Филиппа Грегори. Три сестры, три королевы

ЗАМОК БЕЙНАРД, ЛОНДОН, АНГЛИЯ, НОЯБРЬ 1501 Г.


Я собираюсь надеть белое и зелёное, как принцесса из рода Тюдоров. На самом деле я думаю о себе, как единственная принцесса из этого рода, поскольку моя сестра, Мэри, ещё слишком мала, чтобы делать что-то ещё, кроме того, чтобы кормилица принесла её к ужину, а потом забрала обратно. Я удостоверяюсь, чтобы нянюшкам Мэри было совершенно ясно, что её нужно показать нашей новой невестке, а потом унести. Позволение ей сидеть за столом или поглощать сливы в сахаре никакой прибыли не принесёт. От роскоши ей становится плохо, и, если она устанет, начнёт кричать. Ей всего пять лет, и она слишком мала для государственных мероприятий. Не такова я - мне почти двенадцать. Я должна сыграть свою роль на свадьбе; без меня она не будет завершённой. Миледи моя бабушка, мать короля, сама так сказала.
Потом она сказала что-то, что я не смогла толком расслышать, но я знаю, что шотландские лорды будут смотреть на меня, чтоб увидеть, выгляжу ли я сильной и достаточно взрослой для того, чтобы выдать меня замуж немедленно. Я уверена, что да. Все говорят, что я миловидная девочка, коренастая, как валлийский пони, здоровая, как кормилица, со светлыми волосами, как мой младший брат, Харри, с большими голубыми глазами.
- Ты будешь следующей, - с улыбкой говорит она мне. - Говорят, что одна свадьба порождает другую.
- Мне не надо будет уезжать далеко, как принцессе Катерине, - говорю я. - Я буду приезжать домой с визитами.
- Ты будешь. - Обещание миледи бабушки превращает ситуацию в уверенность. - Ты выходишь замуж за нашего соседа, и ты сделаешь его нашим добрым другом и союзником.
Принцессе Катерине пришлось ехать из далёкой Испании, за мили и мили отсюда. Поскольку мы в ссоре с Францией, она должна была ехать морем, а там были ужасные штормА, и корабль практически потерпел кораблекрушение. Когда я поеду в Шотландию, выходить замуж за короля, это будет огромная процессия от Вестминстера до Эдинбурга, - почти на четыреста миль. Я не поеду морем, я не прибуду больная и насквозь промокшая, и я буду приезжать из моего нового дома в Лондон и точно так же уезжать, когда захочу. Но принцесса Катерина никогда не увидит свой дом снова. Говорят, что, увидев моего брата в первый раз, она плакала. Я думаю, что это смешно. И это такая же ребячливость, как и сама Мэри.
- А я буду танцевать на свадьбе? - спрашиваю я.
- Ты и Харри будете танцевать вместе, - приказывает миледи бабушка. - После того, как испанская принцесса и её придворные дамы покажут нам испанский танец. Ты сможешь показать ей, что умеет делать английская принцесса. - Она хитро улыбается. - Посмотрим, кто лучше.
"Я!" - умоляюще думаю я про себя. А вслух говорю: - Танец на низких тонах? - Это медленный большой танец для взрослых, который я танцую очень хорошо; в принципе, это больше ходьба, чем танец.
- Гальярда (1).
Я не спорю; с миледи бабушкой не спорит никто. Она решает, что будет происходить при каждом королевском дворе, в каждом дворце и замке. Миледи матушка королева просто соглашается.
- Нам нужно будет порепетировать, - говорю я. Я могу заставить Харри тренироваться, пообещав ему, что все будут смотреть. Он обожает быть в центре внимания и всегда выигрывает гонки и соревнования в стрельбе из лука и делает трюки на своём пони. Он такой же высокий, как и я, хотя ему только десять лет, так что мы хорошо смотримся вместе, если он не валяет дурака. Я хочу показать испанской принцессе, что я так же хороша, как дочь Кастилии и Арагона. Мои мать и отец - из рода Плантагенетов и Тюдоров. Это достаточно великие имена для любого человека. Катерине не нужно думать, что мы благодарны ей за прибытие. Я, например, не очень-то и хочу иметь при дворе ещё одну принцессу.



Кто настаивает, чтобы Катерина посетила нас в замке Бейнард перед свадьбой, так это миледи матушка. Принцессу сопровождает её собственный двор, едущий с ней всю дорогу из Испании - и, как замечает мой отец, за наши средства. Они входят через двойные двери, как завоеватели, их одежды, их речь, их головные уборы совершенно не похожи на наши, и в центре всего этого, в прекрасном платье, - девочка, которую они называют инфантой (2). Это тоже насмешка, потому что ей пятнадцать лет и она принцесса, и я думаю, что они зовут её малышкой (3). Я бросаю взгляд на Харри - посмотреть, захихикает ли он, если я скорчу гримасу и скажу: "Малы-ы-ышка!" - именно так мы дразним Мэри - но он на меня не смотрит. Выпученными глазами он смотрит на неё, как если бы он увидел новую лошадь, или частицу итальянского оружия, или что-нибудь ещё, к чему у него лежит сердце. Я вижу выражение его лица и понимаю, что он пытается влюбиться в неё, как рыцарь в девицу в какой-нибудь истории. Харри обожает истории и баллады о недосягаемых леди, заточенных в башнях, привязанных к скалам или потерявшихся в лесах, и каким-то образом Катерина впечатлила его, когда он встретил её перед тем, как она въехала в Лондон. Возможно, это был её паланкин (3) с орнаментом и вуалью, возможно, её образованность, потому что она говорит на трёх языках. Меня это так достало! Я хотела, чтобы он стоял достаточно близко ко мне, чтоб я могла его ущипнуть. Именно поэтому никто моложе меня не должен участвовать в королевских празднествах.
Она не очень красива, на три года старше меня, но я такая же высокая, как она. У неё светло-каштановые волосы с медным оттенком, лишь слегка темнее, чем мои. Это, конечно, нервирует: кто захочет, чтобы её сравнивали с невесткой? Но я едва их вижу - на ней надет высокий головной убор и толстая закрывающая вуаль. Как и у меня, у неё тоже голубые глаза, но очень светлые брови и ресницы; очевидно, ей не разрешают красить их, как мне. У неё очень бледная, кремовая кожа, что, я полагаю, восхитительно. Она крошечная: крохотная талия сжата тесной шнуровкой так, что она едва в состоянии дышать, крохотные ножки в самых смешных туфлях, которые я когда-либо видела, с обшитыми золотом носками и золотыми шнурками. Не думаю, что миледи бабушка позволила бы мне носить золотые шнурки. Это было бы тщеславно и напоказ всему свету. Я уверена, что испанцы очень любят выставляться напоказ. Уверена, что и она тоже.
Я удостоверяюсь, что мои эмоции не отражаются у меня на лице, пока я её разглядываю. Я думаю, что ей повезло, что она приехала сюда, повезло, что мой отец выбрал её для брака с моим старшим братом Артуром, повезло иметь такую невестку, как я, такую свекровь, как моя мать, и - более всего - такую бабушку жениха, как леди Маргарет Бофор, которая обязательно проследит за тем, чтобы Катерина знала своё место и не преступала той черты, которая была предназначена ей Господом.
Она приседает и целует миледи матушку, а после неё - миледи бабушку. Так и должно быть; но скоро она поймёт, что лучше бы ей доставлять удовольствие прежде всего миледи бабушке. Потом миледи матушка кивает мне, я выступаю вперёд, и мы с испанской принцессой приседаем одновременно, одинаково глубоко, она выступает вперёд, и мы целуемся - сначала в одну щёку, потом в другую. Её щёки теплы, и я вижу, что она краснеет, и глаза её наполняются слезами, как если бы она скучала за своими настоящими сёстрами. Я показываю ей презрительный взгляд, - точно как мой отец, когда кто-нибудь просит у него денег. Я не собираюсь в неё влюбляться из-за её голубых глаз и прекрасного поведения. Ей не стоит воображать, что она войдёт в наш английский двор и заставит нас выглядеть толстыми и глупыми.
Она вовсе не чувствует, что ей дают отпор; она смотрит прямо на меня. Родившись и будучи воспитана при дворе, где все соревнуются друг с другом, с тремя сёстрами, она понимает, что такое соперничество. Хуже то, что она смотрит на меня так, как если бы она находила мой презрительный взгляд не таким уж и холодным, а возможно, даже немного комичным. Именно тогда я узнаЮ, что эта молодая женщина не такая, как мои придворные дамы, которые должны быть вежливы со мной, что бы я ни делала, и не такая, как Мэри, которая должна делать всё, что я ей ни скажу. Эта молодая женщина - ровня мне, она будет обсуждать меня, и, быть может, даже станет критиковать.
- Добро пожаловать в Англию! - говорю по-французски я, и она отвечает на высокопарном английском:
- Я рада приветствовать мою сестру.   
Миледи матушка выкладывается, стараясь быть доброй к этой, своей первой, невестке. Они беседуют вместе на латыни, и я не могу понять, о чём они говорят, так что я сижу рядом с матушкой и смотрю на туфли Катерины с золотыми шнурками. Матушка зовёт музыкантов, и Харри и я начинаем петь круговую - английскую деревенскую песню. Мы поём очень мелодично, двор подхватывает припев, и она идёт по кругу, пока люди не начинают хихикать и теряться. Но Катерина не смеётся. Она выглядит так, словно никогда не бывает глупой и весёлой, как мы с Харри. Конечно, будучи испанкой, она ведёт себя более чем официально. Но я замечаю, как она сидит - очень прямо, со сложенными на коленях руками, словно позируя для портрета - и думаю: в общем-то, это выглядит очень по-королевски. Я думаю, что я научусь так сидеть.
Приводят мою сестру Мэри, чтобы она сделала свой книксен (4), и Катерина становится смешной, опустившись на колени, чтобы лица их были на одном уровне; и она слышит её ребяческий шёпот. Конечно, Мэри ни слова не может понять ни на латыни, ни по-испански, но она обвивает своими ручонками шею Катерины, целует её и говорит: "Фефтра".
- Я твоя сестра, - поправляю её я, крепко сжимая её маленькую ручку. - Эта леди - твоя невестка. Ты можешь сказать "невестка"?
Конечно, она не может; она шепелявит, и все снова смеются и говорят: "Как очаровательно!", а я говорю: "Леди матушка, не должна ли Мэри быть в постели?" После этого все понимают, как уже поздно, и мы все выходим с горящими факелами - проводить Катерину, как если бы она была коронованной королевой, а не всего лишь самой младшей дочерью короля и королевы Испании, которой очень повезло выйти замуж в нашу семью - Тюдоров.
Она целует всех, желая всем спокойной ночи, и, когда подходит моя очередь, она прижимается своей тёплой щекой к моей и говорит: "Спокойной ночи, сестра!" с этим глупым акцентом, в своей покровительственной манере. Отстраняется, видит моё рассерженное лицо и слегка, журчаще смеётся. "Ого!" - говорит она и похлопывает меня по щеке, словно моё плохое поведение её не волнует. Это настоящая принцесса, настолько же действительно королевского рода, насколько и моя мать; это девочка, которая станет королевой Англии. Так что я не сопротивляюсь этому похлопыванию, которое больше похоже на ласку. Я понимаю, что она и нравится мне, и не нравится - всё вместе, всё одновременно...



- Надеюсь, ты будешь добра к Катерине, - говорит мне моя мать, когда мы выходим из её собственной часовни после заутрени.
- Если только она не думает, что может придти сюда и командовать нами всеми, - оживлённо говорю я. - И если только она не думает, что будет действовать так, как будто делает нам одолжение. Ты видела её шнурки на туфлях?
Мать смеётся с настоящим удовольствием.
- Нет, Маргарет. Я не видела её шнурков, и я не спрашивала, какое у тебя о ней мнение. Я сказала, что надеюсь, что ты будешь к ней добра.
- Конечно, - говорю я, опустив глаза на свой молитвенник с инкрустированной драгоценностями обложкой. - Надеюсь, я обходительна со всеми.
- Она далеко от дома и привыкла к большой семье, - говорит мать. - Ей, конечно, нужна будет подруга, и тебе, возможно, будет веселей в компании девушки постарше. Когда я росла, у меня в доме было много сестёр, и я ценю их - с каждым годом всё больше и больше. Ты тоже можешь обнаружить, что твои подруги-женщины - твои самые верные друзья, а твои сёстры - хранители твоих воспоминаний и надежд на будущее.
- А они с Артуром останутся здесь? - спрашиваю я. - Они будут жить с нами?
Мать кладёт руку мне на плечо.
- Я желаю, чтоб они могли остаться; но твой отец думает, что они должны отправиться в вотчину Артура и жить в Лудлоу.
- А что думает миледи бабушка?
Мать слегка пожимает плечами. Это значит, что всё решено.
- Она говорит, что принц Уэльский должен править Уэльсом.
- Ну, всё-таки у тебя дома останусь я. - Я кладу свою руку на её, чтобы удержать её рядом с собой. - Я всё-таки буду здесь.
- Я рассчитываю на тебя, - ободряюще говорит она.



У меня остаётся только один момент наедине с моим братом Артуром перед свадьбой. Он идёт со мной по длинной галерее. Мы слышим, как внизу музыканты начинают играть очередной танец, а ещё - гудение - пьющих, болтающих и смеющихся людей.
- Ты не должен ей кланяться так низко, - резко говорю я. - Её отец и мать только что взошли на престол, так же как и наш отец. У неё нет ничего, чтобы быть такой гордячкой. Они не лучше, чем мы. Они не древнего рода.
Он вспыхивает:
- Ты думаешь, она гордячка?
- Без причины. - Я слышала, как моя бабушка говорит именно это миледи матушке, так что я знаю, что это правда.
Однако Артур возражает.
- Её родители завоевали Испанию и отобрали ее у мавров. Они - величайшие крестоносцы на свете. Её мать - королева-воительница. Они необычайно богаты и владеют половиной мира, которого ещё нет на карте. Так как, есть здесь почва для гордости?
- Это так, я полагаю, - завистливо говорю я. - Но мы - Тюдоры.
- Мы - да, - соглашается он, слегка засмеявшись. - Но не всех это впечатляет.
- Конечно, всех, - говорю я. - Особенно сейчас...
Никто из нас больше не говорит; мы оба осведомлены, что у английского трона много наследников, дюжины мальчиков рода Плантагенетов, родственников нашей матери, до сих пор живущих при нашем дворе, или сбежавших в ссылку; отец убивал кузенов моей матери в битвах, и уничтожил более чем одного притворщика: два года назад он казнил нашего кузена Эдварда.
- Ты думаешь, она гордячка? - бросает он мне вызов. - Она была груба с тобой?
Я раскидываю руки, показывая, что сдаюсь; так делает моя мать, когда ей скажут, что миледи бабушка взяла над ней верх.
- О, она не утруждается разговорами со мной; ей неинтересна просто сестра. Она слишком занята тем, чтобы быть очаровательной, особенно по отношению к отцу. В любом случае, она едва может говорить по-английски.
- Может, она просто стеснительная? Я знаю, что я - да.
- С чего ей быть стеснительной? Она собирается замуж, не так ли? Она собирается быть королевой Англии, правда? Собирается быть твоей женой. Почему она должна делать что-то ещё, кроме как восхищаться собой?
Артур смеётся и обнимает меня.
- Ты думаешь, на свете нет ничего лучше, чем быть королевой Англии?
- Ничего, - просто говорю я. - Она должна осознать это и быть благодарной.
- Но ты будешь королевой Шотландии, - обращает моё внимание он. - Это тоже величие. Тебе есть чего ждать.
- Да, есть; и я, конечно, никогда в жизни не буду волноваться, тосковать по дому, да не буду и одинокой.
- Королю Джеймсу просто повезёт, если у него будет такая довольная невеста.
Только так я могу предупредить его, что Катерина Арагонская смотрит на нас с высоты своего длинного испанского носа. Но я награждаю её прозвищем Катерина Заносчивая (5), и Мэри слышит, как я это говорю, потому что она есть везде, всегда подслушивая старших и лучших. Она схватывает всё, и это заставляет меня смеяться каждый раз, когда я её слышу и вижу, как моя мать быстро нахмуривается и тихо её поправляет.



Свадьба проходит блестяще, организована она, конечно же, миледи бабушкой, чтобы показать миру, насколько богаты и величественны мы сейчас. На неделю рыцарских турниров, празднований и пиров отец потратил целое состояние, из фонтанов ибьёт вино, на смитфилдском рынке жарят быков, а люди рвут свадебный ковёр, чтобы повесить маленький кусочек славы династии Тюдоров себе на сервант. Это мой первый шанс увидеть свадьбу, и я обсматриваю невесту с самого верха её прекрасного белого гипюрного головного убора, который называется мантильей, до каблучков её расшитых туфель.
Она выглядит симпатично, я не могу этого отрицать, но здесь нет причины для того, чтобы все вели себя так, словно она - чудо красоты. Её длинные волосы - цвета золота и латуни, и они спускаются по её плечам почти до талии. Она лакома, как маленькая картинка, что доставляет мне неудобство, как будто мои ступни и руки слишком большие. Думать о ней из-за этого плохо было бы мелочно и грешно, но я признаюсь себе, что для всех будет лучше, когда она зачнёт сына и наследника Тюдоров, скроется в уединение на месяцы и выйдет оттуда толстой.
Как только пиршество заканчивается, двойные двери в конце коридора открываются и появляется большой плот, который тащат танцоры в зелёном - цвете династии Тюдоров. Это огромный зАмок, прекрасно разукрашенный, с восемью дамами внутри, главная танцовщица одета как испанская принцесса, а на каждой башенке - мальчик из церковного хора, поющий ей дифирамбы. За ним следует плот, украшенный как плывущий корабль со вздымающимися парусами из персикового шёлка, управляемый восемью рыцарями. Корабль встаёт в док около зАмка, но дамы отказываются танцевать, так что рыцари нападают на зАмок в притворном поединке, пока дамы не начинают бросать им бумажные цветы и не спускаются вниз. Замок и корабль отбуксировывают назад, и они танцуют все вместе. Катерина Заносчивая хлопает в ладоши и кланяется - в благодарность моему отцу, королю, за искусно сделанный комплимент. Я в такой ярости из-за того, что мне не дали в этом поучаствовать, что не могу заставить себя улыбаться. Я ловлю её на том, что она смотрит на меня, и я уверена, что она насмехается надо мной той честью, которую ей оказывает мой отец. Она - центр всего, и от этого к середине обеда совершенно тошнит.