Наташина деревня

Борис Родоман

НАТАШИНА ДЕРЕВНЯ

Письмо Татьяне Н.
24 сентября 1975 г.

        <…> В воскресенье 14 сентября я ходил в грибной поход вдвоём с Наташей А. по лесам Серпуховского района, до десяти часов вечера. Было тепло и красиво. Жаль, что другие мои приятельницы не видели эту красоту. Под влиянием прогулки Наташа пригласила меня на следующий уикенд в деревню своих предков у станции Родинка в Калужской области, но чтобы не оставаться со мной наедине, решила взять также тебя или Ниночку. Тебя не нашли, и в пятницу вечером отправились втроём с Ниночкой К. В субботу мы собирали и обрабатывали грибы, в воскресенье любовались пейзажами; вечером Нина одна уехала в Москву, а я всё же остался ночевать наедине с Наташей и в понедельник таскал для неё навоз на огород.
        Теперь я лучше знаю Наташу и её личную жизнь. У неё та же озабоченность и аналогичные проблемы, о которых я расскажу при встрече. Она удивительно хозяйственная и трудолюбивая девушка, работа так и горит в её руках. Она вкусно готовит, непрестанно трудится по дому, весь отпуск она провела в этой избе одна. Среди моих знакомых нет больше такой незамужней женщины, которая так деловито занималась бы хозяйством. Она – сущий клад для будущего мужа, если он имеет хозяйственную жилку. Однако и Наташа не счастлива, у неё нет былой самоуверенности, её представления о будущем полны сомнений.
        Наташина деревня Пнёво-Рахманово мне очень понравилась. Она такая романтическая, задумчивая, тихая, утопает в зелени.
        В Калужской области поля не отделены от лесов так чётко, как в Ближнем Подмосковье, она напоминает саванну. Лесолуга, лесополя, лесополосы, лесосады, лесопастбища, лесокустарники, лесозаборы, лесодороги, лесоречки, лесодеревни, лесопруды… А настоящих лесов не видно за деревьями! Яркие, нарядные, не похожие друг на друга, как люди, эти деревья словно собрались на праздник золотой осени и в ожидании торжества разбрелись по просторным лугам, разбились на кучки, компании и занимаются разными делами: пасут коров, собирают грибы на лесных полянах, посыпают листьями аллеи и дороги, баюкают речку, расставляют на зелёной скатерти тарелки из красного золота – пятна опавших листьев, репетируют хороводы вокруг церквей и прудов, прячут неуместные на празднике кладбища.
        В Наташиной деревне нет улиц, номеров домов, мостовых и дорог, а сплошные джунгли, среди которых неизвестно в каком порядке прячутся дома. И к дому Наташи ведёт еле заметная тропинка, и он скрылся за аллеей, посаженной её дедом, за земляными валами. Плетни, частоколы, солома, навоз, крапива, да и сами дома словно растут из земли, кажутся продолжением живой природы, а осенние деревья как факелы пламенеют вокруг.
        С каждым шагом на четырёхкилометровом пути от железнодорожной станции до этой деревни двадцатый век отступает, и на смену ему приходит какая-то коренная, глубинная Россия, без эпох и перемен. На вершине обширного пологого холма стоит белый трёхэтажный дворец с флигелями, дом Мансуровых и И.Н. Толстого, теперь детдом для слабоумных, за ним парк, переходящий в лес, перед ним – луга, переходящие в пастбище. Лишь в трёх километрах от этого холма, на другом таком же, ощущаешь здешние размахи и дали.
        Тут кульминационный момент нашей прогулки. Словно силуэт гигантской скульптуры матери, склонившейся над могилой, стоит среди бездорожного луга центральная, столпная часть церкви, полуразобранной на кирпичи, с одной покосившейся главой. К ней прижалось малюсенькое кладбище. Без надписей и украшений, за стандартной железной решёткой похоронена Наташина бабушка, владелица избы, где мы остановились.
        Наташа сгребла с могилы листья и покрошила белый хлеб. Мы присели на траву, под которой затерялась могила Наташиного деда.
        –  И тебя здесь похоронят?
        Наташа кивнула.
        – Кто знает, что будет здесь через пятьдесят лет?
        – А то же и будет. Здесь ничего не меняется.
        Неподалёку – могила продавщицы, Наташиной ровесницы (1949 г. рождения). Пьяный ревнивец-муж вошёл к ней в магазин и среди бела дня, при покупателях, выстрелил в живот. Она не вскрикнула и продолжала стоять.
        – Если тебе мало одной пули, я ещё выстрелю.
        – Не надо, я и так умру.
        Убийца ушёл, покупатели побежали за фельдшером. Продавщица прибрала прилавок, достала среди товаров матрас, расстелила на полу и легла. На другой день она скончалась в больнице, оставив полуторагодовалую дочь на руках у свекрови – матери убийцы. Муж получил десять лет, отсидел четыре и вернулся в родные края. Народ на его стороне, потому что жена «гуляла». Вот так просто решают мужики свои личные проблемы.
        Многие в вашем возрасте уже переженились, развелись, поубивали один другого, а ты, Наташа, Нина, Люся-Пчёлка и другие твои ровесницы всё ещё озабочены замужеством и не могут разобраться в своих чувствах. У Наташи или Нины я видел вырезку из Литгазеты «Брак по расчёту», их это волнует. Государству нужны рабочие и солдаты, вот оно и проповедует подходящую мораль, даже ЭВМ признало, но мы с тобой знаем, что любовь-страсть и любовь-дружба, необходимая для брака, – это не одно и то же.
        В избе у Наташи голые стены из брусьев, пахнет древесиной, стоит гигантский комод, качалка из гнутого дерева дожидается музея, половики, кипит угольный самовар, мухи тонут в меду и варенье, окна завешены кисеёй, царят две русские печи, висят связки лука, а с ними контрастируют пейзажи из журналов «Огонёк» и «Турист», рекламы  «Trans World Airlines» и прочие картинки.
        Наташа вспоминает о далёком детстве, когда в Малоярославец ходил паровой поезд, а потом все приехавшие на нём добирались на единственном автобусе и даже на лошадях, в деревне не было электричества. А было это по моим масштабам совсем недавно, в 60-х годах, когда я уже писал свою неизданную книгу, которую теперь обсуждаю с Наташей. Быть может, и в этом году родится кто-то, кто будет через четверть века вспоминать со мной сегодняшние далёкие, тихие, патриархальные времена. Удивительная штука – время.
        А листья продолжали падать и лето спешило догореть. Светлые лунные ночи напоминали мне песню из кинофильма «Гусарская баллада», где действие происходит в это же время года.

                Лунные поляны,
                Ночь, как день, светла.

        В понедельник надвинулась синяя туча и первая капля дождя заставила нас убрать с частокола полотенце и рубашку, но солнце засияло снова. Настоящий ливень хлынул лишь за минуту до того, как мы вошли в московскую электричку. Мы уехали вовремя.
        Я очень жалею, что тебя не было с нами в этой красивой, незабываемой поездке, которая останется в моей памяти как символ «Осень-1975».

        24 сентября 1975 г.

        Подготовлено для «Проза.ру» 2 сентября 2017 г.