О, Женевьева

               
   Всё должно было закончится в один прекрасный момент, но тот момент, когда закончится всё, никак нельзя будет назвать прекрасным. А то, как всё начиналось и «было впервые и вновь», постепенно затиралось в памяти новой, совершенно необязательной информацией  настигающей  повседневности. Улицам, названным в честь космонавтов и поэтов, давались имена теннисистов и футболистов, а козерогам нужно было поберечь своё здоровье.
   У пессимистов и оптимистов стаканы были на половину пусты. Все вокруг ждали чёрный день, но пока даже ночи оставались белыми. Сначала пришло желание с кем-нибудь посидеть на кухне, поговорить о том да о  сём, но потом и оно совершенно пропало. Как выяснилось, не находилось кого-нибудь по близости, да и сказать о том о сём было нечего.  Только я чувствовал себя запасным другом, но у основных друзей не случалось нужды в заменах  и я оставался невостребованным.
 
 Все мои знакомые, которых когда-то можно было назвать и друзьями, были успешными предпринимателями и талантливыми бизнесменами. Один начал с того, что успешно перепродавал спички.   Вытаскивая по нескольку штук из коробка, он прилично заработал на этом. При этом, ещё и бесплатно зажигал себе сигареты.  Когда афёра  «спичечного магната» вскрылась, он покинул страну, получив убежище по политическим мотивам, как это принято в среде успешных, рассказывая на каждом углу, что спичек и соли не хватает, а это первый признак отсутствия демократии.  Другой поднялся от перепродажи продажи туалетной бумаги, до бумажных полотенец.  Я давно стал замечать, что инфляция  не касалась туалетной бумаги. Вернее касалась, но странным образом – рулон уменьшался по длине. Когда, наконец,  покупатель платил деньги, но получал один фиговый листик, терпение лопнуло и ему тоже пришлось бежать от второго признака.
  Так, когда-то давно, во времена пустых магазинов и полных холодильников, один киловатт час  наматывался тысячей двухсот восьмидесятью оборотами счётчика, а потом стал только тысячей двухстами. Понятно, что это было сделано исключительно для ровного счёта, а не для того, чтобы собрать денег из воздуха. Я сам считал их, когда мне было не лень, но всегда сбивался, так что, за достоверность поручиться не могу.

 В общем, в стране душили на корню предпринимательство. Не давали пробиваться зародышам и выродкам. Нищие сидели на каждом углу, прося милостыню, так что прохожие постоянно спотыкались об их протянутые ноги. А казалось, чего проще, открыть свой маленький бизнес...
 Они мне тоже предлагали начать своё дело, но дел и так было невпроворот, к тому же, я ждал и надеялся на чудо, и было почему...
 
  Когда-то давно, однажды, мне нагадали, не помню уже на краплёных картах таро, залитых кофейной гущей, или же на винных этикетках, а может быть и по линиям на руке, соединённых чернилами, что улучшение в моей судьбе произойдёт в зрелом возрасте. Осталось узнать, по каким признакам  определяется, наступил зрелый возраст или нет. Закрадывалось смутное подозрение, что где-то в пределах тридцати трёх, если сказочники не никогда не врали, но  так как моё дело, точнее тело, было далеко за, а улучшений пока не наблюдалось ни в каком из изображений, то у каждого это могло наступать по-разному... Видимо.

 Многие предсказания, я забыл, но что будет у меня трое детей, как-то выгравировалось в моей памяти, сделав не рабочими несколько извилин, хотя  в то время это не выглядело так уж и неправдоподобно.
  Может быть, совсем недавно, у меня и произошёл переломный момент в жизни – я сломал ногу. Можно удивиться, как можно сломать ногу, когда целыми днями сидишь, а ночами лежишь, и ждёшь чуда? Но загадка в том, что если просто сидеть и ждать, то можно умереть с голоду, так что, хочешь того или не хочешь, приходится выбираться туда, где бывает еда. Может быть, именно в этот момент и происходит чудо, а меня нет на месте?
Необходимо чтобы кто-то приносил мне еду домой.  А лучше жил и готовил её дома. Нет, лучше, всё-таки, приносил...
  За время вынужденного ограничения в движении, я  несколько раз пересмотрел свои взгляды в окно и поменял планы на вечер, но мне они, как всегда не понравились.  Но что с этим можно было поделать, разве что выколоть глаза, итак уже изрядно потерянные над книгами? Но тогда, и это очевидно, взгляды уже никогда не поменяются, ведь их не с чем будет сравнить.  Останется только картинка в памяти. Единственный выход, глядя в окно,  я видел в том, чтобы завести этих, как его, детей. Для этого нужно было искать подходящую кандидатуру и я вспомнил про Женевьеву. Мы были знакомы с незапятнанных времён, и даже о чём-то мечтали вместе, но из всего, чему было суждено сбыться, была только сосиска в тесте. Да и то давно. И потом, с ней нужно было работать сразу над тройней, что по самой невероятной теории вероятности, было задачей, во всех отношениях,  невероятной.  Эту мысль нужно было срочно запить и я вышел на кухню, набрать стакан мутной воды из под крана, пока её не отключили за неуплату.  Учёные, на службе у телевизора,  уверяли, что муть, это и есть микроэлементы, а может быть даже и витамины, которых организму не  хватает при потреблении продуктовой корзины.  Не удивительно, что это так, ведь корзины, чаще всего, делают из пластмассы. Едва ли,  они имели совесть, иметь ввиду железные тележки. Хотя, кот их знает, этих учёных. Каждый хочет иметь совесть... Или не знает? И действительно, вкус у этого "Муниципального источника" был, как у « Марцианских вод », причём сразу всех четырёх в одном флаконе. Хорошо что не смесь Боржоми с Нарзаном.

 Нужно было отыскать Женевьеву. Предложить ей сделку – она мне троих детей...
Тут возникла пауза в размышлениях, потому что минералка подействовала, сразу и на сердце и на мочевыводящие пути, а они, как известно, тоже не всегда исповедимы, особенно к преклоняющимся  годам.  Об этом часто повторяла реклама, когда я ещё смотрел телевизор.

  В дверь постучали, так как звонок не работал из-за отсутствия электричества. Я не мог быстро открыть, по вышеизложенным причинам, и слышал, как она с хрустом вылетела, оставив голый проём, в конце которого горел свет на лестничной клетке.  Ворвавшиеся люди осмотрели пустые комнаты, не сразу потрудившись объяснить мне, к чему всё это  явление в мою скромную квартирку, окнами с видом на помойку. 
 Главный из них, сказал, что я что-то кому-то должен. Например, за свет. Я сказал, что светом не пользуюсь, потому что у меня его нет, на что услышал законное возражение, что  это не важно, потому что инфляция. Поскольку цены повышать нельзя, то уменьшаем количество киловатт до нуля. Нужно просто заплатить за ничего, зато по старой цене.  Вы же не хотите, чтобы цены росли? А владельцы электричества не хотят падения своего жизненного уровня до вашего. И так, вон сколько миллионеров из окон повыпрыгивало из-за финансового кризиса.  Я понял, что важно им сейчас же посочувствовать, но получилось неважно.

 Потом, вы должны заплатить налог на возможные нетрудовые доходы и штраф.
Но у меня не было никаких доходов, тем более нетрудовых.
 Смотрите. Вы могли бы сдавать угол, вот этот, например. Даже самому себе. Получать при этом доход и с него платить налог.  За вами числится транспортное средство. Мы считаем, что вы могли бы бомбить по ночам и зарабатывать деньги, с которых платить налог и за электричество и минеральную воду, которая у вас течёт ещё, кстати, прямо из крана. Вы могли бы пить и курить, или вы собираетесь дожить до пенсии и сидеть на шее государства?  Вам совсем безразлична судьбы родины? Или вам безразлична судьбы родины?

 Судьба родины мне была совсем не безразлична, поэтому, единственно, кого я бы хотел бомбить... Но этот аргумент был в не пользу бедных, поэтому я его не привёл. Может быть, придётся просить политического убежища, когда демократия  прикажет долго жить, но окажется, что уже некому.
Я попросил право на один звонок адвокату, но позвонил Женевьеве. Может быть, мне предоставят право на последнее свидание, если от последнего слова я откажусь.
 Выходя из дома, я по привычке оглянулся на окно, пытаясь запомнить, как оно выглядит со стороны помойки, и махнул на него рукой.

  Надо сказать, со мной обращались довольно вежливо, видимо, с уважением к моему почти почтенному возрасту, но не забыли отвезти меня в участок, где предоставили в распоряжение камеру. Хорошо, что не пыток. .  Я даже хотел им подсказать, в знак особой благодарности, одну бизнес идею. Почему бы, не наладить производство одноразовых лампочек? Включил, выключил – перегорела. Либо не будут выключать, либо придётся покупать новые каждый день. Построятся новые лампочковые заводы, экономика расцветёт новым цветом и покажет свои плоды. Если не выключать свет. Но давать не больше чем по пять штук в одни руки. Чтобы видно было, как люди каждый день тянутся к свету, стремятся, так сказать,  в светлое завтра. Так я мог бы стать советником советника какого-нибудь министра, а там, глядишь...  Эх, зря пропала во мне предпринимательская жилка. Хотя, проще было бы отнять всё у богатых. Но, на этот раз, не делить...

 Я смотрел из окна на помойку и думал, как нелегко быть успешным бизнесменом и талантливым предпринимателем. Нога  напоминала о себе нытьём.
А ещё я подумал, почему все окна выходят на помойку?

         *   *   *

 О, Женевьева, Женевева.
О, дочь протянутой руки.
Я не прошу, но помоги,
Не то я здесь умру от скуки.
И сотни непечатных слов
Нафарширую в этом месте,
О том, о чём мечтали вместе.

От незапятнанных годов,
Осталась лишь сосиска в тесте.

Не говори мне, что мы врозь,
О, Женевьева, Женевьева,
Твой самолёт прибудет в восемь,
И мы внезапно себя спросим -
Что это - сон?
И ты увидишь, что я прав,
Всю жизнь проспав на потолке.
В моей протянутой руке
Будет букет из зимних трав.

И ты увидишь, что я трезв.
И, наконец, вполне серьёзен.