais ton). Я чего-то сегодня зол и удручен, не с правильной ноги начал день наверное. Но к делу. Понятие с большой буквы, понятие с маленькой… Понятие… Надо же и понятийно вывести тогда?.. Что Он есть? Кто Он? Каким боком Он ко мне? Я тут при чем? Если ненавидит меня, то за что? Если любит – то тоже хотелось бы знать - за какие достоинства или из жалости? Так уж ли вездесущ и всесилен Он? Почему попускает богопротивное на земле? Почему не один на всех, а каждому народу, а то и горстке людей свой? Почему не признает другой формы к себе уважения, кроме самоуничижительной и рабской? В поисках ответов я начитался в достатке в свое время и текстов правильных, и запрещенных апокрифов. Начитался, свалился мне случаем досуг. И то прочел я, и это о Нем. Даже самовоцерковленного и совершенно неуемного в письме Толстого, с его выдумкой про пятый путь, осилил.  Однако сложилось, в сумме, у меня такое нехорошее, тревожное чувство, будто обо мне там, в святых и не очень писаниях этих, ни слова. Дайте себе труд, почитайте и Вы  – там (забегая вперед) и о Вас, сожалею, ни словечка, ибо греховность наша рождается вместе с нами, а сами мы прах и в прах обратимся.

     Хм… Где-то так… Грубо, лениво, не глубоко, даже тривиально, но как-то так… Я, каюсь, весьма эгоистичный вырос из себя человек. Мне трудно рассуждать о Боге без связи со мной. Я всего лишь (робкое желание) хочу жить, хочу жить хорошо, хочу, чтобы близкие мои, включая кошку и собаку мою, тоже жили хорошо, чтобы не страдали выбором, не мучились болезнями… Это очень, очень простые желания. Они и Вам, не сомневаюсь, знакомы.  Рассказывают, что они, простые желания эти наши, всегда известны и Богу. Это очень хорошо. Это просто здорово, что они Ему известны. Дальше что?! Мир, человечество, а с ними и моя семья, мои кошка и собака, со всеми нашими ничтожными, но и безвинными желаниями, катятся вместе в пропасть. Это очевидно и слепому! Я виноват? Из книг выходит, что я. Какая удобная теософская парадигма однако: чего случилось хорошего – спасибо Господу, что плохое произошло – сам дурак и сам вляпался. Я конечно вчера несколько перебрал и сегодня неглубок даже больше, нежели обыкновенно бываю, но что-то здесь не так… Совсем не так…, вообще и напрочь всё не так!

     Ну точно! Совесть! Чертова советь… Её я не учел. Пьянство? - о да…, упрощает, слишком упрощает ход мысли, влечет к простым, упрощенным воззрениям, теряются важные, порой основополагающие детали. Она, совесть, ни с большой буквы, ни с маленькой – она просто совесть. Она больше чем Бог. Или она и есть Бог? Ведь она, тихой белокрылой птицей, я же помню, всегда, с самого детства моего сидела у меня на плече. Чего бы я ни говорил, чего бы ни задумывал только – она всегда была там, и клюв ее был прямо у моего уха, и даже прежде чем мне чего сотворить, она шептала мне на отчетливом и совершенно понятном разумению моему, совсем не птичьем языке: ты неправ. А я бывал, ой как часто бывал глух. Я творил и творил неправое. Господи! Какой к чертям Бог! Эти книги! Эти храмы, службы, молитвы! Все же всегда было прямо под рукой! Ну прям на правом плече! М-да… Прошли длинные, бестолковые годы… Она и теперь еще прилетает. Иногда. Не часто уже. Мы в ответе за тех, кого приручили. А я вот не приручил, не счел необходимым, не захотел, наверное, быть в ответе. Как грустно, что она редко теперь со мной. А если когда и прилетит, то садится уже не на плечо, а строго напротив. И ничего не говорит. Просто долго-долго молчит, глядя мне прямо в глаза. А после улетает, ничего так и не сказав. Такая вот грустная история.

     Теперь-то, задним, бестолковым умом своим, я понимаю - птицу эту надо было приручить. Или ей меня?.. Не случилось ни то, ни это. Летает теперь где-то по свету моя белоснежная совесть, неприкаянная моя легкокрылая птица, все помнит, все знает… Может, и грустит обо мне иногда… Но как же тяжело, как же неизбывно грущу по ней я…, как нужна она мне теперь, когда не поворотить уже ничего, содеянного её шепоту вопреки. Совесть летит выше Бога, выше любой религии. Она сама назначает религию и Бога, хоть с большой буквы, хоть с маленькой пиши их. Совесть, а не Бог есть альфа и омега бытия. А Бог? Да рисуйте вы с какой угодно буквы имя Его! Заратустра, Иегова, Иисус, Мухаммед, Будда, Шива, Кришна…, что там еще! Я сам выбираю? Чего я там сам навыбирал?! Напрасные слова, напрасные решения, напрасные движения?.. Столько всего напрасного за долгую жизнь – не перечесть! Я хоть тысячу раз буду теперь писать слово «Бог» с заглавной, уважительной, в угоду критику моему, буквы, но ничего уже не изменить в прошлом. Я сам выбираю… Я сам и выбрал, сам и создал себе паскудную мою жизнь, и Бог здесь совсем ни при чем. Сигарету… Сигарету и…, наверное, еще рюмку. Я чего-то сегодня особенно зол и удручен, но дело не в претензиях к буквам и тем более не в водке. Мне так неизбывно тяжко, когда птицы моей нежной нету больше со мною. Так-то вот. Аминь.


     ***

     Перечел и ужаснулся. Сколь ни мало будет у листка этого читателей, да пусть хоть и один – я совсем не хотел бы, чтобы подумал он, будто тут был сам автор. Я не был пьян и я сдержан к любому Богу. Я просто вошел в образ. Мне показалось, любопытными будут рассуждения полупьяного хама-эгоиста, у которого вдруг после третьего стакана просыпается раскаяние. Не говорю, чтобы материал не был бы мне знаком изнутри, но писать иное от первого лица все же опасно. Даже Пушкин побаивался:

«Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет…»

     Так или иначе, я искренне прошу прощения у всех, чьи религиозные или просто человеческие чувства я невольно задел. Вот теперь - аминь.